Покаяние
В канун нашего отъезда домой вспомнили Отечественную войну. Заговорили о том, сколько наших родных не вернулось оттуда, и Алексей опять удивил нас своим рассказом. Он поведал историю, после которой мы все надолго замолчали. Дело было так.
Алексей в составе группы своих коллег, молодых офицеров, был на экскурсии в городе Смоленске. Ознакомившись с основными достопримечательностями Города – Героя, они кучкой стояли около церкви. Вдруг к ним подошел мужчина и обратился на ломаном русском языке. Офицеры, конечно, ничего из сказанного им не поняли. Тогда мужчина протянул им лист бумаги. Там по-русски было много чего написано. Но Алексей понял и запомнил главное. Этот мужчина – немец. Во время войны, в районе Смоленска при отступлении был ранен, его спасла, и выходила русская женщина. Этот немец хотел найти саму спасительницу или её родственников, чтобы поблагодарить её и попросить прощение за то, что воевал против русских. Нашёл ли он в дальнейшем свою спасительницу, Алексей не знает, но он увидел, как немец затем зашёл в церковь, видимо, чтобы поставить там свечки за наших погибших солдат.
Рыбалка наша закончилась. Нас уже ждали дома. Возвращались уставшие, но довольные этой поездкой. Были яркие впечатления и от пойманной крупной рыбы, и от увиденного, и от откровенных бесед. И, в целом, от общения с дикой природой. Ехали в машине и балагурили. Непроизвольно, коснувшись рассказа Алексея о Смоленске, снова задумались и замолчали.
А мне тогда подумалось, что этот немец, воевавший под Смоленском и, которого спасла русская женщина, просил прощения не у горстки советских офицеров, стоявших у церкви; он просил прощения у всего нашего народа!
Мистика
Пишу этот рассказ с большим уважением к семье Козловых. Надо признать, что с детства я – атеист. Так в школе учили. И в следующем учебном заведении закреплял эти знания. Но, иной раз я замечал, в жизни происходят такие случаи, что ни одна наука не находит более – менее правдоподобного объяснения таким явлениям. Но прежде, чем рассказать об этих удивительных явлениях, начну по порядку.
Семья Козловых
Начав работать в Бабаевском лесхозе, по роду службы я объезжал все лесничества. Была весенняя посадочная пора. На вырубках садили ёлочки и сосенки, и я зачастил в Ольховское лесничество. Лесничим там был молодой специалист после техникума.
Делянка, где проводились лесовосстановительные работы находилась недалеко от деревни Ольховик и лесники на работу ходили пешком. В одном месте, после сильного ветра, тропинку перекрыла упавшая раскидистая осина.
И вот, бригаду пополнил вышедший с больничного лесник. Этот новый работник, дойдя до упавшей осины, остановился, достал топор и перерубил её. Тем самым сделав проход. Эта хозяйственная черта понравилась мне. Ведь, мужики неделю обходили стороной это упавшее дерево, перелезая через кусты и кочки. Этот мужчина оказался заядлым охотником. На этой почве я в последствии и сошёлся с ним. Мне нравились в нём прямота, работоспособность, честность. Правда, бригада смотрела на него косо. И, конечно, было за что. Он мог в глаза сказать то, что он думает, не взирая на ранги. А нравилось это, понятно, не всем.
В дальнейшем этот мужчина, звали его Александр Тимофеевич Козлов, старался от бригады работать отдельно, привлекая в свободное время своего сына школьника Сашу. И вот почему. Молодой лесничий попивал вино (когда и научился?). Нередко выпивал и с лесниками и рабочая дисциплина, соответственно, хромала. Александр Тимофеевич не поддерживал их в питейном деле. При приёмке работ в этом лесничестве нередко выявлялись недочёты. И бригаду приходилось заставлять переделывать.
Так, например, при завершении лесовосстановительных работ, количество посадочных мест у них не дотягивало до нормы, т.е. до 3,5—4 тысяч хвойных саженцев на гектаре. А Александр Тимофеевич с сыном на отдельном участке высаживал больше – 4,5 -5 тыс. штук на гектар. И рубки ухода за лесом он делал грамотно. Раньше, по оценкам работников лесхоза, это было довольно крепкое лесничество. Но сменился руководитель и дисциплина упала. Конечно, можно было выгнать лесничего, но ставить некого. Воспитательных бесед с этим специалистом хватало на неделю – две. Затем всё повторялось. Так и работали.
И вот однажды, спустя пять лет, когда Александр Тимофеевич был уже на заслуженном отдыхе, его попросили помочь. Был конец квартала и план по рубкам ухода лесничество не тянуло. Работал он один без помощников (нарушая технику безопасности). И как так получилось, что падающее дерево ударило его по голове? Медпункта в деревне не было, упразднили при оптимизации… А в город он не поехал. И через некоторое время Александра Тимофеевича не стало.
Я был на его похоронах. Приехал и на сороковой день. Перед обедом помянули Александра Тимофеевича и вышли во двор, как принято, проводить его душу. Вдруг к нам с плачем подбежал его внук. Он до этого пошел прогуляться по лесной дороге. Хоть и маленький, но понимал, что дедушка умер и его больше нет. Сквозь слёзы внук рассказал, что когда он повернул к дому, то увидел своего дедушку, который шел лесом параллельно дороге. На плече у него было ружье, на поясе висели две утки. Дедушка шёл и улыбался.
Кого взял к этому моменту хмель, быстро протрезвели. Все пошли на то место, которое указал внук. Никого не было… В нашей компании были люди разного возраста. И те, кто постарше, заметили, что дети в раннем возрасте могут видеть то, что не дано взрослым.
Не своей смертью умерла и его жена Валентина Тимофеевна. Во время покоса она находилась на возу. Когда снизу кинули веревку, чтобы закрепить на телеге сено, конец ее стегнул по крупу лошадь и это послужило сигналом к движению. Лошадь дёрнулась, и женщина скатилась с воза на землю и сломала себе шею. И её после смерти маленькие внуки видели ее. Они вышли в коридор под вечер и за углом увидели бабушку. Та стояла и спокойно смотрела на них. Дети маленькие, но они понимали, что бабушка умерла и её больше быть не может. Дети в страхе вбежали в дом. В коридор вышла их мать Татьяна. Там никого не было.
Голос моих родителей
Мне вспоминается, как на сороковой день после смерти отца я услышал его голос. Было раннее солнечное утро. Вдруг сквозь сон я явно услышал: «Толя». Голос был спокойный, как обычно разговаривал отец. Он звал меня. Помню, я вскочил и обрадованный вбежал в отцовскую спальню, думая: «Какой страшный сон мне до этого снился». Но кровать была пуста. Папы не было. И это был не сон. А голос я реально слышал!
Мамы нашей не стало десять лет назад. И не так давно тоже ночью я услышал её голос. Она меня окликнула. Я вскочил на кровати и сказал: «Что, мама?». Жена спала. В квартире больше никого не было, но голос прозвучал чётко. Может быть только в моей голове прозвучал…
Баба Уля
Это было в 1993-ем году. У Савина Сергея Евгеньевича, моего давнего знакомого, есть тоже хороший знакомый – Утин Павел Александрович, сейчас он проживает в Москве.
До переезда в Москву Павел Александрович работал начальником криминальной милиции г. Бабаево. И как-то при встрече с Сергеем, на вопрос: «Ты чего такой смурной? Дома или на работе проблемы?» Утин ответил, что произошло убийство. И это происшествие висит «глухарем» уже два месяца. А областное управление торопит. Сергей предложил ему съездить к вепсам к бабе Уле. Она – ведунья, может и подскажет что. На это предложение Павел Александрович рассмеялся, так как не верил, как он выразился, во всякую чертовщину. Но Сергей все-таки уговорил его вместе съездить туда, сказав, что если и не выйдет из этого ничего, то ты ничего и не потеряешь!
Приехали в поселок Пяжелка, где жила эта бабушка. К ней ходили местные жители лечиться, и она им помогала. Даже из Москвы приезжали ученые изучать её дар. Сергей Евгеньевич рассказал мне, что находился рядом с Утиным и всё, что происходило там хорошо видел. Работник милиции рассказал бабе Уле, что в районе деревни Тимошино в канаве был обнаружен труп женщины, завернутый в целлофан. В окрестных деревнях никто из жителей не пропадал. Выслушав рассказ, бабушка открыла дверку печи и позвала: «Дедушка Агап, дедушка Агап». И стала что-то шептать. Потом приложила ухо к печному отверстию и периодически стала повторять: «Ага, ага…».
После этого она сказала, что были двое мужчин и женщина. Один высокий светлый, другой пониже, волосы тёмные. Они выпивали и, поскандалив убили женщину и бросили в канаву. Не веря сказанному, работник милиции с коллегами всё-таки поехал по деревням. И жители одной из деревень рассказали, что год назад у них в деревне трое из Череповца снимали дом. Двое мужчин, схожие по описанию, и женщина. Получив ориентировку, череповецкие сыщики разыскали убийц и те были осуждены. И мне как-то, знакомый милиционер по секрету рассказал, что его начальник негласно несколько раз ездил к вепсам к гадалке.
Сергей Савин жил рядом с этой бабушкой, часто бывал у неё. Он мне рассказал ещё несколько историй.
В реке Ножема утонул человек. Искали и безрезультатно. Обратились за помощью к бабе Уле. Та вышла на берег реки и опустила икону в воду. По словам Сергея размеры иконы были примерно 40 на 70 сантиметров. Икона проплыла какое-то расстояние и вдруг закружилась на одном месте. Туда подошли мужчины с багром и вытащили утопленника.
Ещё случай. В деревне загорелся дом. Жители прибежали к бабушке за помощью. Бабушка Уля в то время уже плохо ходила. Она дала жителям икону, сказала какую надо читать молитву и велела обойти с иконой вокруг горящего дома три раза. Когда это было проделано, огонь стал стихать и забрался во внутрь дома. Приехавшим пожарным осталось только дотушить пожар.
Бабушка Уля лечила людей. Как-то к ней обратилась семья Кабан из Бабаева. Их сын страдал эпилепсией. Врачи заверили, что эта болезнь не излечима. Баба Уля вылечила парня. Но получалось это у неё не всегда, был предел её таинственной силе. Спустя время у главы этого семейства заболели ноги. Одну хирурги уже отняли. Когда семья снова обратилась за помощью к бабушке Уле, та сказала, что уже поздно. Раньше надо было приходить. В дальнейшем у мужчины ампутировали и вторую ногу. А мы тогда все думали, эх, пришёл бы он раньше к бабушке, она бы точно помогла!
Сергей Савин откровенно признался мне, что, когда ещё жил в Бабаево, о способностях этой бабушки – ведуньи от знакомых слышал, но не верил этому. А когда переехал жить в Пяжелку и поселился рядом с ней, то неоднократно убеждался в её неординарных способностях. И скепсис у него по этому поводу пропал… Самое интересное, что читать и писать баба Уля не умела, но у неё была очень хорошая память. Знала много частушек, прибауток, разных историй.
Деда Ваня и Осип Иванович
Ещё сильный ведун из вепсов жил в деревне Стармуж Бабаевского района. Его все звали деда Ваня. К нему местные жители обращались за помощью. Пастухи весной, например, брали у него так называемый обход, чтобы ни голодный медведь, ни волки скотину на выпасе не трогали. Что интересно: скотина паслась в лесу, на лугах с весны и до осени и никто её не трогал.
Перед смертью деда Ваня передал свой дар своему сыну Осипу Ивановичу. Про его удивительные возможности мне тоже рассказал очевидец. У проживающей в деревне Комарово женщины потерялась корова. А корова для деревенского жителя, это всё! И молоко, и мясо и, я бы сказал, что она и как член семьи (сами держали корову пять лет). Искали животину и не нашли. И знакомые подсказали женщине сходить к Осипу Ивановичу, мол тот поможет.
Женщина набрала в корзину 50 курных яиц (видимо, и соседи яйцами помогли) и отправилась к знахарю. Дорога была длинная, где-то километров десять. Пока она шла, то подумала: не много ли яиц взяла? И отложила часть их под куст у дороги, прикрыв травой.
Какие манипуляции колдун делал, женщина племяннику не сообщила. Но рассказала, что он описал место, где находится бурёнка. Женщина поблагодарила Осипа Ивановича, отдала ему яйца и поторопилась домой. Вдруг услышала: «Ты, матушка, не спеши, не спеши. Обратно пойдешь, – не забудь яйца под кустом взять. Пропадут ведь!». Женщина рассказала, что в тот момент ей было очень стыдно. А корову нашли быстро.
Как относиться к таким явлениям? Раньше, понятно, я принимал такие вещи за байки, но со временем уже отношусь к этому не так критично… Тем более, помню, что в советское время в нашей стране секретно был создан институт по изучению паранормальных явлений – Институт Прикладной Экзофизики. Видимо, всё-таки не зря был создан!
Шаг, длинною в жизнь
Моя биография
Написать свою биография, казалось бы, несложно: перечислил яркие события, жизненные грани, – и всё! Но, грани со временем стираются и, когда-то значимые события, уже могут выглядеть не так ярко.
Вот, я сел за стол и задумался. И решил так: начну, а там, наверное, само пойдет.
Итак, я – Озеревский Анатолий (сейчас уже Вячеславович) родился в большой церковный праздник- Благовещенье, т.е. седьмого апреля 1949 в городе Бабаево Вологодской области. Родился в семье учителей. Мой папа – Озеревский Вячеслав Михайлович, преподавал историю и географию. Был директором школы №25, затем её переименовали в школу №65. Мама – Озеревская Валентина Петровна, преподавала немецкий язык.
Мой замечательный отец
На совещании, в РОНО. Беланов Алексей Семенович, Куракин Игорь Фёдорович, за ним мой отец, Псарев Алексей Данилович (крутит ус), Зарубин Иван Иванович. Работники школы
Мой папа
Нина-жена, сестра Наташа, мама и папа
Так как родители были постоянно заняты на основной и общественных работах, большую часть времени я был предоставлен самому себе. Но в выходные родители, конечно, уделяли нам – мне и сестре Наташе, внимание. Мама даже, помню, выстругивала из полена стрелы для лука, и я их с удовольствием применял по назначению. А с папой зимой мы ставили в прорубях крюки на налимов. Иногда попадались довольно крупные экземпляры, и мама в русской печи пекла вкусные пирожки с налимьей печенью.
Летом папа мастерил мне удочку, и я с плота удил рыбу. Ещё вспоминаются такие моменты. Раннее утро. Сквозь сон слышу негромкий папин голос: «Толя, вставай. Идём на речку». Открываю глаза, – надо мной наклонился отец. Обхватываю его шею руками. Он поднимает меня, помогает одеться. Выходим из дома тихо, чтобы не разбудить маму и мою сестру Наташу. Направляемся к речке, над водой стоит туман. «Слышишь? Это бормочут тетерева», – говорит отец. Со стороны леса доносятся булькающие звуки, это всё завораживает. Я ёжусь от утренней весенней прохлады, но мне любопытно и сон полностью проходит.
Папа любил вставать рано. Как-то летним ранним утром разбудил меня. В руках он что-то держал, из ладоней выглядывала птичья головка. Я оделся, вышли на улицу. Папа осторожно дал мне подержать птицу, это был стриж. Видимо, в погоне за насекомыми он ударился о провода и упал на землю. Его коротенькие лапки и длинные крылья не позволяли стрижу подняться с земли. Я немного подержал птицу в руках, его сердечко колотилось часто-часто. Затем папа взял стрижа, подбросил его вверх и тот улетел.
Став старше, я нашел то место, где токовали тетерева, это было недалеко от нашего городка. В тихую погоду их токовое бормотание по реке долетало и до нашего дома. Эту полянку, где токовали тетерева, ещё тогда, в юности, окрестил «Заветная». Не помню, почему возникло это название. В окружающем её березнячке хорошо росли подберезовики, волнушки. Там было светло, и почва в начале лета прогревалась рано, и грибы появлялись раньше, чем в других местах. А в смешанном хвойном насаждении, неподалеку, росли подосиновики, белые леди́нные, волнушки, грузди, рыжики.
Меня иногда спрашивают, а что за белые лединные?
Встречаются два грибника, начинают расcпрашивать друг друга, каков урожай?
– Я на прошлых выходных в сосновом бору был, боровых нарезал две корзины!
– Мне тоже повезло, белых лединных набрал! В низине у ручья в траве искал с азартом, а они ещё прячутся!
Тут и становится понятна разница – белые «боровые», это гриб в сосновом беломошнике, классический крепенький боровичок на толстой ножке. А белый «лединный» может быть и в сосновом, еловом, смешанном с лиственными породами, растёт, где есть увлажнение в пойме реки, ручья и в траве. Он немного отличается по цвету, не такой крепко коричневый пузан, а немного зеленее с небольшой желтинкой, ножка более стройная и более грациозно вытянута!
Рыжик вкусный, но капризный гриб. Зазеваешься, – и он червивый. Грибы я люблю в любом виде. С удовольствием ем жареные подосиновики, подберезовики, моховики, конечно, белые, рыжики (без предварительной отварки) с луком, картошкой и яйцом. Заметил, что в деревнях всегда в жареные грибы добавляли яйцо. Видимо, чтобы смягчить воздействие грибов на желудок. Грибы, всё-таки, считаются тяжёлой пищей.
Когда удавалось набрать рыжиков, то жарили их в сметане. Очень вкусное для меня блюдо, с горчинкой! Кстати, знаменитый художник Коровин Константин Алексеевич тоже обожал это блюдо. Правда, чистить рыжики жене не доверяю: обнаружив хоть одну червоточинку, Нина Михайловна, выбраковывает гриб и к окончанию чистки к сковородке ничего и не остается. Я же червоточины скрупулезно вырезаю, сохраняя тем самым деликатес.
Как-то в лесу встретил мужчину, собирающего грибы. Разговорились. И он сообщил мне рецепт, как есть сырые лисички. (Кстати, немцы из лисичек давно делают лекарство от онкологии). А рецепт такой: нужно подержать свежие лисички в воде, затем, достав их, мелко порубить ножом, сдобрить майонезом и перемешать. Немного подождав, можно приступать к трапезе. Помня, что грибами легко можно отравиться (сморчки и строчки отваривают один-два раза), вернувшись из леса домой, в интернете стал искать информацию по грибам. И нашел, что в Сибири лисички едят сырыми. Сразу же приготовил это блюдо. Понравилось. При этом жена смотрела на меня так, словно прощалась со мной. Она была категорически против таких экспериментов. Я и сейчас периодически достаю из морозилки замороженные сырые лисички, перекладываю их на ночь в холодильник, чтобы постепенно разморозились и дальше поступаю так, как описывал выше. И ем с удовольствием, представляя, что ем рыжики, т.к. вкус получается с горчинкой. Правда, ем понемногу.
На этой поляне росла земляника, можно было встретить бруснику. В березняке был сильный черничник. Любил я эти места. Вдоль лесной опушки бежал и бежит ручей, Тушиловский. Весной из реки Колпь туда заходила рыбёшка и затем задерживалась в небольших ямках на лето. Я с товарищами гоняли эту рыбёшку, пытаясь её поймать. Став постарше, охотился там на вальдшнепа. Иной раз весной в бинокль подолгу наблюдал за токующими тетеревами. Ток был небольшой и петушиных драк не было. Такое токование напоминало просто ритуальный танец: петухи, то сближались, то расходились в стороны, иногда бегая друг за другом. Но так, чтобы перья летели, я там не видел. Некоторые самцы в качестве партнера выбирали кочку и кружились вокруг нее. Иногда довольно высоко подпрыгивая вверх. Тетерев сам по себе красив, а весной особенно! Оперение тёмно-синее, местами с зеленоватым отливом, хвост лирой, брови, будто из брусники. Самки скромнее, – рыжеватого окраса. Они, как правило, рассаживались на деревьях неподалеку. И делали вид, что петушиные старания их не волнуют. Но стоило появиться человеку или лисе, самки издавали тревожный звук, напоминающий частое кудахтанье и ток замолкал.
Иной раз отец просил меня помочь пожилым знакомым, и я в силу своих физических возможностей помогал. Со временем я понял, что такие, казалось бы, незначительные, моменты, связанные с тетеревами, стрижом, помощью бабушкам и дедушкам и другие случаи, были для меня уроками. Потом было обучение в школе, ВУЗе. Но те, первые жизненные уроки отца, были, наверное, для меня самые главные.
Вспоминаю, как мама играла на пианино вальсы, устраивала вечера музыки. Мне с Наташей показывала иллюстрации картин из журнала «Огонёк». При этом рассказывала биографии художников, написавших эти картины.
Помню, как мама направляла меня к Псаревым помочь им. Глава семьи – Алексей Данилович, был литератором в школе №65. Мама, будучи школьницей, училась у Алексея Даниловича и очень его уважала. Седой, немного грузный, мне, тогдашнему школьнику, Алексей Данилович напоминал слона, большого, неторопливого, мудрого. Я помогал им по хозяйству. Затем Алексей Данилович благодарил меня, говорил, что на сегодня достаточно. Мы садились за стол пить чай. Садились, как мне помнится, с краю стола. Так как у них в доме везде были книги, журналы, газеты. Они лежали в шкафах, на полках, на тумбочках, на столе. И Алексей Данилович, проживший большую, непростую жизнь, неторопливо начинал рассказывать о своем детстве в деревне, о литературе. Один вечер он мог посвятить Анне Ахматовой, другой – Марине Цветаевой и т. д. Рассказывал интересно, не повторяясь за целый вечер. Как литератор Алексей Данилович знал много, Он выписывал журналы: «Новый мир», «Иностранную литературу», «Роман-газету». По тому времени – передовые издания. Где печатались, считавшиеся крамольными, произведения Булгакова, Набокова, Гумилева. И получалось, что я помогал Алексею Даниловичу по хозяйству, а он с моими родителями помогали мне через такие услуги расти человеком.
Старшая сестра – Наташа, мною тоже занималась, но у неё и свои дела были. Поэтому я большую часть времени проводил (пропадал) на улице, на реке, в лесу. С детства у меня проявилась тяга к пиротехнике. Любил запускать ракеты. Брал как заготовку ружейную гильзу 12-го калибра и лист ватмана. Сворачивал ватман трубочкой, склеивал, носовую часть вырезал из пробки, а двигателям являлась папковая гильза, набитая смесью пороха, аммиачной селитры, угля. В голове ракеты в дальнейшем стал вкладывать парашют. На самой ракете делал надпись КЭЦ, – Константин Эдуардович Циолковский. Что интересно, ракеты поднимались, но не высоко, а когда в небо запустил ракету с надписью ЦАНДЕР, она поднялась выше всех прежних. Правда, одна из ракет однажды нечаянно упала на крышу соседского дома. Крыши в то время были покрыты дранкой, а огонь из сопла еще вылетал. Я, конечно, перепугался. Подбежал к дому и длинной палкой уронил ракету на землю. После этого случая стал осторожнее.
Окончив школу с друзьями, устроился работать в химлесхоз разнорабочим. И отработал там год. Мой папа, до этого молчавший относительно моего светлого будущего, наконец сказал: «Толя, ты должен закончить институт». То есть, дал понять, что мне нужно сесть за учебники и готовиться куда-то поступить. К отцу у меня большое уважение и я воспринял этот совет, как толчок к действию.
В это время моя сестра заканчивала Ленинградскую лесотехническую академию имени Сергея Мироновича Кирова, факультет озеленение. Она посоветовала поступать именно туда, раз я (по её словам) люблю лес, рыбалку, охоту. И привезла из Академии программу для поступающих. Я засел за учебники и после успешной сдачи экзаменов, поступил в это старейшее учебное заведение на лесохозяйственный факультет. Будучи уже взрослым, в гостях у знакомых профессоров Ленинградского университета Марковых Бориса Васильевича и Ольги Юрьевны, я признался (к их удивлению), что если бы сильно хотел поступить в ВУЗ, то навряд ли бы это у меня получилось (во всяком случае, с первого раза). Дело в том, что из дома мне очень не хотелось уезжать. Уезжать от родителей, от друзей. Решил так: не сдам экзамены, вернусь домой. Конечно, специально заваливать предметы не стал, но экзамены сдавал хладнокровно, почти не волнуясь. А если бы очень туда стремился, то стал нервничать и, соответственно, допускать ошибки, и, возможно бы, и не поступил. Первые два курса были трудные, затем втянулся и учиться стало интересно.
Нам преподавали выдающиеся специалисты – профессора, академики, просто преподаватели, знающие, любящие свое дело. Они и продолжали формировать науку о лесе. Перед окончанием учёбы профессор Мартынов Евгений Николаевич предложил мне возглавить музей биологи лесных зверей и птиц. Музей этот шикарный. От такого интересного предложения я растерялся. Подумал так: поработаю в Бабаево, встану на ноги и приму решение. Короче, пока вставал на ноги, на пенсию вышел…
А с будущей женой Ниной я познакомился, будучи на практике. Каждое лето мы, студенты Лесотехнической академии, проходили практику в учебном хозяйстве в поселке Лисино – Корпус Ленинградской области. Жили в бывшем императорском дворце, где раньше останавливался царь Александр 2-й, приезжавший туда на охоту. Иной раз нас селили в студенческом общежитии, что на окраине посёлка. Питались в столовой, но, как дополнение брали у частников молоко. Нас это устраивало. Покупали на вечер к молоку батон, – и ужин готов.
В очередной приезд договорились брать молоко у Татьяны Ивановны Ермолаевой, которая проживала рядом с почтой. Женщина была добрая. Иной раз у нас не было денег расплатиться за молоко, и Татьяна Ивановна давала его так. Потом, со стипендии, деньги, конечно, мы отдавали. У Татьяны Ивановны было и есть три дочки, симпатичные: старшая Нина, затем Людмила и младшая Женя. Все они закончили местный Лисинский лесной техникум. Нина по распределению была направлена в Карелию, в местечко Питкяранта. Отработав там какое – то время, вернулась домой и работала на почте телеграфисткой. Нина мне понравилась. Я стал в Лисино приезжать чаще. Помню, как с Ниной ходили в начале лета за церковь вдоль реки на вальдшнепиную тягу. Как вечерами гуляли вдоль речки Лустовки. И первый поцелуй помню: летняя белая ночь, туман. Стоим напротив церкви и целуемся… Вот как-то так через молоко и познакомились.
Свадьба
Мои папа, мама, жена Нина и я
Из Шуйского в Бабаево вернулся с бородкой
Моя любимая жена Нина и я
После учёбы с 1972 года у нас с женой начинается работа в Лесном хозяйстве. В Бабаевском лесхозе свободных мест не было и Вологодское управление лесного хозяйства направило меня с молодой женой Ниной (поженились сразу после окончания Академии) в село Шуйское Междуреченского района. Где мы отработали в Междуреченском лесхозе три года. Я – в качестве инженера-семеновода, а жена Нина Михайловна, – инженером по охране леса. Затем переехали в город Бабаево. Так что, ни в Ленинграде, ни в Шуйском я не остался.
В 1975 году, в связи с ликвидацией Междуреченского лесхоза, переведен в Бабаевский лесхоз в качестве инженера мелиоратора и лесных культур. Жена была принята в тот же лесхоз мастером леса Люботинского лесничества. Жить стали в родительском доме. Появились дети. Родители помогали нам растить детей, к сожалению, папа до появления нашего сына не дожил. Я как-то сравнил свою дату рождения и дату рождения нашего сына. Получалось, что я появился на свет, когда моему папе было 40 лет. Наш сын Слава родился, когда мне стукнуло сорок… Вот такая закономерность.
Работая в Бабаевском лесхозе мне пришлось второй раз защищать проект по лесному хозяйству: первый раз – в Лесотехнической академии, второй – в институте повышения квалификации. А вообще, жизненные проекты маленькие и побольше мне, как и многим другим, приходилось защищать в течение всей жизни. В 1976 году меня направили на курсы повышения квалификации во Всесоюзный институт повышения квалификации руководящих работников и специалистов лесного хозяйства Гослесхоза СССР в г. Пушкино. Тема – лесовосстановление. Хочется вспомнить проведенный там месяц.
Жили, как на корабле, т.е. занятия, общежитие и столовая, – всё было в одном здании. Удобно. В выходные нас возили на экскурсии в Москву. Запомнилась Грановитая палата с уникальными драгоценностями. Запомнились и другие моменты.
Перед завершением стажировки нужно было подготовить проект по лесохозяйственной теме и его защитить. Набросал черновик и пошел к своему руководителю Дерягину (к сожалению имя и отчество не помню). Тот взял мой незаконченный труд и сразу стал делать замечания. Вступление, в котором все должны были опираться на материалы очередного съезда КПСС, оказалось недостаточным по количеству страниц.
У меня – на трёх листах, а надо было на пяти. Второй абзац тоже был слишком сжат. Я несколько удивился и сказал преподавателю, что он нам сам дал программу для каждого материала. Тогда Дерягин спросил: «А вы кто?». И когда он понял, что я – прибывший на курсы повышения, рассмеялся и сказал, что принял меня за аспиранта, принесшего кандидатскую. Недоразумение разрешилось, и я пошел дописывать работу. Взялся усидчиво. Писал и у себя в комнате, и в библиотеке (богатая там библиотека).
Кстати, в комнате нас расселили по трое. Кроме меня там жили Коля с Дальнего Востока и мужчина (был старше нас) из Якутии. Имени его не помню. Он работал в лесоустройстве. И помню рассказывал, как квартальные столбы, где не было деревьев, они сооружали из кучки камней. А про предстоящий проект товарищ из Якутии сказал, что за свою жизнь их столько наделал, устраивая лесхозы и охотничьи хозяйства, что теперь их щёлкает как орешки.
Коле, с Дальнего Востока, учёба поднадоела. Он чаще стал заходить в пивную. Потом по утрам жаловался, что у него болит голова. А раз мы с якутом (вообще-то он был русский по национальности) защитили Колю. Было 12 часов ночи. Уже многие в комнатах спали. Вдруг слышим Колин голос: «Вы уже спите?». При этом он шёл по коридору и громко стучал в каждую дверь. Мы оделись и выскочили в коридор. И как раз в это время открылась очередная дверь и оттуда вышел разъяренный мужчина в трусах и майке. Комплекцией он был как Иван Поддубный, которого мы видели в кино. Сразу поняли, что Коле будет плохо. Подбежали к мужчине и заверили, что буяна уведём. Тот, похожий на Поддубного, с неохотой нам уступил. А Коля периодически продолжал пить пиво, но в двери комнат уже не стучал.
Проект я (похвастаюсь) защитил на «отлично», а «якуту» поставили «удовлетворительно». Помню, как он сел расстроенный на кровать и долго молчал. Может быть его срезали дополнительные вопросы экзаменаторов. Комиссия там была серьезная, человек пять. И вопросы они задавали разные…
Через пять лет в лесхозе сменился директор. С ним я не сошёлся характером и уволился. Устроился работать в межхозяйственный лесхоз. Долго работал лесничим, главным лесничим. Жену – Нину Михайловну впоследствии из мастеров леса перевели инженером по культурам. Она награждена значками «10 и 20 лет работы в государственной лесной охране». Имеет почётные грамоты. На пенсию Нина Михайловна вышла досрочно, имея пятерых детей. Хотя дети у нас общие, но у меня таких льгот не было, и я отработал, как говорят, от звонка до звонка.