– Согласен, куда деваться? Вы здесь банкуете. Только у меня просьба, как только вы дадите арестованным связаться с хозяевами, мне сразу скажите, чтобы я успел своего Жеку прикрыть.
– Не сомневайся, сообщим, – заверили его.
58
Сергей Гапоненко привычно обошёл помещения первого этажа «Финкома». Так он поступал каждое утро все несколько лет, что возглавлял службу безопасности. Намётанный взгляд позволял оценить настроение клерков, увидеть их состояние после ночного отдыха. Несколько раз это позволило заблаговременно избавиться от возможных проблем. Удалось вычислить одного наркомана и пару алкоголиков. Этим личным умением распознавать неприятности на ранней стадии Гапоненко очень гордился. Но сейчас распознавать было нечего, коридоры и кабинеты опустели после той памятной ночи, когда уничтожались документы. В здании оставалась только смена охранников.
Формально персонал был в коротком отпуске, но на деле все понимали, что «Финком» в прежнем блеске финансовой славы уже никогда не возродится. Никаких специальных умений угадывать беду тут и не требовалось. Катастрофа уже состоялась. Тонущий корабль покинули последние крысы. Только сам крысиный король с раннего утра водворялся в своих полупустых апартаментах на втором этаже и телефонными звонками, подтверждающими его личное присутствие, поддерживал в некоторых контрагентах уверенность в том, что «Финком» ещё на плаву.
Гапоненко тоже был вынужден являться на работу, хотя и не понимал действий Черкасова. Видимо у того имелась для этого важная причина, но самому Гапоненко она пока была неизвестна. Его собственный опыт не подсказывал, а просто вопил, что пора сруливать за рубеж. Каждый день вытягивал нервы и казался бесконечным. Советы Гапоненко Черкасов выслушивал и не возражал, но с места не трогался.
Гапоненко почти сразу узнал, что оба Николая, которым он поручил выкрасть и допросить бывшего сисадмина «Финкома» Ермакова, арестованы. Как и кто их вычислил и задержал, пока ещё не выяснили, но это вопрос нескольких дней. Эти Николаи – ребята надёжные и проверенные, но тюрьма ломает многих. Пока специально направленные для их защиты адвокаты никакой тревоги не высказывали и по просьбе Гапоненко передали арестованным, что о них не забывают, все деньги они получат, а при первой возможности их из тюрьмы вытащат. Хорошо оплаченные юридические умы обнюхивали в протоколах каждую запятую, в надежде найти зацепку и развалить обвинение.
Не очень веря в эти их ухищрения, которые служили просто насосом для выкачивания адвокатских гонораров, Гапоненко ясно представлял, что срок его подручные получат не маленький: за похищение человека и применение огнестрельного оружия мало у нас не дают. Сейчас для него главное – протянуть время до его отъезда за границу. Если костоломы заговорят и назовут его фамилию, просто так уехать не удастся. Придётся использовать ближайшую безвизовую границу, а уже из Минска лететь туда, где теплее. Но такой вариант не очень желателен. Лучше бы удалось проделать всё в тишине и не тащить за своей фамилией хвост международного розыска и интерполовскую карточку с красной полоской. Всё решали ближайшие несколько дней.
Семья Гапоненко давно отдыхала на ласковых королевских пляжах Испании, готовая по его сигналу в один день сняться и раствориться среди миллионов других, путешествующих по миру.
В Москве у Гапоненко оставались арендованная квартирка на Юго-Западе и подержанный внедорожник, которым он управлял по доверенности. Но имелось и главное – коробки с компроматом, распиханные по пяти банковским ячейкам на чужие фамилии. Сейчас он должен был заняться организацией вывоза этого своего «золотого запаса» в безопасное место.
Едва он успел плюхнуться в кресло, зазвонил мобильный телефон. Этот специальный аппарат служил для связи с адвокатами. Но вызывающий номер на экране не высветился. Гапоненко решился и всё-таки ответил незнакомому абоненту.
– Привет! Узнаёшь? Я коротко.
Гапоненко узнал голос старшего Николая и внутренне напрягся, не отвечая.
– Думаю, ты меня слышишь, – продолжал Николай, – флешка у парня по имени Жека, живет под Калашином, ездит на мотоцикле «Урал». Менты хотят на нас повесить случай с тем мужиком, у которого мы искали флешку, да если ещё всплывёт тот парень с телефоном, мы не соскочим. Выручай. Мы пока молчим…
Разговор прервался. Гапоненко глубоко задумался, сжимая в руке телефон. Этот аппаратик с СИМ-картой нужно срочно уничтожить. Скорее всего, разговор записали оперативные службы. Эх, Николай, совсем в камере разум потерял, сам подставился и его спалил. Теперь нескольких дней просто нету, нужно срочно действовать.
Флешка с информацией о «Финкоме» ничего здесь спасти не может, а вот лично Гапоненко она сильно пригодится. Ведь неизвестно, всё ли он успел откопировать, убедиться было бы не лишним. Флешку нужно попробовать забрать. Для этого быстро смотаться в Калашин и озадачить кого надо.
А вот стоит ли зачищать хвосты этим двоим неудачникам? С другой стороны, нет человека, нет проблем. Да и оба Николая языки поприкусят. Им будет выгоднее помалкивать. Ну, что ж для такой грязной работёнки тоже специалисты найдутся, есть пара должников, из-за прокола которых весь сыр-бор и разгорелся.
Гапоненко с другого телефона набрал единственный, сохранённый в нём номер и коротко сказал:
– Это я. Вы нужны. Сегодня в восемь вечера будьте на нашей точке.
Гапоненко спустился к служебной машине и попросил водителя ехать в Калашин. У первого же моста через полноводную речку велел остановиться. Вышел и швырнул оба телефона в воду, где, казалось, поглубже.
59
Вечером того же дня у начальника Калашинского уголовного розыска Куницына зазвонил мобильный. На связь с ним вышел старший опер главка Кривошеев:
– Евгений, дела такие. Звонок от арестованного поступил, судя по разговору, начальнику службы безопасности «Финкома» Гапоненко. За ним уже ходила наша наружка. Гапоненко сразу после разговора на служебной тачке рванул к вам в Калашин. Там у него произошла встреча. Фотографии его контакта я сейчас тебе сброшу. У нас действовало всего две бригады, и установить этого контактёра наши ребята не смогли бы. Поработай с фотоизображением, может, узнаете, кто это был. Затем Гапоненко вернулся в Москву, заехал в отделение одного мелкого банка на окраине, название этого банка у нас есть. А потом наружка его потеряла. Это или просто случайность, учитывая загруженность московских дорог, или он наружное наблюдение вычислил и сумел оторваться. Его пока потеряли. По любому раскладу тебе надо прикрыть твоего человека, у которого флешка. Действуй. Будем на связи.
Куницын про себя чертыхнулся. Со времени контакта прошло часов пять. Не поздно ли спасать Жеку? Просил же он сразу его оповестить. Только начальству его проблемы по барабану. Но деваться некуда, надо работать. Он вызвал двоих проинструктированных заранее оперов и срочно направил их в деревню Мантурово к дому Жеки, приказав отзвониться сразу по прибытии, а сам стал ожидать присылки обещанной фотографии.
Очень скоро из дежурки позвонили и доложили, что по факсу из главка прислали какое-то фото. Куницын велел срочно его принести. Изображение двух мужчин оказалось черно-белым и не очень чётким. Того, что повыше Куницын не знал, но догадался, что это и есть Гапоненко, а когда хорошенько рассмотрел второго, тихо присвистнул. Это был его коллега – участковый Ковтун, хотя и в гражданской одежде. Вот, значит, кто стучит бандитам! Свой же брат, мент.
Куницын хорошо внутренне ощущал братство людей в форме, хотя никогда об этом не высказывался, даже на пьяных застольях. Бывало, что в этом братстве оказывались особи нечестные, запойные и просто дураки. Всякое за долгую службу случалось. По-разному к таким относились. Кого-то жалели, кого-то ругали, но пытались помочь, если не делом, то хотя бы добрым советом. Не прощалось, когда человек умышленно шёл на преступление или предавал. А тут именно такой случай.
Ковтун с момента осмотра в лесу трупа и машины знал подробности дела. Ковтун по просьбе самого Куницына отвозил в тот вечер домой в Стеблево свидетеля Иванова, с которым до этого облазил половину леса, и, понятное дело, знал, где его дом. Да, кстати, в дежурство Ковтуна этот злополучный «Мерседес» и сгорел.
Вот ты каков оказался лейтенант Владимир Ковтун! Перевёртыш!
Куницын решил свою злобу приберечь до личной встречи, по телефону предупредил своих ребят, которые сидели в доме Жеки в засаде, и пошёл к начальнику полиции, рапортовать о ситуации.
Ковтуна схватили через час в Мантурово. Засада сработала в лучшем виде. Вскоре его доставили в районный отдел и, как был в разорванной куртке и измазанных побелкой джинсах, провели в кабинет начальника. Внешне Ковтун держался независимо, и никакого раскаяния на его лице заметно не было.
Ковтуна усадили за стол совещаний, за которым ему не раз доводилось сиживать на оперативках.
Напротив него разместились начальник полиции Кустов и Куницын. Два участника задержания, стоя позади Ковтуна, доложили, как было дело. По их словам, выходило, что в ходе операции они скрытно разместились в жилом доме, где кроме них были Жека и его мать. Около семи часов вечера во входную дверь постучали. Жека отворил дверь и сразу вошедший, а им оказался Ковтун, схватил Жеку за шею и пытался придушить. Оперативникам пришлось вступиться и, применяя физическую силу, скрутить нападавшего и доставить его в отдел.
Кустов долгим взглядом рассматривал подчинённого, а потом сказал, обращаясь к операм:
– Наручники с него снимите, – и, дождавшись исполнения приказа, продолжил, – расскажи, Володя, как дошёл до жизни такой.
Ковтун демонстративно – равнодушно молчал.
Куницын, не сдержавшись, сорвался на крик:
– Говори, сука, за сколько нас продавал? Зачем в Мантурово попёрся и с кем встречался днём в Калашине?
Ковтун, не повышая голоса, ответил:
– Если я задержан, то, по какому делу? А где следователь и адвокат? И нечего на меня орать, если есть доказательства, предъявляйте.
Чувствовалось, что спокойствие у него показное, хотя внутренне он и в смятении.
Собравшиеся в кабинете, все опытные сыскари понимали, что нахрапом своего же коллегу расколоть не получится.
Начальник полиции Кустов, вздохнув, распорядился:
– Ладно, мужики, дадим ему подумать, ведите его в третью камеру.
Когда Ковтуна увели, и они остались с Куницыным вдвоём, Кустов спросил:
– Что мы можем ему предъявить?
Куницын ответил честно:
– Да толком ничего. Пока не заговорят его заказчики, будет молчать и он. Нет у нас ничего объективного. Одни фотографии, но записи разговора нет. Он заявит, что у него незнакомые спросили, как проехать на почту. А про Жеку он скажет, что как участковый пытался раскрыть какую-нибудь мелкую кражу или что-то в этом роде. А что грубо себя вёл, то это не преступление, а просто служебный проступок. Жалко, что про флешку он ничего не говорил, не успел. Поторопились наши парни, Жеку пожалели.
– Ты прав. У нас одни умозаключения. Ни следствие, ни прокуратура при таких раскладах на его официальное задержание не пойдут, – задумчиво поддержал Кустов, – так как нам лучше поступить?
– Давайте я с ним переговорю, предложу рапорт об увольнении по собственному подать. А там пусть гуляет пока, но подальше от отдела и без погон. Он явно не дурак, хотя и мразь, пробы ставить негде. Я найду для него нужные слова и фотографии продемонстрирую, как компромат, да и в телефоне его мобильном найдутся контакты с финкомовцами. Ну и как бы проговорюсь, что его невольно подставили заказчики после нашей же провокации. Он понадеется, что заказчики его сдавать не будут, и ему же лучше пока побыть в сторонке, пусть и с увольнением, – предложил Куницын.
– Согласен. Действуй! – распорядился Кустов.
60
Следователя Игоря Климова в этот прохладный осенний вечер занимали тоже очень эмоциональные, но гораздо более приятные заботы.
Началось с того, что в конце рабочего дня по телефону позвонил старший следователь Раджабов и попросил зайти. Игорю не хотелось тащиться на второй этаж, и он попытался отделаться отговорками. Но Вагиф настаивал, и пришлось оторваться от кресла и топать наверх.
Игорь без стука вошёл в раджабовский кабинет и от неожиданности несколько опешил. В кресле у стены сидела ослепительно красивая девушка. Чёрные волосы, образуя замысловатую причёску, свободными локонами разлились по её плечам. Высокий лоб с дугами тонко очерченных бровей не испортила ни одна морщинка. Прямой нос и ярко подсвеченные помадой губы придавали бы лицу некоторую надменность, если бы не искорки в зеленоватых глазах. Девушка явно веселилась, и её округлый подбородок немного подрагивал от сдерживаемого смеха.
Увидев замешательство Игоря, Раджабов, как он умел, по-восточному с напыщенной торжественностью и в тоже время совершенно по-доброму, представил товарища.
Игорь поздоровался. Девушка, не вставая с кресла, плавным движением переложила зажжённую тонкую коричневую сигаретку в левую руку и протянула свою освободившуюся правую ладонь для рукопожатия, произнеся:
– Здравствуйте, меня зовут Марина, будем знакомы.
Игорь пожал её руку, ощутив неожиданную твердость тонких пальцев. На безымянном она носила массивный перстень, поэтому Игорь ограничился лишь легким прикосновением, не желая причинить боль. Она это приметила и сразу улыбнулась, в ответ машинально улыбнулся и Игорь.
Раджабов, видя, что контакт между новыми знакомыми установился, сразу взял быка за рога:
– Игорёк, Марина к нам приехала из Москвы. Она адвокат по одному из моих дел. Но вот как не повезло – машина у неё сломалась. Быстро не сделать, если только к утру, но я этим плотно занимаюсь. Марине я заказал номер в гостинице, будь добр, отвези, я видел, что ты сегодня на колёсах.
– Да не вопрос, считайте, что карета подана к подъезду, пойду разводить пары, – шутливо доложил Игорь.
Он снова взглянул на неожиданную попутчицу, которая по-прежнему спокойно сидела, слегка откинувшись на спинку кресла и покуривая. Курточку из тонкой кожи она просто накинула на плечи. Ворот чёрной шелковой блузки был свободно распахнут, и на загорелой шее, отливая перламутром, в две строчки светлели жемчужинки.
Расценив его взгляд, как приглашение Марина встала, оказавшись с Игорем почти одного роста, и как-то по школьному легко подхватила со стола объёмистый портфель. Игорь галантно перенял его, и они направились к выходу.
Продолжая играть кавалера, также церемонно Игорь распахнул перед Мариной дверцу автомобиля, поместив портфель на заднее сидение. Она молчала и улыбалась каким-то своим мыслям. Игорь решил первым разговор не начинать, тем более что до гостиницы езды-то всего минут десять.
У гостиничного входа он затормозил и просто сидел, положа руки на руль и не глуша двигатель. Ждал, что ему скажут, и скажут ли вообще что-нибудь, кроме дежурного «спасибо».
Марина выдержала паузу и поинтересовалась:
– В этой гостинице кофе можно выпить?
– Можно, конечно, но и в буфете, и в ресторане, он, по честно говоря – «бочковой». Название есть, а вкуса и крепости нет.
– Жаль, я за делами не успела перекусить, думала, что хоть здесь повезёт.
– Если хотите, я вас кофе угощу. Я умею его сварить.
– Правда? Значит, вы меня к себе приглашаете?
– Да, приглашаю, и мне хочется, чтобы вы согласились.
– Я соглашаюсь, Игорь, поехали.
Сказано это было просто, без подтекста, но у Игоря почему-то сильнее застучало сердце. Понимая, что Марина этого заметить не может, он всё-таки начал суетливо нажимать педали и орудовать селектором автоматической коробки, создавая в салоне шум.
Приехали быстро. Игорь, немного стесняясь убогости своего жилища, показал гостье, где у него что расположено и начал готовить кофе по своему заветному рецепту. Марина ненадолго задержалась в ванной, а потом зашла в комнату и немного побыла там, затем появилась на кухне со словами:
– Чем помочь, хозяин?
– Помогать не надо, но вот из еды могу предложить яичницу или макароны отварить. Извините, как-то не сообразил, что в холодильнике пусто. Давайте, я сейчас до гостиницы доеду, бутербродов привезу.
– Ехать не нужно, мне мама на дорогу их наготовила и с ветчиной, и с сыром, так что с голода не помрём. Главное – кофе.
– За этим дело не встанет. Уже пенка поднимается. Садитесь к столу.
Слава Богу, после маминого визита в хозяйстве Игоря теперь были приличные чашки и блюдца. Нашлась и непочатая пачка печенья.
Кофе пили молча, смакуя напиток. Марина несколько раз бросала на Игоря короткие взгляды. Он бестрепетно встречал их, всем видом давая понять, что он просто выполняет святой долг гостеприимства.
– Кофеёк у вас отменный, вы просто мастер. Поделитесь секретом, или унесёте тайну в могилу? – пошутила Марина.
– Нет, не унесу, завещаю рецепт деткам, – парировал Игорь.
– И сколько их у вас?
– Ни одного пока, поэтому доверю его вам, чтобы обделённое человечество не страдало, согласны?
– Я получила такое удовольствие, что теперь на всё согласна.
Оба почувствовали некоторую двусмысленность этой фразы и неловко замолчали.
Решившись, Марина встала и потянулась к куртке, висящей на спинке стула. Точным движением вынула из кармана пачку сигарет и заявила:
– В доме курить не хочу, подымлю по дороге.
– Да кури здесь, – Игорь неожиданно для себя перешёл на «ты» и от смущения тоже поднялся.
На тесной кухне они оказались почти вплотную друг к другу. Он начал её обнимать и наклонился, чтобы поцеловать. Она ответила долгим поцелуем. Прошло немало минут, но оба не замечая времени, продолжали стоять в объятиях, жадно целуясь.
Первой опомнилась Марина:
– Игорь, мы с тобой как девятиклассники в подъезде, давай хоть свет выключим.
Игорь, не отвечая, шлёпнул наугад по выключателю, свет погас, оба рассмеялись и ушли в комнату.
Пока Игорь наспех расстилал простыни, Марина успела снять с себя одежды и прильнула к Игорю. Он аккуратно развернулся и погрузил своё лицо в её волосы, которые источали аромат терпких духов…
Игорь, казалось, плыл на волнах счастья. От долгого воздержания не всё получалось так, как хотелось, но Марина, понимая его состояние, умело старалась доставить ему наивысшее удовольствие, при этом удовлетворяясь сама…
От пережитого напряжения обоих мучила жажда. Игорь, пользуясь темнотой, без одежды вышел на кухню, чтобы принести своей женщине воды. Но та выскользнула следом и, взяв из его рук чашку, начала пить. Они соприкоснулись вспотевшими телами, и Игорь вновь ощутил страстное желание обладать ею. Так продолжалось не один раз за ночь. Ничего подобного Игорь за всю свою небогатую сексуальную жизнь ещё не испытывал…
О наступившем утре и начале рабочего дня они узнали с некоторым опозданием после звонка руководителя следственного отдела Сорокина, которому с утра вздумалось повоспитывать Игоря.
Пока они приводили себя в порядок и одевались, Игорь всё время ловил себя на том, что его губы сами собой расплываются в улыбке. Он искоса поглядывал на Марину, которая сосредоточилась на макияже. Ничего не скажешь, она была красавица – с тонкими чертами умного лица и изящной фигурой. Её одежда было тщательно подобрана и обладала качеством, присущим только очень дорогим вещам.
Что она в нём нашла? В простом парне, служащим на не слишком престижной должности в далёком от столицы городке? Оставалось считать, что это просто дорожное приключение, чтобы потом не кусать локти от несбывшихся мечтаний.
По дороге на работу они обменялись самыми дежурными фразами, не содержащими даже намёков на совершившуюся близость.
Красное купе «БМВ» Марины уже стояло возле отдела. Раджабов не подвёл. Пока Марина осваивалась в салоне после ремонта, выставляя под себя кресло и регулируя зеркала, Игорь неловко топтался рядом, не зная, что сказать. Марина вылезла из-за руля и подошла к Игорю. Он смотрел ей в глаза и боялся спросить, увидятся ли они снова и, если да, когда?
Марина, поняв его мысли, коротко сказала: «Да», озорно улыбнулась и поцеловала тем ночным горячим поцелуем.
Игорь даже задохнулся от счастья.
61
На лесной прогалине уткнувшись бампером в заросли лещины стояла самая неприметная для российских дорог машина. Обычные серебристые «Жигули». Густо тонированные стекла не позволяли бы снаружи разглядеть, кто находится внутри. Но там никого и не было. Оба приехавших, соблюдая все меры предосторожности, ушли метров за двести на самую опушку леса.
Эти два парня были, что называется, скроены по одному лекалу, и даже внешностью походили друг на друга. Невысокие, коренастые, с коротко остриженными каштановыми волосами они производили впечатление двойняшек, хотя по жизни ими не были. Их родство считалось в деревне двоюродным, но там всё так хитро переплелось, что самые матёрые старухи не брались точно выводить генеалогические древа, во избежание мордобоя за поминание супружеских измен. Самих парней и вовсе не заботило кто, есть кто в их роду.
После службы в армии на малой родине они ни разу не появлялись. Случилось так, что попали они в одну воинскую часть, а потом и в один взвод. Сыграло роль то, что они родились и выросли в сельской местности, а значит, не были избалованы и гонористы. Начальству тоже не перечили, а что уж они в действительности думали, мало, кого интересовало. Отцы-командиры за таких ребят готовы были отдать десяток городских призывников, впитавших все пороки трущоб от водки до наркотиков. Да и на язык эти цветы цивилизации были остры, чего стоили кликухи, которые они приклеивали своим начальникам. Нет, опора была на надёжную чёрную кость, пусть только в армии увидевшую унитаз и впервые получившую чистое постельное бельё и полный комплект одежды на все сезоны. Зато они не воротили носы от пищи в солдатской столовой и искренне ценили, что трижды в день им еда обеспечена. Постепенно, как стружку с картофеля, слой за слоем, с них счищали дикие привычки, превращая в армейские механизмы. Наиболее дальновидные офицеры понимали, что покорность их скорее внешняя, и, если стихия вновь вырвется наружу, как уже бывало в нашей многострадальной истории, мало не покажется никому.
Отслужили парни благополучно, горячие точки обошли их стороной. Вот только за воротами части их никто не ждал и трижды в день кормить не собирался. В камуфляже тоже весь век не проходишь, хотелось пофорсить. Дембельских денег хватило бы только на проезд до родной деревни.
Двинули парни сперва на столичную стройку: там давалось место в общежитии, но уж больно тяжелой и грязной показалась работа бетонщиками. Вечерами руки ломило от непривычного труда, а одежду успевай только стирать. Не выдержали и трех месяцев.
В городе они уже к этому времени поосмотрелись и решили податься в частную охрану. Денег там платили заметно меньше, но работа не сравнить. Сиди себе культурненько в тёплой проходной и следи за пропускным режимом. Опять же привычная бесплатная форма. На улицу под дождь и снег выходишь только поднять-опустить шлагбаум, а там снова сиди, покуривай или чай пей. Начальство и здесь их оценило за безотказность и надёжность. Спиртным они не увлекались, как некоторые иные-прочие, со старшими не пререкались, к исполнению обязанностей были строги, хотя и без излишнего рвения.
Всё им нравилось, только денег на московскую жизнь хватало в обрез. Искали приработок, но, несмотря на водительские права, желаемая работа не наклёвывалась. Не хватало образования, пронырливости, да и просто связей.
Вот тут-то и познакомился с ними один бывший милиционер. Помогал, когда деньгами, когда советом. Пару раз съездили на рыбалку, попарились в баньке. Выпивали по маленькой, говорили по душам. В общем, всё как у людей.
Парни не знали, что на них этого разбитного мента вывел начальник кадров их собственного ЧОПа. Но, давая рекомендации, этот начальник сам не догадывался, для чего на самом деле эти исполнительные ребята потребовались.
А было всё просто. Серьёзным людям, для серьёзных дел срочно требовались незасвеченные в блатной тусовке, несудимые ребята. Конечно, их безнадёжная неразвитость бросалась в глаза, но никто и не собирался возиться с ними вечно. Сделают своё и к стороне.
Психология обработки в данном случае применялась самая примитивная: по разным поводам говорилось, что нужно иметь много денег и сразу. Чтобы большие деньги получить, нужно пойти на риск и выполнить одно задание. После этого они сами себе хозяева, а им от уважаемых людей почет и приличная сумма в какой хочешь валюте.
Бывший милиционер, как истинный змей-искуситель, никуда не торопил и, видя их сомнения, ни в чём не упрекал. Для встреч с будущими киллерами, а это и было то, что в застольных разговорах называлось «рискованное дело», специалист по вербовке одевался попроще, с увлечением слушал их тупые рассказы про армейскую службу, а за водку и закуску показно расплачивался самыми мелкими купюрами, подчеркивая, что сам-то он не богат, но их сильно уважает как настоящих парней.
Капля, как известно, камень точит. Парни, как умели, оценили возможные плохие для них последствия и, как водится, испугались. Но протекло несколько совместных ночных дежурств с обязательным просмотром криминальных сериалов с погонями и стрельбой, где патронов расходовалось как на Курской дуге, и приятели успокоились. С экрана ясно видно, что оружие и выстрел – самое обыкновенное дело, что так живут все вокруг, кто посмелее и поудачливее, а в ментовку или в морг попадают только лохи.
Сменившись после очередного дежурства, они по дороге на съёмную квартиру, не сговариваясь, зарулили в продуктовый магазинчик и купили бутылку водки и немудрящую закуску.
Водку разлили по стаканам и, следуя увиденному в сериалах ритуалу, дали кровную клятву: каждый надрезал палец и макнул в стакан себе и побратиму. Порезанные пальцы после водки сильно щипало, щипало и глаза от навернувшихся в этот торжественный момент «скупых мужских» слёз.
В тот же день они позвонили менту и сказали, что согласны. Тот ничем свой радости не обнаружил, даже заявил, что ими гордится, а сам на такое мужество уже не способен. Но удручался, правда, недолго. Начал командовать. Велел взять двухнедельный отпуск, с кадровым отделом обещал во всём поспособствовать, и собраться для выезда на природу.
Уехали километров за триста в глухое местечко. У мента имелся старый деревенский домище, но уже гниловатый и заброшенный. Там и разместились, каждому досталось по комнате. Больше в заброшенной деревне ни одной живой души не было.
Вставали рано, как в армии, совершали пробежку по заброшенным садам, потом завтракали. Никакого спиртного, даже пива, мент взять не позволил и сам терпел все две недели. После завтрака шло обучение. Мент рассказывал, как маскироваться в городе, как выбирать незаметные точки для стрельбы, как рассчитывать расстояние до цели и нужный угол для выстрела. С оружием было негусто: самозарядный карабин Симонова, ТТ и «Макаров». Вот и весь арсенал. Патронов хватало – в подполе хранился почти полный армейский вещмешок этого добра.
Стрелять из карабина уходили подальше в лес. Сначала лупили по банкам, а когда наловчились, тогда уже по настоящим мишеням с разбором каждого выстрела. Мент не расставался с подзорной трубой, при помощи которой корректировал огонь. По нему было видно, что парнями он доволен.
Из пистолетов стреляли прямо в доме или во дворе, а ещё сажали набитое соломой чучело в корпус ржавого «Москвича», догнивающего за сараем, для имитации атаки на кортеж. Мент говорил, что нужна естественная обстановка. Главная задача привыкнуть к вспышкам и грохоту выстрела и не жмуриться от разлетающихся гильз. Ещё требовалось стрелять кучно и быстро, посылая в цель как можно больше пуль. Для этого у «Макарова» доработали шептало, что позволяло выпускать серию по четыре-пять выстрелов. Короче, готовились серьёзно. За всем этим грохотом и пороховой гарью парни не успевали задуматься, что вся эта почти мальчишеская войнушка, означает чей-то скорый смертный приговор. На это и было рассчитано.
Несколько дней мент посвятил автоподготовке. За деревней каким-то чудом сохранилась небольшая заасфальтированная площадка, то ли от машинного двора, то ли от зерносклада. Её использовали для наработки навыков экстренного торможения и разворота, а также пытались стрелять по цели при движении автомобиля. Но результаты оказались плачевными, и мент от этих тренировок отказался.
Отпуск истёк. Пришла пора вернуться в цивилизацию. Мент велел сидеть тихо, аккуратно выходить на смены и не пьянствовать. С ними свяжется или он лично, или подойдут от него. Задание дадут конкретное, всем нужным обеспечат, от них требуется только точное исполнение. Тогда всё получится как надо.
Как надо получалось несколько раз. Парни потом в телевизионных новостях узнавали, кем была их очередная жертва, но никаких эмоций не испытывали. Свою жизнь в городе и своё, в общем-то, малопочтенное занятие, они воспринимали как нечто ненастоящее, истинная жизнь для них начнётся потом, когда денег накопится так много, что можно будет их не считать.
После первого убийства с ними щедро рассчитались. Таких денег они не видели никогда, и даже не верилось, что эти пачки пахнущих типографией долларов они действительно держат в руках. Не обошлось без конфуза. Перебирая купюры, они заметили, что на руках остаются чёрные следы от краски. Пронзила обида: они жизнью рискнули, а им впарили фальшивые доллары. Не могли дождаться утра, чтобы разобраться с ментом. Тот сперва встревожился и примчался сразу, но узнав в чём дело, поднял их на смех. Объяснил: купюры новые, в обращении не были, по рукам не ходили, вот краска и сохранилась свежая. Все защитные знаки на месте, чего кипишиться? Но парни не унимались, требуя доказательств. Тогда он взял на выборку несколько стодолларовых бумажек и поехал вместе с ними в обменник, где кассирша без звука обменяла зелень на деревянные. Парней отпустило.
Мент их выматерил и уехал, а тем захотелось загулять. Выбрали гостиницу попроще, сунули зелёный стольник администраторше и на целую ночь забурились в номере с проститутками. На другой день с тяжёлыми головами с трудом отстояли смену.
Так и шла их жизнь, до последнего прокола с мужиком в «Гелендвагене». Пришлось залечь на дно и отсиживаться в дачном посёлке под Москвой. Оттуда их по специально приготовленному для таких случаев телефону вызвал Гапоненко. Мент давно отошёл в сторону, и последние заказы шли без него. Гапоненко ждал их вчера вечером в условленной заранее точке – в маленьком кафе при заправочной станции недалеко от МКАД. Разговор вышел недолгим, ссылки на то, что на последнем задании догнать и добить жертву не получилось из-за намертво заглохшей машины, Гапоненко принять во внимание не пожелал. Он торопился и не скрывал раздражения от прошлой неудачи. Сказал, что его люди попали в беду, и необходимо, чтобы их освободить, закрыть навсегда рот одному вредному свидетелю. Парни покивали в знак согласия и внимательно выслушали, куда нужно ехать и что делать. Задача оказалась из простых: в Калашинском районе в деревне Стеблево живет мужик, фамилия Иванов, живёт один в отдельном доме. Надо его по возможности аккуратно шлёпнуть, а дом поджечь, чтобы следов не осталось. Когда они всё сделают, с ними рассчитаются в том числе и за неудачное нападение на мужика в «Гелендвагене».