Каждый новый день – правда

Неизвестно, как бы развивались события дальше, но внезапно помощь пришла откуда не ждали. Вдруг из-за угла дома вылетели трое крепких парней. В темноте ночи и под тусклыми фонарями улицы, Кошкин не смог разобрать их лица. По всей видимости, кавалерия прибыла на звуки бешеного крика Серёги.

А чё тут за параша происходит на моей улице?! – завопил сиплый, сильно прокуренный голос. Кошкин не знал этого человека. Он был выше его примерно на полголовы, а в плечах превосходил вдвое даже Серёгу.

Вы, пацаны, шо тут за беспредел чудите? Почему на весь район ваши крики обезьяньи слышны?! – кричал другой, сильно гнусавый голос. По всей видимости, у этого парня была волчья пасть или какой иной дефект, но понимать его слова было очень тяжело.

Третий из прибывших пока не проронил ни слова. Львиная храбрость, державшая Серёгу ещё недавно, внезапно покинула его. От неожиданности и быстроты сменяемых событий, он потерялся, и его пьяный рассудок теперь пытался уловить происходящее. Глаза каждого теперь были устремлены на троих неизвестных, пытаясь понять, чьи они друзья и на чьей они стороне. Девушки держались друг друга. Когда появились неизвестные, они, как по команде, сделали одновременно четыре шага назад и прижались одна к другой, как будто это могло их спасти в случае угрозы.

Ну и кто мне объяснит, чё тут происходит? А? – кричал сиплый голос, сплёвывая на землю слюни через каждые два-три слова. – Куда языки засунули? Чё не поделили, черти?

Но все продолжали молчать. Кошкин взглянул на Шеина, тот поймал его взгляд. Эдик улыбнулся уголками губ, страха в его глазах не было абсолютно. В этом был весь Шеин – найти смешное даже в самом жутком деле. Вот чего Кошкин не мог сказать про себя, ему было именно страшно. Он посмотрел на бедного Дёмина, тот смог немного прийти в себя и уже не лежал, а полусидел на асфальте, трогая лицо и рассматривая испачканные кровью руки.

Чё тут спрашивать? – начал Серёга. – Наши разборки никого не касаются!

Ты побазарь мне тут, чёрт! – ответил сиплый. – То, что происходит на моей улице, всегда меня касается.

Кошкин удивился тому, как парень обозначает эту улицу «своей», ведь за все двадцать лет жизни он ни разу его здесь не видел.

Пацан косякнул, мы разбираемся, – говорил Серёга.

Я ща с тобой разберусь, умник, – кричал в ответ сиплый. – Я не понял! Вы чё думаете, что всё чё угодно можете на моей улице творить? – он сплюнул на асфальт и подошёл ближе к Серёге. Вся группа, державшая Шеина и Кошкина тут же бросилась в сторону своего друга. Гнусавый и тот, что пока молчал, также направились к ним. Началась словесная перепалка, но пока ни одна из сторон не решалась нанести удар. Кошкин воспользовался тем, что о них забыли, и в полголоса приказал Шеину хватать Дёмина и уносить ноги.

Слышь, – вдруг крикнул гнусавый, обращаясь к Кошкину. – Поди сюда, пообщаемся.

Мысленно выругавшись, Дмитрий подошёл к толпе, в это время Шеин приподнял Дёмина и облокотил его на плечо. Из кровавого месива, закрывавшего за собой лицо, на него взглянуло два голубых огонька глаз несчастного Вити Дёмина, он что-то сказал ему, но Эдик не смог разобрать слов и просто потащил его за угол дома.

Давай вещай, чё было и в чём косяк вашей стороны? – деловито, как на суде, спросил сиплый Кошкина.

Дмитрий принялся рассказывать о том, что произошло между Дёминым и Серёгой, стараясь не упускать мельчайших подробностей. Кошкин видел, как Шеин и Дёмин исчезли за пятиэтажкой, и вдруг почувствовал себя таким одиноким и беззащитным перед этими отморозками, что стояли в полукруге перед ним. Каждая пара полупьяных и безумных глаз в тот момент смотрело прямо в зеркало души Дмитрия Кошкина. Ему было так страшно, как не было уже давно, но он тщательно следил за тем, чтобы его голос даже не дрогнул и не выдал его первобытный ужас. Серёга стоял рядом с сиплым парнем и тяжело дышал через рот. Губы его были алые, раскрашенные кровью, будто губной помадой, до подбородка спускался красный подтёк. Изредка Серёга сплёвывал кровавые слюни на асфальт через полупустую верхнюю челюсть.

Чё вы этого черта слушаете, пацаны?! – вдруг закричал он. – Лечит он всё! Я падлу за версту чую, а он вам по ушам катается, отвечаю! – Кошкину не удалось закончить, Серёга прервал его на половине рассказа. Дмитрий никак не отреагировал на выкрики Серёги, он замолчал и сухо посмотрел на сиплого парня, будто искал в его лице защиту.

Я тебе слово давал, а? – будто отвечая на немую просьбу Кошкина, закричал сиплый. Затем ткнул пальцем в сторону Дмитрия. – Он сейчас говорил! И по его словам, ты беспредел учинил!

На секунду наступила тишина, и даже можно было расслышать, как где-то рядом, в траве, кузнечик заводит свою скрипку. Кошкин увидел, что девушки удаляются куда-то в сторону, обратную стороне, куда ушли Шеин и Дёмин. Но покой длился лишь секунду. Сиплый посмотрел в глаза Серёге и закричал совершенно взбешённый:

Я не понял, пацаны, вы чё ещё не поняли, с кем вы базарите? Может мне решить вопросы так, как я их решаю обычно? Может мне достать нож и порезать каждого здесь? Я могу! – с этими словами рука его скользнула в карман куртки, и уже через секунду в ней очутился складной нож, который он направил в сторону Серёги, затем медленно провёл его по полукругу, минуя всю его компанию, и остановился перед лицом Кошкина. Он явно блефовал. Этот сиплый мог быть кем угодно, но только не хладнокровным убийцей, и Дмитрий чувствовал это. Однако в эту секунду ему вовсе не хотелось рисковать, чтобы проверить верность своей догадки.

Спокойно, мужик, – едва слышно сказал кучерявый парень из компании Серёги.

А ты меня не успокаивай, бес! – закричал сиплый.

То, что произошло дальше, ещё долго не укладывалось у Кошкина в голове. Это случилось за считанные секунды так, что никто из присутствующих не успел среагировать. Внезапно Кошкин почувствовал, как чья-то рука сзади упала ему на плечо и силой оттолкнула в сторону. Он упал на холодную пыльную траву и сильно ударился локтём о камни. Посмотрел вверх, в темноте было трудно разобрать, кто его толкнул, но он уже слишком давно знал Витю Дёмина, а потому сразу узнал силуэт нападающего. В свете редких фонарей блеснуло лезвие ножа, но не того гнусавого отморозка. Это было серебристое лезвие складного ножа Дёмина, сжатого в кулаке. Оттолкнув Кошкина, он бросился прямо и схватил Серёгу за горло. Раздался крик, но никто не успел ничего сделать, Дёмин вонзил лезвие Серёге в район живота, затем оголил оружие, окрашенное кровью, и вонзил снова, но в этот раз чуть выше. Злость мигом сошла с лица Серёги, на смену ей пришла растерянность, и он, едва слышно прошептав короткое матерное слово, медленно сел на холодную землю, держась за рану одной рукой и облокотившись на асфальт другой.

Твою мать, – заорал кто-то из компании Серёги.

Нож! – Кошкин не мог разобрать, кто именно закричал. – У этого придурка нож!

Началась паника. Парни из компании Серёги не знали, что делать, кто-то из них сел рядом с раненым другом, пытаясь узнать о его самочувствии, а кто-то начал выкрикивать проклятия и угрозы в сторону Дёмина. «Псих! Ты чё псих?», – кричал тот парень из отморозков, что молчал до этого момента. Гнусавый и сиплый отступили на два шага назад. Сиплый выставил нож перед собой на расстояние вытянутой руки и направил в сторону Дёмина. Он что-то кричал, и Витя, чувствуя от него угрозу, тоже направил окровавленный нож на него. При свете равнодушной луны и тусклых фонарей тихой улицы, эти двое выглядели, как два рыцаря, встретившиеся на поле брани, готовясь к своей последней битве. Из-за угла дома выбежал Шеин, заметив Кошкина на земле, поспешил к нему, но затем взгляд его поймал раненого Серёгу. На лице возникла гримаса понимания, что произошло нечто страшное, нечто непоправимое. Кошкин поднялся с земли и шепнул Дёмину на ухо:

Витя, ты делов натворил… нужно уходить…

Тот, что сидел возле раненого Серёги, вдруг встал, и Дёмин машинально направил нож в его сторону.

Сп… спокойно, – заикался тот. – Нам бы его в боль… больницу…

Внезапно проблем стало ещё больше, хотя казалось, что больше просто некуда. Вдалеке раздалась полицейская сирена, с каждой секундой приближавшаяся к месту происшествия. Неизвестно, кто вызвал полицию. Это могла быть одна из тех старушек, что грозилась ей ещё с самого начала потасовки, или это мог быть горбоносый грузин, владелец этой проклятой пивнушки. Но шпана есть шпана и с полицией связываться не хотелось никому.

Мусора! – гавкнул гнусавый – это послужило командой к расходу. Все тут же бросились врассыпную. Сиплый со своей компанией исчезли через секунду во тьме, а друзья Серёги, взяв его под руки бросились в противоположную сторону, наверное, в травмпункт.

Доигрались, козлы! – визжал девчачий голос вдалеке. – Так и знала, что на каких-то психов нарвёмся!

От этой пивнушки до дома Вити Дёмина пешком можно добраться за двадцать минут, но друзья бежали так быстро, что Кошкин готов был поспорить, что они добрались до него не более чем за пять. Звук сирены остался далеко позади. Запыхавшись, они остановились отдышаться около входа в подъезд. Шеин сплёвывал резиновые слюни на асфальт, Кошкин чувствовал привкус крови во рту. Все молчали, боясь нарушить столь долгожданную тишину. Окрашенный в красный цвет, нож всё ещё был зажат в руке Дёмина, но лезвие он успел спрятать, по всей видимости, прямо на бегу.

Может его выбросить нужно? – наконец нарушил тишину Шеин, глядя на нож Дёмина.

Пошёл ты, урод, – выругался тот.

Витя, а если он умрёт? – едва слышно сказал Кошкин.

Пусть сдыхает! – закричал Дёмин. – Падла это заслужила. Хоть каждый день такое быдло резал бы.

Шеин и Кошкин переглянулись.

Вы чё, свиньи? – заметил он их взгляд. – По-вашему, я тоже псих? Давайте! Скажите, что мне место в дурке! Каждый из вас, ублюдков, готов спорить, об этом каждый день думал! Каждый день, когда смотрел мне в глаза и улыбался своей самодовольной улыбкой! Вы, мрази, должны там же лежать в луже крови! Отличный вам вид открывался на то, как меня эта горилла избивала? Ссыкуны хреновы! Ненавижу вас, сукины дети!

С этими словами он открыл дверь домофона и скрылся в тёмном подъезде. Хлопнул магнит на двери, Кошкин и Шеин остались одни.

Что было, когда вы ушли? – спросил Дмитрий.

Думал его домой отвести… – начал Шеин. – Он сопротивлялся, кричал какие-то проклятия. Затем резко вырвался от меня и побежал в вашу сторону… дальше ты знаешь.

Какое-то время они продолжали молча сидеть у подъезда. Ночь снова превратилась в тихую и спокойную, все свои буйства оставив позади. Они скурили одну сигарету на двоих и, попрощавшись, пошли каждый в свою сторону.

Дмитрий вызвал такси и уже через десять минут сидел в прохладном салоне новенькой иномарки. Он проезжал мимо той пятиэтажки, где всё произошло, но в темноте не смог разобрать есть там кто-нибудь или нет. Лишь поздно ночью, вернувшись домой, Кошкин взглянул на себя в зеркало и увидел, что вся его одежда была измазана грязью и кровью.

Глава 15

Кошкин плохо спал той ночью, но в этот раз не боязнь темноты не давала ему сомкнуть глаз, а навязчивое чувство вины. Его лучшего друга избивали прямо у него на глазах, а он, вместо того, чтобы вступиться за него, трусливо стоял, не в силах что-либо сделать. Каждую минуту в его глазах возникало окровавленное лицо Дёмина, тот девчачий визг и растерянное лицо отморозка Серёги, который, держась за свой живот, вдруг осознал всю величину сделанной им ошибки. Что с ним стало, Кошкин не знал. Возможно, его друзья смогли дотащить его до больницы. А что, если он умер? А что, если они не смогли уйти от полиции, и в этот самый момент он даёт показания на Дёмина, Шеина и самого Кошкина. Интересно, он запомнил их лица? Там было так темно, что даже не будь он мертвецки пьян, то вряд ли смог их запомнить. Но ведь он видел их, когда сидел внутри пивнушки! Да и если не он, то хозяин заведения их точно запомнил. Дмитрий стал вспоминать, называли ли они друг друга по именам во время потасовки, но так и не смог воспроизвести всю картину прошедшего вечера целиком. Он лежал на диване, уткнувшись в потолок. Раз в пятнадцать – двадцать минут он выходил на балкон и закуривал сигарету. В темноте одиноко светил уголёк. Было тепло и тихо. Так тихо, что невозможно было поверить, что все эти ужасы произошли именно в эту спокойную ночь. Мимо проносились редкие машины такси, один раз идиллию тишины нарушил огромный грузовик, который, гремя прицепленным грузом, ехал в сторону порта. В районе четырёх часов утра, разум Кошкина сдался, и он погрузился в сон.

Но и во сне он не нашёл покоя. Всё ночь ему снились крысы. Как будто целая куча крыс наполнили его ванну, выползая из вентиляционной трубы, и копошились мерзкой грязно-серой массой. Кошкин вышел из ванны, но к своему ужасу увидел, что вся остальная квартира также кишит крысами. Одна из крыс подбежала к Дмитрию и укусила его за ногу. Он со всей силы пнул её куда подальше, но через секунду все крысы в квартире прыгнули на него, вцепляясь в кожу грязными зубами.

На следующий день от Вити Дёмина не было никаких вестей. Дмитрий несколько раз звонил ему на мобильный, но голос автоответчика неизменно повторял: «Абонент временно недоступен». Кошкин оглядел свою квартиру и понял, что она как раз больше похожа на подвал с крысами, чем место, куда следует пригласить девушку. Он написал Марии, их свидание всё ещё было в силе. Кошкин спросил, чем её угостить, Мария ответила, что ничего особенного не хочет, но если у него найдётся бутылочка вермута, то она от него не откажется. Он больше не думал о Дёмине или Шеине, все его мысли снова заполнила собой только Мария. Дмитрий принялся за генеральную уборку квартиры, затем сбегал в ближайший магазин, слава Богу, там был вермут. Вернувшись, домой, он открыл шкаф с одеждой и долго размышлял над тем, что ему надеть. В конце концов, остановился на недавно купленной зелёной рубашке в клетку. Звонок телефона – это была Мария. Она сказала, что через десять минут будет на остановке, рядом с его домом, и просила встретить её. Дмитрий посмотрел на часы – Мария задерживалась на двадцать минут. Он второй раз за день побрызгался дезодорантом и почистил зубы мятной пастой, затем вышел на улицу. Был очень жаркий день, на небе невозможно было разглядеть ни единого облачка, а лишь испепеляющий, огромный золотой шар солнца, даривший городу свои горячие лучи. Дети радостно бегали по двору вокруг дома Кошкина. На их загорелых, покрывшихся веснушками лицах сиял свет радости и беззаботности детства. Они молниеносно проносились мимо прохожих и старушек, сидевших на лавочках в тени и даже в такой жаркий день кутающихся в толстые свитера, ибо их бледные тела давно потеряли свойство согревать. Где-то совсем рядом был слышен шум отбойного молотка, рабочие делали дорогу, заставляя машины образовывать большие пробки, огромной змеёй тянувшиеся от железнодорожного вокзала и, скорее всего, до самого фуникулёра. Бедные владельцы автомобилей включали кондиционеры на полную мощность, как будто старались вернуть холодную зиму. Их машины нагрелись до такой степени, что способны были обжечь каждого, кто имел неосторожность коснуться их раскалённого метала. Кошкин подумал, что в такое жаркое воскресенье полгорода решит отправиться на пляжи, а потому пробки будут не только в центре, но и по всему городу. Вот и Мария задерживается, скованная в тесные объятья города.

Дмитрий проходил мимо девятиэтажек, бельевых площадок и цветочных клумб. В тени дома, за зелёными кустами, он разглядел мирно спящего бомжа. Наконец-то, Кошкин добрался до автобусной остановки. Сел на старую лавочку, наскоро покрашенную в бледно-синий цвет, закурил сигарету и снова вспомнил про Дёмина. Витя так и не перезванивал ему, и в душе засело какое-то недоброе предчувствие. Стал вспоминать вчерашний день. Снова лицо Дёмина, закрытое пеленой крови, девчачий визг, затем те трое отморозков, взявшиеся неизвестно откуда. Вспомнил тот животный страх, который он испытывал, оставшись там совершенно один, а затем… затем Витя вонзает нож в живот того парня. Воспоминания рисовали кровь на лезвии, и как оно снова вонзается в мягкую плоть. Интересно, что с ним случилось? Жив ли он? И что с Витей? Его психика очень хаотична, и, пока всё спокойно, она может никак не проявлять себя. Но то, что случилось вчера, явно снова оживило его сумасшествие. Как он на это отреагирует?

Подъехал автобус. Чёрный, горячий выхлоп окрасил воздух в угольный цвет, запахло бензином. Кошкин встал, пытаясь разглядеть в салоне Марию, но её там не было. На остановке вышла молодая пара, обоим не более двадцати пяти лет. Низенькая блондинка и коренастый парень, примерно, одного с Кошкиным роста с длинными светло-русыми волосами. Они прошли мимо него, совсем его не замечая. Дмитрий посмотрел им вслед. «Интересно, а эти изменяют друг другу, – вдруг подумал он. – А с виду и невозможно понять. И как же люди только умудряются так жить? Чтобы ты не делал, ты всё равно никогда не сможешь до конца понять даже самого близкого тебе человека. И как, интересно, изменится о тебе мнение людей, дай ты им полную информацию о себе. Ведь даже не знаешь, насколько отличаешься настоящий ты, от того, кого видят на твоём месте все твои знакомые».

Жара становилось невыносимой. На лбу появились испарины. Кошкин приметил место метрах в пяти от лавочки, куда падала тень от высокого дерева. Он хотел подождать Марию там, но вдруг увидел её на другой стороне дороги. Она переступила бордюр и переходила улицу по пешеходному переходу. Кошкин не отрываясь смотрел на неё. Сегодня она надела тоже самое платье, как и в день их первого свидания: тёмно-синее в белый горошек. Она шла и, уже издали заметив его, светилась счастливой, но в тоже время какой-то смущённой улыбкой. Глаза её блестели, как два больших голубых бриллианта, ресницы были сильно накрашены и казались просто необычайно длинными, на щеках виднелся небольшой румянец. Мария перешла дорогу, Дмитрий сделал шаг навстречу.

Привет, – почти шёпотом сказала она, опуская глаза.

Привет, – ответил он, теряясь в нерешительности. Но затем собрался, обхватил её двумя руками и поцеловал в губы. Мария легонько оттолкнула его и несколько раз оглянулась по сторонам. К остановке подъехал автобус.

Ты точно хочешь, чтобы нас где-нибудь застукали! – робко прошептала Мария.

А тебе всё кажется, что у стен уши и глаза.

Они пошли в сторону дома Дмитрия. Мария сказала, что весь город стоит в пробке, поэтому она от самого дома шла пешком и очень устала. Она спрашивала, как он провёл выходные, он ответил лишь, что был с друзьями, не углубляясь в подробности. На секунду в его памяти снова мелькнул окровавленный нож Дёмина под тусклым светом ночных фонарей.

А ты как съездила на пляж?

Ой! Лучше не спрашивай!

Рассказывай, что не так, – посмотрел он на неё. Мария шла, опустив глаза на асфальт, улыбка исчезла с её губ.

Да нечего там рассказывать, – она подняла взгляд и посмотрела на него. – Приехали, опять с мужем начали ругаться, испортили и себе и всем отдых. Я уже не могу с ним и пяти минут спокойно разговаривать. Так или иначе обязательно начинаем ругаться.

Ты же говорила, что вы стали меньше ссориться.

Говорила, – грустно улыбнулась она. – Но, видимо, теперь всё снова вернулось на круги своя.

Какое-то время шли молча. Проходили мимо всё тех же девятиэтажек, той же бельевой площадки, несчастный бомж всё ещё спал под тем же зелёным кустом.

Почему ты не разведёшься с мужем? – нарушил тишину Дмитрий. Он уже со счёта сбился, сколько раз за последний месяц задавал этот надоевший ему вопрос.

Не знаю… всё это сложно… – так же неизменно отвечала Мария. Этот вопрос превратился в их речи в простую формальность, словно вопрос «как дела?» или «как настроение?». Кошкин и не ждал другого ответа, но надеялся, что их сегодняшняя встреча всё-таки сможет что-нибудь изменить.

Они нырнули во двор домов, где жил Дмитрий. Спустя несколько мгновений, он уже открывал входную дверь своей квартиры.

Он смотрел на неё, пытаясь придумать тему для разговора. Никогда за время их знакомства не было столь неловкого молчания. Он предложил ей сесть.

Я нашёл для тебя вермут! – наконец, сказал он.

Ты сделал всё, чтобы сегодняшний день был не забываемым, –засмеялась она.

Да ладно тебе, –смущённо ответил Кошкин. – Я старался.

Наливай тогда, раз старался, – она снова посмеялась над его неловкостью.

Дмитрий мысленно проклял себя за свою застенчивость. Пусть они и оба знали, зачем сюда пришли, но Кошкин всё равно не мог подобрать правильных слов. Они немного выпили. Затем Кошкин задал самый идиотский вопрос, который можно было задать в этой ситуации:

Как дела вообще?

Мария засияла нежной улыбкой.

Да нормально. Сижу тут, вермут пью со своим студентом.

Опять неловкое молчание. Разговор шёл очень тяжело, ведь его тут и не должно было быть.

Я вот курс лекций нашла по психологии на английском языке, – нарушила она тишину. – Очень интересно.

Правда? И про что там?

Тебе действительно интересно, что там?

Эмм… да, конечно!

А я думала, ты меня сюда для другого звал.

Вообще-то, да… для другого, – он запнулся, но затем, наконец-то, подсел к ней ближе и поцеловал её губы. Она поставила стакан с вермутом и обхватила его обеими руками. Они стали целоваться, и Кошкин повалил её на диван. Он целовал её страстно, позволяя своим рукам касаться её там, где ему захочется. Он вёл ладонью по её спине, пока не нащупал застёжку платья. Спустя мгновение он уже стягивал платье, но в какой-то момент почувствовал, что она не позволяет ему раздеть себя. Он посмотрел ей в глаза, и в этот момент она отдалась ему полностью.

***

Мария вышла из его ванны, оставляя на полу мокрые следы её босых ног. Она нырнула под одеяло и прижалась головой к его груди.

Ты почему такая мокрая? – спросил Кошкин. – Совсем не вытиралась!

Я вытиралась, – ответила она.

Плохо вытиралась!

Ой, замолчи!

Она прижалась своими губами к его губам. И так они провели в постели несколько часов. Ближе к вечеру, Мария убедила его, что ей надо бежать домой, чтобы муж ничего не заподозрил. Повторился измученный диалог на тему, что ей нужно уйти от него, который, как обычно, ни к чему в итоге не привёл.

Она ушла, оставив его один на один со своими мыслями. Но Дмитрий был вполне доволен собой. Он считал, что теперь её развод лишь вопрос пары недель. И чтобы укрепить результат, позвал её к себе ещё раз в пятницу.

Теперь он полноправно перешёл в статус любовника. В её телефоне он был записан именем одной из её подруг, встречаться они стали реже, но теперь исключительно только у него в квартире. Самое долгое «свидание» случилось через две недели после их первого раза. В тот день, неизвестно как обманув мужа, ей удалось улизнуть к нему, когда маленькая стрелка часов показывала десять утра и воротиться домой тогда, когда на улице уже загорались первые фонари. Этот день был особенно незабываемым. Они не просто занимались сексом, а провели для себя небольшой медовый месяц. Дмитрий не хотел отпускать её домой.

Ты что? Муж же будет меня искать! Мне нельзя оставаться у тебя на ночь!

Ну и пусть ищет! И пусть даже найдёт! – отвечал он. – Тебе же хорошо со мной здесь, а не там с ним!

Дима, не всё в этой жизни строится на том, что нравится, а что нет! Я должна вернуться к нему!

Ты ничего ему не должна! Разве что, развестись с ним! Неужели ты не видишь, что поступаешь неправильно? Ты должна быть со мной!

Прости меня! Завтра поговорим.

Я люблю тебя, – сказал он, и голос его дрогнул.

Пауза.

Завтра поговорим, – повторила она.

И снова оставила его одного.

День за днём все его мечты на то, что после их близости она наконец-то найдёт в себе силы расстаться с мужем, рушились. Так продолжалось уже более трёх недель. И если сначала Кошкин радовался тому, что между ними происходит, то теперь всё больше думал о том, что зря он так сильно в этом увяз. Всё чаще к нему стали приходить мысли о том, что ещё не поздно всё закончить, раз официально у них ничего и не начиналось. Он стал реже приглашать её домой и чаще звать просто гулять на улице. Но всё равно ничего не менялось. Вскоре поцелуи перестали быть такими сладкими, а слов в их разговоров становилось всё меньше. Ведь был только один единственный важный разговор, который за это время превратился в заезженную пластинку, от которой самого Кошкина начинало тошнить.

Кошкин часто сидел один в своей квартире, стараясь понять, как ему поступить в сложившейся ситуации правильно. Роль любовника ему совсем не подходила. И в какой-то момент он неожиданно для себя почувствовал нестерпимое чувство ревности. Впервые в жизни он по-настоящему ревновал Марию к её собственному мужу. Это было не то, что он чувствовал раньше, когда в его сознании рисовались ужасные сцены с участием Марии и Юрия. Теперь это чувство граничило с безумием. Ведь Мария была на самом деле его! Пусть и об этом никто не знал, но она точно была его гораздо больше, чем мужа. Он не собирался скрывать своих страданий, а потому сообщил об этом новом чувстве самой Марии, но в ответ услышал лишь: «Я тебя понимаю». Это стало для него последней каплей. Он понял, что эта дорога ведёт в никуда…

Чего ты сегодня такой молчаливый? – тихо звучал голос Марии возле Кошкина. Набережная почти полностью опустела, несмотря на прекрасный тёплый вечер. Едва слышно шипело море. Дмитрий и Мария сидели на лавочке, боясь посмотреть друг другу в глаза. – И даже не целовал меня ни разу.

Не могу я больше так, Маша.

Как?

Так! – почти закричал он. – Что это за отношения такие? Ты до каких пор продолжишь жить как ни в чём не бывало? Ты так ещё год планируешь? Два? Так и будешь от мужа прятаться? Так и будем скрываться?

А что я могу, Дима? – на её глазах выступили слёзы.

Ты можешь всё, что сама захочешь! Ты же свободна, Маша!

Да ни черта я не свободна! – она сорвалась на крик. – Ни черта! Я так боюсь! Каждый день для меня новый кошмар!

Да, но выбираться из этого кошмара ты явно не намерена.

Это сложно, Дима.

Быть свободным сложно, – ответил он. – Но если ты не хочешь быть свободной, то это и вовсе невозможно.

Да что ты привязался со своей свободой? Ты же сам не понимаешь, о чём ты говоришь! По-твоему жизнь – это настольная игра? Там, где есть правила, комбинации и ходы?

Это сейчас причём?

Да притом, что ты только и говоришь о своём понимании «свободы»! Но её не существует, Дима! Ты выдумал формулу, которая помогла тебе в какой-то момент жизни, и ты решил, что теперь она подойдёт всем и каждому в любой ситуации. Но жизнь сложнее твоих формул. Потому что жизнь – это миллиарды других людей и моментов. Это сотни стратегий и случайностей. А ты со своей свободой стал счастливым?

Я счастлив от того, что свободен!

Правда? А что если до этого момента ты просто не встречался с настоящей жизнью? Той, которая даже самым крепким ломает хребет? И что если этот момент ждёт тебя каждый новый день? Что если новым утром ты проснёшься в последний раз тем, кем был ранее, а вечером в постель ляжет вместо тебя совсем другой человек. Тот, который сегодня познакомился с жизнью.

Знаешь, – Кошкин поднялся с лавочки. – Это просто твои отговорки. Смотри сама, надолго ли их хватит.

Да какие отговорки, Дима? – Мария тоже поднялась с лавочки и взяла его за руку. – Ты залез на первую ветку, но подумал, что уже покорил вершину дерева. Ты же капитулируешь перед самим собой.

Капитулирую?

Твоя философия превратилась в навязчивую идею.

И что ты теперь предлагаешь?

Дай мне больше времени. Порой принять верное решение слишком сложно.

Маша, я хочу быть с тобой, – ответил Кошкин. – Думай и принимай своё «верное» решение. Только помни, что отсутствие выбора – это тоже выбор.

Чувства Марии зашли в тупик. Она отлично понимала, что всё, что происходит, не приведёт её ни к чему хорошему, но почему-то всё равно не предпринимала никаких шагов к решению проблемы. Она знала, как ужасно поступает с мужем. Знала, как злиться на неё Дмитрий. Но продолжала уверять себя, что всё должно разрешиться само собой. Она стала ещё меньше общаться с Юрием, ограничив их общение лишь несколькими общими фразами. Но и Дмитрий заметно меньше стал уделять ей внимание, а потому в какой-то момент она ощутила себя совсем одинокой. Ей хотелось, чтобы как можно скорей начался учебный семестр, чтобы была возможность отвлекать свои мысли работой. Но проклятый отпуск должен был продлиться ещё не меньше месяца. Она стала чаще назначать встречи со своими подружками, но летом большинство из них уехали из города. Спустя месяц после первого посещения квартиры Кошкина, она заметила, что стала бояться мужа. Ей было некомфортно оставаться с ним наедине. Всё её нутро говорило ей о том, что он всё знает, но ничего не предпринимает нарочно. Когда они ругались, Мария часто убегала прочь из дома, при этом она никогда не звонила Дмитрию. Но иногда их отношения с Юрием снова нормализировались, и несколько вечеров они даже провели за совместным просмотром фильмов.

За окном давно наступила ночь. Из ванной комнаты доносился шум воды из крана. Мария лежала на кровати, укрывшись одеялом, и читала книгу. Вдруг шум прекратился, и спустя несколько секунд дверь ванной комнаты открылась. В комнату зашёл Юрий, прикрываясь лишь полотенцем. Он подошёл к кровати и впервые за долгое время поцеловал свою жену в губы. Юрий лёг рядом с ней, выхватил книгу из её рук и швырнул на пол. Он обхватил её руками и прижал к своему телу. Мария не сопротивлялась, отвечая на его ласки…