– Я понятия не имею… – Ифран мотал головой из стороны в сторону. – Смирнов ничего не говорил… как он…
– Это – что? – отозвался Кастор. – Тоже ваш протокол «Клетка»?
– Протокол «Клетка» – призван оберегать внешний мир от станции Титлин, – пытался собраться Ифран. – Я понятия не имею, что здесь делает минное поле.
– Поле? – Кастор посмотрел в сторону силового поля. – То есть там нас ждут мины? – вдруг он осекся. – А, возможно, мы уже стоим посреди минного поля? Просто фартовыми оказались…
Ифран и Хартли переглянулись. Шотландец осторожно подошел к сыну и обнял его. Питер, казалось, ушел куда-то глубоко в себя. Его глаза испуганно смотрели в одну точку где-то посреди силового поля, а нижняя челюсть панически дрожала, готовясь перейти к мучительным всхлипам. Хартли пытался успокоить сына хотя бы своим присутствием.
– Все будет хорошо, – простонал он сквозь зубы, что совершенно не добавляло мужества мальчику. – Все будет хорошо, Питер. Я никуда не уйду.
За спиной слышались крики людей и странный булькающий звук вроде дельфиньей трели. Пришельцы приближались. Они растеклись по всему периметру леса, кинувшись вразноброс за своей добычей. Некоторые уже, возможно, проскочили их, другие полетели в другую сторону. Но остались и те, кто бежал вслед за ними по пятам, убивая все на своем пути.
– Нужно что-то придумывать! – рявкнул Хартли. – Питер здесь не останется!
– Уэлен! – попытался успокоить его Кастор. – Мы понятия не имеем ни что там за мины, ни как их обезвреживать, ни как пробираться дальше!
Хартли хотел ему что-то ответить, даже подыскивал наиболее грубые слова, как лес озарился нечеловеческим криком.
Метрах в тридцати позади них фигура в рваной, грязной, нелепой военной форме, держа в руках один из тех шокеров, которые помогли им выбраться за стены станции, без устали била одного из пришельцев током. Выглядело это как охота пещерного человека на миниатюрного странного мамонта. Он придавил пришельца к дереву, пропуская через его организм ток. Коричневое тело судорожно дергалось и заливалась монотонным криком, который больше походил на ответную реакцию на ток, чем на предсмертный крик боли, будто у пришельца с каждым разрядом клинило мышцы, отвечающие за мерзкие оглушающие визги.
– Да, когда же ты уже сдохнешь! – выкрикнул человек.
Тело дергалось и верещало. Тогда солдат отпустил шокер, ослабевшее тело рухнуло на землю. Он с силой ударил его ногой, потом еще раз добавил ручкой шокера.
– Так-то! – вскинул он руки к верху, как боксер-победитель.
Он сделал несколько шагов к ним на встречу. Ифран и Кастор, наконец-то, признали в нем непослушного солдата Лунина. Тот, будто бы только заметив, их с трудом выкрикнул.
– Стойте! Не ходите туда! Там! – вдруг его взгляд перескочил на Питера Хартли, который напряженно, боясь даже дышать, как по струнке стоял на одном месте. – Минное поле… – скорее уже самому себе добавил Лунин.
98.
Тьма и тишина молниеносно окружили Корвина. Казалось, он даже мог их осязать, вдыхать их запах сгоревшей, перегнившей проводки. Тьма и тишина. Корвин чувствовал их между пальцев, лицом, даже кончиком языка. И они чувствовали его: его неровное дыхание, его страх, его путающиеся мысли. Они были им, они сливались с ним, проникали внутрь него, оседая на донышке желудка первобытным страхом.
Наконец, он нашел в себе силы дотянуться до широкого кармана слева от правого колена и выудить из него хрупкую фосфоресцирующую палочку, которую он позаимствовал у трупа инфицированного солдата. Он некоторое время держал ее в руке, пытаясь подготовить мозг к тому, что ему предстоит увидеть. Хорошо развитое воображение рисовало разные картины: ни одна из них не была приятной.
Он поднял пистолет, чтобы быть готовым отбиваться от внезапных нападок, когда свет зажжется. Рука дрожала. Второй рукой он резко согнул фосфоресцирующую палочку. Послышался легкий хруст. Палочка загорелась зелено-голубым свечением. Корвин увидел свою дрожащую руку с пистолетом. Темнота не отступала: он смог осветить лишь малую часть пространства. Остальной свет поглощала тьма. Корвин попытался разглядеть то, что было доступно его зрению. Под ним оказался самый настоящий каменный пол. Выглядело, как будто землю залили ровным слоем жидкого бетона. Вот только это точно была порода, судя по структуре – довольно плотная и твердая, и, несомненно, она была цельной. Словно кто-то выдолбил идеально ровный пол.
Корвин повернулся к двери. Она не изменилась: такая же, какой была на станции Титлин. Металлическая поверхность была забрызганная чем-то вязким, а по центру зияла глубокая вмятина, будто кто-то вышиб ее ногой. Только она стояла на земле, а не парила в воздухе. В остальном все было таким же. Никаких стен вокруг нее. Никаких проемов. Одна лишь дверь.
Корвин попятился назад.
Вдруг он на что-то наступил. Что-то влажное и мягкое. Он отскочил в сторону, словно на него пытались напасть. Свечение выхватило руку. Бледно-коричневую, такую же, какие были у пришельцев, пытавшихся лишить его жизни. Он осторожно придвинул свет поближе и осветил труп целиком. Пришелец лежал на спине. Его тело в виде знака вопроса было практически разрезано на две части. В районе живота красовалась резаная рана, которая распополамила бы тело, если бы не небольшой – сантиметра три – кусочек плоти. Он оставался единственным, что соединяло некогда целое. Глаза мертвеца были открыты: они были бледными и, как будто иссушенными изнутри. Казалось, что при любом неосторожном касании они бы рассыпались, как койот после удара молнии в старых американских мультиках33.
Вокруг тела не было крови. Однако пол был намного темнее. Корвин присел на корточки и дотронулся до пола. Шершавая, будто покрытая каким-то измельченным порошком поверхность оказалась чуть теплой. Он поднес к лицу пальцы, запачканные в темно-бордовом порошке, и потер их друг о друга, измельчая и без того воздушный субстанцию в пыль. Потом он осторожно поднес пальцы к лицу и понюхал. К его удивлению, запах оказался приятным. Он ожидал, что в ноздри ударит вонь из смеси старых носков, разложившейся органики и еще чего-нибудь мерзопакостного, но запах был более чем приятным. Перед глазами сразу возникла уютная кружечка с теплым душистым молочным напитком. Пахло свежим душистым какао.
Он вытер пальцы о майку и снова взглянул на пятно. Оно было похоже на лужу высохшей крови. Вдруг он похолодел, поразившись собственной догадке. Он попытался набрать всю возможную влагу в своем пересохшем рту и плюнул на пол недалеко от пятна. Плевок разлетелся кляксой по твердой каменистой поверхности. Вдруг пол, словно губка, втянул в себя всю влагу, оставив от лужицы слюней лишь чуть видный след.
– Пол, который пьет, – прошептал себе под нос Корвин. – Лучше просто быть не может.
Он хотел уже было вставать, но тут заметил небольшой приборчик около головы мертвого пришельца – миниатюрная прозрачная коробочка не больше спичечного коробка. Она привлекла внимание, потому что начала сиять. Тусклое белое свечение. Корвин осторожно взял ее в руки. Она оказалась теплой. Он поднес ее к глазам. Коробочка загорелась ярче. Она была похожа на кусок белого прозрачного янтаря, который заточил в себе свет.
– Почему ты не горела раньше? – спросил сам у себя Корвин и тут же ответил на свой вопрос. – Ты не источаешь свет. Ты его поглощаешь.
Он спрятал фосфоресцирующую палочку за спину. Свет коробочки померк, сойдя практически на ноль. Коробочка, как будто экономила свет, пряча его от кромешной темноты. Он вытащил палочку из-за спины. Свет снова стал чуть ярче.
– Батарейка, – прошептал Корвин.
Он еще раз оглядел коробочку. Та была ровной и гладкой. Вдруг он заметил, что под определенным углом, на плоской поверхности свет чуть преломлялся. На первый взгляд коробочка казалась цельной, но это только на первый. Одна из сторон составляла крышечку – такую же прозрачную и едва заметную. Ее можно было заметить только под определенным углом, когда лучи свет немного отходили от своей первоначальной траектории. На ощупь место стыка было найти невозможно.
– Батарейка, которая открывается? – прошептал Корвин себе под нос, и его шепот тут же потонул в комнате, будто ее стены впитывали любой шум.
Корвин попытался подцепить крышечку ногтем, но ничего не получилось. Зазор между крышкой и остальным коробком был ничтожно мал. Он даже не мог его нащупать, не то, что подцепить. Нужно было какое-то специфическое устройство для того, чтобы она открылась. Или специфический навык. В любом случае он не обладал ни первым, ни вторым. Еще несколько минут изучения и возни с устройством, и Корвин потерял надежду открыть коробок. Он грустно посмотрел на него, потом на пол, потом опять на заветный коробок. Идея была не самой лучшей, даже варварской, но…
– А что я собственно теряю?
Он встал на ноги и, размахнувшись, со всей силой швырнул коробок в пол, стараясь сделать это так, чтобы устройство упало подальше от его ног. Послышался сдавленный хруст. Коробочка отскочила от пола и, не долетев под гнетом гравитации до земли нескольких сантиметров, разорвалась на куски.
В глаза Корвину ударил резкий свет, самый яркий, какой ему когда-либо приходилось видеть. Он зажмурился и приложил ладони к глазам. На секунду ему показалось, что он ослеп. Веки горели огнем: Корвин видел каждый сосудик, каждый капилляр на свету. Глазам было физически больно, но зрение все-таки осталось при нем. Вспышка постепенно прошла, оставив место постоянному монотонному свету. Она затухла, как затухает тлеющий кончик сигареты, когда огонь доходит до фильтра.
Корвин осторожно открыл глаза, опасаясь очередной атаки на радужную оболочку, которую та могла и не выдержать.
Свет рассеялся по потолку. Он был очень высокий и каменный, и, в отличие от пола, имел природную неровную обрывистую форму, словно Корвин находился в пещере со сталактитами. Вполне возможно, что раньше здесь было довольно влажно. И с этих самых каменных сосулек на землю капала вода. Однако, скорее всего, пол, который поглощает влагу, забирал какой-то процент ее и из воздуха. Теперь здесь было сухо. А неровные сталактиты под потолком больше напоминали нарочитый потолок с пиками из фильмов про Индиану Джонса34. Местами там скапливался свет. Корвин не видел ни ламп, ни люстр, и был готов поспорить, что там их и не было. Источники света метались из стороны в сторону, как светлячки, загнанные в банку, словно что-то поймало лучики и не давало им свободы, как невидимый человеческому глазу барьер. Они скользили между неровностями свода потолка, освещая все пространство комнаты. Из-за постоянного перемещения света по стенам комнаты бегали бесчисленные тени, что создавало видимость безостановочного стремительного движения, даже когда все вокруг было предельно статично.
Корвин, наконец, смог оторваться от потолка. Он опустил взгляд ниже и замер.
Комната была невелика, чуть больше школьного спортивного зала. В высоту он был куда больше – добрые полсотни метров. Формы он тоже был неопределенной – извилистые стены, испещренные сколами и разломами, плавно переходили в свод зала. Они образовывали что-то вроде овала, нарисованного старичком с неуемной дрожью в руках. Метрах в трех от стен стояли двери, такие же, как и та, через которую он сюда попал. Их было восемь. Восемь, стоящих в ряд, похожих одна на другую дверей. Некоторые из них были помяты. Особенно одна: в нее ломились с такой звериной истошностью, что металлический каркас погнулся под натиском сплошных вмятин, искрививших плоскость двери до неузнаваемости. Большинство были закрыто, но парочка из них все же приоткрывали обзор на ширину человеческой ладони. Крайняя дверь, стоящая особняком, вообще была распахнута настежь. Сквозь нее пробивался тусклый вечерний свет. Если бы она стояла ближе, Корвин бы сумел разглядеть свет до того, как поджег потолок. По другую сторону зала зиял проход. Складывалось, ощущение, что он должен был быть меньше в своих размерах и ровнее, будто кто-то хотел ворваться внутрь и подорвал стену.
Но далеко не двери и не взорванный вход заставили сердце Корвина похолодеть от ужаса. Весь пол зала был усеян трупами существ, что охотились за ним на станции Титлин. Они были разорваны, разрезаны, проткнуты. Они лежали друг на друге, выкладывая мертвую мозаику братской могилы. У некоторых отсутствовали пальцы, не хватало той или иной конечности, были оторваны головы или выдавлены глаза. Весь пол был плотно засыпан бардовым порошком – все, что осталось от внутренних жидкостей. Сам того не подозревая, Корвин попал на внеземную бойню.
Ему понадобилось время, чтобы начать двигаться. Он переступал между трупами, стараясь не смотреть на их обезображенные тела. Некоторые из них держали в руках оружие, другие с исцарапанными головами, были вооружены в лучшем случае камнями. Складывалось ощущение, что здесь произошла операция по зачистке: вооруженные нападали на безоружных, но те, в свою очередь просто так сдаваться не хотели.
Корвин подошел к одной из восьми дверей. Попытался ее толкнуть – она оказалась запертой. Тогда он пошел к следующей. Та была исцарапана и выпачкана густой слизью. Чем ближе слизь располагалась к полу, тем суше она выглядела. Глубокие многочисленные вмятины зачастую оканчивались рваными трещинами. Она открылась лишь на ширину фаланги мизинца. В узенькую щель он с трудом смог рассмотреть зал для испытаний.
– Так вы запускали вирус, – в полголоса проговорил он. Его голос прозвучал здесь необычайно высоко, но он даже не обратил на это внимания. Тот быстро просочился в стены и заглох.
Корвин подошел к следующей открытой на распашку двери и чуть не опешил. Перед ним распростерлась зеленая чаща смешанного леса, где высокие стройные сосны закрывали от голубого свечения силового поля коренастые дубы и редкие миниатюрные березки. Он огляделся по сторонам и увидел вдалеке очертания станции Титлин. Лес наполнялся криками.
– Я снаружи… – протянул Корвин. – Они снаружи…
Вдруг послышался какой-то треск, словно сквозь пересохшие кустарники пытался пробраться небольшой зверь. Корвин перегнулся через порог, почувствовав на лице влажный вечерний воздух, и захлопнул дверь. Его рука не отпускала ручку около минуты, пока он не удостоверился, что никто не будет ломиться обратно. Никто и не ломился: его присутствие по ту сторону двери осталось незримым для пришельцев.
Он начал дергать все двери одну за другой. Некоторые с легкостью открывались, демонстрируя виды на внутренние залы и коридоры станции, еще одна снова показала ему лес, еще одна вообще не открывалась. Он сразу же вспомнил дверь, вмурованную в пол. Последняя открылась не полностью: она уперлась в стену одной из комнат станции. Сложно было определить, в какую именно. Ему пришлось перегнуться через порог, чтобы снизу рассмотреть, куда она выходила.
Дверь оказалась в углу одного из лабораторных залов. Корвин не знал, на каком этаже и в какой части станции точно, но все же мысленно надеялся, что комната управления станцией где-то недалеко.
Он осторожно протиснулся в проем, спрыгнул на землю и закрыл за собой дверь, оказавшись в небольшом треугольничке стена-стена-дверь. По бокам было слишком мало места, чтобы протиснуться в лабораторию, так что ему пришлось проскакивать в сорокасантиметровый зазор под дверью.
Наконец, дверь оказалась позади него. Он обернулся, как и следовало ожидать, видно ее не было. Идеальная маскировка – она могла находиться здесь днями, и никто бы даже не заподозрил, что находится в нескольких метрах от портала на иную планету или внеземную станцию.
Комната была пуста, за исключением двух бездыханных тел: растерзанного солдата и изрешеченного пулями лаборанта в полуспущенных шортах. Скорее всего, солдат пристрелил одного из инфицированных, а остальные уже повалили его на пол, накинувшись толпой. Лучше бы он пустил пулю себе в голову.
Корвин проверил пистолет, забрал у солдата еще один целый магазин и выскочил в коридоры, предварительно прихватив со стола гарнитуру кого-то из местного персонала. К счастью, коридоры оказались пусты.
Он знал эту часть Титлина. Комната управления станцией, находилась не так близко, как хотелось бы ему, но и не так далеко. Было, чему порадоваться.
– АСУПИ, – прошептал он, засовывая наушник в ухо. – Настройся на гарнитуру и говори только в нее. Тебя должен слышать только я.
В ухе послышалось статическое жужжание и приглушенный электрический щелчок.
– Связь? – отчетливо произнесла АСУПИ.
– Есть, – он ненароком улыбнулся – наконец-то, хоть что-то получилось. – АСУПИ.
– Я слушаю.
– Теперь ты мои глаза и уши. Ты должна провести меня в свое сердце мимо этих…
Он вдруг запнулся. Его голову посетила безумное озарение: мысль настолько простая, что он даже не понимал, как она не пришла в его голову, минут десять назад.
– Но нам нужно будет заскочить еще в одно место. Оно по пути…
Если он был прав, то мозаика, в конце концов, сложилась.
99.
Пораженный током и избитый пришелец начинал приходить в себя. Руки постепенно начинали шевелиться. Он пытался вскочить на ноги, но получалось далеко не так хорошо, как ему этого, наверняка, хотелось. Потом Кастор объяснял это тем, что у них тоже есть мышечная ткань, которую также может свести судорогой, или продолжительное воздействия на тело электрического тока привело к разрушению какого-то участка мозга. Вторая версия ему нравилась значительно больше. В ней было больше садизма, и миролюбивого профессора это вполне устраивало.
– Займитесь им, – крикнул Лунин и, подбежав к мине, вручил шокер Уэлену Хартли.
– Я нужен сыну, я не пойду! – взревел тот, но инстинктивно сжал шокер в грубых квадратных пальцах.
– Ты – самый крупный и сильный из нас, Уэлен, – одернул его Ифран. – Этот парень позаботиться о твоем сыне. К тому же, сейчас ты ничем не можешь помочь.
Хартли недоверчиво посмотрел на Лунина, тот уже осторожно откапывал мину по краям. Его пальцы быстро-быстро перебирали тонкий слой рассыпчатой земли, образуя небольшие ложбинки по краям мины. Остальное тот старался аккуратно сдувать со смертоносного металла. Хартли неуверенно завертел головой из стороны в сторону. Доверять жизнь сына кому-попало он не хотел, но другого выхода он действительно не видел.
– Папа, иди! – крикнул Питер.
Крик мальчика, призванный прочистить мозги отцу, казалось, возымел должный эффект. Уэлен развернулся и поплелся к пришельцу, который старался подняться на трясущиеся ноги. Шотландец подбирался к нему размашисто и уверенно, даже слишком уверенно.
– Я ему помогу, – прохрипел Кастор и, схватив первую попавшуюся под руки дубину, пустился вслед за шотландцем, пока тот не наделал лишнего или того хуже, не недооценил ослабевшего соперника.
Шотландец взревел и с наскока, будто древнем рыцарским копьем, ткнул пришельца носиком шокера. Тот взметнулся в воздух и снова повалился на землю. Раздался электрический треск. Мелкие короткие зубчики шокера пропускали через тело пришельца сотни вольт. Однако тот все равно пытался подняться на ноги. Хартли прерывал эти попытки ударами ног. Носок ботинка на толстой подошве болезненно врезался пришельцу в грудь и живот, иногда попадало по голове. Случалось, слышался треск, тогда шотландцу приятно было думать, что это хрустят вражеские кости или рвутся органы. Казалось, он вымещал на противнике всю злобу, что накапливалась в нем последние несколько часов.
Лунин тем временем выкопал мину и аккуратно сдул с нее все песчинки, обнажив поверхность холодного металла. Он проделывал это, словно археолог, который опасался повредить ценный артефакт – реликт истории. Правда, в его находке ставки были значительно выше.
– Что дальше? – поинтересовался Геджани, который все это время держал мальчика за руку.
Лунин скривил лицо, будто очень не хотел что-то озвучивать.
– Говори, – проронил Питер.
– Эта мина нового образца, – начал он. – Она не только фиксирует вес жертвы, но и его движения и микродвижения. Это очень-очень плохо.
– И что это значит?
– В обычных минах, самое главное, чтобы давление на нее, после того, как сорвет предохранитель, не выходило за рамки определенного диапазона. Эта мина – неминуемая смерть, если нет под рукой гениального сапера. А я, к сожалению, скорее просто технарь принеси-подай.
Мальчик съежился от страха, его тело панически дрожало. Ифран прижал его к себе. Хартли и Кастор все еще добивали пришельца, хотя скорее шотландец добивал пришельца, а профессор пытался его успокоить. «Хорошо, что Уэлен этого не слышит», – подумал Геджани.
– Есть только один вариант «обмануть» ее.
По лицу Лунина было заметно, что он перешел к самой неприятной части своего объяснения.
– И какой?
– Нужно оставить другую жертву, – заметив непонимающие взгляды, поспешил продолжить. – Мы не сможем заменить мальчика на какой-нибудь тяжелый камень, как в старых фильмах: даже если у нас получится, давление может и останется в пределах диапазона, если мы найдем огромный камень приблизительно его веса, но мина перестанет фиксировать его микродвижения. Она поймет подставу и рванет. Нам нужна живая замена, весом превышающим вес мальчика или равная ему.
– А если положить труп? – переспросил Ифран, мозг которого похолодел от одной мысли, что здесь кого-то придется оставить.
– Он должен двигаться…
– А попытаться отбежать?
– Она срабатывает довольно быстро. Не думаю, что успеем. В лучшем случае, кто-нибудь останется калекой.
Ифран посмотрел на Хартли. Тот прижал пришельца к земле и бил его носом ботинка в живот. Кастор, который раньше, скорее всего, никогда не дрался, причудливо лупил его дубиной, смирившись с тем, что ярость шотландца было не погасить. Пришелец же все никак не хотел лишаться сознания.
– Отец захочет занять место сына, – неуверенно произнес Лунин.
– Нет, – покачал головой Питер. – Я не дам, только не он. Айли не поймет, она меня не простит.
– Айли поймет, – протянул Лунин, понятия не имея, кто такая Айли. – Мальчик, – пытался настоять на своем Лунин. – Твой отец со мной согласиться. Ты его сын – он не даст тебе умереть…
– Отец меня не заменит! – уперся Питер.
Лунин виновато потупил взор. Два года назад он вошел в количество тех, десяти человек, которые устанавливали эти самые мины. Он тогда не задавал вопросов ни зачем, ни почему, просто делал свою работу. Плоские аккуратные металлические диски, похожие на фрисби35. Они могли не понадобиться этой станции. Они использовались только, как дополнительная мера предосторожности. «Установить эти мины сможет даже ребенок» – восхищался тогда Смирнов. Лунин поежился. Он понятия не имел, к чему это может привести. До установки силового поля Смирнов решил сделать иной уровень обороны – защита станции от внешнего мира и наоборот. Им оказалось поле минное. Когда же через полгода решили установить силовое поле, полковник не стал убирать первый уровень защиты, решив, что двойная защита пойдет только на пользу. Об этом знали далеко не многие. И сейчас защита упорно выкашивало мирное население станции Титлин.
– Я займу.
Слова отвлекли Лунина от мыслей. Голос руководителя станции прозвучал негромко, уверенно и бесстрастно. Наверное, именно таким голосом капитан корабля говорит, что останется на тонущем судне, чтобы дать время спастись своей команде. Мальчик был удивлен не меньше солдата.
– Я займу его место, – повторил Ифран.
– Но…
– Без всяких там «но», – перебил индус. – У нас слишком мало времени. Что нужно делать?
Лунин как будто находился в каком-то трансе. Мальчик тоже потерял дар речи.
– Не спать! – Геджани болезненно щелкнул по носу солдату.
Тот понял, что спор только отнимет у них драгоценное время, а руководитель от своего решения не откажется.
– Для начала, – он взял мальчишку за колено той ноги, что стояла на мине. – Ты должен переместить ногу чуть ближе к краю мины. Но сделать это так, чтобы давление не изменилось. Ты ее должен держать, как опорную и слегка двигать…
Мальчик осторожно миллиметр за миллиметром передвинул ногу на край. Песчинки, зажатые между подошвой и поверхностью мины, мерзко скрежетали, пока движение не прекратилось.
– Теперь вы, – он посмотрел в глаза Геджани. Индус точно знал, что он делает. – Вы должны поставить ногу на освободившийся край, но не переносить на нее весь вес, иначе, мина зафиксирует ваш суммарный вес, и вы оба окажетесь в ловушке…
Геджани утвердительно кивнул и осторожно поставил носок стопы на край мины. Пятка очень медленно опустилась на смертельную поверхность и придвинулась к ноге мальчика. Тот всем телом дрожал, как осиновый лист.
– А теперь самое сложное, – продолжил Лунин, утирая пот со лба. – Вы должны постепенно переносить вес на ногу, а ты наоборот ослаблять давление на мину. При этом вам не стоит торопиться. Иначе… ну… вы оба понимаете…
Мальчик испуганно закивал. Казалось, он вот-вот должен был рухнуть в обморок.
– Я буду считать, чтобы вам было проще, – предложил Лунин. – Главное все делать постепенно… Итак. Один.
Мальчик, молча, начал переносить вес на вторую ногу. Ифран осторожно делал тоже самое.
– Два.
Индус постепенно наращивал давление на мину.
– Три. Не торопитесь, мистер Геджани.
Ифран довольно сильно вспотел. Мальчик же наоборот, будто впитал в себя все соки.
– Четыре.
Питер уже готовился оторвать ногу от мины. От напряжения он перестал дышать, ощущая, как колотится сердце под его майкой. Оно готово было остановить свой забег с минуты на минуту.
– Пять.
Геджани резко вытолкал мальчика в руки Лунину. Тот даже не успел сообразить, как это получилось. Просто в один момент он висел на волосок от смерти – и вот он уже в руках солдата, который оттаскивает его подальше от молчаливого убийцы.
– Что здесь… – Хартли выронил из рук шокер, который вложил весь свой заряд в тело изнеможенного пришельца, когда заметил своего сына в стороне от смертельной ловушки. – Питер?
Мальчик кинулся на руки к отцу. Шотландец крепко обнял сына и посмотрел на Геджани. Казалось, они оба были истощены и физически, и морально. Хартли ничего не требовалось говорить индусу. Тот и без слов прекрасно понимал, насколько Уэлен ему благодарен.
– Бегите отсюда, у вас не так уж много времени, – наконец, выдавил из себя Геджани.
– Ифран…
– Бегите, я сказал…
Лунин повернулся к Хартли и Кастору. Они будто бы были выбиты из колеи, не понимая, что произошло и как они это пропустили.
– Двигайтесь возле тех деревьев, – солдат указал рукой на ровные ряды березок, корни которых были спрятаны колючими кустарниками ежевики. – Там мин нет. Зазор безопасной дорожки – полтора метра от стволов. Как только березки закончатся – двигайтесь, как хотите. Полоса минного поля там заканчивается.
– Иф… – начал говорить Кастор, но Геджани его тут же перебил.
– Валите отсюда, пока я не передумал!
Кастор медленно кивнул, будто смирился с поступком Ифрана и побежал первым. «Спасибо»,– одними губами прошептал мальчик. Хартли этого не требовалось, весь его внешний вид говорил о том, как он признателен Геджани. Они побежали вслед за Кастором.
– Я… – Лунин хотел что-то сказать, но не мог придумать как.
– Я знаю, – Ифран понимающе улыбнулся. – Я знаю, что ты один из тех, кто ставил минное поле.
– З-знаете?
Лунин не был уверен, что Ифран в числе тех, кто знал о мерах предосторожности и шизофреничной помешанности Смирнова на безопасности.
– Да. Ты выполнял приказ. Ты не виноват, что это поле сработало против нас.
– Я…
– Как тебя зовут?
– Руслан Лунин.
– Надо запомнить… Беги за ними…
Лунин несколько секунд обдумывал слова Ифрана Геджани, а после развернулся и припустил за своими товарищами, оставив индуса совершенно одного.
100.
– АСУПИ, подключи медицинский отсек к системе, – Корвин остановился напротив двери, снова выдернув панель из стены и что-то перещелкнув, и неуверенно оглянулся по сторонам, готовясь в любую минуту пустить оружие в ход.
– Медицинский отсек к системе подключен, – послышался голос в наушнике.
– Разблокируй двери.
– Двери разблокированы.
Он поднял оружие перед собой, чтобы выстрелить, если вдруг что-нибудь внезапно дернется в его сторону. Его рука осторожно легла на холодную металлическую ручку и, провернув, резко дернула на себя.
С того момента, как он покинул эту комнату, ничего не изменилось. Все осталось на своих местах. Дядя Сема все так же был прикован к батарее обеими руками. Резкости его бешеных дерганий в попытках освободиться поубавилось, но услышав или почуяв Корвина, он возобновил свои попытки оторвать батарею или свои кисти. Лужа крови вокруг него значительно увеличилась. Честно говоря, Корвин не очень понимал, как медик не умер от потери крови, но интересовал его не дядя Сема.
Он подошел к клетке. Пришелец внутри нее никуда не пропал. Он просто сидел, спокойно ожидая своей участи, какой бы она ни оказалась. Глаза его были открыты. Он испытующе смотрел на своего посетителя с того момента, как дверь открылась, будто и не отводил взгляда последние несколько часов.
Корвин подошел к клетке ближе. Никакой реакции. Абсолютная статичность.
– Эй! – в полголоса произнес он.
Пришелец с некоторым запозданием, будто до него не сразу дошло, что Корвин может обращаться к нему, поднял голову на него. Оранжевые глаза моргнули. Все по отдельности. Взгляд стал чуть чище. Он не то, чтобы оживился, просто начал подавать признаки жизни.
– Ты ведь не такой, как все остальные? Как твои друзья, так ведь? У тебя иные причины быть здесь?
Пришелец ничего не ответил. Он вообще не показал виду, что понимает, что говорит Корвин. Все тот же гипнотизирующий взгляд миниатюрными кусочками раскаленной магмы впивался в лицо человека, заставляя его сердце биться чаще.
– Тогда, в зале испытаний… Ты пытался спастись, а не уничтожить нас? – Корвин облизнул пересохшие губы. – Я видел, что твориться у вас. Я заходил в дверь. Сначала думал, что у вас там был геноцид: одна часть населения расстреливала другую, но… опасаться следовало другую часть. Ту, которая без оружия, не так ли?
Пришелец снова моргнул, но так и не пошевелился.
– Те… другие… я видел их пояса. У них есть оружие, а, возможно, маскировочное и диверсионное оборудование, но они его не используют. Они предпочитают нападать, как дикари, и рвать голыми руками… – он остановился, пытаясь дождаться какой-нибудь реакции от пришельца, но ее не последовало. – У вас происходило то же самое, что сейчас происходит у нас. Вирус. А ты такой же, как и я – с иммунитетом, – вздохнул Корвин. – Ты – беглец, который каким-то образом оказался здесь…
Он отвернулся от Корвина.
– На станции твои соплеменники… те, которые неадекватны…
Никакой реакции не произошло, все равно, что говорить со стеной. Корвин отошел от клетки.