КОРАБЛЕВ. Что же, получается, советский город с населением сто двадцать три тысячи человек может погибнуть из-за того, что у вас нет трех вездеходов? Трех вездеходов!

МИХАИЛ. Товарищ Кораблев, наши вездеходы стоят здесь, у крыльца.

КОРАБЛЕВ. Ну дела. Где этот, из гражданской обороны. Вы что же, получается, главе правительства в лицо…

МИХАИЛ. Здесь два вездехода, этого недостаточно. А по-хорошему, нужно отправить три вездехода на одну линию и три на вторую.

Пауза

КОРАБЛЕВ. Вы даете нам твердую, стопроцентную гарантию? Если мы это сделаем, вы мне можете, как коммунист, дать слово?..

МИХАИЛ. Если мы это сделаем – у города появится шанс. Мы уже потеряли светлое время суток. В темноте будет сложнее…

Соболева подходит к Кораблеву и что-то говорит ему на ухо. Кораблев смотрит на нее.

КОРАБЛЕВ. Что? Генерал!

ГЕНЕРАЛ. Я.

КОРАБЛЕВ. Идите и обеспечьте немедленное выделение энергетикам трех вездеходов с рациями.

ГЕНЕРАЛ. Где же я их возьму, Евгений Петрович?

КОРАБЛЕВ. В аэропорту возьмите.

ТОВАРИЩИ. Откуда там три вездехода? Что они там делают?

СОБОЛЕВА. Они непрерывно расчищают взлетную полосу.

КОРАБЛЕВ. И зачем же они это делают, Аглая Аркадьевна?

СОБОЛЕВА. Позвольте мне не отвечать на этот вопрос.

КОРАБЛЕВ. Не позволяю. Говорите громче, чтобы все товарищи слышали.

СОБОЛЕВА. Чтобы ваш самолет смог взлететь.

КОРАБЛЕВ. Генерал, дайте энергетикам эти вездеходы. Я никуда не полечу, пока… я никуда не полечу. Вы это поняли? (его голос дрожит) Я никуда не полечу!

ГЕНЕРАЛ. Есть. Разрешите выполнять?

КОРАБЛЕВ. Действуйте.

Телефонный звонок. Один из товарищей берет трубку.

ОДИН ИЗ ТОВАРИЩЕЙ. Какая Чайка?

МИХАИЛ. Главный инженер ТЦ-2 Олег Чайка. Это меня.

Товарищ передает трубку Михаилу. Михаил слушает. Поворачивается к остальным, держа трубку в руке.

МИХАИЛ. Перегрузка на ТЭЦ-2. Если тепло и дальше будет подаваться на город, котельная встанет через три часа. Город необходимо отключать.

ОДИН ИЗ ТОВАРИЩЕЙ. Час от часу не легче.

СОБОЛЕВА. Сколько времени у нас будет после отключения? До того, как город начнет замерзать?

МИХАИЛ. Несколько часов.

СОБОЛЕВА. Несколько – это сколько?

МИХАИЛ. Три-четыре часа.

Пауза.

СОБОЛЕВА. Евгений Петрович, если вы отдадите приказ, я ему подчинюсь.

КОРАБЛЕВ. Это ваш город, Аглая Аркадьевна. Вам и решать.

Соболева протягивает руку, берет трубку и застывает с трубкой в руке.

Часы бьют полночь.

9 февраля

Ольга и Елена в «скорой».

ЕЛЕНА. Как уютно горит огонек на панели. Подрагивает стрелка указателя уровня топлива. Мерно гудит двигатель, чуть слышно шуршит печка, согревая салон своим слабым дыханием. А за тонким стеклом – бьется, бушует, хозяйничает тьма. Холод. Смерть. И чем сильнее она там бушует, тем уютнее становится здесь.

ОЛЬГА. Вот так встреча.

ЕЛЕНА. Она смотрела на меня во все глаза. Не стесняясь и ничего не боясь.

ОЛЬГА. А чего мне-то стесняться? Я чужого мужа не уводила.

ЕЛЕНА. Меня бросило в жар. Даже ладони вспотели.

ОЛЬГА. Не бойся, сцен не будет. Терпеть не могу мелодрамы.

ЕЛЕНА. Давно тут сидишь?

ОЛЬГА. С ночи.

ЕЛЕНА. О чем еще мы с ней можем разговаривать? О погоде?

ОЛЬГА. Ты боишься смерти?

ЕЛЕНА. Не знаю.

ОЛЬГА. Как это – не знаешь.

ЕЛЕНА. Я не знаю, что такое смерть. Я никогда не была мертвой.

ОЛЬГА. Мы же люди. Не обязательно самому все проживать, можно вместе с другим прожить и даже умереть вместе с другим можно.

ЕЛЕНА. Что? Я…

ОЛЬГА. Нет, подожди. Я… я хочу рассказать. Когда первое сентября было… нет, не в этом году… когда нас в первый класс повели. Был первый звонок. И старшеклассники повели первоклашек с линейки в школу за руку. И меня вел за руку десятиклассник. Его фамилия была Бобров, я запомнила. У него такой нос был – выдающийся. И портфель в руке, он ему мешал все время. И мы проходили мимо фонарного столба, и он остановился и спрятал портфель за этим столбом. Я потом когда мимо этого столба проходила – всегда его вспоминала. Бобров, да. Он очень веселый был и не злой. Старшеклассники – они тогда злые были, гоняли нас все время. А он – нет, улыбался всегда. Его потом в армию призвали и оттуда он вернулся мертвый, в гробу. И взрослые глаза отводили, когда я спрашивала, что с ним случилось. Его мать тогда как раз работала в школе, в библиотеке, сейчас уже на пенсии. Я все хотела у нее спросить про ее сына, как он погиб. Но как спросишь, нельзя. Кто-то в школе сказал, что он погиб, выполняя интернациональный долг. Тем более нельзя про это говорить. А потом мне одна женщина из милиции рассказала, что он служил в Каменке под Питером. Там с Кавказа многие служили, и дедовщина была страшная и именно к русским солдатам было очень плохое отношение. Военные сказали, что у него случился сердечный приступ. Наши врачи делали вскрытие и сказали без подробностей, но твердо – никакого сердечного приступа, он был убит. А военные не стали разбираться, им это не надо было. Вот так оно навсегда со мной и осталось. Он меня отвел в школу и ушел с той линейки навстречу своей смерти. И я все время думала – как ему там? Не страшно одному? Может быть, я должна так же, как он тогда, закинуть свою сумку за фонарный столб, взять его за руку и пойти туда вместе с ним?

ЕЛЕНА. Температуры у нее не было. Я потрогала лоб, проверила пульс. Она не сопротивлялась. Я что-то почувствовала.

ОЛЬГА. Она сказала лечь на спину, долго грела руки, прижимая их к своим щекам, потом засунула руку мне под свитер и начала щупать мой живот.

ЕЛЕНА. Пальпация это называется.

ОЛЬГА. Что там? Аппендицит?

ЕЛЕНА. Нет, не аппендицит. Живот не твердый.

ОЛЬГА. А что тогда?

Елена смотрит на свои руки.

ЕЛЕНА. Мне про это часто говорили. Что мои руки видят лучше, чем глаза. Глаза меня иногда обманывали, а вот руки – нет, никогда.

ОЛЬГА. Да что там такое?

ЕЛЕНА. Я была в этом совершенно уверена.

ОЛЬГА. Только не говори, что это рак.

ЕЛЕНА. Она была беременна. На очень раннем сроке. Вот так новости, Михаил Снятков, вот так новости, не ожидала от тебя.

ОЛЬГА. Я вдруг успокоилась. Пусть будет как будет. Если нас спасут – значит, это судьба. А если нет – значит, так было надо. Для страны. Пусть про нас песню напишут. Или заметку в газету «Заполярная правда». Пионерам будут рассказывать. Учить их достойно жить и достойно умирать на нашем примере.

ЕЛЕНА. Где заканчивается один человек и начинается другой? Всегда это непонятно. Вот шел мимо тебя какой-то носатый десятиклассник, шел прямиком от своей матери-библиотекарши в темную могилу. Шел – так торопился, что даже портфель свой забыл за фонарным столбом, он и сейчас там лежит, этот портфель и всегда будет лежать. А по дороге случайно задел тебя, подержал за руку – и унес какую-то часть тебя навсегда в эту тьму.