– А кто при чём?!
– Никто не при чём! Стихийное бедствие…
– Не, ну вот чё она приехала? Знала ведь, что здесь русские, – вставил своё слово неугомонный Малой и совершенно не к месту стал рассказывать какую-то путаную историю, как они с друзьями ловили рыбу, и как это выгодно: коптить её и в городе продавать.
На следующий день Карабас просил у Кэтлин прощения. Простила, нет – кто её разберёт, но отношения, как ни странно, стали налаживаться, а девушка перестала нас сторониться.
И вот сегодня, в этот последний день лета, я вдруг вспомнил, что давно собирался сходить в горы и завёл на эту тему разговор. Дождливые, пасмурные осенние дни – не лучшее будет время, когда, если не сейчас? Карабас сразу отказался, дальние пешие прогулки не для него:
– На рыбалку пойду, ушицы к вашему возвращению сварганю.
Лично меня для этого похода больше интересовал Лёшка. Он дольше меня в Норвегии и уже ходил на ту вершину. Собственно, с его подачи я её и присмотрел. Но без проводника и поддержки идти было боязно.
Лёшка согласился, а с ним и Малой вызвался. Стали обдумывать, когда выдвинемся и что будем с собой брать, и тут Кэтлин спрашивает:
– А можно с вами?
Малой гоготнул и выдал:
– Куда тебе, женщина, кто тебя обратно на себе потащит?
– Я всю жизнь на хуторе прожила, мы с отцом на охоту ходили, за клюквой на болото, по двенадцать часов на сенокосе… – не сдавалась Кэтлин.
– А ты морской закон знаешь? Женщине на корабле – к несчастью…
– От тебя счастья тоже мало. Не ерепенься, Малой. Не сможет – останется у подножья нас ждать или в посёлке, что на плато. Всё, пошли спать, если решили идти, значит, с раннего утра, – остановил пререкания Алексей, и мы разошлись по комнатам.
Утро первого сентября было пасмурным. С запада подтягивались низко плывущие облака, туман. К десяти утра закрапал дождь. Общего настроя это, однако, не сломило. К полудню мы добрались до подножия и в первом часу дня начали восхождение. Первая часть пути – это изнурительный подъём по грунтовке, ведущей к плато. Обычная машина туда не вытянет.
В пути нас внимательными, настороженными взглядами провожали коровы и овцы, пасущиеся на густо покрытых зеленью склонах. Они разбрелись по обе стороны дороги и что-то жевали. Одни из них при виде нас замирали и терпеливо ждали, пока мы пройдём. Другие сбивались в кучу и убегали вглубь леса, по очереди останавливаясь, оглядывались – не преследуем ли.
Овцы, пасущиеся в горах, удивления не вызывали, но коровы, скачущие среди деревьев и кустов по заросшим мхом камням как козочки – зрелище шокирующее. Лёгкость, с которой они это проделывали, лично у меня вызывала зависть, и… я улыбнулся, представив тучного Карабаса, скачущего среди коров.
Алексей задал направление и, набрав темп, стал от нас отрываться.
– Сбавь обороты, людей подожди, – кричал ему в след Малой.
Кэтлин шла впереди нас сосредоточенная, слегка нагнувшись, и ритмично размахивала руками. А я пыхтел, жалея, что перед сном накатил вискаря, и силился скоординировать движение с дыханием, а тут ещё Малой своей безудержной болтливостью постоянно цеплял меня вопросами и сбивал с ритма. В конце концов он выдохся, и продвижения его приняли вид перебежек: он останавливался отдышаться, потом бежал вверх, обгоняя меня и Кэтлин, и останавливался снова. Поравнявшись с ней, он шёл некоторое время рядом и острил. Затем начинал отставать и, поравнявшись уже со мной, некоторое время шёл рядом. За эти несколько минут Малой успевал рассказать мне какую-нибудь историю, порассуждать на общие темы и задать массу вопросов. Затем он снова останавливался отдышаться. Так продолжалось, пока мы не добрались до плато.
Перед нами открылся чарующе живописный вид: горное озеро, загоны для животных и небольшой посёлок из маленьких одноэтажных избушек. Это бревенчатые, на сваях, домики, в которых нет ни электричества, ни централизованного водопровода. Зимой они по крышу утопают в снегу, а летом сюда наведываются местные или туристы. Ни тебе магазинов, ни интернета, ни кабачков – только природа. Но по-настоящему нас взволновало обилие черники и брусники. Как одержимые, набросились мы на кусты, жадно срывая и заглатывая влажные сочные ягоды. Утолив жажду, двинулись дальше, а правильнее сказать, ближе к цели путешествия – на вершину.
Карабкаться по обвалившимся камням, пробираться узкими горными тропами было сложней, но гораздо увлекательней, чем монотонно вышагивать по грунтовке. Периодически я останавливался, садился и созерцал, пока меня не окликнут. Безумно легко дышалось. Я чувствовал себя Гулливером, хотелось кричать от восторга, тянуло то попрыгать по вершинам деревьев и скал, то сгрести всё в охапку.
Говорили мало, только по делу. На самом сложном участке я вспомнил о перчатках. Да, действительно, ведь это Малой принёс их мне, когда мы собирались.
– Спасибо, что перчатки подогнал, – обратился я к Малому.
– Ладно, чего там, – скромно ответил он, ухватившись за верёвку.
Внешне подъём выглядел безопасно: с одной стороны скала, с другой – стена из выросших на склоне деревьев и кустов. За этой живой изгородью – обрыв: покрытые мхом острые камни и валежник. Если по ним скатиться, мясник и мясорубка уже не понадобятся. Все части и ткани тела будут аккуратно отделены друг от друга и перемолоты – фарш готов. Представишь – дух захватывает.
Дождь моросил всё это время, местами усиливаясь.
Изрядно пропотев и промокнув, достигли мы верхней площадки. Я стоял на краю, как пьяный, и орал во всю глотку, что есть мочи, не в силах сдержать восторг.
Городок, в котором мы живём, находился километрах в двадцати от подножья горы и стоял на берегу фьорда зажатый между хребтами. С нашей высоты эти возвышения казались холмами, а сам городок выдавал себя лишь очертаниями, как с борта самолёта. Внизу, прямо под нами лежали крыши домов посёлка, что остался позади нас на плато… да, именно лежали, поскольку ничего больше различить было невозможно. Глядя на то место, живо вспомнил, как мы уплетали чернику с брусникой. Я улыбнулся и понял, что безумно хочу пить…