Неолит – не заграница

Сыщик внимательно изучил свою добычу, главным образом, документы чоповцев, среди которых были и разрешения на ношение оружия…Он старательно искал среди добытого случайно то, что могло бы пролить свет на причину нападения на него бандитов. И, как будто, нашёл. В огромном сумке-кошеле Потапченко открытку, подписанную собственноручно Листриловым. Генерал поздравлял владельца ЧОПа с Днём рождения, где обратился к нему довольно по-свойски и фамильярно: «Дорогой Родионушка, ты наш, Глебович, поздравляю…» и т.д.

– Всё, довольно с тобой церемониться, вероломный убийца, – сказал вслух Зуранов и с большим удовольствием закурил. – Пора тебя наказать… по полной программе, пока ты через своих «сявок» ни натворил ещё каких-нибудь «мокрых» дел.

Через несколько минут он отправился в свой офис, надеясь, что Гранкин ещё там. Ехал не торопясь. Вспомнил и недавнюю смерть предпринимателя Эдуарда Плиданова и капитально околпаченную его юную законную жену, конченную наркоманку Ларису Кочемасову. Девочка не зря не взяла фамилию мужа, ибо не сомневалась, что станет… какой-нибудь шоу-звездой и прославит свою глухую деревеньку, где-то там, в центре России. Таких деревенек тысячи, заброшенных и почти вымерших… с остатками спившегося вконец населения.

В основном, уже и не местного. Он всем сердцем хотел помочь и полной идиотке Кочемасовой из её… Кочемасовки.

По дороге до детективного агентства «Портал» он заехал на железнодорожный вокзал. Надо было купить сигарет и побольше продуктов. Благо, тут располагалось много магазинов и киосков. Оживлённыйрайон. Бездомных и бродяг обеих полов и разных мастей хватало. Всяких разных. Кроме этого, проститутки не первой свежести, просто праздно шатающиеся, подвыпившие мужики (находка для некоторых изобретательных ментов), карманники разных возрастов, которых видно невооружённым глазом…

К нему подошёл мужик, заросший седеющей бородой и усами. Коричневое лицо в язвах и коростах, под правым глазом огромный синяк… От его грязной одежды-рванины несло мочой и блевотиной. Нищий опустившийся бомж сказал хриплым голосом:

– Дай, господин славный, сколько не жалко. На хлеб и на водку. Всю Россию пешком прошёл. Люди добрые погибнуть не дали… Можешь и сигаретой угостить, если не жалко.

Обычно Зуранов отмахивался от попрошаек, убеждая себя в том, что людей этих баловать нельзя. Они обязаны работать, оставаться людьми, бороться за жизнь в любой ситуации. Нельзя же преждевременно ставить на своей земной жизни крест.

Но тут он машинально полез в карман за деньгами, вглядываясь в лицо бродяги. В левом боку у Алексея даже не кольнуло, а, как будто, вспыхнуло пламя и обожгло… и тело, и душу.

– Отец, ты живой? Я и не мог предполагать… предвидеть такого случая.– сыщик крепко прижал бича к своей груди.

Но тот неуклюже, но довольно ловко вырвался из цепких объятий сыщика. Отошел в сторону и угрюмо сказал:

– Иди своей дорогой, убийца моей Антонины! Ничего мне от тебя не надобно. Иди своей дорогой!

– Но я твой сын! Я – Алексей! – слёзы навернулись на глаза Зуранова младшего. – Я куплю тебе квартиру. Ты не будешь работать… У тебя будет хорошая жизнь. Достаточно страдать и… опускаться всё ниже и ниже. Ты сейчас поедешь со мной!

– Изыди, сатана! Нет у меня сына! А тот, что был – чёрт рогатый.

Оглядываясь беспокойно по сторонам, Зуранов старший, бросился бежать. Но Алексей был наготове. Он понимал, что имеет дело с человеком, хоть и близким и родным, но бичом и бомжем, с надломленной психикой. Они тоже люди, но уже совсем другие – не мы. У них свои ценности и законы, и свободу и демократию они истолковывают и понимают очень своеобразно.

Быстро и почти не заметно для окружающих Алексей, взяв отца под локоть, прошёл с ним на привокзальную площадь, к своему «Форду». Насильно посадил его на заднее сидение, закрыв на ключ обе дверцы. Снял машину с ручника и тронулся с места.

– Да пойми ты, Лёшка, не смогу я теперь жить в нормальных человеческих условиях,– почти спокойно сказал Владимир Станиславович. – Мне всё будет напоминать твою мать, Антонину. Мне проще быть бичом и бомжем. Я так хочу. Я только так и могу!

– Заткнись, батяня! – вспылил Алексей. – Как слаб же ты духом. Ни хрена, кроме своего вшивого кабинета на шинном заводе да водки с огурцом не видел! Вот и всё твоё счастье!

– Я не смогу жить, как все, – расплакался Зуранов старший. – Я не понимаю и никогда не пойму того, что происходит вокруг.

– Не один ты такой мудрый и… Потом кто же тебе сказал, отец, что мама умерла? Да будет тебе известно, что нет никакой смерти! Она нелепа и смешна, и не реальна, в бесконечном единстве миров. А моя мать и твоя жена сейчас в другом мире, который, скорей всего, не хуже земного…

– Я думал… Я много думал о тебе, сын, и надеялся, что ты перестанешь быть… дураком. Такие, очень даже не русские, сказки для тех, кто, как раз, и слаб рассудком. Но не для меня. Запомни! Не для меня! Пусть я бомж!

– Помолчи! Я не способен тебе, отец, что-нибудь доказать. Мягко выражаясь, мы говорим совершено на разных языках.

Сейчас Зурановы, старший и младший, не понимали друг друга. Столкнулись два фрагмента бесконечного мира, чтобы расстаться или стать единым целым, осознающей себя частью Мироздания. Капля океана – тоже океан, и нет между всем существующим разобщения. Одна только видимость. Во всяком случае, хотелось бы, чтобы так было.

Отец и сыновья Шнорре не задавали никаких вопросов Алексею, когда увидели его входящим в квартиру с бродягой. Потом, наконец, они поняли, что это, наконец-то, отыскавшийся отец их начальника, главного сыщика.

Они в один голос выразили откровенную радость по случаю появления здесь Владимира Станиславовича и убедили его принять ванну и побриться. Заодно надо было сменить и ветхую одежду, а эту выбросить в мусоропровод. Пока под несокрушимых давлением всех присутствующих отец Алексея приводил себя в порядок, Зуранов младший позвонил по сотовому телефону Гранкину и дал ему указание привезти как можно больше продуктов и водки.

Коротко Зуранов объяснил ситуацию, и Денис, понимая возникшую ситуацию, предложил временный ночлег для отца и сына Шнорре. А утром он сам лично, в самые кратчайшие сроки, найдёт хорошую однокомнатную квартиру для Владимира Станиславовича. Ещё он посетовал, что всё ещё не возвращается из туристической поездки его любимая женщина и гражданская супруга Полина Ярцева. «Что-то у нас с ней не ладится, – тихо сказал он. – Не знаю, но что-то не так… Ладно, не телефонный разговор. Приеду – расскажу кое-что интересное».

Относительно приведённый в порядок и схоластично приодетый, отец Алексея стал походить на нормального человека. Правда, выдавал в нём тревогу и волнение бегающий, неспокойный взгляд.

– Брось ты, отец, волноваться, – Алексей обнял за плечи отца. – Ты у себя дома, в своей квартире. Не переживай. А завтра-послезавтра у тебя будет жильё, ни чуть не хуже этого.

– Моя квартира давно уже там, где, моя Тоня, под землёй, – ответил Владимир Станиславович, робко присаживаясь к столу. – Я давно уже там, где она. Давно бы ушёл, но понимаю, что наложить на себя руки – великий грех. Да и она часто мне снится и говорит: «Вовка, не делай ничего с собой». Я всю Россию пешком прошёл… Ничего мне не нравится, ничего не могу понять.

Вскоре появился и Гранкин, приехав сюда на втором «Форде», который, по сути, стал его личным. Он был основательно загружен сумками авоськами и пакетами с продуктами. Он вкратце рассказал, что ему удалось не только разобраться в том, что убийство предприниматели Плиданова дело рук уже общеизвестной бандитской организации, но и ужалось встретиться с его непутёвой женой Кочемасовой.

Кроме того, он сообщил, что, на всякий случай, портативный магнитофон с десятком кассет и монитор-дивиди, тоже на батарейках. При нём несколько дисков с концертами всем известной, стихийно старющей певицы Геллы, но ныне обнаглевшей, оборзевшей, решившей, что имеет полное право считать народ не просто большой, но великой страны поным дерьмом и сбродом.

Принятая на «ура» ещё в давние года, непонятно с чьей подачи и с какой целью, она и не в столь давние времена активно строила своё личное благополучие на доверчевости людей, которым внушили, что её дешёвые и невнятные песенки есть верх совершенства. Таковых было и осталось немало, и каждая подобная «творческая личность» – мыльный пузырь и одновременно фрагмент организованной, цветистой суеты, которая не стоит выеденного яйца. А субъекты, создающие подобные кумиры, их же с большим успехом уничтожают. У этих… закулисных товарищей свои шкурные интересы. Деньги, власть, авторитет и прочее.

– Это хорошо. Я завтра же подарю всю эту музыку вождю Племени Уходящих, Пусть зомбируется, от него не убудет, – Алексей разлил водку по стаканам. – Пока он ко мне относится не плохо. Пока я ему нужен… Давайте выпьем за моего отца!

Все так и поступили и сделали это несколько раз подряд, кроме Гранкина. За рулём. Но Денис времени не терял. Он сбегал к своей машине и принёс оттуда ещё два больших батона варёной колбасы, монитор-дивиди и дешёвый китайский магнитофон.

Под влиянием выпитого спиртного Владимир Станиславович оживился, начал вспоминать свою непутёвую жизнь после смерти Антонины Павловны, где был и что видел. Все с интересом и с горечью слушали исповедь бича и бомжа с большим… стажем.

Он то плакал, то смеялся. Но постоянно повторял, что в мире, где давно уже нет его Тони, ему больше нечего делать.

– Самое важное заключается в том, – невпопад, но с яростью сказал с Степан. – чтобы бандиты ответили за свои преступления! На полную катушку!

– Они ответят, – уверенно заявил Дима. – Надо приложить все усилия, чтобы они ответили за содеянное ими.

– Дети мои, успокойтесь! – заверил своих сыновей Шнорре старший. – Всё идёт по плану. Я верю, что справедливая кара настигнет преступников.

На этом застольные разговоры завершились . Через час Денис отвёз всех троих Шнорре к себе домой. Отец и сын, Алексей и Владимир Станиславович, после долгой разлуки, остались вдвоём.

Вроде бы, и говорили о многом, вспоминали далёкие счастливые дни. Зуранов старший скупо поведал о том, где все эти годы его «черти носили» и ещё раз сказал, что не может он жить теперь, как все люди: или смерть, или вечное бродяжничество, пока Господь не приберёт.

– Но существует и третий вариант, отец, – сказал Алексей.– А что, если тебе перебраться… до конца дней твоих в Ранний Неолит, на основную стоянку Племени Уходящих. Пищу и одежду мы себе добудем – ни в том мире, так в этом. Я куплю тебе хорошую удочку и охотничье ружьё…

– Кому я, Лёшка, там нужен, в твоей древней сказке?

– Мне нужен. А язык потихоньку освоишь. Правда, и там хватает опасностей, подлости и прочего. Но в двадцать первом веке всего этого гораздо больше. И пойми, что здесь более дикие люди, чем там.

– Впрочем, не такая уж и плохая идея. Но, прости, я до сих пор во всё это не верю.

– И напрасно,– послышался мягкий женский голос. – Нет абсолютно совершенных миров, но жить прошлым и страдать, впадать в уныние не только смешно, но и грешно. Не только по, вашим, земным понятиям.

Отец и сын одновременно повернулись в сторону говорящей, и увидели Антонину Павловну Зуранову в белых светящихся одеждах. Она сидела в кресле, положив руки перед собой, и грустно улыбалась.

От неожиданности Владимир Станиславович чуть не поперхнулся очередной порцией водки, которую он принялся пить, не дожидаясь особого приглашения. Он привстал с места, объятый одновременно чувством страха и нахлынувшей радости, но тут же сел. Повелительным, не требующим возражения, жестом Антонина Павловна приказала им оставаться на местах.

– Тоня, Тонечка, как я рад, что ты пришла, – слезливо запричитал Владимир Станиславович. – Знаю, что такого не бывает, но ты пришла. Я вижу тебя! А ты, Лёша, видишь? Да или нет? Или у меня галлюцинации… от водки? Сегодня её много выпили.

– Я вижу и слышу,– как можно спокойнее, сказал Алексей и обратился к матери. – Как тебе там, мама? Хорошо или плохо?

– Нормально, – ответила она. – Вполне, нормально. Я – совершенно другое существо. Мне трудно объяснить вам обоим, кто я и что. Не сказать, чтобы я скучаю по вас обоим. Так выпало… Так должно быть. Нелегко являться в ваш мир. Для нас, находящихся далеко от вас и одновременно рядом с вами, это равносильно болезни… на грани следующего умирания.

– Но ведь смерти нет, мама, – сказал Алексей. – Её не может быть… по определению.

– Мне это известно, Алёша, – согласилась с сыном она. – Не может умереть ни один мир, потому что никогда не рождался… Я пришла предостеречь тебя от бед, остановить, ибо то, что ты творишь оба, позволено только стоящему у Трона Господнего.

Со слезами на глазах слушал Алексей простые, сокровенные слова матери, возможно, совсем и не её, а фантома, какого-то непонятного света или образа, идущего совершенно из непонятного мира. Она убеждала его не проливать крови даже отъявленных негодяев, ибо судить может только Всевышний. Пусть Лики-Ти от имени Господа дал ему право выбора, но ведь не больше… У её сына нет прав карать и наказывать.

Алексей, как ему было ни тяжело, не согласился с матерью, сказав, что за преступления должен платить каждый. Она только вздохнула, слегка кивнув головой. Надо полагать, что не всё так совершенно в каждом из бесконечных миров. Возможно, и, уже знающая Нечто, Антонина Павловна не совсем была права и…тоже, как и все существа, предметы и явления, «рожденные» и «умершие», заблуждалась.

Конечно же, мать его была не права. Так считал Алексей. Ведь если существует преступление, то должно быть и наказание. Нельзя уповать на правосудие, которое… Впрочем, эта вечная дилемма: поистине, благими намерениями вымощена дорога в ад. Ведь всё происходящее дано Свыше.

– А ты, Володька, не ходи по чужой тропе, – обратилась Антонина Павловна к мужу, – не считай себя втайне от всех святым и не плачь обо мне, ибо вы, «живущие» на Земле более мёртвые, чем те, которых, вы проводили. Не вы нас проводили, а просто мы вас оставили. Так надо было. Самый короткий путь также беспределен, как и дорога за горизонт.

– Что же мне делать?! – в сердцах Владимир Станиславович, всё же, нашёл в себе силы и, встав со стула, направился к своей (уже не к своей) жене.

– Там, в мире древних людей, Володя, тебе будет легче, – сказала она. – И это – единственный твой путь, ибо пока ты не заслужил земной «смерти» и не можешь быть призванным Господом туда, где всё, почти так же, как и здесь. Но только почти… Но не суди никого. Даже мне не дано понять, прочему всё происходит так, а не иначе.

Это были последние слова Антонины Павловны. Сказав их, она растворилась в воздухе. На мгновение им обоим показалось, что не было ни какой встречи с призраком, носящим и поныне дорогой женщины – матери и жены.

Вслед за отцом Алексей выпил свою порцию водки и успокоил его:

– Нет у нас с тобой никакого группового помешательства. Просто многое вокруг происходит такого, что не всем дано видеть, слышать и знать. А нам… посчастливилось. Если можно так выразиться.

– Может быть, это и счастье, – пробормотал Владимир Станиславович. – Но страшное. Я практически протрезвел.

– Вот и славно.

Пора было собираться в дорогу, в Ранний Неолит. Короткий это пут или длинный, не понять, не объяснить. Вроде бы, по времени и по расстоянию два мира очень далеки друг от друга, но ведь, по сути, они рядом.

В большую дорожную сумку Алексей сложил портативный монитор-дивиди с дисками, записывающее устройство с флэш-накопителями, пару бритвенных приборов, несколько батонов варёной колбасы, десять заряженных обойм-магазинов и небольшую коробку с патронами для двух автоматов Калашникова, штык-ножи.

Кроме этого, ему удалось впихать туда пять блоков дешёвых сигарет «Бонд», солидный запас спичек, две бутылки с водкой и кое-какую мелочь, которая могла бы пригодиться. Немного подумав, автоматы Калашникова он повесил на правое плечо отца. А сумку, которая оказалась очень тяжёлой даже для него, взял в левую руку.

– Ты меня пугаешь, Алексей, – со страхом сказал Владимир Станиславович. – Мы что, собрались, с тобой грабить банк, а потом отмечать страшное событие на городской лужайке? Почему я вооружён до зубов?

– Не имеется, батя, у тебя в голове никакой фантазии, скучно ты живёшь, – пошутил Алексей. – Мы просто помаленьку перевозим тебя на новое место жительства. Я буду крепко держать твою левую руку своей правой. А ты даже не пытайся вырываться!

– Да ничего я не боюсь, сын, – Зуранов старший поправил на плече автоматы, подал руку Алексею и зажмурил глаза. – Хотя, с одной стороны, жутковато…

Через мгновение они отправились в путь.

Отец и сын Зурановы оказались возле пещеры, которую любезно предоставил Зуру вождь племени Нму. Владимир Станиславович открыл глаза и…обалдел. «Такого не может быть, – коротко сказал он. – Как говорится, дебет с кредетом не сходятся».

– Ты почаще молчи, отец, – улыбнулся Алексей, – потому что наша речь для местных жителей – примерно, что для нас, лай собаки. Не стоит лишний раз пугать людей.

– Однако всё это немного похоже на то, когда я почти тридцать лет тому назад прилетел ночью с твоей мамкой в Сочи. Тебя тогда ещё не было даже в проекте.

Тяжело вздохнув после сказанных слов, словно себе в утешение, и глянув на почти потухший костёр рядом с пещерой, бывший работник шинного завода пошёл вслед за Зуром в своё новое жилище. Все три будущие жены Идущего по следу мирно спали совершенно нагие на большой медвежьей шкуре, рядом с горящим костерком, обложенным большими камнями. Они лежали, плотно прижавшись друг к другу.

Худая и молчаливая Тау приоткрыла глаза и тихо сказала:

– Наконец-то, к нам пришёл наш будущий муж, Зур, и привёл с собой человека из другого мира.

– Пусть Тау не поднимается с ложа сна до пробуждения Солнечного Бога, – нежно сказал Зур, – и не будит других. Пришедшие сюда сами позаботятся о своём ночлеге. С наступлением утра всё станет яснее.

– А нельзя ли выражаться по-русски? – почти возмутился Владимир Станиславович. – Я, Лёшка, ничего не понимаю.

– Где-то залаял пещерный шакал Жоти, – своеобразно среагировала на речь отца Зура его самая юная жена. – Но Тау ничего не боится, потому что рядом с ней Идущий по следу.

Еле сдерживая смех, Зур провёл отца в дальний угол пещеры и показал рукой на лежак, сооружённый из леопардовой шкуры. Тут и для молодого сыщика места было предостаточно.

Надёжно спрятав автоматы и боеприпасы в расщелинах пещеры, Зур дал понять отцу, что один из автоматов принадлежит ему, но использовать его можно только в целях необходимой самообороны. Принимая это замечание как очередную шутку сына, Владимир Станиславович многозначительно произнёс:

– Какие они у тебя волосатые, шерстяные, эти девушки. Там ведь, даже при ярком свете, не доберёшься до нужного места.

– Спи, отец, и не говори вздора, – возразил Алексей. – Добраться можно до всего, но пока нельзя. Не пришло время. А нам с тобой очень рано подниматься. Пойдём с визитом к вождю. Мы от него очень зависимы здесь. Напомни, чтобы я оставил своим девочкам один батон колбасы… Им достаточно. Я спрятал продукты высоко над головой. Не достанут даже лемминги.

При всём том, что Владимир Станиславович пока ещё воспринимал всё происходящее, как нелепый сон, он моментально уснул. Дали о себе знать за долгие годы накопившаяся усталость и солидная доза выпитого спиртного в мире будущего. «Однако, какая чушь, – уже во сне подумал отец Зура. – Какая дикая нереальность».

Все три будущие жены Зура принадлежали к роду Кра, но не являлись родными сёстрами. Тау по возрасту была почти ещё ребёнком. Идущему по следу очень нравилась её не густая, бурая шерсть на теле и высокий рост. Коротконогая, круглобокая и толстая, покрытая с ног до головы густой чёрной растительностью, небольшого роста, Изр тоже была очень мила. Но больше всех Зуру навилась третья, с серой мягкой шерстью на груди, ногах и руках – Оис. Ни толста, ни очень высокоросла, и если улыбалась, то робко и застенчиво, как и положено девушке.

Пусть Зуру и очень хотелось отдохнуть в просторной пещере, провести время с красивыми молодыми жёнами, поваляться с ними на шкурах, но он понимал, что пока не имеет на это права. Только тогда он переломит бамбуковое копьё о священный камень, лежащий у входа в пещеру, когда его жёны станут настоящими женщинами на горе Ова-Би. Так решил Великий вождь, и Зур с этим согласился.

А ранним утром он с отцом отправился в гости к предводителю племени. Вождь ни чуть не удивился, что Зур явился к нему не один, а с пришельцем из другого мира. Не просто с человеком, а собственным отцом. Нму радовало и забавляло то, что Вла, как он окрестил с лёгкой руки Владимира Станиславовича, не смотря на свой солидный образ оказался на много глупее его самого, поэтому воспылал к нему своеобразной мужской любовью, связанной с жалостью.

Разве не заслуживает внимания чужеземец, который не способен разговаривать на нормальном человеческом языке, том самом на котором ведут беседы даже малые дети Племени Уходящих?

Они долго сидели втроём у входа в пещеру вождя, наблюдали за тем, что происходило на экране монитора дивиди и пили очень малыми дозами водку из небольших каменных чеплашек, такими малыми, что это безумно раздражало Владимира Станиславовича. Поэтому он от нетерпения ёрзал на каменном сидении. И это очень удивляло Нму, а ещё он был поражён тём, что белая жидкость, которую он пьёт, действует на головной мозг даже сильнее, чем могучая трава Таку-Таку.

Но почему-то при этом не появлялся перед ними никто из богов и даже мелких, незначительных, по его представлениям, духов.

– А ни скажет ли Идущий по следу сказать Великому Нму, почему его отцу Вла не сидится на месте? Может быть, Духи Желаний зовут его отдать земле и траве всё лишнее, что накопилось внутри его? – поинтересовался Нму. – Если так, то пусть Вла присядет за куст и сделает своё дело.

– Происходит не совсем так,– спокойно, но с достоинством солгал Зур. – Просто Вла устал уже слушать песни по дивиди. Ему не нравится, как рычат молодые люди на экране, изображая певцов и музыкантов.

– Великий Нму согласен с Вла, и ему очень приятно слышать непонятное слово «дивиди», – кивнул головой вождь, пережёвывая кусок варёной колбасы, немного удивляясь тому, что у «толстой змеи» не имеется внутри ни каких потрохов. – Повелителю племени больше бы понравился рёв диких быков Кун-Гу. На них приятно смотреть.

Добрый и мудрый Нму очень жалел людей далёкого мира, которым приходится наблюдать за всем… не очень понятным. Ведь ещё и слушать приходится… Но вождя, всё-таки, радовало то, что люди из будущего так дики и глупы.

– Зур очень удивлён тому, почему Великому вождю не понравилось пение Гелллы, – Идущий по следу закурил, и остальные последовали его примеру. – Ведь её вокальные… э-э… способности издавать приятные мелодичные звуки радует многих людей.

– Идущий по следу ошибается, – вождь налил себе в чеплашку водки и закусил колбасой, также не расставаясь с сигаретой. – Великому Нму пришлись по вкусу крики толстой и не очень молодой женщины по имени Гелла. Звуки, которые она издаёт из чудесного ящичка, разрывают сердце, потому что они очень похожи на стоны большой лесной птицы Кура-Да. Никому из людей не удаётся так кричать. Именно по этой причине Нму решил взять в жёны Геллу, которая так вот… поёт. Великий Нму будет звать её Пуга.

– Но это будет сделать очень сложно потому, что Гелла, то есть Пуга, имеет мужа и, возможно, снова собирается замуж, – категорично заявил Зур. – Тем более, она сейчас находится за границей и, скорей всего, там и будет похоронена.

– Великий Нму ничего не понял из того, что сообщил ему Зур, – признался вождь. – Да он и не желает ничего понимать. Пусть она не станет женой Нму, но будет жить рядом с ним, в одной из свободных пещер.

– Но Гелла, которая считает себя непонятно кем, – сказал Идущий по следу, – не захочет поменять свои апартаменты, уклад жизни и всё остальное на обитание пусть в прекрасной, но пещере.

– Идущий по следу не должен спрашивать Пугу, хочет ли она жить рядом с Великим Нму и в его мире, – вождь, находящийся под парами спиртного, был непреклонен.– Зур в самое короткое время доставить её сюда. От этого будет зависеть судьба Зура и его отца Вла. Всё ведь ясно.

– Этот дикий козёл, – с раздражением сказал уже на русском языке своему отцу, – дал мне невыполнимое задание – притащить сюда зарвавшуюся старуху Геллу. Он решил сделать её своей любовницей. Он, как бы, и угрожает нам. А мне бы хотелось, как можно дольше, не портить с ним отношения. Потом с ним… разберёмся.

– У нас в пещере столько оружия, да и ты сообщал, что у тебя ещё в разных местах кое-что припрятано, – винные пары ударили в голову Вла. – Мы всех тут перещёлкаем, как котят. Ты не смотри, Лёша, что я малость сбичевался. Я в своё время… служил в воздушно-десантных войсках. Я совершил пятьдесят один прыжок с парашютом…

– А потом завершил учёбу в институте и начал активно пить водку, – прервал хвастливые речи отца Алексей. – Но я не об этом. Я о том, что кровожаден ты, батя, бывший инженер-технолог шинного завода. А моя задача, теперь и твоя, пока живу, и здесь бороться не с нормальными людьми племени, а со Злом… С убийцами. А Нму – не такой страшный зверёк, каким хочет казаться. Но, возможно, я ошибаюсь.

Нму, устав от звуков непонятного ему языка, хотел возмутиться, что его гости «непонятно лают» при нём, но уснул крепким и блаженным сном. С пьяной улыбкой на лице. Наверняка ему снилась женщина Гелла, которой он уже дал имя Пуга, и он не сомневался в том, что очень скоро она переступит порог одной из свободных пещер.

У каждого племени, большого или малого, в Раннем Неолите существовали свои брачные законы. Уходящие старались тоже их соблюдать и жить, по возможности, так, как их предки. Правда, время от времени, существующие правила и порядки изменялись и обновлялись.

На вершине, под названием Ова-Би, на открытом месте неровной площадки громоздились гранитные валуны, тут же валялись разной формы осколки шпата и кварца и других горных пород. Именно сюда приводили мужчины и парни своих будущих жён, именно, из тех, кто ещё не состоял в браке и не имел ни с кем половых контактов. Тут, на Ова-Би, исполнялся священный ритуал, и ещё ни одна девушка не прошла мимо этого места перед началом супружеской жизни.

Разумеется, сюда являлись и женщины, отступившие от общих правил, то есть согрешивших до вступления в первый брак. Второе, третье замужество и далее, по ряду причин, не «освещались» ритуальными условностями. Их не водили на Священное Место. Не имело смысла…

Досрочно и незаконно лишённые целомудрия шли к Ова-Би на свой страх и риск, опасаясь быть разоблачёнными, или, с благословления будущих мужей, которые не считали довременную утрату девственности своих без пяти минут наречённых такой уж большой бедой. Но нарушение девицами брачного закона, как, впрочем, и многих других, каралось смертью и торжественным съеданием провинившейся. Ведь случалось, что иных мужчин не устраивал подержанный товар.

Ранним утром Вла, он же, Владимир Станиславович, сидел у входа в пещеру, почти матерился и тяжело вздыхал:

– Куда я попал? Ни одной помойки, даже двуногих «мусоров» не наблюдается! Представь себе, и трамваев нет! Скука и тоска смертная!

– Чего ты, батя, ворчишь? – Зур вышел из пещеры с автоматом на плече и, кроме этого, с двумя запасными магазинами к нему и штык-ножами, которые лежали в небольшом мешке из козьей шкуры. – Пошли-ка, в лес. Немного поохотимся на зайцев Качу. Они здесь очень агрессивны и крупнее наших овчарок. Надеюсь, ты ещё не разучился стрелять?

– Стрелять-то я не разучился, – Вла встал с валуна и поплёлся за сыном в чащу леса. – Но ты пойми, как тяжело жить среди иностранцев, не зная их языка. Мне кажется, что даже английская речь попроще здешней. Не ощущаю я тут себя свободным человеком.

– Будешь ворчать, перенесу тебя в Соединенные Штаты Америки или в Британию. Будешь свободным и… толерантным.

– Уж лучше ты, сын, прямо сейчас пристрели родного отца и не пугай меня всякими гадостями. Я же нормальный человек, а здесь не так уж и плохо. Но только одно меня заботит…

– Что тебя волнует, отец?

– Ничего особенного. Просто голова болит, стала, как чугунная. Сгонял бы ты, сын, в будущее за бутылкой водки! Башка раскалывается.

– С этого и надо было начинать! Обрати внимание на то, папа, что здесь все ведут трезвый образ жизни. Я понимаю, что мы вчера выпили изрядную дозу спиртного, но данный факт не может служить поводом для того, чтобы посылать меня… Кроме всего прочего, я опасаюсь того, что на тебя могут напасть здесь не дикие звери, а бандиты, которых я притащил сюда из будущего…Ранний Неолит – их тюрьма. Они ребята ловкие и способны пристрелить тебя из нашего же оружия.

Вла согласился с доводами Зура, и они, зайдя далеко в лес, решили спрятать автоматы и всё остальное в груду пересохшего валежника. Так было надёжней. Вла, всё-таки, уговорил Зура слетать в будущее, заверил его, что в его отсутствие не произойдёт ничего страшного.

Отец решил ждать возвращения сына из короткой командировки, сидя на поваленном стволе граба Гри-Зи-Ни.

Буквально полчаса Зуранову хватило на то, чтобы купить объемную дерматиновую сумку и заполнить её пятью бутылками с водкой, самой разнообразной закуской. Не забыл и два пластмассовых стаканчика. Когда он увидел перед собой вывеску магазина «Спортивные и рыболовные товары», то, не теряя времени, приобрёл и телескопическое удилище с тремя готовыми настроями и с большим запасом лески, поплавков, крючков и грузил. Ему хватило денег и на то, чтобы купить спортивный лук с большим запасом к нему стрел.

Через мгновение он оказался во времени Раннего Неолита, в том самом месте, где оставил Вла. Приземлившись, он успел разглядеть, что все четыре бандита, включая майора-копа, здесь. Причём, отец его валяется в траве, избитый, и на него с яростной улыбкой направил ствол автомата бывший владелец ЧОПа «Бык» Родион Потапченко-Зяблик. Вероятно, он с особым пристрастием допрашивал его отца, пытаясь узнать, где и как можно найти Алексея Зуранова. Их наглость не знала границ.

Они, голодные, оборванные, всё ещё не сомневались в том, что всесильны даже здесь. Стоит им приказать, как все и всё желаемоё для них исполнят. Но, вероятно, Вла держался стойко, поэтому лицо его было изрядно разбитым.

Каким-то образом, поймав мгновение опасности, Зур бросился в густую траву, слыша, как над ним пролетели пули короткой автоматной очереди. Перекатившись за ствол дерева, Идущий по следу умудрился быстро наложить стрелу на тетиву и произвести её натяжку и спуск. «Перистая» смерть пронзила Потапченко горло, и он выронил из рук автомат. Никто из бандитов не успел воспользоваться им потому, что вторая стрела тут же срезала охранника по погонялу Тёплый.