Неолит – не заграница

– Приятно побеседовать с будущим тухлым трупом. – Зуранов закурил, тоже сделал и Гранкин. – Но вот если ты, тля, пройдёшь мимо охранника весёлым и бодрым, то, может быть, мы с тобой и обсудим кое-какие дела. В противном случае, и тебя прикончим, и охранника. Въехал?

– Пока мне ничего другого не остаётся делать, – ответил не без юмора самонадеянный бандит Тихий. – Но разрешите сделать один звонок другу. «Мобила» у меня в кармане «куртяхи». Вы, оказывается, не всё с меня поимели.

– Твои друганы уже так далеко, что ты, Федя, им никак не дозвонишься, – сообщил Гранкин. – Может, ты, к примеру, хочешь пообщаться с коповским сынком Володей? Так эта тварь кормит плотву и окуней на дне реки Беловодной.

– Я почему-то вам поверил, – поникшим голосом сказал Тишин. – Но я предполагаю, что смогу убедить вас в том, что вы не очень правы.

Зуранов подошёл к бандиту, снял с него наручники и соединил ими свою левую с правой рукой уркагана. Тихий не делал малейших попыток к сопротивлению, по робости своей и потому, что находился, как говорится, под стволом пистолета Гранкина.

– Пойдём, Федя! Причём, без всяких там фокусов, – с сарказмом улыбнулся Зуранов. – Мой товарищ будет с правой стороны от тебя. В таком положении, даже если ты Брюс Ли, шансов у тебя слинять от нас в наличии не имеется. Это жизнь, а не художественный фильм.

Они без всяких эксцессов прошли мимо гоблина-охранника, который не заметил, что бы три господина выносили с расположения охраняемой территории что-то ценное, … с верхнего склада леспромхоза. Да и, к тому же, он узрел своего, по сути, приятеля Федю Тишина, который на его приветствие ответил небрежным кивком. Как обычно. Что поделаешь, с крутыми надо считаться и, при случае, на них опираться.

Место рядом с Гранкиным в машине занял Шнорре, у которого хватило мужества не попытаться придушить убийцу своей жены. Зуранов, естественно, обосновался во второй половине салона вместе с Тишиным. Алексей передал Шнорре трофейный японский револьвер:

– Если тут у нас организуется какая-то возня, то стреляй, Михаил Арнольдович, Федюше прямо в лоб. Думаю, сообразишь, как такая штука делается.

– Конечно, соображу! – ответил Шнорре. – Но получится слишком лёгкая смерть для такого подлеца.

– Батя, ты что пургу, в натуре, гонишь?! – пошёл ва-банк Тихий. – Да за меня тебе уши к заднице приклеят!

На такую яркую тираду Шнорре постарался никак не реагировать, а Зуранов легонько, для успокоения мерзавца, ткнул бандита кулаком в лоб и сказал:

– Ну, показывай, гнилушка, место, где лежит труп женщины, последней твоей жертвы.

– Я тут не при делах! Не знаю никакой женщины! – завопил Тихий. – А если что, то я расколюсь. Всех сдам! Если, что и делал, то заставляли…

– Не валяй дурака, Федя, – Гранкин сосредоточено гнал машину по сельскому большаку, не быстро, на средней скорости. – Твоя судьба – «запеть»! А куда и как тебя паковать – решать нам. Говори, где сворачивать.

После спокойных и рассудительных слов бывшего адвоката Тишин окончательно прекратил понтоваться, то есть перестал капризничать. Зубы его в ужасе застучали… мелкой дробью. Но он нашёл в себе силы объяснять, куда и как ехать. В это время Зуранов внимательно изучал писульку, найденную в кармане бандита. Там стояла птичка и напротив фамилии и домашнего адреса скульптора Воротова.

Значит дело, которое поручила ему Козицкая, было связано и с убийством Зинаиды. Но почему-то галочка стояла и напротив фамилии старой актрисы. Значит, Тишин не успел отправить её на тот свет. Надо предупредить Лилию Максимовну, ибо запросто найдётся, вместо Тихого, другой местный киллер. «Наш пострел везде поспел». Тут, в списке, составленном Тихим, значились и живые, ясно, как день. Многие данные, фамилии, были без пометок.

Вскоре они по лесному профилю доехали до глубокого оврага, вышли из машины. Тишин повёл их в сторону болотистой низины, основательно заросшей ивняком и кустами болотного багульника. Труп Зинаиды был наспех забросан мхом. Зрелище предстало перед их глазами на столько страшное, что у Шнорре не выдержали нервы, и он начал душить Тишина. Детективы едва смогли убедить его в том, что ещё не настало время расплаты и надо решить, что делать с разлагающимся трупом.

Они на какое-то время забыли о существовании убийцы Зинаиды. Но Тихий, впавший в оцепенение, и не думал бежать. Он был на прицепе с Зурановым. Одни наручники на двоих. Да и даже, если бы его освободили на какое-то время от оков, он не решился бы на то, чтобы слинять. Понимал, скорей всего, что одна из пуль, дружно выпущенных из трёх стволов, при таком раскладе, настигнет его.

Кроме того, он надеялся, что его эти люди оставят в живых за то, что он отдаст им почти всё: трёхэтажный особнячок в Матвеевке (она же и Малая Матвеевка) с двумя гаражами, часть своих не очень малых сбережений. Кроме того, уркаган, при случае, серьёзно намеревался вломить всех, кого надо и не надо. Своя рубашка ближе к телу, тем более, шкура, под которой пока ещё учащённо билось сердце. Пусть и мерзкий, но, как бы, человек.

Он почти был уверен, что ему зачтётся то, если он поделится с этой странной компанией кое-какой информацией. Чем чёрт не шутит, а вдруг его взяли в плене очень важные менты из Москвы, и его, Федю Тишина, определят в очередной раз к хозяину, на зону. Возможно, что они – «мусорилы». Были бы беспредельщики, они сначала его обчистили бы по полной программе, натурально и документально…

А на зоне можно жить («только бы выжить») и славно можно время коротать. Главное – с порога подфартить смотрящему из законных или тому, кто в паханах там ходить будет… из авторитетов. Тут Федя осечки не произведёт. А за то, что кого и вляпает, сдаст, он отмажется. Ибо то – не свои, а все – канцелярские крысы, не знающие тюремных нар. Не более того. Да, возможно, и некому его под «предъяву» будет ставить.

Вывозить отсюда обезглавленное тело было бы почти невозможным делом. Да и тут же, на законных основаниях, захоронить или кремировать, не реально. Поступить так – означало сдать себя с потрохами организованной преступной группировке, где всё повязано. И тогда не могло бы идти ни какой речи не только о возмездии, но и малейшем торжестве справедливости.

– Вот, что, Федя, – глубокомысленно сказал Зуранов, – пока оставим всё, как есть. Поехали к тебе в гости. Думаем, что живёшь ты, хоть и в гордом одиночестве, но не очень паршиво.

– А я и не против, – оживился Тихий, – в доме всякий коньячок найдётся. «Браслеты» только с меня сбросьте, а я уж потом в долгу не останусь.

– Никто, Федя, из нас даже издали не походит на идиота, – резонно заметил Гранкин.– Пойдём в машину. Карета подана!

– А если я не скажу, где проживаю, – заупрямился Тишин.– Можете стрелять, но не…

Разумеется, договорить он не успел. Интеллигентный и в недавние времена очень человеколюбивый Шнорре со всей силы ударил ногой «уркагана» чуть пониже живота. Тишин скрючился от боли, повалившись на землю. Едва на ногах устоял атлетически сложенный и тренированный Зуранов, ибо был соединён с убийцей наручниками.

– Если тебе, мерзкое отродье, мало такого аргумента, то могу, к примеру, выколоть тебе глаз, отрезать ухо или прострелить ногу. – Шнорре сплюнул в сторону. – Решай! Только побыстрее! Даже быстрее, чем совокупляются кролики.

Зуранов приподнял с земли стонущего от боли, уркагана и поволок его к машине. Тот окончательно и бесповоротно решил делать всё, что ему прикажут странные, решительные и непонятные господа.

До места они добрались быстро. Трёхэтажный, не очень, но крутой особняк Тишина стоял почти в стороне от Матвеевки. И его ни коим образом нельзя было сравнить с тем домиком, где проживала, в центре села, подруга покойной Зинаиды, педагог-пенсионер Эльвира Николаевна Вдовина. Здесь, рядом с домом Тихого, находился и шикарный гараж, разумеется, уходивший в глубину ещё на два этажа. Наверняка, в нём, кроме «Ланд Крузера» семейства Шнорре, находилась ещё пара трофейных машин… возможно, для продажи. Ключи от его ворот и дверей особняка лежали в надёжном потайном месте, в металлическом ящике, скрытом от посторонних глаз.

Распивать чаи и коньяки с бандитом у них не имелось времени и желания. Тишин безропотно открыл два сейфа, в которых хранились деньги и кое-какие драгоценности. Понятно, что основное он утаил, что не очень расстраивало друзей, частных сыщиков. Правда, предприимчивый и скуповатый Гранкин взял себе лично, на память, три серебряные вазы и небольшую металлическую банку с непонятным кавказским орнаментом на крышке и на её четырёхгранных боках.

Всё ценное, что было ими найдено в доме Тихого, в пристройках и оранжерее, они пекренесли в багажник «Шкоды». Нет, они не считали, что грабят награбленное, а просто занимаются экспроприацией одного из экспроприаторов.

– Кроме всего прочего, Дэн, – обратился Зуранов к своему бывшему однокурснику, – найди жестяной поддон, чтобы умещался в багажнике. Заправь нашу машину. Уверен, что у гада Тишина в гараже имеется всякая горючка, и девяносто второй бензин тоже. Ты, Арнольдович, иди с Денисом. Поможешь. Он знает, что делать.

После того, как они ушли, Тишин вкрадчиво, упавшим голосом сказал Зуранову:

– Слышишь, может, договоримся. У меня золотишко и камешки, на чёрный день, зарыты. Брось ты их, друганов своих. Мы с тобой заживём, как надо. Когда их уберём, то я скажу, где и что искать.

– Наверняка, в оранжерее. В углу, на грядке, где у тебя розы китайские цветут, и хламу хватает. Ты же тупой. Не переживай, Федя. Мы всё уже нашли. А если, что и осталось, то чёрт с ним!

– Сволочи! Откуда вы узнали, что тайник находится там?

– На твоей роже всё написано, трусливый шакал. Даже добро спрятать, как следует, не в состоянии. Тупое создание!

Алексей нашёл в одной из кладовочек толстую длинную верёвку, снял с бандита и себя наручники. Тишин воспользовался паузой и успел ударить Зуранова хрустальной вазой, но тот увернулся. Поэтому удар пришёлся не в висок, а в плечо. Ответ был мгновенным и обычным: кулак сыщика стремительно нащупал солнечное сплетение отживающего свой век «баклана» и «шестёрки», но главным образом, садиста.

Он прочно спутал Тишина верёвкой по рукам и ногам. Потом привязал его обмякшее тело к радиатору парового отопления, на кухне. Пришедшему в себя бандиту Зуранов просто сказал:

– Чудной ты человек, Тихий. Ты надеялся убить меня хрустальной вазой? Чушь! Ибо мои голова и тело выдерживали и не такую… осаду. Ты – жалкая мышь по сравнению со мной. Но не в том твоя беда. Многие сотни тысяч людей на Земле живут честно и не корчат из себя супербоевиков и крутых. И это люди! Они живут нормально, как и подобает людям. А ты – гнида…

– Пощади! У меня было трудное детство… Я буду орать на весь дом. Меня услышат,– бандит от страха говорил почти шёпотом, голос его охрип. – Меня спасут…

– Никто не услышит. Ты живёшь почти за селом. А если бы кто и услышал, то перекрестился и в тайне порадовался бы тому, что ты больше никому не понаделаешь гадостей. Я уверен, что грехов на тебе, тварь ползучая, очень много.

В дом вернулись Гранкин и Шнорре. Каждый в руках держал по две канистры с бензином. Они сделали всё, как надо. Сотворили длинную «дорожку» из горючего, и протянули её далеко за пределы частной усадьбы, почти к автомобилю.

– Ты, Арнольдович, можешь попрощаться с садистом, убийцей твоей жены, Зинаиды Марковны, – Зуранов отошёл в сторону от уркагана. – Представь, как он отпиливал ей голову ножовкой, представь! Она умирала в страшной агонии. Ты можешь отрезать ему нос, выколоть глаз…

– Всё я понимаю, – тихо ответил Шнорре. – Но это ничего, что у нас отменена смертная казнь. Мы это дело исправим. Думаю, что и без моих пыток этот шалун получит массу предсмертных впечатлений. Ему ведь предстоит гореть заживо.

– Меня нельзя убивать, – прохрипел Тихий. – Я психически больной. Могу много рассказать такого, что вам пригодится… Не хочу умирать, ведь я ещё и не жил на свете.

– Уже и не будешь, – спокойно сообщил бандиту Гранкин. – Если бы я ненароком раздавил кузнечика или обломал ветку сирени, то мне стало бы жаль их. А тебя – нет.

– У меня две собаки Барс и Линда, – сказал уже почти спокойно Тишин. – Они без меня подохнут с голоду…

– Успокойся, – Шнорре достал из кармана револьвер, – я приговорил их… бывшим твоим оружием. Пришлось. За агрессивность! Сидели не на цепи. Жаль собачек, но они оказались слишком уж задиристыми. Ты отправишься на тот свет вслед за ними, дружок.

Глаза Шнорре вдруг округлились и налились кровью.

Он прострелил бандиту руку, потом ногу, не обращая внимания на его вопли и мольбы, типа, «пощади, батя» и «не убивай».

– Тебя, Федя, должно успокоить то, что многие из вашей тёплой компании пойдут по твоему следу, – сказал Гранкин. – Или мой товарищ запрячет их так далеко, что сам чёрт не найдёт. Самые основные боли и страдания у тебя впереди, урка. Мы ведь подожжём не только твой гараж, но и особнячок. Но ты, как вижу, уже догадался…

– Просьба не курить, господа сыщики! – полушутя заметил Зуранов, поливая бензином, всё, что легко воспламениться. – Займитесь делом, пока я тщательно обрабатываю логово этого кровососа. Откройте все газовые вентиля, которые имеются в доме. Мы должны сотворить самую активную взрывчатую смесь, и у нас всё получится. Видишь, Тихий, и мы помаленьку становимся преступниками.

Но Тишин терял сознание, видимо, от обильно кровоточащих ран и от ужаса, который ему ещё предстояло пережить.

Когда бензиновая «дорожка», как бы, бегущая за пределы широкого двора, соединилась со второй, они сели в салон машины и отъехали чуть дальше от особняка. Шнорре выбрался из «Шкоды», подошёл к бензиновой «тропинке», зажёг спичку и бросил её на землю. Огонь стремительно побежал в сторону дома и гаража. «Жаль, что сгорит и мой «Ланд Крузер»,– подумал Михаил Арнольдович. – Надёжная была иномарка. Но назад её никак не заберёшь». Он, словно спохватившись, заспешил к «Шкоде».

Через десять минут они находились уже далеко, по сути, от места преступления, совершенного ими. Как раз в это время раздались, один за другим, два мощных взрыва. Вряд ли там могло остаться что-то живое.

– Не долго музыка играла, не долго фраер танцевал, – философски изрёк Гранкин и тут же пошутил. – Это всё дядя Миша, наш стрелок и взрывник.

– Замолчи ты, Дениска, от твоего юмора мне тошно, – поделился с окружающими своим невесёлым настроением старик Шнорре. – Ты думаешь, что я получил удовольствия от убийства? Нет! Я отомстил – но на душе не стало светлее.

Так сказал бизнесмен, но, кто знает, может, и лукавил…

Наступил летний вечер. Но до сумерек ещё было очень далеко. Они вернулись к тому месту, где оставили труп Зинаиды. С минуту постояв перед её телом и головой, лежащей на груди трупа женщины, они занялись делом. Соорудили из сухого валежника большой костёр, положили на него жестянку, прихваченную в гараже Тишина, а наверх – останки Зинаиды. Пришлось немного плеснуть на сушняк бензина.

– Прощай, Зиночка, – со слезами на глазах промолвил Михаил Арнольдович и поднёс спичку к костру. – Жили мы с тобой славно… Не будет у меня больше ничего и никогда.

Никто его не утешал, не успокаивал. Алексей и Денис с грустью наблюдали за тем, как огонь, подпитанный бензином, пожирал сухие ветки. Потом пламя начало перебираться к телу Зинаиды, которое стало шевелиться, сжиматься, уменьшаться. Повалил густой чёрный дым.

– Не волнуйтесь, дым нашего кострища с основной дороги почти не виден, – Зуранов закурил, и Шнорре с Гранкиным поступили так же. – Мы располагаемся в глубоком овраге. Дым стелется по земле, да и теряется в чаще леса.

Они немного подождали, пока остынет зола, и высыпали часть её в железную банку, припасённую Денисом. Вот и всё, что осталось от человека – лишь горсточка пепла. Шнорре, не стыдясь собственных слёз, прижал «урну» с прахом жены к груди. Он пробормотал:

– Мальчики дорогие, не всё ведь сгорело. Осталось почти полчерепа и костей… немного.

– Арнольдович, мы закопаем то, что не сгорело, здесь и всегда будем помнить это место. Так надо. Иначе не получится. Не бензином же их обливать. А дух её, нашей Зинаиды, частично останется здесь и будет оберегать от бед и невзгод простых путников.

Гранкин сбегал за сапёрной лопатой, что лежала в багажнике и аккуратно, под большой сосной, зарыл кости. Предварительно он сложил всё это в большой целлофановый пакет.

– Сколько ни стой здесь, а идти надо, – Зуранов раздавил ногой окурок. – Уже наверняка к особняку мерзавца Тишина едут пожарные машины. Через полчаса на дороге могут появиться и полицейские патрули.

– А могут и не появиться, – возразил Гранкин. – Но банку с прахом мы, на всякий случай, спрячем, где-нибудь, поблизости от дороги.

– Не отдам! – зарычал, как раненый зверь, Шнорре. – Это моё!

– Я понимаю твоё состояние, Арнольдович, но постарайся успокоится, – Зуранов осторожно взял из рук Шнорре банку с прахом. – Мы должны быть очень осторожными и отвечать уже не за мёртвых, а за живых. Впрочем, смерти нет… в космическом плане. Но мы пока с вами здесь, на Земле. Давайте будем… беречь наших близких и родных.

Банку зарыли довольно глубоко, на небольшом холме. Запомнили место. Вода, ни коим образом, даже дождевая, не могла бы проникнуть в неё. Крышка закрывалась плотно. Когда они ехали по дороге навстречу им, действительно, попалось несколько пожарных машин. Шнорре поделился со своими молодыми друзьями мечтой.

Михаил Арнольдович решил закопать со временем прах Зинаиды в селе Матвеевка и на месте погребения поставить небольшую часовню. Главное, чтобы родственники, друзья, добрые знакомые знали, что здесь покоится прах его Зинаиды, а все остальные – не главное. Алексей и Денис поддержали его мысль.

Они благополучно доехали до квартиры Зуранова, который предпринял всё возможное, чтобы Шнорре чувствовал себя в ней полнокровным хозяином, как и в дальнейшем его сыновья – Степан и Дмитрий. Директор детективного агентства «Портал» выдал Михаилу Арнольдовичу запасные ключи от своего жилья, предложил сделать для удобства несколько дубликатов… для всех сыщиков.

Это касалось и офиса, где им всем предстояло находиться в роли не столько даже сыщиков, сколько ликвидаторов преступников и судьями. Смерти, по его мнению, заслуживают только те, кто убивал невинных людей собственными руками.

Руководители преступной группировки и кормящиеся от них заслуживали пожизненных сроков заключения. Но Зуранов не сомневался, что для некоторых преступников справедливым решением станет их переселение во время Раннего Неолита. Бандиты, по внешнему виду, вполне, нормальные господа, заслуживали этого сурового наказания. А кому из негодяев суждено будет сгинуть здесь, в современном мире, значит, такая у них судьба. Всё одно каждого негодяя ждёт расплата за содеянной не здесь, так там.

– Мне на пару дней надо будет удалиться, – Зуранов поставил на стол кофейник, банку с растворимым кофе, сахар, разлил его по кружкам. – Пусть я теперь, как никогда, чувствую себя изгоем двух миров, но мне надо служить людям, не понимающим меня. Во благо их придётся… жить.

– Нас тоже, после того, что мы сотворили, – сказал Гранкин, размешивая сахар в чашке, – святыми не объявят даже те, кто будет на нашей стороне.

– А ведь я понял, – Шнорре, давно не балующийся табачком, в который раз решил закурить, – что другого выхода нет. Только ведь то, что мы собрались делать – совсем не месть подонкам за наших родных и близких, за обиженных людей, здесь – справедливое возмездие. Я не ищу своим действиям оправдательных аргументов. Всё происходит так, как должно быть… Так что же, мне искать для себя адвоката?

Слушая рассуждения своих коллег и друзей, Зуранов не забывал давать им ценные указания. Он оставлял начальником на время своего отсутствия Гранкина и объявил его своим постоянным заместителем.

Михаилу Арнольдовичу и его сыновьям не желательно было, в целях их безопасности, светиться в офисе «Портала», да и появляться без острой надобности на улицах города. Поэтому, по возможности, Денис лично должен будет превратить в деньги золото и опалы, доставленные из прошлого в настоящее Зурановым.

Да и драгоценности, изъятые у Тишина, надо будет тоже продать, но осторожно. Необходимо приобрести две автомашины. Конечно, не развалюхи, но и не очень крутые, которые бы не очень бросались в глаза. Стоило раздобыть и хорошее, надёжное, огнестрельное оружие, автоматическое и для ближнего боя, пару бронежилетов, цифровое видео- и фотокамеру, два магнитофона. Если получится, то они раздобудут и устройства скрытого наблюдения и прослушивания. Кроме всего прочего, Алексей поручил всем детективам агентства выдать солидный аванс.

Он хотел сказать что-то ещё, но передумал, понимая, что нагрузил делами бывшего адвоката на два-три дни и так очень солидным объёмом работы.

– Ну, ты, Лёха, простой парнишка, – от волнения Гранкин почти залпом выпил свой кофе. – Ты там будешь в своей командировке сексуально удовлетворять дикарок, а я за два-три дня должен сделать, ну прямо скажем, невозможное. Прикинь, я ведь ещё должен буду и сидеть в нашей конторе… в ожидании посетителей. Да ведь надо будет начинать собирать досье на тех, кто значится в липовых документах, которые подарили нам бандюги Самохвалов и Прошин. У тебя, что, в голове стрела застряла?

– Я, прямо таки, не очень активно верю в то, что Лёша куда-то там летает, – решительно заявил Шнорре. – Но не буду же я сиднем сидеть со своими довольно крепкими сыновьями в твоей квартире или в офисе. Должны ведь и мы что-то делать.

– Вы пока будете просматривать газетные объявления, собирать всю полезную информацию, касающуюся продажи и покупки квартир, банковских махинаций и прочего. Это серьёзная работа. – Зуранов выложил из своих карманов основную часть имеющихся у него денег и кое-какие бумаги. – А ты, Дэн, сделай, хоть что-то, но самодеятельностью не занимайся. Не стоит торопиться.

Каждый их шаг должен быть обдуманным. А его друзьям не следует забывать, что он и там, в далёком прошлом, живёт… В Раннем Неолите половина его земной судьбой. Так уж получилось, и Алексей в этом не виноват. В той обители нет никаких дикарей, в неё обитают не такие уж и глупые люди. Жаль, что они чаще всего не понимают Зуранова…

Собираясь с Равом в дальнюю дорогу, он, первым делом, снял свою городскую одежду и аккуратно положил её в захваченный им из будущего рюкзак, который завернул в мягкую шкуру болотной козы Зям-Ги. Оттуда, из своей квартиры, он прихватил немало необходимых вещей: стальной охотничий нож, маленький топорик, три одноразовых зажигалки, две упаковки спичек, китайский фонарик с двумя запасными батарейками, бельевую верёвку, железную пол-литровую кружку и кое-что ещё, включая пачку сахара-рафинада и большой пакет чипсов.

В дорожный рюкзак, помимо этого, он положил двух слабо поджаренных кроликов и несколько кусков каменного угля. Взял с собой средней длины копьё и пистолет. Жаль, что не было времени позаботиться о пополнении боезапаса. Всем этим он заполнил большой дорожный мешок с лямками, сшитый лично им из шкуры горного барана Плинди. Питьевая водой не запасались. В лесу имелось достаточно речек, ручейков и родников.

В горах влаги хватает. Да и до Серых Камней путь был не очень далёким. Зур знал, как пройти туда самым кратчайшим путём. Они, не торопясь, отправились в дорогу.

Рав заверил молодого охотника, что всё оставшееся в пещере Зура добро через несколь дней и ночей принесут к нему верные и расторопные слуги вождя, доставят в целости и сохранности на новое местожительство бывшего изгоя. Кроме того, Рав порадовал Зура и тем, что для его проживания племя уже приготовило большую пещеру в глубине апельсиновой чащи, на пологом склоне горы. Там уже есть всё необходимое: выделанные шкуры животных, посуда, оружие, большой запас пищи… Появятся и молодые жёны, которые, понятное дело, захотят стать подругами мудрого Зура.

Он, признаться, как ребёнок порадовался тому, что в Племени Уходящих, всё-таки, вспомнили о его существовании. Сейчас в нём притупилось сознание человека двадцать первого века. В его теле, как бы, вновь родился дикарь. Мудрый, но, всё же, наивный. Он, вроде бы, тот же самый человек, обладающий памятью двух времён и знающий два языка: русский и Племени Уходящих.

Но при переходе из мира в мир сознание его деформировалось, изменялось, и, к счастью, он это понимал. Пусть молодой охотник заблуждался в том, что перестал быть, хотя бы, в Раннем Неолите изгоем, но радость переполняла его душу. Ещё бы! Он – бывший изгнанник, будет известен и богат. Ого-го-го! Зур кричал от восторга, время от времени, высоко подпрыгивая вверх и срывая листья с высоко растущих над ним веток деревьев. А когда он успокоился и даже впал в уныние, понимая, что, всё же, теряет свободу, Рав сказал ему:

– Зур должен показать чудо вождю и старейшинам племени, может быть, и всем тем, кто придёт на общий сбор.

– Чуда достаточно, – заверил он Рава. – Разве Зур не показывал его Раву?

– Рав понял, что молодой и мудрый Уходящий хочет сказать о своих знаменитых ямах-ловушках.

– Чем же они плохи? Ямы глубокие. Внизу поставлены острые колья. А к ним прикреплены крепкие петли из лиан. Если в такую яму попадёт зверь, то ему уже не уйти из неё живым.

– Тут правда. Ловушки хороши. Охотники племени делают такие же. Зур, сам того не зная, научил их поступать так же. А может, они и сами догадались… Но тут нет великого чуда. Племя уже давно охотиться с помощью глубоких на самого вождя зверей.

– В охоте на мамонта они используют совсем другие ямы. Конечно же, – вздохнул молодой охотник. – Зур не может идти в одиночку на такого великого зверя. Да и зачем ему, одному, нужно было столько мяса? Но чудо люди увидят. Зур взял его с собой в дорогу.

По пути они несколько раз останавливались на отдых и для того, чтобы съесть зажаренных кроликов. На одном из привалов, почти перед самой стоянкой Племени Уходящих, у Серых Камней, Зур предусмотрительно, ссылаясь на большую нужду и заодно и расстройство желудка, умудрился спрятать в небольшое дупло огромного старого дуба свой пистолет. Запомнил место.

Два поваленных дерева, лежащих крест на крест, большой ручей и кости дикой собаки Авгавы. Ориентиры были неплохими. Кроме того, Зур на нижнюю ветку дуба повесил шкурку земляной крысы, непонятно каким образом оказавшейся у него в мешке. Он выложил, на всякий случай, из кармана джинсовой куртки и бумажные деньги, завернув их в целлофановый пакет.

Вскоре он вернулся к месту их остановки. Зур не хотел, чтобы Рав знал, куда он спрятал оружие. «Надо будет взять сюда из будущего хороший запас патронов и кобуру для пистолета, которую можно будет незаметно носить под шкурой-накидкой,– подумал Зур. – Все это понадобится здесь. Без сомнения».

– Пока Зур освобождал свой желудок от лишнего груза, Рав тоже не сидел на месте, – попутчик с восторгом показал молодому охотнику человеческую голову, подняв её над землёй за волосы. – Зур видит, что оторванная голова принадлежала одному из тех, кого не так давно он притащил сюда из другого мира.

Зур с досадой прикусил нижнюю губу. Да, не долго погостил в Раннем Неолите бандит и одновременно бывший лейтенант полиции Василий Прошин. Гигантский удав Тикли махом проглотил его тело, выплюнув голову. Огромные змеи обычно так и поступают. Почему-то им не по вкусу приходятся головы животных и людей.

Молодой охотник наблюдал за тем, как Рав сосредоточенно разбивал большим камнем череп, пусть сволочного, но, всё же, человека из другого времени. Зуру было неприятно смотреть на то, как Рав с величайшим наслаждением поглощает мозг преступника, вытаскивая его наружу грязными волосатыми руками.

– Рав мог бы поделиться полезной и вкусной едой с Зуром, – старик урчал от удовольствия, словно дикий пальмовый кот Рочки . – Но он помнит, что человек, находящийцся рядом с ним, не ест человеческого мяса, и это радует мудрого и доброго Рава. Сейчас он говорит большое спасибо змее Тикли, которая не питается человеческими головами.

– Приятного аппетита, – сказал ни с того – ни с сего на русском языке Зур. – Здесь я такой же, как вы. И ничего с этим не поделаешь.

– Пусть молодой охотник не обижается, но Рав не расслышал того, что сказал Зур.

Переводит сказанное на русский язык Зур не стал.

А вскоре они пришли к Серым Камням, где их терпеливо ожидали на большой каменной площадке не только вождь племени, старейшины и колдуны, но и многие из тех, кто желал видеть мудрого изгоя, умеющего предсказывать.

– Нму позвал к себе Зура, – вместо приветствия сказал высокорослому и ещё не старому вождю в чёрной леопардовой шкуре бывший изгнанник, – и он пришёл!

– Видят боги, что Нму рад его приходу,– глава племени привстал со своего каменного сидения и по-дружески толкнул Зура в грудь. – Этому рады все. Согласен ли пришедший сюда молодой охотник находить и выявлять людней, нарушающие священные законы?

– Согласен! Только Зур должен знать законы своего народа и подчиняться им..

Тут же главный колдун Рна, в присутствии всех собравшихся коротко рассказал о том, чего не должен делать любой человек из Племени Уходящих. И так, он не должен вступать в половую связь с близкими родственниками, потому что от такого плотского сближения рождались глупые, уродливые и больные дети.

Запрещалось так же без причины убивать младенцев и даже стариков племени и съедать их. Никто из мужчин не имел права уклоняться от общественной работы, рыбной ловли и охоты, из женщин – от собирательства овощей и фруктов, съедобных кореньев и целебных трав. Кроме того, налагалось строгое табу на употребление любой пищи, которая помогает видеть наяву (или, будто, наяву) добрых и злых богов и духов. Это было разрешено только вождю, членам совета старейшин, клана колдунов и некоторым из Мудрейших, куда теперь входил и Зур.

Вождём племени Уходящих мог быть избран только тот, за кого отдадут большинство своих голосов старейшины, колдуны и представители из круга мудрейших. А новый вождь, разумеется, должен пользоваться неограниченной властью. Ему подчиняются все без исключения. Он в праве одних жаловать, а других миловать. Ему позволено придумывать новые законы и отвергать старые. Но, в любом случае, вождём, первым человеком в племени мог быть только физически сильный человек, умный, уважаемый большинством людей и сравнительно молодой.

В совет старейшин, как и в клан колдунов, входило по восемь человек. Получалось так, что при вожде от каждого рода, в правящей верхушке, находилось по два человека – колдун и старейшина. Мудрейших могло быть сколько угодно, и особенными привилегиями они не пользовались, за исключением некоторых. Племя же насчитывало почти пять тысяч человек.