Процедура входа с простыми людьми, которые торговать не собирались, была попроще. Нужно было просто назвать свое имя, взглянув на стражника, что бы он мог поглядеть тебе в лицо и, с его разрешения, топать дальше.
Когда очередь дошла до Паши, он, глядя в лицо седовласому стражнику, сказал:
– Павел.
– Странное имя, ты чужеземец?
– Нет, мамка так назвала, с нее и спрос, – тут же нашелся Павел.
– Ну, иди, давай тогда, раз мамка назвала.
Радуясь, что все прошло без эксцессов, и ложь удалась, Паша с легкой улыбкой вошел в город.
Улица кишела различного рода прохожими, от грязных бродяг до облагороженных пузом граждан. Паша как-то сразу затерялся среди них, теперь он ни чем не был отличен среди них, одежда крестьянина, моментально запылившиеся кроссовки не бросались в глаза, а его бешеное верчение головой обитатели города могли спихнуть на то, что он первый раз в «большом» городе. Единственное чем он слегка выделялся, так это ростом. Он был выше средней массы людей, хотя ростом он был чуть больше ста восьмидесяти сантиметров, и на улицах родного города не казался таким уж высоким. Но это, видимо, никого не смущало, все были заняты какими-то своими делами, снуя и тут и там, торопливо пробираясь в разные стороны города. Основная масса людей потоком, в котором шел и Павел, двигалась куда-то в центр. Вскоре поток влился на большую площадь, сплошь уставленную повозками, с которых отпускался порой совсем нехитрый товар. Гомон торговой площади разбудил Пашу, он наконец-то задумался: а что, собственно, делать дальше?
Немного побродив по рынку, стараясь не обращать внимания на зазывающих к себе торговцев, он вышел с площади с другой стороны, попав в более тихую и менее многолюдную часть города. Пройдя по почти пустым улочкам между домов, он повернул куда-то в сторону, двигаясь в сторону основной деревянной стены. Зачем ему идти к этой стене, он понимал не совсем, а вот зачем ему было поворачивать, прекрасно понимал. Улочка, на которую он повернул, была пустой, только одинокий пес лежал возле одной из стен домов. Быстро войдя в углубление между домов, Паша принялся думать, попутно совершая действия, ради которых и зашел в этот переулок.
Справившись, он вышел из своего укрытия, и уже собрался было идти, но сзади, видимо, на дороге, с которой он только что сворачивал, послышался треск, ржание лошади, и поток каких-то забавных ругательств, которые Паша бы не счел страшными или обидными, но по интонации понял, что такого мнения о них только он.
Заинтересовавшись, он пошел назад, на дорогу, уже отдаляясь от центральной стены.
Выйдя из переулка, он посмотрел налево, там он заметил повозку с впряженной лошадкой и бегающего вокруг повозки мужичка. Пустая повозка накренилась на бок, а правое ее заднее колесо лежало рядом.
Заметив Павла, мужичок тут же обратился к нему:
– О, мил человек, подсоби, а? – подходя чуть ближе к Павлу, затараторил он, – опять колесо отвалилось, будь оно не ладно, я так починял и этак. Эх, все-таки придется к кузнецу идти…
– Так а чем помочь?
– А ты приподними повозку, она пустая, а ты вон какой большой, справишься, а я колесо поставлю быстренько, – чуть помолчав, мужичок добавил, – а за мной дело не постоит, пивом угощу, тут рядом корчма стоит, я там завсегда отдыхаю, опосля работы.
«Пиво! Вот и ближайший план действий. Так, попробуем ее поднять»: в Паше сразу же заговорил алкоголик, и он ринулся на подмогу мужичку.
Поднять повозку было гораздо легче, чем могло показаться, ведь остальные три колеса были целы, и вес повозки фактически лег на них, когда Паша установил повозку в горизонтальное положение. Мужичок резво вставил колесо на ось, забил какой-то поддерживающий колышек, и махнув рукой, дал Паше понять, что можно и отпустить повозку.
– Спасибо тебе, выручил! Ну, что, в корчму?
– Пойдем!
Они уселись на повозку. Лошадь, получив указание в виде раскатистого «Ну!», легко поскакала вперед.
– А как тебя звать? – спросил мужичок между делом.
– Павел я.
– А я Блуд, – сказал мужичок, – а откуда к нам приехал, видно, что не городской.
– Да с деревни я, что тут рядом, – снова применил свою ложь Паша.
–Ааа, понятно, – останавливая лошадь, протянул Блуд, – вот мы и добрались, тут повозку оставим, пройдем пешими немного, за тем углом корчма стоит.
С этими словами Блуд спрыгнул с повозки, Паша повторил за ним. Выбежавший из дому мальчик тут же взялся за поводья и куда-то повел лошадь с повозкой. Блуд крикнул ему какие-то наставления, по всей видимости, мальчик приходился ему сыном, и, махнув рукой Паше, двинулся вперед.
Когда они зашли за угол, Паша увидел некоторую оживленность возле одного из домов, что был чуть побольше остальных, это и была корчма. Пожалуй, различие с рядом стоящими домами заключалось только в размере, так как даже вывески на этом заведении не имелось. Как его различали люди, Паша не совсем понимал. Зато совсем не трезвые мужики, что-то выкрикивая, а то и молча, сновали возле него, вероятно, точно зная, куда они пришли и как сюда добираться. Некоторые уже уходили, кто-то еще только собирался войти, а кто-то просто решил выйти подышать воздухом.
Паша и Блуд вслед за парой пьяных мужиков, вошли внутрь. В нос им ударил спертый воздух, запах которого был сдобрен пивом, жареным мясом и чесноком. Потные мужики тоже прибавляли ароматов довольно просторной, но темноватой комнате корчмы.
Паша украдкой пытался разглядеть людей в помещении, Блуд же, здороваясь налево и направо, продвигался прямо к столику возле дальней стены, что был еще не занят.
Вскоре они добрались до столика и сели на хлипкие стулья возле него. Стол был не большим, в отличие от тех, что стояли в центре корчмы. Их стол как раз был предназначен для компании не больше четырех человек.
– Эй, Любава, принеси-ка нам пива кувшин, а лучше два, и пирога грибного! – обращаясь к очень милой девушке, крикнул Блуд.
– Эх, хороша дочка у Дарины, – с хитрым прищуром, уже обращаясь к Паше, сказал Блуд.
– Ага, и впрямь хороша, – разглядывая удаляющуюся Любаву, как-то растерянно ответил Паша.
Вскоре им поднесли пиво и тарелку с нарезанным, горячим пирогом. Две глиняные кружки, что тоже были принесены Любавой, быстро были наполнены пенным пивом.
Пиво показалось Паше странноватым, явно отличающимся от привычного ему. Однако, оно было вкусным, холодным потоком оно лилось по горлу, и, достигнув живота, расплывалось по телу волной расслабления. Выпив немного пива, под бесконечный поток слов Блуда, который рассказывал о жизни в городе, нелегких временах и лютующих в последнее время разбойниках из леса, Паша вдруг понял, что уже давно не курил и организм требует порцию никотина.
Свои сигареты Паша оставил в лесу, а среди присутствующих в корчме курящих он не наблюдал. Решив не интересоваться сигаретами у Блуда, чтобы не быть снова принятым за чудака, или того хуже упыря, Паша просто попытался выкинуть из головы мысли о табаке. Сделать это было очень нелегко, да еще и пиво оказывало свое действие, ведь, как известно, выпившие курильщики курят больше, нежели в трезвом состоянии.
Чтобы как-то прогнать настигнувшую его нужду, Паша принялся за пирог. Тесто в пироге явно было каким-то низкопробным, казалось, что оно скрипело песком на зубах, но начинка из грибов была вполне съедобной, что сглаживало общие ощущения от пирога.
«Бабушка лучше делала, но пойдет»: подумалось Паше, когда он жевал первый кусок.
– Слушай, Блуд, а эта Любава, она свободна? – вытирая рот спросил Павел.
– Что?– не понял Блуд.
– Ну, мужик у нее есть?
– А-а-а, нет, нету. Тут всяк к ней клеится, но никто ей не мил, – усмехнувшись, ответил Блуд, – да тут только пьяницы и бродят, а она девка хорошая, покладистая. Ей и мужик хороший нужен.
– Понятно…
– А что, понравилась? Ты гляди, тут ухажеров пруд пруди, могут и затолкать, коли заметят, что к ней пристаешь.
– Да я и сам потолкаться могу, – расхорохорившийся Паша, под влиянием пива, откинулся на спинку стула и принялся оглядывать зал, оценивая потенциальных соперников.
Дело в том, что было выпито уже два кувшина, а Пашу развозило быстро. На столе появился третий кувшин пива, Блуд заверил Пашу, что оплатит все сам, что ему не жалко, и что ему понравилась компания Павла.
Так они прикончили третий сосуд с пивом, и Блуд предложил сходить на улицу, до ветру. Разделяя эту идею, Паша встал, немного покачнулся, и не совсем твердой походкой потопал вслед за товарищем, желая поскорее облегчиться.
На улице его встретили сумерки и легкий порыв ветерка, обдавший лицо. Сознание чуть прояснилось, видимо, нехватка свежего, не спертого и не отягощенного запахами корчмы, воздуха, быстрее пьянила Пашу.
Не обращая внимания на орущих, упавших, или просто толпящихся на улице посетителей корчмы, Блуд пошел за угол. Догнав его, Паша присоединился к нехитрому занятию, и вскоре они уже шли обратно.
На подходе Блуд придержал Пашу:
– Погоди, вон, видишь, – указывая кивком головы на трех человек возле входа, заговорил он, – надо тут постоять, пусть войдут, потом и мы пойдем.
– Чего?
– Того. Не спорь, – деловито сказал Блуд, – потом объясню.
Трое мужчин возле входа оббивали свои сапоги от грязи. Каждый из них носил на поясе меч и щит за спиной, На одном даже была кольчуга, остальные обходились кожаными доспехами с наклепками. Выглядели они грозно, по крайней мере издалека, насколько мог разглядеть Паша при свете почти ушедшего за горизонт солнца. Самый большой, видимо по совместительству и главный, брякнув кольчугой, махнул своим рукой, и они вошли внутрь.
Паша приметил, что не только они стояли и ждали, пока воины войдут, но и остальные отдыхающие как-то приутихли, и с опаской поглядывали вслед скрывшимся в корчме пришельцам.
– Это лихие люди, как они в город ходят, не знает никто. Да и обвинить их не в чем, все знают, что это разбойники, а опознать никто не может. Да и князю доносить, себе дороже, потом тебя найдут, и тебя, и семью вырежут, – рассказал Блуд, – так что сейчас в корчму пойдем, тихо еще посидим, да и потопаем по домам.
– Да фиг с ними, раз они разбойники и в городе им быть не положено, не станут же они всех резать.
– Станут не станут, а мне проверять не охота, и тебе не советую, – отрезал Блуд.
С этими словами он двинулся ко входу в корчму. Войдя, они мирно двинулись к столу, теперь Паша разглядел воинов вблизи, потому что они сели за ближайший к выходу стол. Двое из них, те что в кожаных доспехах, имели длинные волосы на голове и бороды, мало чем отличаясь от местных обитателей. Третий же был лысым, Паша мельком разглядел у него на голове красный огромный шрам, видимо, оставленный ожогом.
Блуд одернул его, прошептав:
– Не разглядывай ты их так!
Решив не перечить Блуду, расхрабренный алкоголем Павел, пожал плечами и отвернулся.
Они уселись за свой стол и принялись за остатки пирога и пива.
– Много о них говорят, – прожевав пирог, заговорил Блуд, – вон тот лысый, поговаривают их вожак, в лесу их около сотни, а он ими руководит, грабит торговцев да простых путников, что без охраны через лес ходят. Да так они ловко спрятались там, что никак их дружинники не найдут.
– И как они там целой сотней выживают?
– А кто их знает, как, – повертев в руках кусочек пирога и закинув его в рот, Блуд продолжил, – добра чужого наберут, тем и живут. Может это слухи, что их там сотня, может и меньше. Однако грабят они, и это правда. И в город вон ходят, девок наших портить.
– И как же их никто не ловит?
– Так, а кто ловить будет, простому люду страшно, а от дружины прячутся они, – хлебнув пива, Блуд перешел на шепот, – а вон тот лысый, сюда почти каждую неделю ходит, за Любавой приударяет.
– Тискает ее? – гневно вопросил Паша.
– Нет, не тискает, она бы такого не потерпела, своенравная девка, – допив из кружки сказал Блуд, – да и он видать не одичал совсем, как его разбойники, то цветы подарит, то мило байки рассказывает, однако, не люб он ей, больно большой да страшный.
Они немного посидели молча, и, поднимаясь со стула, Блуд сказал:
– Так, Павел, пойду я заплачу, ты тут допивай, да пойдем уже? Ты где ночевать будешь?
– Да я и не знаю…
– Ну, ночью в деревню тебе идти никак, у меня заночуешь, хороший ты парень, можно и пригласить, – улыбнувшись, он похлопал Пашу по левому плечу.
Охмелевший Павел уперся взглядом в кружку. Нельзя было сказать, что он был пьян, первый хмель уже сошел, и он ощущал себя трезвее. Мысли о Любаве его не покидали, это было странно, вот так вот заинтересоваться этой девушкой. Странно потому что, во-первых, Паша так и не выяснил где он, и как отсюда выбираться, а это должно было его волновать. А во-вторых, обычно он не был столь любвеобилен, чтобы вот так вот не выпускать из головы первую встречную, которая на него даже не посмотрела. Но, видимо, алкоголь возымел свой эффект, и Паша даже пару раз поймал на себе взгляд Любавы, что только придавало ему уверенности и решимости. Он уже почти собрался подойти к ней для более близкого знакомства, размышляя о том, что будет ей говорить, но был остановлен вернувшимся Блудом.
– Попили, поели, теперь и пойдем.
– Да… Сейчас.
Вспомнив, что говорил Блуд, Паша решил пока не рисковать, какая-то отрезвляющая волна нахлынула на него, тем более он заметил, что тот лысый тоже поднялся из-за стола, и выдвинулся к Любаве.
Но человеческая любознательность не позволила ему оторвать взгляд от лысого и Любавы, и лысый, к несчастью, это заметил:
–Эй, ты! – обращаясь к Павлу, злобно сощурив глаза, произнес лысый, – Ты чего пялишься?
– А что, посмотреть нельзя?
Побагровевший от такой дерзости, лысый, резко приблизившись, схватив дерзкого парня за рукав, и, почти шепотом, сказал:
– Пошли, побеседуем!
Лысый, держа Пашу за рукав, поволок того в сторону улицы, прямо на глазах у Блуда, но тот был не намерен выручать вновь обретенного друга. Он просто стоял, и, как можно безучастнее, наблюдал за ситуацией, делая вид, что вообще в первый раз видит жертву разбойника.
Паша понимал, что все это грозит ему неприятностями, но сопротивляться свирепому силачу он, увы, не мог. Он просто старался следовать за ним не спотыкаясь. Оказавшись на улице, лысый, не отпуская пленника, двинулся за угол, где недавно проводили время Паша и Блуд. Шлепнув сапогом по одной из лужиц, лысый еще больше разозлился и рывком шмякнул Пашу о стену. От столкновения со стеной из Паши вышибло воздух, он попытался восполнить потерю, но безуспешно. Разбойник тут же вцепился своими сильными руками в его шею, стараясь задушить.
« А как же беседа?»: подумалось Паше. Он чувствовал стальную хватку на своей шее, пальцы лысого, казалось, входили под кожу, не оставляя ни малейшего прохода для воздуха. Черная, с красными точками, пелена стала обволакивать его глаза, тысячи мыслей мелькали в его мозге. В основном это были воспоминания о его жизни, в последнее время ставшей никчемной. Но даже такая жизнь, пожалуй, было самым ценным его достоянием, и терять ее совсем не хотелось.
«Не может так все кончиться!»: мелькнуло в его отмирающем мозге, и, из последних сил, но с великой волей к жизни, он стал царапать глаза лысому. Поначалу выходило плоховато, но сам маневр удался, хватка была ослаблена, что позволило выкроить время для еле заметного короткого вдоха. Большие пальцы Пашиных ладоней стали уже целенаправленно вдавливать вглубь черепа глазные яблоки убийцы. Он сильно нажал на глаза лысого, и тот, громко взревев, отпрыгнул от Паши, оставив тому минутную свободу. Инстинктивно Паша стал пятиться назад, восстанавливая дыхание. Споткнувшись обо что-то, он машинально опустил взгляд вниз. Там он увидел увесистый булыжник крупного размера, Паша мигом нагнулся и схватил его. В этот момент лысый бешено тер глаза, пытаясь обрести утерянную возможность видеть мир. Слегка подкинув удобно легший в ладонь камень, Павел со всего маху метнул его в лысого, метя в голову, блестевшую в свете луны
Глупо было бы не попасть с такого ничтожного для подобного броска расстояния. Однако Паше это удалось. Нельзя сказать, что он не попал совсем, он попал не туда, куда метил, но, вероятно, в этом ему и повезло.
На момент броска лысый уже поднимал голову, чтобы увидеть своего соперника, и наброситься на него. Прямо в этот момент в его обнаженную шею стукнулся быстролетящий увесистый камень.
Паша сам не понял, как так получилось, но лысый сразу же обмяк и упал. Увидев это, Паша, не раздумывая, просто позволив подсознанию руководить им, бросился бежать, куда и зачем ему было все равно. Он просто убегал от тела, оставшегося лежать в неестественной позе. От тела, которое недавно двигалось, и даже стремилось отнять у Паши жизнь. Паша вновь бежал, безрассудно, не выбирая дороги, не глядя в стороны, просто бежал.
«Да я же убил его!»: стучала в виски мысль, она полностью заполняла его сознание, не оставляя места другим мыслям.
Спотыкаясь, Паша продолжал бежать. Изначальный всплеск адреналина уже прошел, появилась одышка курильщика. Он споткнулся, на этот раз на ногах он не удержался и упал на землю, плотно припечатавшись к ней грудью. Воздух рывком покинул легкие, и беглец, неловко перевернувшись на спину, попытался сделать вдох. Страх, сумбур в голове и физическая немощность поглотили его рассудок. Обессилев, он затерялся в своих мыслях. Ему удалось вздохнуть, спасительной, такой нужной, волной воздух прошелся по его телу, проясняя сознание.
«Что делать?»: отбойным молотком в голове стучал вопрос. Кое-как поднявшись, он попытался отряхнуть испачканную рубаху. В темноте было сложно понять, насколько результативными были его старания, и он снова двинулся в путь, но уже просто быстрым шагом.
В закоулках ему мерещились тени, тени разбойников, что спешат отомстить за друга, или еще кого-то, явно угрожающего Павлу. Изрядно измотавшись, Паша забрел в укрытый мраком переулок, и забился в проем между домов. Там было сыро, тяжелый воздух ударил Паше в нос, однако именно здесь он решил остановиться.
Сев подле стены, он обхватил колени руками, и уткнулся в них головой, отчаянно пытаясь найти выход из этой ситуации. Он что-то неразборчиво шептал, спрашивал, видимо, у самого себя, зачем и как он здесь оказался. С каждым мигом шептание становилось все менее различимым, и вскоре и вовсе стихло. Паша уснул.
Глава 3.
– Ага, вот он!
Сквозь сон услышал Паша, тщетно пытаясь собрать осколки сознания, и понять, что происходит, он принялся тереть глаза. Подняв голову, он чуть не вскрикнул от боли, шея и спина ужасно затекли, пульсирующая боль в голове лишь усугубляла ситуацию.
– Ишь, куда забежал!
Голос принадлежал рослому воину, чью голову украшала какая-то железяка, видимо заменяющая шлем, а в руке он держал копье. Взмахнув рукой, он кого-то подозвал к себе:
– Под рученьки его берите, сопротивляться он не будет, а коли будет, вы ему кости-то пересчитайте, – глянув на Пашу, чтобы убедиться в неспособности того к сопротивлению, он продолжил, – к терему его ведите, да глядите, чтоб не убежал.
С этими словами, он еще раз глянул на пойманного беглеца, и, бряцая кольчугой, скрылся из вида.
Паша даже не был удивлен, не было и страха, он просто безучастно смотрел в проем, где тут же появились два солдата. Подойдя к нему, они не очень аккуратно схватили его и подняли с земли. Паша не сопротивлялся, намокшие от сырой земли штаны, измазанные ею же, спали с него, но солдат это только развеселило. Благо, рубаха была длинной, и прикрывала Пашины трусы, ярко-красной расцветки с желтой надписью «СССР» на филейной части. Солдаты тащили его под руки, не давая возможности нагнуться и вернуть штаны обратно.
В таком виде его вытащили на людную улицу. Не останавливаясь, они тащили его дальше. Опустив голову, чтобы никто не мог как следует разглядеть его лица, Паша старался перебирать ногами почаще, чтобы поспевать за солдатами, а не волочиться за ними, как труп. Этому сильно мешали спавшие штаны, да и обретенная в последние дни усталость. В гомоне людей вокруг Паша различал учащавшиеся смешки, порой переходившие в откровенный смех. Ситуация и впрямь выглядела нелепо и смешно.
Полчаса этого позора, и безумной гонки за солдатами, отчего-то, не показались Паше вечностью, скорее наоборот. Внезапно все резко прекратилось, они прошли какие-то ворота, гомон людей остался позади. Видимо, они зашли за внутреннюю стену, где располагался княжеский терем, но Паша смотрел только под ноги, и не видел происходящего вокруг.
– Стойте, кого и куда тащите?
Паша не решился поднять голову, чтобы узнать, кому принадлежит голос. Солдаты же остановились, дав Павлу возможность немного передохнуть. Успокаивая свое дыхание, Паша просто подумал о том, что неплохо бы поесть. Паники и страха больше не было, он напереживался в достаточной мере за прошедшие дни и больше не собирался принимать близко к сердцу происходящие вокруг странности.
–Да вот, убийцу тащим, – заговорил тот самый воин, что и обнаружил Пашу, оказывается он все это время шел впереди них, – в темницу велено посадить, а там на дыбу может, или отпустят…
«Отпустят? Ну, хоть что-то радостное да может произойти»: подумал новоиспеченный убийца.
– Где же это убийц отпускают, – усмехнулся стражник, что остановил их.
– Значит сразу на дыбу! – загоготал первый.
Этот смех, который разделили все стражи порядка, едва ли заглушил лязг открывающейся двери. Пашу резко дернули вперед, да так, что он споткнулся и упал бы, но солдаты ему этого не позволили. Затем они протащили его вниз по ступеням, так чтобы с каждой ступенькой он ударял свои ноги. Снова скрежет двери, и Пашу с силой метнули в какое-то темное, сырое помещение, с затхлым воздухом.
– О, вот и компания мне будет, – послышалось, когда дверь захлопнулась, а солдаты ушли.
«Отлично, теперь я зэк, которому грозит дыба. Что за дыба?»: мелькали мысли в Пашиной голове, он как-то даже не обратил внимания на голос своего вынужденного товарища по камере.
– Эй, тебя как звать? – снова, откуда-то справа раздался голос.
– Паша…
– А меня Завид, – что-то справа зашуршало, и таинственный собеседник продолжил разговор, – А за что сюда попал?
– Убил разбойника.
– Так это ж благое дело! – возмущенным голосом воскликнул Завид, – Неужто совсем времена лихие настали, да всякого героя в темницу кидают!
– Ну, я его не сильно по-геройски убил, – прокряхтел Паша, вставая с пола.
–А чегой-то ты без штанов? Вот упыри, и штанов лишили!– возмутился Завид, потрясая кулачками.
– Да не лишили, упали они просто, – Паша натянул штаны на себя, почувствовав холод, от их прикосновения, ведь они все еще были влажными.
Но выбирать не приходилось. Пытаясь привыкнуть к царившей вокруг темноте, Паша принялся созерцать помещение, в которое попал. Маленькое круглое отверстие на уровне около двух метров от пола служило единственным источником, как света, так и свежего воздуха. В нем посвистывал ветер, а дверь, которая запирала камеру, неплотно прилегала к стене, оставляя малые щели, что вызывало сквозняк. К прочим радостям заключения добавлялся и отвратительный запах, вызванный процессами человеческой жизнедеятельности. Никаких уборных в камерах придумано не было.
«Туалет у нас в левом углу, понятно»: подумал Паша, догадавшись, отчего Завид находился у правой стены. Как только его глаза немного привыкли к темноте, он наконец-то разглядел и своего товарища по несчастью. Завид оказался довольно мелким мужичком, с козлиной бородкой и блестящими во тьме, бегающими, глазками. Постоянно придурковато улыбаясь, он как царь восседал на жухлом сене, которого, к слову, вряд ли бы хватило и на один относительно удобный лежак. Одет он был в какое-то подобие рубахи и штанов, все его одеяние было усеяно дырами и заплатками. Сапог на черных от грязи ногах не было. Других подробностей в данном освещении Паша не углядел.
–А ты здесь за что? – поспешил спросить Паша, усевшись на сено рядом с Завидом, не спросив разрешения.
– А я… – Завид как-то умолк на полуслове, как будто вспоминая что-то, – а я колодец осквернял.
– Как осквернял?
– Ну, так и осквернял. Нужду в него справлял, что бы этим… – хоть Завид и промолчал, однако было понятно, что «эти» очень ему не приятны, – чтобы… Чтобы им отомстить!
– Кому?
– Да всем! Всем живущим в Холупино!
– А за что?
– Вот было за что, ты мне поверь, – почесав затылок, Завид принялся рассказывать, – когда я родился, мама после родов-то и умерла, один я с отцом остался. Тот выходил меня, выкормил, то соседкам отдавал, то коровьим молоком поил. Вырос я, жили мы с отцом, репу сеяли, коровку держали, хлеб жали. И тут, на деревню беда свалилась, волколак появился. Ну, сельчане-то сразу к князю послали, что бы воинов прислал, али ведунов каких. Но не было тогда князя в городе, воевал он с врагами лютыми, дружину почти всю увел, а этот …
Завид снова промолчал, видимо все ругательства, достойные тех людей, которых он называл «этот», уже закончились, осталось только угрюмое молчание.
– А этот наместник его, Здислав окаянный, что тебя сейчас за решетку и запер, потому что князь снова на войне, вот этот его и заменяет, вертит тут как хочет, отказал нам, сказал, мол, сами его убивайте.
Завид многозначительно помахал пальцем, стараясь подчеркнуть всю иррациональность предложения наместника Здислава. Паша чуть закачал головой, стараясь показать, что согласен с негодованием собеседника, и вообще крайне раздосадован поведением Здислава.
– Ну, а что делать? Волколак-то лютый был, скотину бил не ради еды, а ради убийства. Ночью на улицу выйти и без того страшно, а с этой бедой и в подвалах люди запирались… – замолчав, задумчиво перебирая пальцами свою козлиную бородку, Завид направил взгляд на стену и затем продолжил, – ну, и решили его сами поймать да заколоть.
– И что? Закололи? – Павлу действительно стало интересно.
– Да, закололи, – снова задумался Завид, – заколоть-то закололи, эххх…
– Что-то пошло не так?
– Приманка нужна была. Люди вилы побрали, кто рогатины, кто сети, да как же ты его словишь, волколака-то? – вопросительно уставился на Пашу рассказчик, – Вот. А приманкой-то выбрали старейшины отца моего. Говорили, что ничего ему не будет, что попрячутся рядом, как волколак выйдет, так его сразу и заколют. Пятигузы проклятущие!
Паша застыл в ожидании развязки, стараясь не перебивать Завида, который, казалось, переживал события, о которых рассказывал, прямо сейчас.
– Задрал моего отца волколак. А эти, трусы, стояли и смотрели, как его волколак раздирает. Потом наутек кинулись все, а волколака потом дружинники закололи, благо, князь вернулся в город, да узнал обо всем, – закрыв лицо руками, Завид принялся его усиленно тереть, чтобы сбить горечь воспоминаний, – а мне ведь сразу другую историю рассказали, погоревал я, да что делать? Дальше жил. А потом, покойный ныне, дед Бажен, рассказал мне все, и ярость лютая обуяла мое сердце…
– И?
– Однако убивать я не стал, так, скотину мучил, в колодец гадил… – Завид мечтательно закатил глаза, вспоминая свои пакостные злодеяния, – А как прознали люди, что я это, в лес убежал, прятался там месяц. Да без еды ничего не поделаешь, долго не проживешь, в разбойники не пошел, вот и нашли меня, да вот в темницу упекли…
– И сколько ты уже тут сидишь?– поинтересовался Паша, попутно переваривая услышанное.
– Месяц, месяц всего, и сидеть еще года три, помиловал меня князь, как всю историю выслушал, не стали плетьми бить, в темницу посадили, для выправления ума, да для раздумий…
– Понятно, а меня, как думаешь, помилует?
– А вот не знаю, сейчас его в городе нет, стражники говорили. А вот наместник его, Здислав, лютый человек, – глянув на Пашу с серьезным выражением лица, Завид добавил, – повесят, наверно.
Громко сглотнув, Паша подумал: «Ага, это же наверно хуже дыбы, попал так попал».
– А мне тут на дыбу посадить обещались…
– Ну, может сразу для потехи и на дыбу, а потом все одно повесят, коли на дыбе не помрешь.
– Да уж… – выдавил Паша и принялся теребить штанину, нервно обдумывая свое положение.
Со стоном он откинулся назад, опершись спиной о холодную каменную стену.
– А ты откуда сам? – поинтересовался Завид.
– Я… – понимая, что лгать смысла нету, Паша ответил, – Не знаю я, как тебе объяснить.
– Издалека, не из княжества?
– Издалека, не из княжества, – помолчав, добавил, – вообще не с вашего мира.
– Из Нави? – как-то отстраняясь от Паши, вопросил Завид.
– Из России, что на планете Земля.
– Это что это такое? Где это? Никогда не слышал.
– Вот и говорю я тебе, не знаю, как объяснить, – вздохнув, Паша попытался немного прояснить ситуацию, – вообще не из тех мест, что тебе известны. Вчера сюда попал, как, сам не знаю. Волхв в деревне говорит, что меня Перун к вам прислал, я не поверил, сбежал, а тут корчма, разбойник…
Теперь уже Паша принялся тереть лицо руками, пытаясь собраться.
– Вот это компания мне досталась. Незнамо кто, незнамо откуда.
– А ты в колодцы гадишь, что бы за отца отомстить, это, знаешь, тоже не самая приятная компания.
Они замолчали, то ли задумавшись, то ли поняв, что ссориться причин нет.
Совсем не веселые мысли блуждали в голове у Павла. Ситуация была действительно печальной. Во-первых, он так и не определился, куда же он попал, в какой мир и время. Во-вторых, в этом странном месте он умудрился попасть в тюрьму с угрозой виселицы.
Внезапно воспоминания о совершенном убийстве вспыхнули в голове, к горлу подкатила рвота, но Паша смог сдержаться с неимоверным усилием. Сердце учащенно забилось, перед глазами мелькали люди, что как-то соболезнующее смотрели на него, когда тот разбойник тащил его на улицу, промелькнуло лицо, с выражением переполненным яростью, самого разбойника, когда тот его душил. Промелькнул в картинках момент броска и бесславное падение обидчика. А потом страх. Страх, всеобъемлющий и всесокрушающий страх. Вскоре страх сменился отчаянием, Паша уткнулся головой в колени, чтобы скрыть от Завида проступившие на глазах слезы, и просто глубоко дышал, стараясь прийти в себя.
Молчали они долго, думая о своем. По Завиду было видно, что он сильно соскучился по общению с людьми, хотя его осведомленность о некоторых событиях явно говорила, что кое-какие контакты со стражниками он имел. Но все его неистовое желание общаться перекрывалось неким страхом перед Пашей. Все-таки Паша был крупнее, выглядел не слишком дружелюбно, и в темнице пребывал за убийство, да и прибыл из неведомой России.
«Не понятно, вообще-то. Если это прошлое, то почему страны тут называются вообще не так, как я в школе учил? А главное, почему я с ними так свободно общаюсь на русском языке? Он же древний там был, понять ничего нельзя…»: мелькали мысли в голове у Паши, который решил выяснить, куда же он попал.