Хлопок, раздавшийся, казалось бы, в самой голове, вызвал волну острой боли в лобной части мозга и до макушки, оставив за собой протяжный звон в ушах, подобный звону колокола.

– Эй, ты, хватит спать! – перебивая звон в ушах, настойчиво окликнул спящего бодрый голос, – День уж на дворе, а ты все под лавками валяешься.

«Что за? Почему мне постоянно так плохо здесь?!»: подумал Паша, ощупывая себя и окружающее пространство. Глаза еще не открылись, и, познавая мир через осязание, Паша обнаружил себя на полу под лавкой или столом. Видимо, вчерашняя попойка закончилась для него именно тут. Происходившее вчера Паша помнил смутно. Чтобы хоть как-то придти в себя, собрав волю в кулак, он рывком поднял торс и уперся спиной в лавку, таким образом, зафиксировав себя в положении сидя. Однако долго сидеть ему не удалось. Так и не открыв глаз, он с грохотом упал обратно на пол вместе с покосившейся лавочкой, которая, в данной плоскости, весьма плохо выполняла функцию опоры для заблудившихся во времени алкоголиков.

Смешно размахивая руками, Паша все-таки смог перебраться через лавочку, на которую упал, и снова сесть, на этот раз без опоры. Головная боль, до этого дремавшая где-то в глубинах сознания, взрывом выбралась наружу, заставив страдальца положить голову на колени, предварительно обхватив ее руками.

Так, тихо покачиваясь и неистово елозя руками по волосам, в старании перебить дикую боль в голове, Паша сидел около минуты. Придти в себя не удавалось. Внезапной волной хлынули воспоминания. Князь, крики, выпивка, танцы и финальный аккорд в виде тычка пальцем в лоб от Еремея.

– Козел, – тихо пробормотал Паша, пытаясь сжаться в комок, так чтобы стать как можно меньше и спрятаться от мира. Но мир, в лице Еремея, ждать себя не заставил.

– Я кому сказал, вставай! – уже настойчивее и громче, почти крича, повелевал Еремей, – Вон и лавочки развалил, убирать тут, небось, не станешь?

С этими словами волхв вплотную подошел к пьянице, постукивая посохом о деревянный пол, и, взяв его за плечо, одним рывком поставил того на ноги.

« И откуда в тебе столько дури?»: хлопая наконец раскрывшимися глазами, удивился Павел.

Не решившись сопротивляться, он принялся протирать мигом заслезившиеся глаза тыльной стороной ладони. Одновременно пришлось пританцовывать, разгоняя кровь в затекших ногах.

– Нельзя было меня до комнаты довести? – довольно агрессивно спросил Паша, – Обязательно эти твои штуки с пальцами было применять?

– Укладывать пьяниц по кроватям дело не благое, – резонно заметил волхв, – А вот усмирить буяна, это работа для волхва.

Воспоминания хлынули новой волной, с уже большей яркостью и подробностями.

То, что вчера казалось веселым и забавным, сегодня вызывало лишь стыд. Сам не зная, покраснел он или нет, Паша принялся усиленно тереть глаза, что бы заглушить нахлынувшие ощущения. После он и вовсе отвернулся от волхва, делая вид, что осматривает комнату.

– Ладно, пойдем за мной, дел у нас сегодня еще много, – проворчал Еремей, отпрянув от посоха, на который опирался.

Ухватив первый попавшийся кувшин со стола, Паша робко засеменил вслед за удаляющимся волхвом.

Уже опостылевшие пустые коридоры терема преумножали звук постукивающего посоха, гул которого отдавался невыносимой болью в Пашиной голове. Вскоре эта канонада в голове была окончена, устало опершись о стену, Павел допивал остатки жидкости в кувшине, пока волхв отпирал двери. К Пашиному счастью, в кувшине было пиво, даже несколько прохладное. Оно освежающим, прогоняющим недуги, ручейком протекало от горла к желудку, оседая там холодным озерцом. Как только с кувшином было покончено, замок на двери щелкнул, и та отворилась, роняя робкую полосу света в мрачный коридор.

– Заходи, – позвал за собой Пашу волхв.

Внутри комнаты ничего не поменялось. Свет ярко бил из слюдяных окон, но особой жары не создавал.

– Хворь отступила, или отвару дать? – буднично спросил волхв.

Пытаясь понять суть вопроса, Паша повертел головой и понял, что хворь никуда не отступила.

– Отвара я бы сейчас хлебнул, пожалуй, – с трудом выговорил Павел, тяжело глотнув вязкую слюну.

Услышав это, Еремей принялся копошиться в своей сумке. Вскоре он выудил оттуда бутылек и довольно причмокнул, понюхав содержимое.

– Вот, выпей сие, – наливая в деревянную ложку снадобье, прокряхтел волхв, – это зелье прогонит твой недуг.

Передав ложку похмельному Паше, Еремей с нескрываемым интересом уставился на подопытного. Не обращая внимания на столь странный интерес и вспоминая чудесное действие прошлого эликсира, Паша мигом проглотил содержимое ложки. Дрожащими руками он вернул ложку обладателю, пока не ощущая эффекта.

Сладкая жидкость, с до боли знакомым привкусом, минула рот, тихонько скатываясь вглубь, где мирно покачивалось недавно выпитое пиво. Внезапной волной в голову ударил дурман, на Пашином лице появилась дурацкая улыбка, на краях губ проступила слюна, руки безвольно обвисли, ноги подкосились, и, глубоко выдохнув, пациент, как мешок, рухнул вниз.

Космос… Полеты к звездам, ощущение невесомости… Полная свобода действий и внезапный рывок вниз.

– Где? – слова потухли на губах, оставшись несказанными.

В ответ было лишь молчание. Обнаружив под лицом пол, Павел перевернулся на спину, пытаясь понять, что же произошло. Головной боли не было, впрочем, кроме вялых, запоздавших мыслей, там вообще ничего не было.

– Ну, как? – раздался голос где-то над головой.

Этот голос послужил детонатором мыслительного взрыва, тут же вспыхнувшего в голове у Павла. Вспомнилась по-новой пьянка, ее последствия и лечение. В голове все еще царила легкая сумятица, но она была скорее очищающей, нежели убивающей рассудок.

– Серьезное лекарство, – протянул Паша, покачивая головой, словно перекатывая что-то внутри нее.

– Да, позавчера только его придумал, вот, сварил, на тебе попробовать, – довольно потирая руки, сказал старец, – Как ощущения, голова не болит, отступил недуг?

Павел принялся прислушиваться к своим ощущениям с неким фанатизмом, пытаясь выявить хоть малейший отголосок похмелья, однако, безуспешно. После пробуждения он чувствовал себя словно обновленным, мысли встали на свои места и впервые, за последнее время, Павел наконец-то понял, чего он хочет и что нужно делать.

– Так что там с тем колдовством? – спросил он у волхва, – Когда можно будет его осуществить?

– Можно будет только через два месяца и одну седмицу, – задумчиво ответил Еремей, – Никак не раньше.

Иван называл другие сроки, но волхву Паша верил больше. Он наконец-то встал с пола и подошел к окну. Свет, пробивающийся сквозь слюду, бил в глаза. Увидеть, что там за окном, через такое покрытие было трудно, лишь смутные очертания.

Приступ грусти, щемящей сердце, волной накатил на Пашу, он скучал по дому, прозрачным окнам и шуму машин с их вредными выхлопами. Заскучал по пластиковым бутылкам, дешевым чебурекам из кошатины и лжи на телеэкранах. Заскучал по мечтам об айфоне, большой машине и фирменных вещах.

Так же внезапно, как пришла эта грусть, пришла и решимость. Паша еще сам не знал, хочет ли он домой или это минутная слабость, однако другой цели на данный момент он не видел.

– И что… Что мне делать эти два месяца? – спросил он у Еремея, резко одернувшись, он отошел от окна.

– Как что? – улыбаясь, воскликнул волхв, – Готовиться будем. Ведь колдовство просто так не делается, нужно будет твое участие, а это наука.

– Ясно, значит, жить будем в деревне у тебя, или мне шалаш в лесу строить?

– У меня, хоть князь и приглашал остановиться у него, но мне здесь не уютно, много добра у меня в деревне, да и учить тебя легче будет, – собирая сумку, рассуждал старик, – А теперь на рынок, давай собирайся.

С этими словами он выудил из своей сумки еще одну, точь-в-точь такую же и вручил ее Павлу.

«Она что, бездонная у тебя, что ли?»: подумал Паша, разглядывая дно своей сумки. Ремешок для носки был сплетен из грубой, волокнистой нитки, похожей на шпагат. Снаружи дно было обшито тонким слоем кожи, хотя ткань выглядела и без того прочной, но не совсем приятной на ощупь.

Павел собирался положить в сумку свой нехитрый скарб в виде ложки, подаренной Иваном да зажигалки, однако волхв его остановил:

– Ложку за поясом носят, а огниво свое положи себе за пазуху, так не утеряешь, а в сумку еще будет что положить.

Паша выполнил указания без лишних вопросов, он уже привык доверять волхву.

– Теперь пойдем, – сказал Еремей, направляясь к выходу из покоя.

Коридоры терема казались уже привычными, и Павел плелся за волхвом безо всякого энтузиазма, глядя себе прямо под ноги, изредка кидая взгляд на спину спутника. Вскоре они оказались за крепостными воротами в толпе людей, которая, беспорядочно шевелясь, двигалась в сторону местного рынка.

Гомон, стоящий в торговой обители, перебивался лишь звонкими выкриками зазывал. Первые несколько минут Паша оглушенный проталкивался через толпу, стараясь не отстать от волхва. Но тот только ускорял шаг, люди расходились перед ним и смыкались плотной стеной перед Пашей. Это привело к тому, что седую, густо заросшую длинными волосами, голову и навершие посоха Паша из виду утерял. Он остался один в толпе. Так и не желая с ней слиться, он пытался идти против потока, плечи уже саднили от перенесенных тычков. Вертя головой по сторонам, он все еще пытался высмотреть волхва, попутно продвигаясь вперед. Ему казалось, что он правильно сохраняет направление и вот-вот догонит Еремея, ведь тот должен заметить пропажу.

Внезапно толпа будто растворилась, оставив лишь редких прохожих, бродящих мимо лавок. Сами торговые лавки выглядели бедно, выбор был скуден, как и наполненность кошельков покупателей.

«И откуда все эти люди шли? Откуда вообще здесь столько людей взялось?»: недоумевал Паша, инерционно бредя дальше.

Не особо разбирая дорогу, он погрузился в размышления, пытаясь осмыслить все произошедшее с ним за последние дни. Он и сам не заметил, как свернул в какой-то переулочек, оканчивающийся тупиком. Тут он хотел справить нужду.

– Вот ты и попался! – послышался грубый голос откуда-то сзади.

Голос вернул Пашу в реальность, вырвав из забытья. Знакомый тембр голоса врезался в мозг, как айсберг в корабль. Сердцебиение участилось настолько, что казалось, будто бешено сокращающийся орган сейчас же прорвет грудную клетку и убежит восвояси. Едва обернувшись, Паша увидел ожидаемое. Опешив, он смог лишь потихоньку пятиться назад, но далеко не ушел, упал, и, приложившись мягким местом о столь неприветливую землю, он вымолвил лишь слабенькое:

– Ой…

Впрочем, падение лишь придало сил, он тут же начал бешено взрывать землю потными ладошками и ногами, отползая подальше от ужасного бандита с не менее ужасным кинжалом. Именно этого головореза Павел имел счастье встретить, прячась в туалете возле дома Ивана.

Вторая их встреча грозила Паше очень плохими последствиями. Бандит не торопясь подходил ближе, медленно водя из стороны в сторону широким, блестящим на солнце кинжалом.

– Недолго ты прятался, недолго тебе и жить осталось, собака, – процеживая каждое слово сквозь зубы, угрожал убийца.

Каждое его слово было переполнено лютой ненавистью, и Павел отчетливо понял, что пощады выпросить никак не удастся. Тогда Паша все-таки встал, и даже успел развернуться, чтобы броситься бежать, пусть и был в тупике, но стена его пугала меньше кинжала. Он с силой подал тело вперед, но его голова встретилась с невесть откуда взявшейся дубинкой.

Тонкая, теплая струйка крови, пробежав ото лба до подбородка, робко скользнула под рубашку, окрашивая ее в красный цвет, будто стремясь дополнить узор орнамента на воротнике.

Полностью утерявший ориентацию, Паша рухнул, но частичка не угасшего сознания все еще принимала сигналы от окружающего мира. Какие-то крики, возня и лязг оружия. Все это отдалялось с каждым мигом, и вскоре Паша полностью погрузился в черную рябь, сменяемую кромешной тьмой и пустотой.

Глава 6.

– Долго ли он еще так пролежит? – вопрос был задан чистым, звонким голосом, принадлежащим девушке.

– Недолго, очнулся он, – с неожиданной лаской сказал Еремей, – Только прикидывается спящим.

Последнее было сказано со смешком. Послышались легкие шаги и шуршание одежды.

– И впрямь не спит, – девушка усмехнулась, и, быстро удаляясь, видимо, на бегу, крикнула, – Я за отваром и обедом!

– Беги, – тихо проводил девушку волхв и уже громче обратился к Паше, – Герой ты наш, не надоело тебе постоянно валяться и изображать из себя калеку?

«Надоело!»: подумал Паша, но вслух он смог лишь промычать:

– Ммм, хммммгм, – пытаясь открыть рот, он приподнял голову и тут же уронил ее обратно, – Что опять произошло?

– Так ты опять ничего не помнишь? – деланно удивился Еремей, – Что ж, я расскажу.

Паша открыл глаза, которые тут же заслезились, едва их коснулся свет. Волхв был справа от кровати, стоявшей в левом углу комнаты. Он опирался на посох и выглядел несколько измученным, будто провел несколько бессонных ночей. Однако глаза его по-прежнему хранили силу, сверкая на изборожденном морщинами лице. Прокашлявшись, волхв приступил к рассказу.

– Когда ты у Ивана мне про разбойников рассказывал, я сразу смекнул, как надо поступить, да князю то рассказал, он со мною согласился. Амулет тебе Иван дал полезный… – Еремей недоговорил фразу, будто передумав объяснять полезность амулета, – На рынке, когда ты потерялся, за тобою следили мы со стражей. Потерялся ты не случайно, и людей там никогда так много не бывает, всех придворных князь на рынок отправил, а уж направить тебя в нужное место для меня не составило труда. Поработать нам, конечно, пришлось не мало, но разбойников изловили, хоть и успели они тебя по голове твоей треснуть дубиной…

– Подожди, если вы знали, где будут разбойники, то на кой ляд меня… Мою многострадальную голову нужно было подставлять? – Паша даже позабыл о слабости, охваченный негодованием, – У меня она не деревянная, не дубовая, меня и убить можно кинжалом, потому что пузо тоже не железное, можно же было и иначе их словить!

– Ты многого не понимаешь, так просто их было не словить, нужна была приманка, что их притянет, этой приманкой и стал ты, – погладив бороду, ответил волхв, – На иное колдовство нужно больше времени и силы.

– А мне рассказать нельзя было, я бы подготовился, – продолжал возмущаться Паша, – Я бы пригнулся, побежал бы сразу, как-нибудь бы да уберег голову.

– Нет, нельзя было тебе говорить, не сработало бы колдовство, – твердил волхв, прохаживаясь по комнате.

Устав от разговоров, Паша принялся разглядывать комнату, двигая головой как можно медленнее, она все еще побаливала. Убранство комнаты было небогатым, однако все выглядело опрятно и уютно.

На правой от Паши стене висели пучки сушеных трав и связки лука с чесноком. Возле окошка располагался средних размеров обеденный стол, а подле него две лавки. Еще одна лавка, чуть пошире, стояла у левой стены, упираясь в кровать. По правую руку у стены стоял окованный железом сундук для хранения вещей, а прямо напротив кровати зиял дверной проем, двери в котором заменяла плотная занавеска серого цвета.

– Долго я так лежу тут? – спросил Павел у волхва, резко повернув к тому голову.

Это движение очень негативно повлияло на состояние Пашиного здоровья, за тягучей волной боли накатила слабость и сонливость.

«А что там за девушка-то была?»: подумал напоследок он, и отключился, не дожидаясь ответов.

– А вот и я! – радостно известила о своем прибытии девушка, вошедшая в комнату.

– Заснул он, к вечеру очнется только, – проворчал старик и коснулся навершием посоха лба спящего.

Лицо волхва моментально осунулось, и даже блеск глаз, казалось, исчез. Разом постаревший, он тихонько пошаркал к выходу, чуть ли не волоча за собой свой посох.

– Пойдем, милая, пущай отдыхает.

Девушка еще немного постояла у двери, теребя сверток со съестным, а потом, несколько понурившись, пошла вслед за волхвом.

Странные сны посещали Пашу в это время. Будто он плыл по мутной, покрытой зеленой пленкой растительности, воде прямо на носу обветшалого корабля без парусов к не менее обветшалому и заросшему причалу, за которым стояли дикие, непролазные джунгли.

Резко картинка поменялась, перед ним стояло высокое дерево, на которое нужно было залезть. Об этом его попросила девушка. Но кто она, Паша еще не понял, однако ему сильно захотелось, чтобы это была Любава. Ему не видно лица, девушка повернута к нему спиной, ее волосы, такие мягкие, легкие, каштанового цвета с переливами золотых отблесков, водопадом ниспадали на плечи, разбиваясь он них на ручьи, стекающие на спину до самых лопаток. Паше все было дозволено, и он подошел к ней, чтобы обнять. Теперь он точно знал, что это Любава. Нежно, насколько это было возможно, Павел обхватил руками ее талию, сомкнув ладони в замок на животе. Даже во сне Паша чувствовал ее запах, ее тепло, что вызывало неистовое возбуждение. Он принялся поглаживать ее живот, поднимая похотливые руки все выше, но девушка была не против. Едва он коснулся ее груди, возбуждение бушующей стихией охватило его разум и тело. Он готов был разорваться на части, разбиться на миллионы осколков, чтобы в каждом из них никогда не угасло это желание, но он проснулся.

Мозг из последних сил старался нарисовать владельцу продолжение увлекательнейшего сна, но видение уходило в пучину безвременья и забвенья. Тело еще не отошло ото сна и плохо повиновалось, пребывая в сладкой дреме. Возбуждение, к слову, никуда не исчезло, что Павел почувствовал в первую очередь.

В комнате было тихо. Разлепив веки, Паша ужаснулся: «Я ослеп!». Однако его страхам не суждено было подтвердиться, просто на улице царствовала спокойная, темная ночь. Вскоре Паша осознал всю нелепость своего предположения, и даже тихонько хлопнул себя по лбу. Рука коснулась повязки, Паша понял, что по голове ему досталось действительно сильно, и простой шишкой на этот раз он не отделался.

Спать совсем не хотелось, к тому же чувствовал он себя бодро, а потому решил немного прогуляться, размять залежавшиеся ноги. Приподнявшись на локтях, Паша долго вглядывался во тьму, пытаясь хоть что-то разглядеть. Луна, весьма кстати, наконец-то вынырнула из-за туч, доселе ее скрывавших. Легкий серебряный свет мягко окутал комнату, разогнав разнуздавшуюся тьму.

Рывком Павел сел на кровати, поставив ноги на пол. После ощупал голову, его ощущения подтвердились, его многострадальный орган был полностью укутан в повязку. Убедившись, что он не нагой, Паша попробовал встать.

Голова пошла кругом, ватные ноги плохо повиновались ему, но из последних сил Паша развернулся, и уперся руками в кровать, чтобы стоять полусогнутым. Так он хотел стабилизировать свое состояние, потому что просто лечь обратно ему не позволяло самочувствие, он очень сильно захотел в туалет.

Вскоре голова перестала кружиться, а ноги стали тверже держаться на земле. Тогда он, по-старчески прихрамывая, очень неторопливо побрел к выходу.

Выйдя из комнаты, Павел попал в коридорчик, слева, видимо, была глухая наружная стена, справа же имелось два дверных проема, пройдя мимо них, Паша свернул направо и попал в уже знакомую комнату. Здесь он уже бывал, когда впервые попал в деревню, это был дом Еремея. По памяти он вышел во двор, попутно больно стукнувшись коленкой о стул, и чуть не опрокинув пару лавок. В отличие от спальни, сюда свет пробивался гораздо хуже.

На улице было тихо, лишь легкий ветерок колыхал кроны деревьев и те шептались о чем-то своем, понятном лишь им. Лунный свет заливал крыши домов, окрашивая солому в призрачно серебристый цвет. Паша никогда не видел освещенных лишь луной поселений, даже в его родной деревне ночью горели фонари, тускло, через один, но горели. Однако насладиться сполна ночной картиной ему не удалось, нужда была сильнее эстетических побуждений.

Трава приятно щекотала босые ноги, в суматохе Паша не обратил внимания на то, что он не обут. Дойдя до туалета, он вспомнил собратьев этого сооружения, которых видел у себя в деревне.

«Там, наверно, грязновато для босого»: подумал он, и зашел за деревянную будку, попутно снимая штаны.

– Журчат ручьи, журчат ручьи, – напевал он себе под нос, разглядывая деревянную стенку.

Закончив, он отпрыгнул от места, где журчали ручьи, и бодренько потопал обратно в дом, так как становилось зябко. Где-то в лесу завыли волки, или не в лесу, или не волки. Паше это было уже не важно, он как можно быстрее шмыгнул в дверь, и запер ее. Переводя дух за запертой дверью, он сам улыбнулся собственной трусости, с этой улыбкой он побрел до кровати.

Провалявшись в кровати еще с полчаса, он погрузился в сон, но уже без сновидений. Будто уже через минуту шорохи и стук глиняной посуды пробудили его вновь.

Тихо приоткрыв глаза, Паша повернул голову в сторону шума. Возле стола орудовала столовым убранством девушка с длинными волосами, такими же, как в недавнем сновидении. Сердце екнуло и быстро забилось, казалось, будто оно так бьется о грудную клетку, что комната наполнилась гулом, однако это был лишь шум в Пашиных ушах.

Замерев, он наблюдал, как девушка наливала что-то в кружки из кувшина и разлаживала на столе пищу, которую принесла в корзине. Запахло свежим хлебом и овощами. Как только Паша заметил, что девица собирается развернуться, он тут же закрыл глаза, стараясь прикинуться мертвым, или хотя бы спящим.

Едва девушка удалилась из комнаты, Паша вскочил с кровати и принялся поправлять на себе одежду, голым он не был, но некоторых элементов в его костюме точно не хватало. Их он отыскал в сундуке, там были все его скромные пожитки и даже трофейный кинжал, которым совсем недавно его пугал разбойник. Этот подарок судьбы Паша пока что оставил во тьме сундука, вынув оттуда только пояс и свою обувь. Облачившись на скорую руку, он принялся метаться из стороны в сторону не в силах решить, куда ему направиться и какую позу принять. В конечном итоге он пулей вылетел из комнаты и почти добежал до комнаты, где бродил вчера ночью. Аккуратно выглянув из-за стены, Павел оценил обстановку. Комната пустовала. Тогда он быстро прошел во двор, попутно пытаясь понять причину своего стремительного побега и его цели.

День удался действительно теплым, кучевые облака кружились где-то над линией горизонта, словно небесные перины, ожидающие своего хозяина. Легкий ветерок веял теплом и ласково гладил щеки, играя с проросшей бородой, волосами. Вдоволь насладившись первыми впечатлениями от прекрасной погоды, Паша обошел дом по ночному маршруту с посещением все тех же достопримечательностей.

«Нужно деда найти и спросить, что тут вообще происходит»: раздумывал Павел, бредя обратно в дом:

– Ах, вот ты где, уже и бегаешь, аки лось по чаще лесной, – воскликнул Еремей, – Здоров, стало быть!

– Да, наверно, здоров уже, – задумчиво подтвердил Паша, – Так сколько, говоришь, я в кровати пролежал?

– Так два дня всего и пролежал, – ответил волхв, будто говорил что-то до боли обыденное, – Голова не кружится? Коли не кружится, так повязку снимай уже, не нужна она более.

– Нет, с этим все хорошо, даже странно, что ничего не болит, – покачав головой, ответил Паша, – А… А что за девушка у тебя тут живет?

– Хм, я думал, вы уже знакомы, – улыбаясь, как заправский заговорщик, проговорил волхв, – Ты еще не завтракал?

– Нет, не успел еще, – замялся Паша.

– Опять до ветру торопился? – уже без улыбки поинтересовался волхв, – Ты учти, в другой раз буду как котика в лужу головой макать, зачем иначе тут отхожее место построено?

– Так… я босой был, – оправдывался Паша, хоть уже и видел строение изнутри, которое было гораздо чище, чем даже в его родной квартире, – Да и ночь, страшно было…

– Вот ты и спустил, где страх тебя пронял, понятно… Но ты так больше не пугайся, – волхв усмехнулся в бороду.

– А что, тут есть волки в лесах?

– Конечно, есть, а где ж им быть? Скоро бить их нужно будет, наплодилось уж многовато, говорят пастушки, что до стада повадились шастать, – пояснил волхв, а после задумчиво протянул, – Эх, клыки мне их нужны…

С этими словами Еремей пошел в дом, а Паша тихо побрел за ним, не особо задумываясь над последней фразой.

Дикий голод наконец-то одолел Павла, казалось, он готов был проглотить слона и закусить гиппопотамом. Чуть ли не ворвавшись в дом, будто идя на штурм, он мигом преодолел расстояние до комнаты, в которой очнулся. Влетев в комнату, он тут же растерял свой пыл, и, переминаясь с ноги на ногу, остановился у двери. Прямо перед ним стояла Любава, как-то загадочно улыбаясь.

– Привет, – промямлил Паша.

Было видно, что ему невероятно трудно в данный момент дается общение с девушкой, хотя ранее таких очевидных проблем он не замечал. Любава же отозвалась на приветствие вполне обыденно, без затруднений.

– Здравствуй, как здоровье, не болит ли голова?

Смущение достигло предела, Паша опустил голову вниз, покраснев как бурак. Никогда ранее, даже будучи первоклассником, он не бывал столь застенчив.

– А… можно я поем? – одна из нелепейших фраз для данной ситуации показалась Павлу весьма достойным вариантом, лишь вспыхнув в его мозгу.

Однако уже через секунду, когда фраза сорвалась с губ, он переосмыслил сказанное, и еще больше покраснел.

– Да, конечно, проходи, садись за стол, – чуть сторонясь, ответила девушка.

Паша не мог видеть, но чувствовал на себе любопытный, в некотором смысле испытующий взгляд. Под тяжестью этого взгляда Паша споткнулся так, что едва не разнес все убранство стола, шумно грохнувшись на лавку. Не видя иных вариантов, неудавшийся герой-любовник принялся набивать рот хлебом, огурцами и редисом. Когда пихать стало некуда, Паша замер в нерешительности, разглядывая надкушенный огурец и кусок хлеба, будто они способны подсказать решение ситуации. Попытка начать жевать оказалась неудачной, так как объема щек и плотности закрытия губ явно не хватало для удержания ранее загруженного объема пищи. Иными словами у Паши валилось изо рта месиво из огурцов, хлеба и редиски. Питоном Павел не был, проглотить все это он не мог, и теперь оставалось надеяться на чудо.

Любава почти откровенно смеялась и, видимо, пожалев страдальца, вышла из комнаты, сделав вид, что она что-то забыла.

Упустить такой шанс было бы глупостью, а Павел уже устал от собственной глупости. Натужно чавкая, он, как заправская мясорубка, размолотил застывший во рту ком пищи, попутно запивая все это квасом, который обнаружился на столе. Когда он наконец все проглотил, в комнату вошел Еремей.

– Смотрю, ты уже подкрепился, – садясь напротив, заметил волхв.

– Да, – утирая рот рукавом, ответил Павел.

– Больно застенчив ты стал, не замечал я за тобой такого ранее, – Еремей ухватил из корзины огурец, – Есть у меня одно зельице, оно тебе поможет кое в чем.

Загадочно подмигнув, старик захрустел огурцом.

– Кое в чем?

Паша, конечно, понял, о чем идет речь, но старательно прикидывался дурачком.

– Пойдем, – доев огурец, волхв поднялся с лавки, – И корзину-то прихвати, да крошки смети.

Паша быстро выполнил все поручения, и посеменил за волхвом, помня о чудодейственных зельях, которые он пил раньше.

Волхв вошел в основную, как ее назвал про себя Павел, комнату, где стояла печь. Стену, которая была напротив печи, украшала занавеска на всю длину, за этой занавеской были прибиты стеллажи, а на них были выставлены бутыльки, кувшины и прочая утварь для хранения жидкостей, порошков и прочего добра. Сняв одну, особо большую бутылку с полки, волхв водрузил ее на стол.

– Вот, это то самое зелье, которое тебе должно помочь, – продекламировал Еремей.

На столе появилась глиняная кружечка, в которую волхв плеснул из бутылки. Жидкость, мутноватого цвета пепла, весело плескалась в кружке, и Паша попытался ее понюхать. Пахло очень знакомо, спиртом.

– Пей, – деловито сказал волхв.

Паша выпил залпом, огненная волна пронеслась по горлу, устроив пожар внутри него, а затем лавовым озером осела в желудке. Запах спирта был не просто запахом, Паша только что употребил крепкой самогонки и слова волхва о том, что это зелье может помочь в делах любовных уже казались Паше издевательством.

– Дай закусить, – судорожно нюхая рукав, прошипел Павел.

– Ты голоден? – удивленно спросил волхв.

– Нет же, закусить зелье твое хочу! – рассерженно ответил Паша.

– А разве ты пьешь не потому, что тебе вкусно?

– Что ты заладил-то? Я такого не пью! – Павел не на шутку рассердился, и перешел на крик, – Да и хрен с тобой, так обойдусь.

Волхв лишь лукаво улыбнулся, видимо, имея какой-то свой замысел. Результат не заставил себя ждать, Паша захмелел и был зол. Что-то бурча о безумстве людей почтенного возраста, он уселся на лавку, закинув ногу на ногу.

– Завтра начнем обучение, – заявил Еремей, – Любава девица ладная, однако если ты говорить не сможешь при ней, то ничему не научишься, а учить я вас вместе буду.

– Окей, – согласно кивнул головой Паша.

– Что?

– Что – что? – Паша поднял взгляд на волхва, пытаясь понять, что с ним не так.

– Что за слово странное ты молвил?

– Окей? – Паша замялся, раньше подобных проблем в общении он не замечал, – Ну… Это согласие, как слово да. Значит, что все хорошо.

– Понятно, – протянул волхв.

«Странно это, я же совсем не на древнерусском разговариваю, а они все понимают, и я все понимаю. И куда я попал?»: подумалось Павлу.

– Пойдем, – подзывая к себе Пашу жестом, сказал Еремей, – Туда иди, обратно к столу, окей?

Молодой пришелец из другого мира широко улыбнулся знакомому слову, которое так ловко использовал старик. Улыбаясь, он встал с лавки и пошел в комнату, как и просил его волхв.

Когда он зашел в комнату, та была наполнена ароматом мяты, ромашки и… чая.

«Чай? Откуда?»: удивился Павел.

Любава, которая, видимо, и заваривала напиток, стояла рядом со столом, разрезая пышный яблочный пирог.

– Кхм, а как называется этот напиток? – спросил Паша, делая вид, что наполнение кружек ему не знакомо.

– Чай, – коротко ответила девушка, не отрываясь от нарезки пирога, – Еремей так сказал.

– Понятно, – чуть смутившись, промычал Паша, и, уже тише, хмыкнул, – Как удивительно…

«Может тут и табак есть, картошечка еще. Жареной-то я бы съел, и курить охота»: сев на лавку у стола, мечтал парень. Теперь ему очень захотелось закурить, до этого, в суматохе, он не очень-то вспоминал о том, что является курильщиком. Рот наполнился слюной, сердцебиение участилось, началась никотиновая ломка.

Чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей о курении, Паша попытался заговорить с Любавой:

– А почему ты из корчмы ушла, что случилось?

– Так сгорела корчма, спалили ее Баташа дружки, – сердито отозвалась девушка, – Пока ты на лавке лежал с разбитой головой.