Потом были уже не мелочи. Елена почти не разговаривала с ним – целыми днями убиралась в их небольшом доме, все переделывая по десять раз. Гнала его от себя: «Не мешай, я чищу ковер!» «Ты разве не видишь? Я мою окна!» Ковры и окна сверкали чистотой, как и все остальное.
Дальше – больше. Она перестала спать с ним. «Извини, я устала». «У меня болит голова». Обычные отговорки, которыми пользуются все жены на свете, которые не хотят спать со своими мужьями.
Но почему?! Почему он не мог сделать ее счастливой? Сам он по-прежнему любил ее. Нет, не по-прежнему, а с каждым днем все сильнее. Даже ее холодность и отчужденность вызывали в нем только еще большую нежность и душевную боль из-за того, что его любимая явно была несчастлива, а он не знал, что с этим поделать.
Она перестала делить с ним спальню. «Ты храпишь». Это была неправда, он никогда не храпел. Когда-то молодой Курт – верзила двухсот с лишним фунтов весом – храпел как трактор, но отучился от этого в командировках, где храп во время ночевок на чужой территории мог стоить жизни.
Елена теперь спала в другой комнате, а скоро почти перестала выходить оттуда – пряталась там целыми днями, забросив свои работы по дому.
В отчаянии он пытался найти какие-нибудь ответы. Он вдруг понял, что очень мало знает жену. Обожает, но по сути не знает. Какие у нее были любимые блюда, вина? Любимые книги, фильмы? Может быть, они прежде играли вечерами в какие-нибудь настольные игры? Он ничего не помнил.
Он был уверен, что ничем не мог ее обидеть. Но это сейчас. А прежде? Может быть, на них с Еленой падала тень от их прежней жизни, где было что-то плохое, что он напрочь забыл?
У него опускались руки, он забросил свой макет фермы. Целыми днями просто сидел в подвале, уставившись в кирпичную стену, и старался вспомнить что-то важное.
Какие-то воспоминания стали являться, хотя это было тяжело, все его нутро противилось этому.
Это были просто картинки, вроде немого кино. Вот они ругаются, он что-то кричит, она что-то кричит. Вот она бьет посуду, он грубо хватает ее, дает пощечину, она убегает, прячется в ванной. Он ломает дверь, врывается и берет ее силой.
«Сволочь, животное, – ужаснулся он. —Как я мог?»
Теперь он был другим – заботливым, внимательным. Мысль о том, чтобы поднять руку на любимую женщину, была ему отвратительна. Но, видно, никакая забота и внимательность не могли заставить Елену забыть их скверное прошлое.
Недостроенный макет фермы колол ему глаза. «Идиот, размечтался. Она тебя видеть не желает, а ты решил, что она поедет с тобой навоз месить». Схватив большой молоток, он разнес ферму вдребезги: жилой дом, амбар, навес и все остальное.
Чтобы излечить рану, нужно было до нее добраться
Почему они ссорились? Память молчала глухо, будто забитая ватой.
Но был один человек, который наверняка знал причины и подробности их ссор. Его драгоценная теща Марго.
– Марго?
Он знал, что теща будет ему не рада, но не ожидал, что она сразу перейдет на крик.
– Негодяй! Убийца! И ты еще смеешь названивать!
– Марго, я только хотел спросить…
– Подонок! Ты хоть понимаешь, что бедной девочке челюсть по кусочкам собирали? А сколько швов наложили, знаешь?
Он хотел что-то спросить, но запнулся. «Какая челюсть, какие швы?»
Теща продолжала бушевать. По ее словам, он был худшим человеком на земле, исчадием ада.
– Надеюсь, тебя прикончат в твоих джунглях!
– Я завязал с этой работой, Марго. Я хочу вас спросить насчет Елены…
– Не смей! Слышишь, не смей! Не вздумай ее домогаться. Она нашла приличного человека и счастлива. А ты живи со своей куклой. Общества людей ты недостоин!