Положи нож, – кричал Толян. – Положи нож, чёртов психопат!
На этих словах ненависть снова ударила в мозг Вити Дёмина. И он со всей злобой бросился на Толяна, но не достиг цели. Внезапно что-то схватило его сзади. Дёмин оглянулся и увидел Кошкина, тот схватил его обеими руками и что-то пытался говорить ему. Но Дёмин был гораздо сильнее своего друга. Он быстро вырвался из хватки Кошкина и, развернувшись, с силой врезал ему по лицу той рукой, в которой находился нож. Кошкин почувствовал холодную сталь лезвия, оно прошло ему по щеке, оставляя тонкий кровавый след. Кошкин упал, держась за щёку. Сзади на Дёмина набросился Эдик Шеин и ещё несколько ребят. Они повалили его на пол и выбили нож из руки. Кошкин подобрал нож с пола и сунул его себе в карман. Дёмин больше не сопротивлялся, сказывались усталость, ранения и алкоголь. Его вынесли в коридор и, не без труда, смогли надеть на него куртку и ботинки. В подъезд его вынесли, взяв под руки, Кошкин и Шеин. Дмитрий оглянулся на луч света, который исходил из полуоткрытой квартиры Толяна. В дверном проёме на него смотрело застывшее в ужасе лицо Насти.
Сволочи! Твари! Ненавижу вас, суки! – гулял отчаянный крик Дёмина по тёмным этажам подъезда.
Дима, братан! – говорил он заплетающимся языком. – Отведи меня обратно к Толяну! Надо ему сказать кое-что.
Ты уже всё сказал, Витя, – только и ответил Кошкин.
Шея, брат! – он повернулся к Шеину. – Ты тоже против меня, да?
Три одинокие тени, словно призраки, шли по холодному и пустому городу.
Глава 9
Солнце показалось из-за моря, гоня прочь все ночные страхи. Холодный месяц, будто потерявшийся ребёнок, застыл по другую сторону неба и, боясь сдвинуться с места, наблюдал за восходом весенних лучей вместе с равнодушным городом. Это утро было особенным. Сотни машин не заполоняли дороги города, нарушая идиллию тишины рёвом моторов, сотни выхлопных труб не коптили небо чёрным, едким дымом, в это утро люди не бежали, сломя голову и, не замечая друг друга, по своим, таким важным и в тоже время таким смешным, делам. Это было утро всеми любимого воскресенья.
Солнце осветило ржавые корабли, ютившиеся друг к другу, в попытке согреть их метал после холодной ночи, и отправилось гулять по ещё только продирающему глаза портовому городу. Солнце гуляло по мостам и улицам, заглядывало в парки и скверы, ложась на холодные разноцветные лавочки, всё ещё мокрые после вчерашнего дождя. Оно прошлось по центру города мимо мраморных памятников, освещая их серьёзные лица, и отправилось дальше по серому асфальту городских дорог до торговых центров, продуктовых магазинов, выключенных фонтанов и спальных районов.
Мария вышла на балкон и, поставив кружку с чёрным кофе на подоконник, закурила мятую сигарету. Горький дым, минув горло, коснулся лёгких и отправился обратно на улицу, растворяясь в холодном воздухе. Этим утром Мария была, как обычно, печальна. Она на секунду стрельнула взором в комнату, где тихо похрапывал её муж Юрий. Они поженились, когда были ещё совсем молодыми студентами. За время в браке неизвестно кто от кого больше устал, но счастливыми мужем и женой их назвать язык не поворачивался. Трудно сказать, была ли тут любовь или вообще хотя бы какие-нибудь хорошие чувства. Мария сейчас и не смогла бы с уверенностью ответить, любила ли она своего жениха ещё тогда, пять лет назад, но отказываться от предложения руки и сердца не решилась. Первые годы супружеской жизни нельзя было назвать плохими, но и особо счастливыми тоже. Но вот последний год брака был просто ужасным. Ссоры стали рутиной их отношений, они ругались буквально из-за всего. И, как это ни печально, но только во время ссор Юрий по-настоящему обращал внимание на свою жену. В остальное время они почти не контактировали. Мария даже стала вести подсчёт каждого поцелуя в их маленькой семье. Но вскоре бросила эту затею, так как в какой-то момент поняла, что даже не помнит, когда в последний раз её целовал муж.
Она смотрела с балкона на пустые, ещё не проснувшиеся улицы, лишь редкие машины и одинокие прохожие нарушали гармонию спокойно спавшего города на окраине земного шара. Мария подняла глаза от тротуара на верхушки деревьев, которые прятали за собой купола Покровского собора. Этот пейзаж напомнил ей о студенте Диме Кошкине. Его причудливой скромности и застенчивости, с которой он провожал её до дома. Она вспомнила, как он забавно пытался ей понравиться и рассказать о тех книгах, которые успел прочесть за жизнь. Мария затушила докуренную до середины сигарету в пепельнице и поспешила вернуться в тёплую комнату, так как на улице было довольно прохладно. Она вернулась в комнату и увидела, что постель, в которой спал муж, пуста. Мария появилась на кухне, когда Юрий наливал в кружку кипяток. Комната наполнилась ароматным запахом кофе. Юрий сделал глоток, однако сразу после этого поставил кружку на стол, кофе был обжигающе горячим.
Привет, – сказала ему Мария.
Доброе утро, – безучастно ответил Юрий.
Казалось, на кухне стало холодней, чем на улице. Они прятали друг от друга взгляды. И так продолжалось уже давно. Это были не муж и жена, а скорее вынужденные соседи, которые, ко всему прочему, и не особо нравились друг другу. Но Мария, по какой-то причине, даже у себя в голове не решалась признать, что этот брак неудачный. И даже переживала, не рождаются ли такие мысли у супруга. Их ссоры никогда не были тихими. Они ругались, крича и бранясь друг на друга так, будто были не мужем и женой, а заклятыми врагами. Вчерашний день также закончился ссорой.
Юрий помолчал и ушёл в комнату. Холод в квартире нагонял на Марию грусть. Отношения между супругами сейчас напоминали натянутую тетиву, которая вот-вот лопнет, и начнётся очередная ссора. Сейчас ей нужно было бежать из квартиры. Придумав отмазку, что она якобы забыла какие-то свои вещи у коллеги с кафедры, Мария собралась и покинула свою тихую квартиру.
Она вышла на улицу и пошла прочь от дома. Мария не знала, куда идти, а потому просто брела вперёд, не разбирая дороги. Тёплые лучи мартовского солнца приятно падали ей на лицо. Улицы города заметно оживились, машины и люди носились во все стороны, погружённые в свои, только им известные дела, и лишь Мария беззаботно проходила мимо людей, не имея никакой цели и никаких важных и неотложных дел. Она спустилась к центральной площади, где грелся памятник «Борцам революции», и повернула в сторону набережной. Подул лёгкий ветер со стороны моря. Она вдыхала солёный воздух, в голове крутились нерадостные мысли. Мария думала о своём браке, о том, что с каждым днём она всё больше и больше ассоциировала его с тяжёлым бременем. Набережную одолевал более сильный ветер, чем в центре города. Морские волны набирали силы и со всей мощи накатывались на равнодушный берег. С тяжёлыми мыслями проходила она мимо счастливых семей и одиноких прохожих, мимо шумных подростков и медленных тихих стариков, пока, наконец, не минула всю набережную вдоль моря. И когда она уже собиралось повернуть обратно, взгляд её остановился на парне, одиноко сидевший на бледно-розовой лавочке. Она не видела его лица, но не могла не обратить внимания на эту знакомую ей парку зелёного цвета. Сердце забилось чаще, из головы мгновенно пропали тяжёлые мысли о проблемном браке. На этой одинокой лавочке сидел тот, кого в эту секунду она тайно хотела увидеть больше всего. Дмитрий Кошкин курил и смотрел куда-то за горизонт, из-под чёрной шапки вниз спускались тонкие провода наушников. Она подошла ближе. Его глаза были полузакрыты, можно было подумать, что он и вовсе заснул, глядя на то, как пенится море. Её тень упала ему на лицо, и только в этот момент он заметил Марию.
Вы меня преследуете, – улыбнулся он, вытаскивая из ушей наушники.
Кто бы говорил, Дима, – ответила она на его улыбку. – Стоит мне ненакрашенной на улицу выйти, как я на вас натыкаюсь.
Можете не волноваться, – ответил он. – Вы мне и ненакрашенная нравитесь.
В этот момент он повернулся к ней так, что она отчётливо заметила огромный порез на его щеке.
Что вы тут делаете?
Гуляю.
Один?
Вы тоже, смотрю, без компании, – он выкинул сигарету в урну.
Вы наблюдательны.
Можете погулять со мной, – сказал Кошкин. – И тогда мы оба не будем такими одинокими.
Мария села рядом с ним и заглянула ему в глаза.
Кто вас так покромсал? – спросила она, обращая внимание на порез.
Да так, – отмахнулся он. – Вчера погулял от души.
А почему сегодня вы один?
Хотел побыть в тишине. Знаете, у меня вышли весьма богатые на события выходные, – ответил он. – А вы почему одна? С мужем гулять не ходите?
Стало быть, не хожу, – сказала она почти шёпотом. – А вы зря тогда ушли с консультации. Я думала, вы останетесь поговорить со мной о чём-нибудь.
Я хотел, – признался Кошкин. – Но вы же видели, что там дело и так затягивалось, а консультация всего полтора часа идёт.
Ну, я была бы не против немного задержаться там, чтобы с вами посидеть.
Правда? – удивился Кошкин. – Вот чёрт. И правда, надо было задержаться.
Не расстраивайтесь, – улыбнулась она. – Будут ещё консультации.
А, может быть, нам… – начал он, но запнулся.
Что?
Может быть, нам… просто находить время, чтобы разговаривать? Ну, может, у вас будет находиться лишний часик?
Кошкин особо не надеялся, что она ответит ему «да». Он сказал это просто так и попытался придать своему голосу шутливый тон. Но Мария неожиданно сказала:
Давайте, я не против, – как будто только и ждала этого предложения.
Как хорошо, – обрадовался он, сердце в груди забилось так, будто она только что согласилось пойти с ним на свидание. – А когда у вас бывает свободное время?
Можно в любой день, кроме тех, когда есть консультации.
Отлично! Тогда может быть, завтра после нашей пары?
Давайте, – ответила она, улыбаясь обветренными губами. – Мне с вами интересно общаться.
А мне с вами, – Кошкин ликовал.
И в очередной раз их прервал звонок мобильного телефона. Мария вытащила его из кармана и какое-то время не решалась ответить.
Да, – наконец ответила она на звонок. – Скоро приду… да… приду… пока, – холодно проговорила она.
Муж потерял? – с натянутой улыбкой спросил Кошкин.
Да, – ответила она. – Мне домой нужно идти.
Можно, я с вами пройдусь? Я всё равно домой собирался.
Разве что чуть-чуть, – сказала она. – Меня муж должен встретить. Или вы хотите совсем меня скомпрометировать?
Я буду рад и «чуть – чуть», – продолжая улыбаться, сказал он.
Вместе они пошли обратно по набережной. Людей стало значительно больше, несмотря на то, что солнце, дарившее надежду на то, что все холода остались позади, предательски спряталось за серые тучи.
Кошкин посмотрел в глаза Марии, в эти прекрасные голубые глаза. В тот момент ему казалось, что он готов выдержать любые испытания, лишь бы иметь возможность каждый день видеть этот взгляд и эту улыбку. И тогда он почувствовал непреодолимое желание обнять её, прижать как можно сильнее к своей груди и больше никогда в жизни не отпускать.
А о чём мы будем разговаривать на наших встречах? – спросила она.
Не знаю. О книгах. Вы мне так «Солярис» и не принесли. И «Воскресенье» обещали!
Ой! Я совсем об этом забыла! – возбуждённо закричала она. – Я вам обязательно принесу! Вы только скажите с чего именно хотите начать?
Тащите всё, а там разберусь! – улыбнулся Кошкин.
Но если вы посмеете не готовиться к моим занятиям, то я закрою наш литературный клуб и больше не буду с вами разговаривать, – игриво ответила она.
Кошкин был на седьмом небе от счастья. Он чувствовал, что ему вообще больше никто во всём мире не нужен, кроме этого очаровательного цветка, который согласился с ним разговаривать о книжках.
А что вы ещё читали, расскажите? – спросила Мария.
Что? – не расслышал Кошкин. – А вы читали Голдинга? «Повелитель мух».
Я читала, – обрадовалась она. – И как вам?
Знаете, весьма жутко, но мне очень нравится. Думаю, что всё именно так, как там показано.
Что именно?
Люди, – ответил он. – Не будь у нас сдерживающего фактора – типа закона, то мы бы друг друга сожрали. И тут не помогла бы ни религия, ни какая-нибудь философия.
Опять вы за свою мизантропию, Дима!
Это не я, а Голдинг.
Они не спеша пошли в сторону дома Марии. Набережная осталась позади. Какое-то время они ещё были вместе, пока Мария не сказала, что им пора проститься. И как бы ей самой не хотелось побыть с ним ещё какое-то время, но Юрий должен был встретить её уже через несколько минут. Они попрощались, напомнив друг другу ещё раз о том, что завтра у них намечена встреча после занятий.
Глава 10
Мария сидела напротив него за учительским столом. Её ножки, накинутые одна на другую, выглядывали из-за стола, всё время отвлекая внимание Кошкина. На ней была надета белая блузка и чёрная, короткая юбка. Она смотрела на него счастливыми глазами, моргая длинными, чёрными ресницами. Кошкин робел, как школьник на первом свидании, запинаясь и пытаясь произвести впечатление умного и начитанного собеседника. Кроме того, каждую секунду он боялся показаться ей маленьким и наивным подростком. Он старался быть серьёзным и одновременно необычайно весёлым. Старался больше шутить, зачастую весьма глупо, но Марии это нравилось. Она смеялась над его шутками и периодически сама отпускала весьма удачные и смешные комментарии. Несколько раз Кошкин замечал в её лице смущение и понимал, что она робеет не меньше его самого. Дмитрий ловил каждое её слово, каждый взгляд и каждую улыбку.
За понедельником последовали другие рабочие сутки, Мария и Дмитрий стали видеться практически каждый день, кроме выходных. Кошкин узнал её номер телефона и звонил ей каждый раз, когда у него не было какой-нибудь пары, чтобы узнать есть ли у неё время увидеться с ним. Он неизменно провожал её до дома после занятий, а как только они расставались, писал ей сообщения на телефон, и начиналась их продолжительная переписка, где, не видя глаз друг друга, они могли позволить себе быть гораздо смелее в своих отношениях. Они узнали друг о друге много нового, с каждой минутой понимая, что у них гораздо больше общих интересов, чем они могли подумать раньше. Мария была умна, она читала те же книги, какие читал Кошкин, они обсуждали фильмы и людей. В основном, глупых людей. Смеялись над чрезмерно брутальными парнями, и пафосными девушками. Иногда даже сплетничали на счёт Диминых одногруппников или коллег по кафедре Марии. Смеялись над человеческим себялюбием.
Вы дочитали «Солярис»? – спросила она, когда в очередной весенний день, они сидели в кабинете после занятий.
Кошкин всё свободное время бросал на выполнения заданий по английскому, дабы не расстраивать Марию. А также старался как можно быстрее прочитать те книги, что она ему давала, и посмотреть те фильмы, что она ему советовала. Всё это ради того, чтобы у них не иссякали темы для разговоров.
Почти, Мария Антоновна, – ответил Кошкин. – Думаю, вам завтра уже верну книгу.
И как вам книга? Нравится?
Знаете, как оно бывает, когда книга попадает к вам в руки именно в тот момент жизни, когда она вам так необходима?
Так я угадала с настроением? – засияла она.
Да! – засиял он. – Я недавно общался с нашим преподавателем по истории. Мы говорили о Боге и всё такое. А когда читал «Солярис», я понял, что представляю Бога чем-то вроде этой планеты, полностью покрытой водой. Ну, может быть не именно планетой, но чем-то необычным и странным. Какой-то силой или энергией… Я никогда не понимал, почему люди наделяют Бога человеческими свойствами. Почему Бог гневается или почему его нельзя упоминать всуе? Почему ему так надо, чтобы его любили и верили в него? Он что, пятнадцатилетний подросток?
Вот вы смеётесь над ним, Дима, – улыбнулась Мария, – а вдруг он такой и есть?
Тогда пусть к психологу сходит, – засмеялся Кошкин. – Просто, если всё так, то я не могу повесить на него ярлык «всевышний». Ведь в таком случае он ничем не отличается от меня.
А вы думаете, отчего всё это?
Я не знаю, а вы как считаете?
Возможно, это из-за одиночества? – она подняла бровки высоко над глазами. – Я имею в виду общечеловеческое одиночество как вида. Вы никогда не задумывались об этом?
Это как?
Человек всегда боится одиночества. И часто ради того, чтобы не остаться одному, люди готовы пожертвовать чем угодно, даже собственной личностью. Ведь мысль о том, что ты рождаешься и умираешь один, для нас просто пугающая и невыносимая. Но ведь точно такой же страх одиночества распространяется и на всё человечество в целом.
Вы имеете в виду эту мысль о том, что мы не ищем жизнь на других планетах, а ищем там своё отражение?
Возможно, поэтому человеку интересней рваться в космос, чем изучать самих себя. И нам хочется верить, что Бог, если он существует, мыслит так же, как и мы. Значит, мы уже не одиноки. Значит, так он сможет объяснить нам в чём смысл жизни, – она помолчала несколько секунд. – Или вспомните любой из этих фильмов про пришельцев из космоса. Ведь как все эти инопланетяне похоже на нас с вами? Руки, ноги, оружие, города, правители. У них почти всегда всё очень похоже на людей. А почему это так?
Почему же?
Да потому что эти инопланетяне и есть люди. Мы придумали сотни собственных отражений, чтобы хоть чуточку не чувствовать себя такими одинокими на крохотной лодочке «Земля», в огромном холодном океане космоса. Да вы сами вспомните, как все эти пришельцы поступают с нами в фильмах. Они вторгаются, грабят, захватывают, убивают. Всё одинаково, как мы поступаем с более слабыми.
И найди мы на других планетах цивилизацию слабее нашей, мы бы поступили именно так, – заключил Кошкин.
Летели дни. Холодный март сменился солнечным апрелем, город просыпался после долгой зимы, на улицах больше не валялись унылые сугробы грязного снега, их заменили зелёная трава, лужи и мусор. Деревья покрывались зеленью, люди сбрасывали тяжёлые, толстые куртки и с ещё большим нетерпением начинали ждать лето. Дмитрий и Мария стали друг для друга самыми близкими людьми всего лишь за несколько недель. Весь их быт заключался в том, чтобы встретиться ещё раз и провести как можно больше времени вместе. Мария расцветала при виде молодого студента, и ещё больше расстраивалась, когда приходило время идти домой. Она незаметно от мужа таскала с книжных полок новые и новые романы для своего нового друга. А также каждый раз волновалась, когда Дмитрий провожал её до дома, боясь быть застигнутой мужем. А сам Кошкин совершенно не боялся никаких мужей, ведь все его мысли заполняла Мария. Он чувствовал запах её духов, даже когда её не было рядом, видел её лицо каждый раз, когда закрывал глаза. И даже нечто в тёмных углах его квартиры потеряло былую мощь. Кошкин больше не боялся засыпать в темноте, ведь с ним всегда была его Мария – в мыслях и во снах.
Знаете, Дима, – говорила она, улыбаясь своей прекрасной улыбкой. – По поводу того, что вы сказали. Якобы люди в наше время стали слишком самовлюблёнными…
Вот именно! – перебивал её Кошкин. – Вы вообще видели, что твориться в соцсетях? Господи, меня блевать тянет, когда я вижу, как они постят свои чёртовы рожи по десть раз на дню. Да им вообще в этом мире ничего неинтересно, кроме самих себя.
Ну, так я всё же скажу, – настойчивей проговорила она. – Я думаю, что вовсе люди не изменились в наше время. И вовсе соцсети не порождает себялюбие. Просто они дают площадку, где его можно выпячивать на всеобщее обозрение. Мне кажется, соцсети стали новым божеством для людей. Они позволяют людям не думать о том, какие же все они одинокие. Создают иллюзию, что их жизнь кому-то интересна. Что кому-то интересно просматривать их одинаковые селфи каждый день. Что кому-то интересно, что они там пишут в новом посте. Но на самом деле в глубине души все люди осознают, что на их жизнь по большей части всем наплевать. Никто не интересуется их жизнью, никто не читает их посты, и все они знают, что им лайки ставят просто так, по дружбе. Поэтому, они не заливают свои видео и фотографии для кого-то конкретно. Они заливают их для какого-то «Бога», которому обязательно нужно скидывать фотоотчёт за каждый прожитый день.
Про фотоотчёт Богу мне понравилось, – рассмеялся Кошкин.
Да про их день рождения вспоминают только потому, что они сами сообщают об этом всему миру. И поздравляют их только потому, что так положено по правилам.
За разговорами в старых, пыльных кабинетах пролетала весна.
«До свидания, Дима. Мне пора провести какое-то время с мужем», – писала Мария Кошкину поздно вечером, после долгой переписки. В те моменты неосязаемая, но необычайно острая игла вонзалась в его сердце так, что подолгу Кошкин ворочался в тёплой постели, не находя ни покоя, ни сна. Жизнь Кошкина замкнулась на Марии. Он засыпал и просыпался с мыслями о ней. Улыбался про себя, отмечая, что она всегда ходит с распущенными волосами после того, как он сказал, что ей так больше идёт. Каждый день он считал часы до встречи с ней, а после свидания скорей набирал сообщение, каждый раз боясь показаться ей слишком навязчивым.
В один из дней у группы Кошкина должно было быть занятие по английскому языку. Но вся группа, кроме Кошкина сбежала домой, а Дмитрий был рад лишней возможности встретиться с Марией наедине.
Кошкин перестал видеться с друзьями. Дёмина он не видел с того самого инцидента у Толяна. За месяц лишь пару раз встречался с Эдиком Шеином и от него узнал, что Дёмин с тех пор из дому выходит лишь изредка в магазин. Шеин виделся с ним раз в неделю, но и то всего на пару минут, выкурить сигарету на лестничной клетке. По его словам, Дёмин вёл себя странно. Разговаривал с ним, будто тот с другой планеты. Нёс какую-то чушь про сновидения и, вроде как, про космос.
Дмитрий Кошкин, как и раньше, старался посещать дом отца. Он видел, как тот чахнет день ото дня. Его грязные, серые от седины волосы всё время были взъерошены и неопрятно падали на блестящий от пота лоб. Из под бровей на сына глядели усталые и всегда пьяные глаза. Алексей Алексеевич стал пить ещё больше, чем раньше. Порой Дмитрий заставал его уже спящим на своём диване. Тогда Дмитрий щупал потёртые джинсы отца, доставал необходимую ему сумму денег и уходил прочь из этой страшной квартиры, тишину в которой нарушал лишь частый, пьяный храп Алексея Алексеевича. Но сам Кошкин был далёк от всей этой жизни. Все мысли заняла прекрасная Мария. Дмитрий больше не пропускал занятия, ведь каждый день в университете можно было встретить её, а она каждый раз была рада видеть его. Их общение становилось всё более свободным. Он делился с ней всем, что проходило в его жизни, всеми новостями и всеми мыслями, кроме самых сокровенных, касающихся её саму. Кошкин не стеснялся подшучивать над ней. В такие моменты она пыталась сдерживать улыбку, что не очень у неё получалось. Он знал, что нравится ей. Он чувствовал это, но не знал, как ему поступить дальше. Целыми днями он рассуждал о том, любит ли она мужа или нет, и неизменно приходил к мысли, что не любит. Муж точно не знал об их отношениях, но, скорее всего, она и сама не понимала, что делает. Кошкин хотел увидеться с ней вне стен университета, но был уверен, что она ни за что не согласится с ним куда-нибудь пойти. Ведь это пересечение черты, и пока они общаются в университете, легко всё списать на обычные отношения студента и преподавателя. Он думал, как ему поступить дальше, и решил для начала предложить ей перейти на «ты».
Нет, Дима! Так нельзя. Ещё чего?! Это ещё зачем? – махала она головой на его предложение.
Ну, мы же с вами тут почти по-дружески общаемся, – улыбался Кошкин. – Так почему бы нам не перейти на «ты»?
Потому! – сопротивлялась она. – Я ваша преподавательница! Ещё чего, начну вас на занятиях случайно на «ты» называть. Или вы меня.
Не начнём! – не отступал Кошкин. – Нам просто нужно будет немножко к этому привыкнуть. Ничего же не измениться, если мы поменяем «вы» на «ты»! – лгал он. Он знал, что это, казалось бы небольшое изменение в их речи, сделает их гораздо ближе друг к другу, а она больше всего боялась этой близости. Ко всему прочему он понимал, что корень её отказа кроется не в их отношениях преподавателя и студента, а по причине её замужества. И это для него было сигналом, что он на правильном пути.
Зачем вам это нужно?
Просто так! – отвечал он. – Так нам будет удобней общаться.
Нет, не просто так! И вовсе не удобней! – протестовала Мария. – Это нам сейчас привыкать друг друга на «ты» ещё называть!
Мария так и не согласилась на его предложение. Кошкин перестал её упрашивать после её угрозы обидеться на него. В тот день его одолевали спорные чувства: стыд с одной, и гнев с другой стороны. Вечером он не писал ей сообщения, и день его не заканчивался на ненавистной фразе «мне нужно быть с мужем». Кошкин смотрел на белый потолок своей квартиры. «Что она думает? Зачем я ей нужен? – грызли его мысли. – Она же видит к чему всё это идёт! И если она любит мужа, то давно бы уже отшила меня! Нет, она даже не дала бы мне малейшего шанса с ней так разговаривать». Он не мог уснуть несколько часов. Сигареты одна за другой тлели в его пальцах, оседали на его лёгких и мялись в переполненной пепельнице. Ко всему прочему, опять вернулись ночные страхи. Несколько раз он открывал глаза, чувствуя на себе чей-то взгляд, боясь обнаружить посреди комнаты нечто ужасное. «А что, если оно там действительно есть? И увидев это, ты просто сойдёшь с ума», – вспоминал он слова Дёмина. «Да я и так, видимо, сумасшедший», – мысленно отвечал он воображаемому другу. Дмитрий посмотрел вдаль комнаты, его глаза совсем привыкли к темноте. Он устремил свой взор в коридор, в котором творилась кромешная тьма, и представил, как нечто ужасное смотрит на него из этого тёмного угла. «Если ты не убил меня раньше, то почему же должен сделать это именно сегодня?», – мысленно обратился Кошкин к этому «существу». Успокоив себя этим, в четвёртом часу утра он всё-таки смог увидеть сон.
Что-то изменилось в их отношениях. Кошкин видел этот иной взгляд Марии. Она всё понимала. Она знала, что происходит и к чему это может привести, но, кажется, вовсе не собиралась останавливаться. Она не могла остановиться. Казалось, перед ней образовалась пропасть, через которую проложен старый и очень ветхий мостик. И нужно выбрать: остаться на этой безопасной стороне или же всё-таки попробовать вступить на мостик, рискуя провалиться под шатким дощечками. И, вроде, всё её нутро кричит: «Ты должна оставаться тут!», но как же интересно, что ждёт её по ту сторону. И вот Мария закрыла глаза и наощупь идёт по шаткому мостику, каждый шаг даётся ей с таким трудом, а потому она каждый раз останавливается и думает: а не лучше ли мне вернуться обратно. Но вопреки своим мыслям продолжает делать робкие шаги вперёд.
Я вижусь с вами чаще, чем с мужем, – шутила она.
А шутила ли? Дома она стала замкнутой. Скандалы с мужем сошли на нет, ведь они почти не разговаривали. Она не выпускала телефона из рук и стала стирать все сообщения Кошкина. Но Мария ничего не могла с собой поделать, ей хотелось быть рядом с ним. Каждый день она думала о Кошкине. И каково было её удивление, когда она почувствовала непреодолимое желание поцеловать его. Это началось в мае, на улице было очень жарко. Дмитрий сидел рядом с ней, так близко, что если чуть-чуть протянет руки, сможет взять её в свои объятия. И целовать! Он сможет её целовать! Она хочет этого, но он, глупый, продолжает шутить и что-то ей рассказывать.
Ночь. Мария проснулась, но сон сопротивлялся и всё ещё не хотел отпускать её. Она почувствовала, что кто-то обнял её за талию сзади. Тёплое, спокойное дыхание. «Дима», – подумала она. Он прижал её к себе. «Дима, поцелуй меня», – продолжала думать Мария. Она повернулась и увидела мужа. Юрий спокойно спал, прижав её к себе. Мария закрыла глаза и тихо заплакала, стараясь не разбудить его.
***
Кошкин ждал Марию в аудитории. Она должна была подойти с минуты на минуту. Было душно, пахло какой-то сыростью. Дмитрий открыл окно, чтобы проветрить кабинет. На улице стояла прекрасная погода. Владивосток готовился встречать лето. Весь город накрыло зелёным покрывалом, и даже люди на улице казались как будто счастливыми. Этот день был необычайно важен для Кошкина. Сегодня многое должно было проясниться, а вернее говоря всё. Марии не было уже около десяти минут, и он невольно стал прислушиваться к редким шагам за дверью, пытаясь понять идёт она или кто-то играет с ним злую шутку, тревожа его и так натянутые до предела нервы. Он держался обеими руками за капюшон своей чёрной кофты. Секундная стрелка медленно совершала свой бесконечный бег по кругу. А Кошкин ждал, и каждая секунда ожидания всё больше и больше убавляла его уверенность. Вдруг опять шаги за дверью. Он слышал их. Это каблуки! Определённо каблуки. Шаги становились всё громче и громче, пока внезапно не оборвались прямо возле аудитории. Дверь дёрнули на себя, раздался неприятный скрип. Мария вошла в кабинет, одной рукой держась за дверь, а в другой Кошкин разглядел кружку с чёрным кофе. На Марии была надета красная блузка и короткая чёрная юбка, на её милых ножках красовались прекрасные туфли под цвет блузки. Волосы были, как всегда, распущены, и красиво лежали, прикрывая ей лицо. Она моргала своими длинными ресницами, спрятанными за тенями и тушью, на губах блестела алая помада. Мария всегда старалась выглядеть как можно прекрасней в глазах Дмитрия, и у неё это очень даже получалось. Сердце Кошкина бешено забилось, во рту пересохло. Он не мог решиться сказать ей.
Мария Антоновна, – проговорил он, наконец, пытаясь взять себя в руки.
Да, Дима, – улыбнулась она.
Мария Антоновна, – повторил он, – может быть, мы сегодня не будем сидеть в этом грязном и душном кабинете?
А где же нам тогда сидеть?
Вы не хотите сходить со мной… – он запнулся, – сходить в кафе?
И в этот момент он почувствовал, как земля уходит у него из-под ног.
Конечно, нет, – только и сказала она, продолжая улыбаться как ни в чём ни бывало.
В один момент весь внутренний мир Кошкина сгорел дотла. Она сказала «нет». Нет! Она даже ни на секунду не задумалась над его словами! Как же так?
Почему? – сказал он, пытаясь изобразить на лице невозмутимый вид.
Нечего нам в кафе делать! – она поставила горячую кружку на учительский стол.
Ну, мы…, – растерялся он. – Какая разница, общаться нам здесь или, в каком-нибудь более уютном заведении?
Действительно, разницы нет, – сказала она. – Поэтому мы и останемся здесь.
Кошкин молчал, пытаясь собрать мысли.
А что вы думали я отвечу? – спросила она. – Да, Дима, конечно, пойдёмте в кафе! Это же самое обычное дело! Все замужние преподавательницы ходят со своими студентами по кафешкам!