21
На третий день после этого разговора на рабочий стол следователя Климова легло заключение судебно-медицинской генетической экспертизы. Объёмистый конверт вскрыли ещё при регистрации в канцелярии, но Игорь почувствовал, что ему нужно собраться с духом, чтобы отогнуть неровно оторванный край грубой бумаги, вытащить на белый свет и начать читать экспертное заключение.
Оснований для беспокойства, казалось бы, не могло быть. Но опасение, что сложившая картинка событий может враз развалиться, подспудно сидело в его сознании. Он на собственном опыте знал, как это бывает. Один маленький, но неубиваемый факт легко рушит всю следственную конструкцию, которую возводили несколько месяцев. И такой сюрприз мог содержаться в бесстрастных выводах экспертизы.
Игорь пересилил себя, рывком вытащил прошитые и опечатанные листы и начал пробегать глазами текст. Так: эксперты такие-то, с таким-то стажем, на основании постановления следователя Климова, провели по уголовному делу номер такой-то, исследование в целях молекулярно-генетической идентификации представленных на экспертизу биологических объектов. Это всё понятно, вот основное: принадлежат ли части трупа мужчине? Ответ – да! Являются ли части трупа останками одного и того же человека? Опять, да! Теперь далее: изучив представленные на экспертизу биологические материалы – кровь во флаконе (пакет № 1) и кровь на марлевом тампоне (пакет № 2) эксперт приходит к выводу, что лицо, признанное по делу потерпевшим, состоит в биологическом (генетическом) родстве с убитым с вероятностью 96,6 %.
– Фу-у, – Игорь откинулся на стуле и вытер ладонью взмокший лоб. Отпали сомнения. Не было ошибки в его рассуждениях.
Но оставалась основная работа – юридически грамотно и с чётким изложением доказательств составить текст постановления о прекращении уголовного дела. Торопиться в таком деле нельзя. Нужно учитывать, сколько негативно настроенных должностных лиц этот документ будет изучать с целью отмены. Не дать им для этого ни единого формального повода – задача не для слабаков.
Сразу кинуться к компьютерной клавиатуре Игорь себе не позволил. Продумать структуру и доводы постановления требовалось тщательно. Для того чтобы мысли пришли в равновесие, Игорь принялся за рутинное, но хорошо успокаивающее занятие – подшивку материалов дела.
Получилось два стандартных тома. И опять он не сел за постановление, а, заточив простой карандаш, начал аккуратно нумеровать листы дела.
К окончанию этой части работы он уже мысленно вчерне наметил основные блоки текста будущего документа. Но опять не стал торопиться и занялся составлением описей для первого и второго тома.
Когда и эта отсрочка себя исчерпала, он пришил к томам обложки, и, отложив дело в сторону, просто посидел, сосредотачиваясь.
Составление постановления заняло все время до конца рабочего дня. Игорь, формулируя свои мысли, старательно подбирая слова, составлял предложения, делал в скобках ссылки на тома и листы уголовного дела, стремясь придать всему тексту единую нерушимую логику.
Пробежав глазами текст, он убедился, что на первый взгляд, вроде бы, получилось. Все концы сошлись. Но окончательную доработку он решил отложить до утра, чтобы на свежую голову ещё раз оценить написанное.
Решив разом покончить с остальными вопросами, Игорь засиделся на работе допоздна, но написал ещё одно постановление – об отмене меры пресечения в виде содержания под стражей. Этот документ естественно вышел покороче. Но одной подписи Игоря для придания ему юридической силы было недостаточно. В правом верхнем углу первой страницы должен теперь расписаться руководитель Калашинского следственного отдела Сорокин В.И., подтверждая, что он согласен с отменой ареста, и заверить свою подпись круглой синей печатью с распластанным на ней от частого применения двуглавым орлом.
Памятуя его обещание такое постановление не подписывать, Игорь запланировал начать осаду сорокинского кабинета с завтрашнего дня, когда можно будет разом положить на стол сформированное дело и оба постановления.
С утра Игорь перечитал написанное накануне, нашел и исправил несколько опечаток, и отнёс уголовное дело Сорокину. Они сухо поздоровались, Игорь ничего не объяснял, а Сорокин не спрашивал. Придвинул поближе к себе оба тома для прочтения и жестом отпустил Игоря.
Игорь пришел к себе в кабинет и стал терпеливо ожидать, какая реакция последует. Никаких сигналов со второго этажа долго не поступало. Это означало одно – Сорокин читает дело.Часа через два, Игорь, якобы для
разминки, поднялся на второй этаж и прогулялся мимо приёмной Сорокина. Его новенькая секретарша, заметив Игоря, заявила, что руководитель отдела занят и все намеченные встречи перенёс на вечер. Уже на лестнице Игорь столкнулся с поднимающимся Беловым. Они поприветствовали друг друга и разминулись. Белов, вероятнее всего, шёл по вызову Сорокина, чтобы совместно почитать материалы дела и ещё раз обсудить возможность его прекращения. Прошли очередные два часа. Игорь ещё раз пошёл к приёмной Сорокина и там узнал, что Сорокин зачем-то уехал к Калашинскому межрайонному прокурору. Ничего не оставалось, как вернуться к себе и ждать результатов этих консультаций.
Только в пятом часу ему позвонили из канцелярии и попросили забрать дело. С тяжелым сердцем Игорь поплёлся за ним, ожидая неприятностей. Но постановление об освобождении обвиняемой из-под стражи оказалось подписано Сорокиным и, как положено, украшено печатью следственного отдела.
Обратно в кабинет он бежал бегом, зажав подмышкой оба своих тома. Нужно было успеть сегодня же передать постановление в следственный изолятор, чтобы там смогли до конца рабочего дня оформить документы об освобождении и выпустить бывшую обвиняемую.
До следственного изолятора, или тюрьмы, как она всегда и при всех властях называлась, ехать предстояло не очень долго. Примерно с километр от окраины Калашина. Старые кирпичные стены тюрьмы с башенками по углам доживали уже второе столетие. По устным городским преданиям выстроить каменный острог повелела чуть ли не сама Екатерина Великая. Конечно, это были враки. Строилось всё в середине девятнадцатого века, но дух истории в сводчатых коридорах узилища явно витал. Правда, присутствовал и обычный тюремный дух, который ни с чем не спутаешь, потому, что во всех местах лишения свободы он одинаковый. Кто бывал, тот знает, кто не нюхивал – тому не сразу и объяснишь. Да и не надо.
Кроме запахов, для подобных учреждений существовал и единый цвет – серый. Назывался он, правда, на украинский манер «шаровый», но это дело не меняло и все двери, стены и решётки были вымазаны одинаковой краской в несколько слоёв.
По этим слоям, как по годовым кольцам деревьев, наверное, можно было вести свою хронологию. Эти – самые глубинные, окаменели ещё при «угнетателях» царях, эти – при «освободителях» большевиках, а уж самые свежие, к которым ещё местами липли руки, легли на решётки в современную эпоху.
Игорь, по долгу службы бывавший в этом заведении десятки раз, покорно следуя инструкциям, миновал анфиладу «шлюзов», которые от обычных анфилад отличались тем, что открыть следующую тяжёлую дверь ты мог только тогда, когда за твоей спиной наглухо запиралась предыдущая.
Попав в помещение дежурного, Игорь протянул ему нужные бумаги и попросил:
– Это в спецчасть передайте на освобождение. Мне надо с ней сначала пообщаться, права разъяснить, поэтому выведите её ко мне поскорее.
В дежурке между тем ожидалось заступление новой смены, и появление Игоря в такой ответственный для внутренней жизни следственного изолятора момент расценивалось как нежелательное. Игорь это понимал, но знал, что он следователь «родной», калашинский, а не залётный, из другого района, поэтому и на первоочередное обслуживание может вполне рассчитывать.
Его проводили в кабинет для следователей и оставили дожидаться. По дороге, в узком коридоре, пришлось буквально переступать через моющих к началу новой смены полы женщин из числа следственно-арестованных.
Долго его ожидание не продлилось, через минуту нужную подследственную ему доставили, оказалось, что она была в числе мойщиц полов, и идти за ней в женский корпус изолятора не пришлось.
Она присела на краешек привинченного к полу табурета, сгорбившись и сложив на коленях руки с набухшими от работы венами. Голову женщина наклонила, и Игорю оставались видны только округлый подбородок и курносый нос. Остальное заслонял сбившийся вперёд серый платок.
Прошло несколько минут, и Игорь решил прервать молчание. Чтобы привлечь её внимание он, по возможности, неказённо сказал:
– Зинаида Васильевна, здравствуйте.
Она отреагировала на приветствие и подняла голову. Её раскрасневшееся полное лицо красивым назвать было нельзя, но глаза, казавшиеся сейчас, при тусклом электроосвещении, серыми, заиграв в солнечных лучах, могли бы его преобразить.
– Здравствуйте, Игорь Николаевич, – тихим голосом произнесла она, – что будете дело в суд передавать?
– Нет, я по другому поводу. Завершены все назначенные по уголовному делу экспертизы. Я попрошу их прочитать и расписаться в том, что вы с заключениями ознакомлены.
–Да, что там читать. Давайте, я, где нужно, распишусь, – равнодушно сказала она.
– И ещё, Зинаида Васильевна, я, расследуя дело, пришёл к выводу, что вы, защищаясь, находились в состоянии необходимой обороны, поэтому я принял решение о прекращении в отношении вас уголовного дела за отсутствием в ваших действиях состава преступления. Вы имеете право на реабилитацию, в том числе на материальную компенсацию. Внимательно прочитайте, что вот здесь написано, и подпишите.
Она выслушала молча, как бы ещё не веря услышанному, и начала читать бумаги, протянутые Игорем. Чтение затянулось. Игорь видел, что из-за волнения смысл написанного до неё не доходит, и она то и дело возвращается глазами к уже прочитанным строчкам.
С такими темпами процедура могла длиться долго, а время поджимало.
– Давайте, я прочту вслух, – предложил он.
Она согласно кивнула и протянула ему постановление.
Игорь читал быстро, тщательно выговаривая слова, и всё время поглядывал на свою, теперь бывшую, подследственную.
Сначала она сидела неподвижно, потом как-то встрепенулась и её лицо, оживившееся от нахлынувших эмоций, раскраснелось ещё сильнее. Казалось, она просыпается после долгого, полного кошмаров, сна.
– Вам всё понятно? – решил уточнить Игорь.
Она вновь просто кивнула головой, ничего не произнеся.
– Документы о вашем освобождении я отдал администрации следственного изолятора. Сейчас вы пойдёте домой. Вот ваш паспорт и ключи от квартиры. Если будут какие-нибудь трудности с работой, или вообще просто вопросы, не стесняйтесь и обращайтесь ко мне. Вам понятно?
– Понятно. Но я сейчас уходить не могу, я ещё полы не домыла, – неожиданно возразила она.
Игорь аж поперхнулся:
– Какие тут, на фиг, полы! Домой дуйте, чтоб пятки сверкали! Полы она не домыла. Кому рассказать – не поверят!
Игорь решительно поднялся с места, взял опешившую Зинаиду Васильевну за рукав, и повёл прямо к дежурному.
В коридоре распрямившиеся на звук их шагов поломойки провожали странную пару удивлёнными взглядами.
22
Всё чаще стали задувать теплые ветерочки. Сугробы осели и потеряли безупречный белый цвет. У южных стен домов появились проталины и неудержимо расползались вширь день ото дня. Сам воздух, напитавшись влагой, казался осязаемым. Весна была не за горами.
У старшего следователя Климова предаваться фенологическим наблюдениям времени не было. Ему дополнительно передали одно из дел, с которыми не управился в срок следователь Величко. Приходилось вникать в чужие материалы, и кое-что переделывать по-своему.
Он, составляя собственный план расследования, погрузился в чтение протоколов допросов свидетелей и на отдельном листе помечал, что и у кого необходимо спросить для установления полной картины преступления, когда по телефону позвонил Сорокин:
– Привет, Игорь, чем занят? Дело изучаешь? Молодца! Тут из управления позвонили, у них жалоба, адресованная президенту страны, от потерпевшего по делу об убийстве с расчленением, которое ты прекратил. Велено тебе завтра с утра быть у них в отделе процессуального контроля со всеми материалами и объяснением. Понял?
– Понял! – отозвался Игорь, при этом также понимая, что весь намеченный ранее график придётся перекраивать и обзванивать уже вызванных на допросы людей, чтобы зря не приезжали.
– Радости в голосе совсем не слышу, – съязвил Сорокин, – где же твоя убеждённость в собственной правоте? Вот им там и доложишь свои доводы. Посмотрим, что скажут наимудрейшие. Не забудь мне потом позвонить, порадовать.
Дело, о котором шла речь, Игорь пока хранил в своём сейфе, не сдавая в общий архив. Как чувствовал, что скоро дёрнут «на ковёр». Никаких объяснений он писать не собирался, считая это излишним, поскольку все возможные резоны изложил в постановлении о прекращении дела. А вот сопроводительное письмо с точным указанием томов и листов дела в них он заготовил.
Решив, что одним днём предстоящие разборки могут не ограничиться, он позвонил в Москву Марине и предупредил, что завтра к вечеру приедет. Марина обрадовалась такой оказии, что было слышно по голосу, и у Игоря потеплело на сердце.
К девяти утра Игорь уже стоял в следственном управлении у дверей кабинета с номером 113. Цифра «13» ему с детства доверия не внушала, и он всегда ждал от неё подвоха. Но пока дверь была заперта.
В длинном коридоре время от времени появлялись спешащие на работу сотрудники. Игорь пытался наугад определить того, кто его вызвал, но давал промашку, за промашкой.
К двери с нужным номером под стук каблучков уверенно подошла невысокая щуплая девушка с распущенными светлыми волосами. В её руке был ключ с прикреплённой бирочкой. Девушка отрыла дверь и вошла в кабинет, не обращая внимания на Игоря. Он, для приличия, выждал несколько минут за закрытой перед самым его носом дверью, давая девушке время снять пуховик и привести себя в порядок.
Постучав и услышав «да», он вошел в кабинет и назвался.
– А, это не ко мне, – заявила девушка, на которой оказался форменный китель с погонами майора юстиции, – вам надо к моему сокамернику Богопольскому. Он скоро придет. Вы присядьте, подождите.
Игорь так и сделал, сняв куртку и сев на место посетителя у пустующего стола, который, как он догадался, и принадлежал вызвавшему его сотруднику.
Через несколько минут появился и сам хозяин стола, оправдывающимся тоном сообщая о жутких пробках. Это был высокий стройный парень одного возраста с Игорем. После рукопожатия и взаимного представления он предложил называть его Кириллом и, извинившись, привел себя в рабочее состояние, сняв и повесив в шкаф легкую дублёнку и пиджак. Оставшись в белоснежной рубашке с красным галстуком, он уселся за стол и посмотрел на Игоря, который выгружал из сумки два тома уголовного дела.
Игорь, глянув на Кирилла, поинтересовался:
– Мне, может быть, дело нужно в канцелярию сдать?
– Нет, я сам потом зарегистрирую, времени совсем нет, – остановил его Кирилл и улыбнулся, – потерпевший пишет, что преступление ты не раскрыл, убивала и расчленяла его брата целая шайка. А ты, чтобы их отмазать, всё свалил на чокнутую на сексуальной почве даму, которую за взятку и освободил. Как тебе сюжет?
– Как в кино, бред какой-то, – удивился широте фантазии жалобщика Игорь.
–Бред-то, бред. Но жалобёнку спустили из администрации президента, куда и докладывать о результатах её рассмотрения будем, – более серьёзным тоном сообщил Кирилл, – знаешь, Игорь, давай, чтобы мне всё дело не лопатить, ты расскажи, где наиболее проблемные точки, чтобы я сразу вник.
– На мой взгляд, таких точек нет, – пожал плечами Игорь.
– Ну, ладно, не хочешь говорить, твоё дело. А объяснение привёз, которое мы просили? – уточнил Кирилл.
– Объяснения нет. Все в постановлении написано, что я могу ещё объяснить? – сказал Игорь, глядя прямо в глаза Кириллу.
Выражение лица Кирилла изменилось и построжело.
– Чего-то вы там, в своём Калашине, недопоняли с Сорокиным, – недовольно протянул он, – ладно, можете быть свободным.
– Я прошу вас сделать отметку на копии сопроводительного письма, о том, что вы получили дело на руки, – тоже переходя на «вы» попросил Игорь.
Кирилл, не глядя на Игоря, нервно поставил на копии косую подпись и обозначил дату.
Игорь отвесил общий поклон и, прихватив куртку и сумку, отправился на свежий воздух. Было о чём подумать. При таком развороте событий ему нужно предупредить Марину, что не приедет, и срочно возвращаться в Калашин.
Стараясь не поддаваться нехорошим предчувствиям, Игорь остервенело принялся за работу. Его напор благотворно сказывался на ходе расследования, иногда за день удавалось сделать то, на что в обычном состоянии могла уйти неделя.
В пятницу к вечеру его вызвал к себе Сорокин. Игорь поднимался на второй этаж в кабинет руководителя отдела совершенно спокойно. Он знал, что разговор пойдет о прекращённом деле, но как-то внутренне перегорел и решил: будь, что будет.
У Сорокина его дожидались скромно сидевший в сторонке Белов и незнакомый в форме подполковника юстиции, который расположился во главе стола для совещаний.
Игорь представился и сел на предложенный стул.
– Я заместитель руководителя отдела процессуального контроля следственного управления Проскурин, – назвал себя подполковник.
Игорь увидел, что перед Проскуриным на столе лежит двухтомник его прекращённого дела. За эти дни обложки томов несколько помялись и потёрлись от многократных перекладываний из сейфа в сейф. Из дела торчали многочисленные закладки из клочков разноцветной бумаги, что должно было демонстрировать, как тщательно дело изучали.
Выдержав паузу, Проскурин начал говорить хорошо поставленным голосом:
– В управлении внимательнейшим образом изучили материалы дела. Общий вывод такой: вы, уважаемые коллеги, допустили ошибку. Прекращение дела по указанным в постановлении основаниям незаконно. Это решение следует отменить и продолжить расследование. С этой целью я, чтобы не тратить время на почтовую пересылку, привез дело с собой. Полагаю, что решение следователя Климова о прекращении уголовного дела следует отменить сегодняшним днём. А мы в ответе заявителю и в информации в администрацию президента, сообщим, что расследование продолжается. Это позволит избежать применения мер дисциплинарной ответственности.
В кабинете повисло тягостное молчание. Игорь, предвидя все последствия нового расследования, связанного с избранием новой меры пресечения для обвиняемой, понимал, что он этого по моральным соображениям сделать не сможет. Он был готов прямо сейчас заявить об этом, но тогда, по логике вещей, сразу надо было писать рапорт об увольнении.
Втянувшись в работу следователя за эти почти три года, Игорь ею дорожил, несмотря на низкую зарплату и бытовые неудобства. Расследуя преступления, он ощущал, что этим посильно помогает людям. В особенности тем, кого наша жизнь и так не радует. И в этом он видел смысл своего труда. Объяснять это вслух кому-либо, тем более Проскурину, Игорь не хотел и поэтому молчал.
Молчали и Сорокин с Беловым.
– Вижу, что моё комфортное для всех присутствующих предложение, энтузиазма не вызвало, – огорчённо протянул Проскурин и обратился к Сорокину, – Валерий Иванович, я не понимаю вашей позиции. Почему вы отмалчиваетесь?
– Я своё мнение выразил, утвердив постановление следователя об отмене меры пресечения. Решение о прекращении уголовного дела в связи с признанием у фигуранта состояния необходимой обороны считаю законным и обоснованным, – не повышая голоса, ответил Сорокин.
– Вы как-то не учитываете всю серьёзность положения, не говоря уже о том, что я из уважения и расположения к вам привёз материалы лично, и не стал никого приглашать в управление. Там разговор пошёл бы по-другому и при такой вашей позиции закончился бы оргвыводами, – выпалил в раздражении Проскурин.
– Вы привезли мне документ с письменными указаниями об отмене решения следователя Климова? – поинтересовался Сорокин.
– Нет, я посчитал, что для разумного поступка с вашей стороны достаточно моего устного разъяснения, – признался Проскурин.
– Тогда, извините, мое мнение остаётся прежним: оснований для отмены постановления я не вижу, – отрезал Сорокин.
– А то, что действия убийцы неправильно рассматривались как простое убийство и мы явно имеем убийство с особой жестокостью, вас не смущает? Обвиняемая расчленила труп сожителя и скрыла следы преступления. И какая тут необходимая оборона? В её руках был топор, а у него всего-навсего нож. Убитый хотя и мужчина, но достаточно щуплый и низкорослый, а она моложе и сильнее. Кроме того, есть большие подозрения, что она и своего первого мужа убила, а вы это проморгали. Да что говорить, если ваш следователь в мелкой речке не способен отыскать голову убитого и другие части тела, – запальчиво выдал Проскурин заранее подготовленные претензии.
– Я прошу прощения, – вмешался Белов, – а вы сами-то следователем работали?
– Это тут при чём? – искренне изумился Проскурин, – чтобы разбираться в уголовных делах вовсе не обязательно их самому расследовать. Я много лет занимался криминалистикой, в вузах преподавал. Я, между прочим, подполковник юстиции и знаю, о чём говорю.
– Это тут при том, уважаемый подполковник юстиции, что замечаний вами высказано много, а по сути, кроме громких слов, ничего за этим нет. Верховный суд чётко указал, что может расцениваться как особая жестокость. Наш случай никак под особую жестокость не притянешь. И соразмерность действий обороняющейся стороны следователем Климовым проверена и правильно оценена. А что касаемо первого мужа, то он у неё сам спьяну повесился в сарае на бельевой верёвке. Никто его не убивал. Это было лет десять назад. Я тогда дежурил и на труп выезжал, соответственно, и место осматривал. А как в крепкий мороз в речке с быстрым течением куски трупа отыскивать, вам из кабинета всё равно не понять, – жёстко проговорил Белов.
Не ожидавший резкого отпора Проскурин несколько смешался, но вспомнив, кто он по сравнению с этими сельскими пинкертонами, заявил:
– Я вижу здесь оппозиция полная. Если не хотите сами ошибки исправлять, то мы из управления вам поможем. Слишком вы здесь спелись, просто круговая порука. Я сначала подумал, что доводы жалобы о взятках – это просто наговор, но теперь считаю, что нужно проводить служебную проверку и отстранять вас всех от должности до её завершения!
С этими словами Проскурин кое-как сгрёб со стола уголовное дело и, не прощаясь, вышел из кабинета.
– Вот и поговорили, – спокойно подвёл итог Белов, – ну и прыщ! Откуда только они вылезают, эти «узкие специалисты по широким вопросам».
– Ты прав, но от этого не легче. Будет теперь нервы мотать, – согласился Сорокин, – ладно, Игорь, иди к себе. Не переживай сильно. Утро вечера мудренее.
Сорокин и Белов посмотрели друг на друга. Сорокин вздохнул и полез в тумбу стола за коньяком.
Первую и вторую выпили молча, приходя в себя после неприятного разговора.
– Знаешь, Валера, а Климов, хоть пацан пацаном, а характер в этом деле проявил, – заявил Белов Сорокину, закусывая терпкий напиток мятной конфеткой, – мне теперь стыдно, что я его склонял дело в суд по лёгкому варианту направить, чтобы такой вот вони не было. Он, конечно, по-молодости такой резкий, но жаль, мы-то – стареем! Наливай ещё!
– Мы не стареем, мы мудреем, – возразил Сорокин, разливая коньяк по рюмкам, – только жди теперь неприятностей. Этот Проскурин будет стараться парню жизнь испортить.
– Ну, это ещё бабушка надвое сказала, поживем – увидим! – начал храбриться захмелевший Белов, – давай-ка, я в понедельник с утра смотаюсь в следственный комитет, переговорю кое с кем. Остались ещё мужики, которые в следствии разбираются и не весь свой век в кабинетах штаны просиживали. Поймут, что мы правы.
– Ну, дай Бог! – согласился Сорокин, – давай завершающую, за удачу!