Гавилан, охотник на чудищ

Балдр знаками указал мне на то, чтобы я развел на камнях костер, что я и сделал. Огонь ласково обнимал мое лицо, пока я склонялся над ним, чтобы разжечь его как можно сильнее. После этого Балдр взял заранее подготовленный хворост и соорудил над костром нечто похожее на ложе, куда аккуратно сложил освежеванную косулю. Удивительно, но как только скйалд отошел от костра, огонь мгновенно накинулся на животное и сразу же поглотил его плотной яркой стеной. Балдр продолжил играть песнь, и костер взмыл высоко вверх, к небесам, достигнув самого сияния. В этот самый момент духи развернулись в нашу сторону, словно бы ожидая чего-то от нас. Балдр подтолкнул меня, намекая на то, чтобы я высказал свою просьбу, при этом сам он продолжал играть на кантеле.

Я взглянул на огромные тени, свисающие надо мной в томящем ожидании, и неловко изложил свое прошение: «Великие духи воинов Орлоога! Не из этих земель я родом, и не знаю я, к кому еще обратиться, как не к вам! Непоколебимое мужество и стойкость вас и сынов ваших не проходят незамеченными, как не пройдут они и во веки веков – и я не могу быть в стороне, осознавая, что нужен этому миру. Ведь не может охотник на чудищ, как я, не быть мужчиной, как по праву рождения, так и по праву деяний своих! Посему лишь об одном прошу я вас – дайте свое благословение мне на испытание, чтобы я прошел его с честью и достоинством! Отец мой далеко, и не сможет сопутствовать мне на том испытании, но пусть Балдр, мой товарищ, будет мне спутником! Он благородный воин, пусть и в образе скйалда, но он тот человек из ныне живущих в окрестностях Орлоога, на кого стоит равняться! Прошу вас, великие воины прошлого, не оставьте меня без ответа!»

Духи мрачно стояли, созерцая нас со своей высоты. Неясно было, услышали ли они мою просьбу или нет, а если и услышали, то не проигнорировали ли. Но я все равно стойко смотрел на них, ожидая решения.

Один из духов, стоящий ближе к краю бессмертной шеренги, слегка повернув голову в шлеме, обратил свой взор на Балдра. Скйалд прекратил играть песнь, ощутив взгляд на себе. Дух склонился к Балдру, повесив свой фонарь за поясной ремень нагрудного доспеха, затем обеими руками взялся за шлем и медленно приподнял его. Тьма, прежде выступавшая из прорезей шлема так, что казалось, будто внутри была лишь бездонная пустота, расступилась. Когда дух опустил шлем, стало видно его голову – голову мужчины средних лет, с коротко стрижеными волосами и длинными усами и бородой, завязанными вместе в толстую косу. Лицо его словно было обесцвечено, потому что я видел его в основном в серых тонах, и лишь на мгновение в некоторых местах проступали оттенки других цветов. Так, я заметил, что волосы этого духа были, судя по всему, рыжего цвета, а глаза имели яркий синий цвет, похожий на свежий лед, почти как у Балдра.

«Отец», прошептал Балдр, глядя на фигуру. «Я узнал бы тебя в любом случае, даже несмотря на то, что ты покинул нас с матерью, когда я был в юном возрасте».

Фигура отца Балдра посмотрела на своего сына, внимательно разглядывая его и еле заметно улыбаясь, очевидно, оценивая его. Затем дух повернулся ко мне и медленно, выразительно кивнул, после чего вновь поднял свой шлем и надел на голову. Тьма тут же окутала его лицо, закрыв его непроглядной мглой. Дух взял в руку свой яркий голубовато-изумрудный фонарь и встал наравне с товарищами так, что слился вместе с ними в одной большой армии. Воины еще долго стояли, освещая наш приют, вдыхая дым от костра, который уже догорал, не оставив ничего от пожертвованной косули. Когда огонь потух, исчезли и духи, и лишь единичные отблески небесного сияния напоминали об их присутствии.

«Отец узнал меня», произнес Балдр в наступившей тишине. «В память о нем я ношу его керамзитовую броню, со всеми регалиями и зарубками, оставленными после множества славных сражений. Лишь только шлем его я не ношу, ибо шлем ушел вместе с ним, так как он несет на себе напоминание не только о бесчисленных победах, но и одном поражении…»

Керамзитовая броня, наследство Балдра, на самом деле была внушительной. Она была толстой и прочной, и довольно громоздкой, увеличивая в размерах тело и без того большого носителя. Такая броня защищала не только от ударов различной силы, но и от трескучего мороза, что было очень важно в такой местности, как область Орлоога. За все время нашего путешествия я не раз замерзал и просил передышки, а Балдр словно не чувствовал холода. На доспехах ни разу не появилось ни одной новой отметины от когтей хищников, которые пару раз нападали на нас тогда, когда мы еще не ушли далеко от берега.

В очередной раз взошло тусклое унылое солнце, и мы снова отправились в путешествие, но теперь мы определенно знали, куда идем – на ледяные пустоши холодного озера Котст, что покоится в самом сердце окрестностей Орлоога. Сами духи небесного сияния дали нам свое благословение, чтобы я прошел испытание мужчины, и я надеялся не подвести их. Вечером я достал свои глефы, чтобы немного размять мышцы и потренироваться. На мою просьбу поучаствовать со мной в тренировке Балдр вежливо отказался, ответив, что скйалду не пристало сражаться с воинами. Хотя по его глазам было видно, что он не прочь и сам помахать топором, но, видимо, он боялся не рассчитать свои силы и сломать мои глефы, а то и меня самого, своим тяжелым двуручным оружием.

К сожалению, на второй же день нашего пути погода перестала сопутствовать нам. Снова зашумели метели, налетел ураган, снежная буря принесла новые сугробы и замела протоптанные тропы. Вокруг не возможно было разглядеть ничего дальше десятка метров, мы шли почти как слепые котята, но Балдр уверенно топал вперед, утверждая, что не раз ходил при такой пурге. «Главное – уверенно идти вперед, туда, где ты твердо знаешь, что находится», говорил он. Мне ничего не оставалось, кроме как довериться ему, но я все равно втайне молился тому, чтобы не сбиться с верного направления.

Шаг наш разительно замедлился, нам приходилось делать больше привалов, в основном ради того, чтобы я мог отдохнуть. Мой организм не привык к таким нагрузкам, а вот Балдр чувствовал себя спокойно и уравновешенно. Его жизнь путешествующего рассказчика всегда пересекалась с одинокими странствиями по широкой снежной пустыне во время короткого и еле теплого лета и во время лютой холодной зимы. Глядя на своего напарника, я собирался с силами и заставлял себя идти дальше. Я ни в коем случае не должен был отставать от него, ни по духу, ни по воле.

Так мы брели несколько дней. Я уже сбился со счета, что было неудивительно – в неутомимой метели невозможно было отследить восходы и заходы солнца, не говоря уже о том, чтобы разглядеть хотя бы одну из двух лун по ночам. Все слилось в единое состояние – когда я шел вслед за темной фигурой Балдра, методично протаптывающей дорогу в барханах.

В один день метель немного поутихла, и я смог видеть намного дальше, чем на несколько шагов впереди. Однако пейзаж вокруг нас не поменялся, мы так и брели в голубоватой белизне девственного снега. Балдр молча шел, вероятно, размышляя о чем-то своем, а я за все время успел продумать все мысли, какие только были у меня, и мне все уже успело надоесть…

«Взгляни вперед», вдруг услышал я голос скйалда. Я поднял голову и увидел нечто поразительное. Почти перед нами, по диагонали справа, взору моему открылась удивительная картина. Над ровным слоем снега возвышалась гигантская каменная полусфера. Она была столь широкой, что края ее уходили далеко в горизонт, и такой высокой, что верхушка ее замыкалась ровно под облаками.

Когда мы подошли чуть ближе, я мог поподробнее разглядеть полусферу. Она состояла из плотно сбитых массивных серокаменных плит, на которых были выбиты древние барельефы и старые руны, описывающие сцены из мифов и легенд орлоогцев. Иссохшие камни были покрыты многовековым льдом, который, казалось, забыл, что значит таять, и лишь набирал силу, присваивая себе все новые и новые льдинки и падающие хлопья снега. От огромного здания пахло затхлым холодом и чем-то чуждым. Мы не подходили прямо к полусфере, но, когда мы проходили мимо, медленно и размеренно, как и обычно, я чувствовал некое отторжение в теле, словно я не должен был присутствовать в этом месте. Слегка погодя, я понял, что это было за ощущение. Это было то самое чувство, которое приводит в благоговейный ужас, заставляя волосы вставать дыбом, то, что отпугивает даже самых смелых и заставляет молиться атеистов, то, что поворачивает целые армии вспять, то, что заставляет рыдать весельчаков и что повергает в сомнение самых убежденных. Это было ощущение смерти.

Смерть пронизывала полукруглое здание насквозь, сочась из всех крошечных щелей между громоздких плит. Иной миг казалось, будто из полусферы льется слабый, еле различимый ледяной синий свет. Казалось, будто души умерших следили за мной через толстые непрозрачные стены и зазывали к себе, завидуя моей жизненной энергии.

Странно, но у меня не было ощущения, будто здание заброшено, хотя ему явно была не одна тысяча лет. Напротив, чувствовалось, что оно до сих пор используется точно для той же цели, для которой оно и было заложено. Кое-где к полусфере, несмотря на бушующую уже который день пургу, вели узкие, но четкие тропинки, по-видимому, настолько часто используемые, что снег не успевал их стирать. Конечно, следов там было не найти, но тропы можно было легко обнаружить, учитывая уровень высоты сугробов вокруг.

Так мы и прошли вдоль полусферы, потратив на это никак не меньше половины суток. Только уже к вечеру мы стали отходить от огромного сооружения, пока не оставили его виднеться лишь на самой кромке горизонта. Только тогда Балдр решил остановиться и сделать привал на ночлег.

«Знаешь, что мы только что прошли?» внезапно спросил меня скйалд, согревая руки у костра.

«Не знаю», ответил ему я, посасывая солонину. «Разве что могу сказать, что это довольно жуткое место».

«Возможно», кивнул Балдр. «Однако я считаю, что негоже тебе оставаться в неведении. Друг мой, сегодня мы прошли мимо великого Орлоога».

Я чуть было не поперхнулся.

«Орлоога?», переспросил я. «То есть это и был тот полис, в честь которого называется вся область? Но скажи мне, Балдр, почему тогда от него веет таким холодом? И почему мы не посетили его? В таком большом городе можно было бы пополнить наши припасы и хорошо отдохнуть перед нашим дальнейшим путешествием».

Скйалд лишь покачал головой и ответил:

«Нет, друг мой. Орлоог – самый важный для нас город, и я желаю тебе, как желаю и всем, в конце своего жизненного пути оказаться в нем, но не для жизни построен он. В Орлооге собирают всех великих воинов, умерших в бою или от старости, хотя от старости у нас мало кто умирает. Там, среди толстых холодных стен, они ждут своего часа, когда настанет нар-Роог. Тогда, вслед за богами и воинами небесного сияния, главные врата Орлоога, никогда прежде не открывавшиеся, распахнутся, и армия спасителей мира выйдет навстречу врагу, чтобы сразиться один раз, раз и навсегда решив, кто будет править в этом мире – добро или зло».

«Оставаться на ночлег рядом с Орлоогом было бы невежливо по отношению к достопочтенным воителям прошлого, поэтому я решил сделать привал только сейчас», добавил он. Я посмотрел на еле заметную сероватую дымку, миниатюрную точку, в которую сейчас превратился полис. Странно было даже называть его полисом, ведь он так не похож ни на Верселлию с Пироградом и Ланиром, ни даже на Энтерберг. Странным мне показалось и то, как люди, которые почти полторы тысячи лет назад основали Содружество полисов, смогли объединиться с орлоогцами, которые, на мой взгляд, были довольно самодостаточны и независимы от событий, происходящих вне их области.

На следующий день мы продолжили свой путь. Перед тем, как отправиться, Балдр повернулся в сторону Орлоога и сделал низкий поклон, согнувшись почти до земли. Я последовал его примеру, но поклонился не так низко – не потому, что не имел достаточного уважения к мертвым Орлоога, а потому, что просто никогда так не делал, мое тело не было таким гибким, как у скйалда, с учетом всех надетых доспехов.

Метель все еще продолжалась, но мой товарищ по-прежнему уверенно топал вперед, не сворачивая ни на метр. Я все еще не мог привыкнуть к тому, как хорошо Балдр ориентируется в пространстве, пусть даже в родной стране, но в однообразной местности. Мне казалось, что будь моим напарником кто-либо другой, мы бы каждый раз ждали окончания метели, да и передвигались бы наверняка быстрыми перебежками от деревни к деревне. Балдр же давно был одиночкой и не любил лишний раз встречаться с людьми, кроме тех случаев, как того требовало его призвание. Сейчас же он был скорее проводником, чем скйалдом, поэтому за все время нашего похода мы посещали деревни всего-то пару раз.

«Про орлоогцев в других областях всегда ходили разные слухи», ни с того ни с сего начал говорить Балдр. Похоже, наше постоянное молчание утомило и его. «Например, что у нас есть несколько названий для снега. Бред, конечно, нам незачем описывать разными словами одно и то же, пусть оно иной раз и выглядит немного по-другому. Есть, конечно, такие слова, как наст или пороша, но точно такие же слова употребляют и в других местах. Еще говорят, что мы убиваем своих детей, если те рождаются хилыми и слабыми. Тоже какая-то несусветная чушь. Родители всегда стараются выходить своего ребенка, дать ему достойное воспитание, чтобы тот вырос в сильного и мудрого юношу или стойкую и прекрасную девушку. Другое дело, что суровая природа в наших краях мало способствует тому, так что если младенец действительно родился немощным и больным, шансов, что он переживет свою первую зиму, почти что нет. Сама зима – это проверка новорожденного орлоогца на прочность. Холодная и бесплодная, она не дает поблажки никому, ни старому, ни младому, и не прощает ни одной ошибки и ни одного проявления слабости.

Однако есть мифы, которые на самом деле являются правдой. Те, кто родился в морозных пустошах окрестностей Орлоога и вырос в них, имеют стойкость к низкой температуре. Более того, орлоогцы чувствуют своим телом любые изменения в температуре, даже если холод сменился большим холодом. Так люди, живущие в более теплых землях, ощущают, когда жара сменяется на прохладу, а прохлада на мороз. К чему я это говорю», добавил он, «ты заметил, что воздух стал более ледяным?»

«Нет», сознался я. «Для меня все одинаково холодно».

Балдр пожал плечами. «Если воздух холоднее, хотя внешне погода не поменялась, это может значить, что мы подходим к водоему. Насколько я помню, где-то рядом должна проходить излучина реки Йааштром, от которой до озера всего ничего».

Действительно, мы прошли еще где-то час под россыпью падающих снежинок, после чего вышли к довольно широкой реке. Толстый лед покрывал всю поверхность воды, и лишь у самого берега вода тихо плескалась и била в измученную землю. Казалось, что в таком холодной воде никто не может жить, но я заметил подо льдом стайки мелких рыб, а рядом со мной из-под края льда вылез рак и стал деловито закапываться в подмерзший ил.

Река Йааштром была намного шире, чем любая другая из виденных мною. Наверное, во времена, когда здесь было тепло, и лед отсутствовал, на реке процветало судоходство и рыбный промысел. Сейчас же без соответствующего снаряжения типа бура и особых удочек, поймать что-либо стоящее было бы затруднительно.

Эту реку я уже видел на нашем пути. Все-таки большинство деревень стояло вдоль реки, так же как на берегу моря разместились все рыбацкие поселения. Орлоогцы в огромных количествах поставляли рыбу в другие области, и даже рыболовный промысел Ланира, изо всех сил старающийся не отставать в этом ремесле, не мог даже близко добраться до такого числа поставок.

Излучина реки Йааштром выглядела пугающе. В этом месте река круто заворачивала, яростно урча своими ледяными водами, и даже лед, несмотря на холод, здесь не мог образоваться, и волны набрасывались на стоящие следом льдины, пытаясь их расколоть, растопить, уничтожить.

«Теперь мы пойдем вдоль реки», сообщил Балдр. «До истока реки осталось не больше дня пути».

Температура вдоль реки была заметно ниже, чем в долине, это ощущалось даже несмотря на то, что я не обладал такой чувствительностью, как орлоогцы. Мне пришлось обнять плечи руками и идти так, при этом немного пригнувшись, чтобы не выставлять тело навстречу ветру, который осознавал здесь свою силу и нагло этим пользовался. Каждая минута, каждая секунда была для меня мучительной, каждый шаг давался с большим трудом. Я старался не отставать от Балдра, хоть теперь это было и не совсем просто – скйалд не сбавил шаг, скорее даже наоборот. Я надеялся, что к вечеру мы дойдем до озера, но этого не случилось, и на ночь мы остановились у обрывистого берега реки. Я уговорил напарника отойти чуть подальше в долину, чтобы не замерзнуть от морозящего ветра. Балдр не понимал, зачем это было необходимо, но все же согласился, правда, добавив при этом, что это проявление слабости ничего хорошего в будущем не даст. «Великое бескрайнее озеро Котст не даст тебе никакой поблажки. Если ты оступишься, отступишь хоть на полшага – на этом для тебя все закончится», сказал он. «В следующий раз будем спать у берега, на ветру».

Когда мы подготовили место для ночлега, я задал вопрос, который интересовал меня почти с самого начала:

«Неужели орлоогцы никогда не могут заблудиться? Конечно, чувство температуры помогает немного определить направление и близость к воде, но в такой бескрайней пустыне наверняка не один человек терялся. Неужели все скйалды точно знают, куда идти?»

«Орлоогцу трудно заблудиться», отвечал Балдр, взявшись за кантеле. «Ты сам, Гавилан, пропускаешь множество ориентиров, которые замечал я, и по которым мы шли. Но не каждый человек способен распознавать эти ориентиры, особенно молодые люди, вроде юных скйалдов. Не каждый знает, с какой стороны растет мох, где стоят путевые камни, когда и откуда дуют ветры. Но каждый знает, что его боги помогут ему. Многим богам поклоняются орлоогцы, и многие готовы помочь, если человек того достоин».

«Как же боги помогают не заблудиться?», спросил я.

«Есть одно поверье… Во время света и тьмы, во время жизни и смерти, во время силы и слабости, во время жатвы и взращивания, во время величия и упадка, когда видны четыре луны, Сохатый идет на водопой, чтобы испить священной воды и отдохнуть. Тот, кто потерялся, должен пойти за Сохатым – тогда и он найдет себе и место для отдыха, и продолжение своего пути».

«Четыре луны?», переспросил я. «Но у нас всего две луны! Откуда взяться еще двум? Выбирался ли тогда кто-нибудь таким образом?!»

«Никто никогда не говорит, когда ему помогли боги», скйалд взглянул на меня. «Это невежливо по отношению к богам. Когда ты будешь нуждаться, то вспомнишь слова, и найдешь четыре луны».

Я не знал, что ответить на это, но на всякий случай постарался запомнить. Природа Орлоога удивительна, и резко отличается от других регионов. Никогда не знаешь, что с тобой может здесь случиться, как хорошее, так и плохое. С некоторым раздражением внутри себя я и заснул.

Утром я с нескрываемой радостью обнаружил, что пурга закончилась, и снова солнце светило на ясном чистом небе. Балдр проснулся раньше меня и успел выловить пару раков из реки, которых теперь спокойно, не торопясь, отваривал в котелке. Йааштромский рак был пахуч и вкусен, я с аппетитом наелся им, облизав пальцы после завтрака. Теперь идти было не так холодно, и я нагнал своего проводника и пошел с ним наравне.

«Смотри», сказал Балдр, неожиданно подняв руку, указывая вперед. «Вот исток реки Йааштром и само великое озеро Котст».

Я пригляделся. Впереди сверкала ясным светом ровная гладь заледенелого озера, покрытая толстейшим слоем настолько чистого льда, что солнце полностью отражалось от него и слепило глаза. Озеро Котст поистине было бескрайним, широким словно море, и наверняка таким же глубоким. Правда, проверить глубину озера у меня вряд ли получилось бы.

В том месте, где из озера выделялась река, вода еле виднелась из-под ледяной стены, несмотря на его чистоту, настолько он был толстым. Узнать, что где-то там у дна есть течение, причем очень сильное, на первый взгляд было бы невозможно.

Приглядевшись во второй раз, я обратил внимание, что у берегов реки Йааштром, у самого истока, стоят какие-то развалины серо-коричневого цвета, портившие весь красивый пейзаж. Подойдя ближе, я заметил, что развалины имели фундамент где-то глубоко под водой, и на протяжении всей своей высоты их крепко держал озерный лед. Рядом, у берега, валялись обломки камней, по архитектуре схожих с развалинами. Я оглянулся на Балдра. «Посмотри под озером», ответил он мне. Я осторожно ступил на озеро. Лед, как и ожидалось, надежно держал меня, при этом, как ни странно, он не был скользким. Я взглянул под него. Там, где-то внизу, а возможно и на самом дне, торчали точно такие же руины, стоящие часто-часто, в большом количестве, словно кто-то давным-давно построил здесь большой город.

«Посмотри на эти прекрасные статуи», сказал подошедший Балдр. Он оперся о развалины, обрамляющие исток реки, которые хоть и были почти разрушены, возвышались вверх не менее чем на восемь-десять метров. Обломки являлись древними столбами, представляющих собой статуи каких-то больших людей. К сожалению, они не выдержали испытание временем, поэтому все, что от них осталось – это нижняя половина туловища. «Когда-то здесь был большой город, которым правил конунг, или вождь по-вашему, которого звали так же, как и меня. Вот это», он хлопнул по останкам статуи, «были врата, ведущие в его город, стоящий прямо на озере Котст, которое тогда даже не было замерзшим. Так этот город и назывался, Вратами. Люди конунга странствовали по реке Йааштром на своих кораблях, драккарах, по всей долине.

Это были странные времена, когда в окрестностях Орлоога знали теплое лето и яркие дни. Тогда орлоогцы жили раздельно, у каждого был свой клан, и эти кланы воевали друг с другом. Считалось, что Великий Бог Оген, отец всех богов, следит за людьми, определяя, кто из них достойнее оказаться в Орлооге, поэтому каждый клан стремился выделиться, в основном за счет других кланов. Много воинов погибло неизвестно за что. В те же века были спеты многие боевые песни, которые пелись в каждом походе:

Оген! Веди корабли,

Наши копья, мечи, топоры!

Веди нас сквозь злые штормы

К славе кровавой войны!

Балдр Великий был конунгом одного из самых яростных кланов. Его могучий город, Врата, названный чуть позже его именем, стоял на самом озере Котст. Отсюда конунг совершал набеги по всем землям вдоль реки Йааштром. Так бы продолжалось и дальше, если бы вдруг однажды он не увидел сон, в котором к нему пришел сам Оген, ответивший конунгу, что не желает больше видеть, как воины пытаются убить друг друга. В последней битве, сказал Оген, армия воинов должна быть единой и дружной, а сейчас все кланы с яростью смотрят друг на друга. Не так должно быть, произнес Оген и исчез.

Этот сон поменял мировоззрение Балдра Великого, и с тех пор вместо войны конунг стал совершать походы с целью объединения кланов. В историю он вошел как первый конунг всей орлоогской области, которую назвали Алвсдоолхейм. Уже спустя десятилетие кланы стали дружны, но своей воинственной натуры не поменяли. Алвсдоолхеймские жители начали нападать на соседние области, грабя и опустошая мирные деревни. Богатства рекой стекались во Врата, которые переживали эпоху своего расцвета.

Балдр умер от старости намного раньше, чем гнев Огена вновь пал на Алвсдоолхейм. За то, что орлоогцы снова убивают себе подобных, пусть даже не из их страны, Оген наслал на долину кару. Мощный ледник опустился на страну. Наступила суровая долгая зима. Озеро Котст промерзло почти до основания, а лед прошелся по реке Йааштром до самого моря. Зеленые луга и дремучие леса засыпало снегом. Многие люди погибли от холода, а те, кто выжил, разбежались из городов, основав мелкие деревеньки. Народ Алвсдоолхейма, видя ярость Великого Бога, бежал из Врат, сетуя на то, что величественный город стал для них главным проклятием. Город опустел, его обжили йормунги, во множестве заполонившие заледеневшую поверхность озера Котст, и со временем разрушили его.

Гнев Огена не прошел для орлоогцев даром. Великий Бог запретил когда-либо упоминать название Алвсдоолхейма и Врат, но скйалды все равно тайно передают эти имена друг другу, чтобы помнить о проклятии. Теперь мы живем для одной цели, ради которой появляемся на свет – ожидания нар-Роога.

Любой другой житель окрестностей Орлоога, придя сюда, вряд ли узнал бы, что здесь был какой-то город», сказал Балдр, грустно ковыряя статую. «Скорее всего, подумал бы, что в древние времена тут проводили какие-нибудь ритуалы…»

«Скажи, а почему жители других областей не помнят, что на них нападали?», спросил я скйалда. «Ведь в Содружество, насколько я знаю, вас даже приглашали. Неужели хотели обезопасить себя от возможных будущих нападений?»

Балдр отрицательно покачал головой. «Совсем нет. Просто все это происходило очень, очень давно, за много тысяч лет до основания Содружества. Все уже забылось. Лишь скйалды хранят эти тайны, чтобы предотвратить что-либо похожее в будущем».

Он убрал свое кантеле и пошел по льду Котста. Я еще довольно долго вглядывался в руины Врат, обращая внимания на множество рун, выбитых на их поверхности. Наверное, при желании можно было бы прочитать их все, узнав запретную историю, но то ли никто из посещавших исток реки Йааштром не умел читать, то ли руны были слишком старыми и в настоящее время не использовались.

Я поторопился за скйалдом, потому что тот уже успел уйти довольно далеко. Поверхность озера, в принципе, внешне почти ничем не отличалась от долины, которую мы прошли, разве что лед блестел ярче снега и потому создавал какое-то праздничное настроение. Я вспомнил о том, что мне уже вот-вот должно будет исполниться девятнадцать лет. Прохождение испытания мужчины по орлоогским обычаям будет отличным подарком самому себе на день рождения…

«Где водятся йормунги?», спросил я напарника. «Ведь мы уже на озере Котст, а пока ни одного йормунга не встретили».

«Тогда ты, должно быть, слеп», невозмутимо ответил Балдр. «Оглянись вокруг и ты увидишь столько йормунгов, что удивишься тому, как на тебя до сих пор ни один не напал».

Я с изумлением взглянул на лицо скйалда, но не увидел на нем ни тени сарказма. Тогда я оглянулся и заметил, что по всему озеру, по всем его краям ползут то туда, то сюда какие-то маленькие черные точки. До этого я замечал точки, но не придавал им особого значения. Теперь, приглядевшись, я обратил внимание, что точки на самом деле были длинными многоножками какого-то темно-синего цвета, словно все они были обморожены. Многоножки деловито топали из стороны в сторону, очевидно, в поисках какого-нибудь пропитания, но в основном двигались в какой-то определенной своей области. Казалось, что каждому йормунгу была выделена своя территория, на которой он и питался, даже не стремясь зайти на территорию соседа. Я приметил эту особенность. Возможно, территориальный инстинкт йормунгов поможет мне, когда я выберу для атаки кого-то из этих чудищ.

Теперь, пока мы шли по озеру, я наблюдал за чудищами, стараясь выявить типичные движения. Я ничего не знал о йормунгах, ни в каких бестиариях не было ни одной заметки о них. Это было неудивительно – орлоогцы сами решали свои проблемы в большинстве случаев, не полагаясь на помощь посторонних. Охотник на чудищ в окрестностях Орлоога – неблагодарное и крайне неприбыльное занятие. Сам я был здесь не ради денег, а из-за жажды приключений, которая постоянно бурлила во мне, заставляя двигаться вперед, навстречу неизвестному.

В конце концов, я окликнул Балдра, приняв решение остаться на озере и понаблюдать. Скйалд послушался, хоть и было явно заметно, что он искренне не понимал, зачем нам оставаться. Для его народа познание противника происходило в сражениях, а не в выслеживании.

Мы разбили лагерь прямо на льду Котста, на достаточном расстоянии от йормунгов. Я уселся на толстое одеяло, достал арбалет и стал настраивать его, подкручивая разболтавшуюся от безделья тетиву. Попутно я расспрашивал Балдра обо всем, что тот знал о йормунгах. Скйалд охотно отвечал мне, чувствуя свою ответственность, как помощник в испытании. От него я узнал о том, что йормунги – членистоногие чудища большого размера, привыкшие к низким температурам. Сверху они покрыты прочным, сизого цвета, хитином, который невозможно ни пробить, ни разрезать. Хитин надежно защищает йормунгов от любых нападений со стороны несмышленых хищников и неподготовленных охотников. Единственное слабое место йормунга – это мягкое розовое брюшко, спрятанное под массивным туловищем монстра; однако до брюшка еще надо добраться, минуя длинные и острые хелицеры, а также множество лапок, оканчивающихся заостренными, словно колья, лезвиями.

Йормунги ведут оседлый и одиночный образ жизни, каждый имеет свой ареал обитания, где он ест и спит. Каждое из этих чудищ ревностно охраняет свои границы. Питаются они в основном травой, мхом и лишайником, но не брезгуют и мелкими животными, забредшими на их территорию.

Описание чудищ удивило меня – оно никак не сочеталось с образом опасных монстров, которых следовало бояться и истреблять, но тут Балдр дошел до рассказов о миграции. Каждое лето, короткое, словно яркий сон, у йормунгов просыпается инстинкт размножения, они забывают про свои территориальные ценности и сплошным нескончаемым потоком следуют через всю орлоогскую область к устью реки Йааштром. На своем пути они не оставляют ничего и никого, полностью истребляя всех, кто окажется перед ними. Не одна деревня вымерла просто потому, что оказалась на пути миграции йормунгов.

Бывали у йормунгов и ложные миграции, когда небольшой отряд йормунгов сбивается в кучу и начинает путешествовать по ледяным пустошам, не имея цели. К сожалению, добавил Балдр, с каждым годом йормунгов становится все больше, несмотря на то, что на них постоянно охотятся; ложных миграций тоже становится больше, и они все более опасны, потому что непредсказуемы и не зависят от времени года.

Наступал вечер, и я, натачивая свои глефы, размышлял о том, как напасть на йормунга. Конечно, мне хотелось как можно сильнее проредить ряды чудищ, но я понимал, что одного меня не хватит против целой орды огромных многоножек, даже с поддержкой Балдра. Скйалд уже ложился спать, но я все еще сидел, изготавливая ядовитую смесь из микстур, прихваченных с собой. Я приготовил неплохой по силе действия яд, смешав концентрированный сок лютика с уксусом и клеевым веществом. Так, яд должен действовать, даже попав на поверхность тела чудища, а не только внутрь организма, проедая плоть, причем содрать его было бы невозможно. Сумерки напоминали о себе леденящим ветром, но я не обращал внимания, увлеченный делом. Помимо яда, я припас еще горючей смеси, подготовив к ней ватных шариков, а также модифицировал свои бомбы, перекрутив пружины пускового устройства. Такие бомбы должны были взрываться немного позже обычного, и я надеялся максимально эффективно использовать эту особенность в бою с йормунгом.