– Когда я тебя схватил, я вообще-то подумал сбросить мечики-то, – снова вмешался в разговор Д’Беретт. – Но ты так крепко их сжал, даже не приходя в себя, что было понятно, что ты не собираешься их отпускать. Плавать с деревянной ногой, правда, – он потряс своим протезом, – не очень-то удобно, тем более с такой ношей.
Я удивился. Конечно, расставаться с глефами, которые стоили мне кучу денег и две недели тяжелой работы, я не пожелал бы, к тому же я слишком сильно к ним привязался. Но то, что даже без сознания я не хотел их оставлять, было поразительно.
Шедард, стоящий рядом, зашаркал ногами в сторону, сжимая свою удочку, ту самую, которую я у него забрал без спроса.
– Эх, – вздохнул он. – Я как раз сохранял тот самый череп для такого момента. Жалко, конечно, что не я это сделал, но все равно пригодилось…
Брамбойт наклонился к моему уху и прошептал:
– Расчувствовавшийся Шедард – это редкость. Смотри, он даже не наорал на тебя за то, что ты спер его вещи.
Я кивнул. Все закончилось относительно хорошо, и пусть многих ребят уже не вернуть, все остальные остались живы, а это главное…
– Стоп, – сказал я. – А где мы сейчас? Мы выплыли из Тихого пояса?
Блод угрюмо покачал головой.
– Нет, – ответил он. – Прошло не больше получаса с тех пор, как тебя вытащили. Нам некогда было браться за весла.
– Но ведь в любой момент может напасть еще один властелин морей! – воскликнул я, мгновенно вскочив на ноги.
– Я знаю, – ответил Блод. – Клойд следит в гнезде за происходящим вокруг нас. Кстати, – он посмотрел вверх и прокричал в сторону гнезда: – Заметно что-нибудь?!
– Никаких изменений, капитан!
– Тогда спускайся и поплыли! – Блод осмотрел всех матросов на палубе. – Все вниз, к веслам! Мы сваливаем с Тихого пояса как можно быстрее!
Матросы радостно кинулись гурьбой к веслам. Несмотря на то, что четыре весла с одной стороны были разломаны в щепки властелином моря, оставалось еще в общем счете двенадцать штук. Расположив их поровну по бортам, под команду боцмана люди стали грести. Теперь дело пошло веселее и скорее. Корабль несло навстречу Телехии, к родному материку.
Мне весла не досталось, я, слегка пошатываясь, стоял неподалеку. Блод подошел ко мне и тихо спросил:
– Ты в порядке? Как себя чувствуешь?
– Со мной уже все хорошо, – ответил я. – Сейчас я просто немного ослаблен, но скоро наберусь сил.
– Ну и хорошо, – сказал капитан. – Тогда отправляйся к грот-мачте и посиди там. Как раз досушится твоя одежда, потом поможешь поднять паруса, когда мы уже выберемся из Тихого пояса.
– Есть, капитан, – ответил я Сабатиану и пошел наверх.
Добравшись до грот-мачты, я устроился у ее основания. Рядом со мной висела, сушась, вся моя экипировка. Дотронувшись рукой до дублета, я не без радости убедился, что кожа, из которой он был сделан, была хорошо дубленой – от воды она нисколько не покоробилась, и сейчас просто сохла. Когда дублет полностью высохнет, на нем даже не будет заметно, что я провел в нем несколько минут под водой – останется только почистить его от соли. Ботильоны тоже выглядели неплохо, благо они наполовину состояли из укрепленного железа. Перчаткам повезло меньше, они немного поистерлись, но это не проблема.
Я оставил вещи и посмотрел на лежащие рядом инструменты и оружие. Сумку я, к счастью, не надевал, иначе бы от всех моих реагентов точно ничего бы не осталось. Шило, отвертки, вроде бы, тоже были в порядке. А вот кусачкам пришел конец. Я попробовал их сжимать-разжимать, но они только жалобно скрежетали и почти не двигались. Либо надо их обильно смазать маслом, либо придется искать новые.
Оружие мое было в порядке. В принципе, этого я и ждал от таких высококачественных вещей. На мой взгляд, любое оружие должно хорошо переносить любую среду и любое изменение температур (по крайней мере, до критических значений). Отложив клинки в стороны, я уселся поудобнее и смотрел вдаль, на горизонт, со стороны Тихого пояса.
Корабль несся по морю, вода за ним молча сходилась тихим всплеском. Случайный громкий всплеск мигом пробудил мое внимание – такого точно не могло было бы случиться на Тихом поясе. Привстав и поглядев назад, я увидел нечто.
Чтобы понять, что я увидел, достаточно представить огромную собачью голову. Точнее, пластилиновую копию собачьей головы, которую отдали поиграться маленькому ребенку. Именно такие странные, нелогичные формы имела ярко-бежевая голова показавшегося из воды властелина морей. Торчащие из головы в разнообразных местах ложноножки только добавляли ужаса. Властелин морей взглянул на корабль, открыл пасть и издал противный скрежещущий лай.
– Властелин морей! – закричал я. – Со стороны кормы!
Из трюмного отсека выбежал Блод с вытаращенными глазами.
– Как?! – удивленно закричал он. – Еще один?! О боже…
Он спустился в трюм. Я стал поспешно одеваться и слышал, как Сабатиан спросил Каппана:
– Сколько еще примерно до конца Тихого пояса?
– Не знаю, капитан, – проворчал Шедард. – Надеюсь, не больше получаса на такой скорости.
– Гребите, ребята! – приказал Блод. – Гребите, как никогда в жизни! Даю не больше десяти минут. Второго властелина морей мы не переживем!
– Все слышали капитана? – проорал боцман шамкающим голосом. – А ну-ка, поехали! Раз-два! Раз-два! Ускоряемся! Раздва! Раздва!..
Властелин морей тоже заметил, что судно стало ускоряться, и устремился за ним. Я достал свой арбалет и пожалел. Он хоть и высох, но отчаянно нуждался в смазке, а так был почти бесполезен. Убрав обратно оружие за спину, я мог лишь наблюдать, как чудище медленно, но верно настигает нас. Второй раз провести тот же ритуал, что и с первым властелином морей, у меня уже не получится – не хватало хотя бы черепа, не говоря даже о своих собственных силах.
Я огляделся в поисках чего-нибудь, с чем можно достойно встретить чудище, кроме глеф, потому что глефы сейчас заметно оттягивали мне руки. Гарпунные установки в расчет я тоже не брал – если они один раз не помогли, вряд ли они помогут в этом случае. Вдобавок еще ветер растормошил мои мокрые волосы и налепил их на лоб, мешая обзору…
Ветер…
Задул ветер…
– Ветер задул! – радостно закричал я, взмахнув от счастья руками. Со стороны трюма тоже раздался радостный смех.
– А что же с властелином морей? – спросил Блод, оказавшись на палубе вместе с командой.
Собаковидный монстр все еще плыл за нами, не намереваясь оставлять такую легкую добычу, как наш корабль, просто так. Он уже нагнал нас и стал разевать пасть, чтобы, уж не знаю, отгрызть часть кормы. Зубы его были не такими тонкими и частыми, как у предыдущего чудища – это были почти что бивни, толстые, крепкие, и такие заостренные, что могли бы разорвать косатку на куски, перед этим поддев ее на клык.
– Оружие к бою! Гарпунеры! Что угодно! – орал Блод. Он стоял и смотрел на ужасного монстра, как на свою судьбу. – Хотя, что мы можем сделать…
Внезапно монстр остановился и рухнул, словно его что-то подкосило. Едва его голова коснулась поверхности воды, она стала разрубаться так, будто кто-то методично резал ее гигантским серпом. Кусками властелина морей разметало по всему морю, и останки его почти сразу же растворились.
– Ничего себе! – присвистнул Субан. – Это вот поэтому-то властелины морей не выходят за пределы Тихого пояса?
– Похоже на то, – ответил ему Брамбойт. – Видать, течения и ветра губительны для таких неженок, как эти властелины морей.
– Фигня тогда это, а не властелины, – усмехнулся Субан.
Я завороженно глядел на то, как быстро и без мучений умер властелин морей. Такое огромное чудище, убийство которого в Тихом поясе заняло много усилий и унесло с собой жизни нескольких людей, так скоро погибло, просто перейдя границу своего ареала обитания.
Гибель властелина морей заметно воодушевила моряков. Подождав немного, когда ветер сменится на попутный, мы поставили паруса. Во время крепежа белоснежной парусины на рангоуты, я обратил внимание, что Эмиэль стоит рядом и наматывает веревки один, без своего любимого животного.
– А где твой кот, Эмиэль? – спросил я матроса.
– Сдох, – грустно ответил он, отведя взгляд в сторону. – То ли у него ни шиша не девять жизней, то ли эта скотина уже где-то успела их все растратить. – Он вздохнул и повернулся ко мне. – Глупая у него смерть, понимаешь, – сказал он. – Когда наш корабль еще качало, упал я на него. Правда, он еще спас меня, когда следующим качком на меня упал меч. Сисселя пронзило насквозь так, что даже я почувствовал клинок. Если бы не котяра, меч проткнул бы меня… Эх, а как он орал…
Большую часть времени я сидел в каюте капитана, напросившись к письменному столу Сабатиана, где с великим удовольствием расписывал новую главу своего бестиария. Рядом Блод вместе с Каппаном подсчитывали убытки и понесенные потери. Судя по всему, несмотря на победу над столь грозным чудищем, без каких-либо доказательств никаких компенсаций «Ветроносцу» не следовало было ждать. Это немного печалило капитана, на что Шедард заметил, что денег за перевоз груза все равно должно хватить на ремонт корабля, потому что, как бы цинично это ни звучало, в команде осталось меньше людей, следовательно, больше денег останется в свободном пользовании. При этих словах боцман покосился на меня и добавил, что все, что я услышу здесь, должен здесь и оставить. Я не противился этому, тем более что большую часть времени я все равно занимался бестиарием, не отвлекаясь на происходящее кругом.
В отрыве от работы и написания книги я сидел в общей каюте, где чистил оружие и инструменты. Арбалет я хорошо смазал и на месте проверил, пробив навылет яблоко Субана, отчего тот еще пять минут ругался. С кусачками, однако, так и не получилось разобраться, они были испорчены.
Когда я одним таким вечером сидел и осматривал раздвижной механизм глеф на предмет засечек и потертостей, в каюту заглянул Брамбойт, рыская по всему помещению глазами. Заметив меня, он шикнул:
– Эй, Гавилан! Иди сюда!
– Что случилось? – тихо спросил я его, отложив глефу в сторону.
Брамбойт опустил плечи и, накренив голову набок, ответил:
– Никаких лишних вопросов. Давай, иди уже!
Послушав его, я вышел из каюты. Матрос повел меня из трюма на палубу. Едва мы вышли, как меня сразу же окутал ледяной ветер. Едва я выдохнул от неожиданности, как воздух из моих легких тут же заклубился паром.
– И что тут такого? – спросил я. – Зима наступила? Ну так это не первая зима в моей жизни.
– Да что ты такой невнимательный! – возмутился Д’Беретт. – Ты взгляни вокруг!
Я огляделся и обомлел. Мы шли по морю, а вокруг нас проплывали белоснежные льдины всевозможных форм и размеров. Некоторые из них торчали из воды, словно сталагмиты. Тирион, стоящий за штурвалом, умело лавировал между ними.
– Это что такое? – спросил я Брамбойта.
– Айсберги, – ответил китобой. – Ты не смотри, что тут они маленькие, под водой они гораздо больше, может даже размером с властелина морей. Видишь, как интересно. А теперь посмотри наверх.
Я поднял голову. Наверху, на самих небесах, игрались сами с собой искрящиеся зеленовато-синие огни. Они гармошкой грудились друг с другом, то исчезая, то появляясь, мерцали и полыхали.
– А это что? – выдохнул я от восхищения.
– Небесное сияние, – ответил Брамбойт. – Нигде больше в Телехии ты такого не увидишь. А это значит, что мы находимся на территории владений Орлоога.
Глава 8. Сага о воине
Вторую неделю мы брели по снежным барханам. Леденящие вихри засыпали нас колкими снежинками, которые западали за теплые шерстяные воротники и в любые, даже самые маленькие и тонкие, щели и складки на одежде.
Мое лицо заросло плотной щетиной, которая плотно забивалась снегом, но тем не менее надежно защищала нос и рот от холодной температуры. Мое тело укрывал толстый полушубок, а на ногах и руках были надеты толстые орлоогские доспехи, специально подобранные на несколько размеров больше, чтобы внутрь можно было затолкать теплый животный мех. Мои собственные доспехи, которые никак не могли бы спасти меня от губительно низкой температуры долины Алвсдоол, пришлось нести в огромном заплечном мешке вместе с оружием, инструментами, палаткой, кремниевыми палками для розжига костра, кастрюлями и провиантом – солониной и галетами.
Мой напарник был одет почти так же, как и я, за тем исключением, что его доспехи были родовыми. Он был огромен, почти два метра ростом, а вкупе с одеждой он вырастал еще больше над землей. Жаль только, красоваться в бескрайней ледяной долине с бесконечно воющей метелью было не перед кем. Заплечный мешок его был еще больше чем у меня, а в руках он держал посох, которым прокладывал нам путь сквозь непроходимые сугробы.
Моего напарника звали Балдр, и он был скйалдом. Так в окрестностях Орлоога называют тех людей, которые помнят историю предков и запоминают истории современников, перенося их из рода в род, из поселения в поселение с помощью песен. Однако эти песни были не теми, что я привык слышать в тавернах других городов и деревень. Нет, это были серьезные, вдумчивые, почти что монотонные истории под чарующие звуки инструмента скйалда. Такие песни орлоогцы называли сагами. У Балдра тоже был инструмент – белоснежное кантеле, внешне чем-то похожее на большие гусли, которое он иногда доставал во время привала, чтобы рассказать мне какую-нибудь сагу. Он рассказывал, что сделал это кантеле сам, из хребта большой щуки, которая водилась в полузамерзшей реке Йааштром, что протекает вдоль владений Орлоога. Кантеле выдавало поистине волшебное звучание, дополняющее вой ветра и хруст снега.
Познакомился я с Балдром в первой же рыбацкой деревне, куда пристал с командой Блода. Когда я в первый раз увидел его, я поразился. Орлоогцы-рыбаки не слишком отличались от людей из других полисов, но Балдр являл собой истинного сына зимы – крепко сбитый, высокий, с широкой и плотной бородой и курчавой рыжей шевелюрой. Он выглядел так, словно был не певцом, а бывалым воином, который всю жизнь провел в битвах, хоть ему и было немного за тридцать. Когда он услышал, что я являюсь охотником на чудищ и хочу исследовать Орлоог и его область, глаза Балдра загорелись и сразу же он вызвался сопровождать меня на этом нелегком пути.
Позже он рассказал мне, что хотел услышать от меня множество разных историй о монстрах, которые обитали на севере, чтобы потом рассказывать о них в своих сагах. Я с радостью согласился. Сам Балдр в долгу тоже не оставался, постоянно рассказывая о том, как живут и чем дышат те, кто родился под знаком вечной зимы. Например, когда я набрался смелости спросить, почему такой человек, казалось бы, небоевой профессии, как скйалд, выглядит словно бывалый воин, Балдр поведал мне удивительный рассказ.
«У орлоогцев есть давний обычай», говорил Балдр. «Когда сын вырастает и понимает, что должен стать мужчиной, вместо того, чтобы оставаться навечно ребенком, он должен пройти испытание воина. Такое испытание показывает не только то, что умеет сын, но и то, чему и как научил его отец. Владеть оружием так же важно для тех, кто живет рядом с Орлоогом, как и владеть своим собственным телом, ведь нас повсюду окружает смертельная опасность, а кто может защитить человека от опасности, как не сам человек? Умение выживать тоже важно, ведь кто знает, когда человек останется один, без соратников и товарищей, в бескрайней пустыне или мрачном лесу? Итак, когда сын понимает, что он вырос, он приходит к старейшинам и заявляет о том, что желает пройти испытание воина. Старейшины обычно не отказывают сыну и дают добро. Тогда сын идет вместе с отцом на охоту, но отец не помогает сыну, он только следит за ним».
«А на кого идет охота в испытании воина?», спрашивал я Балдра.
Балдр со вздохом продолжал. «Есть такие животные, которые во множестве бродят по поверхности льда давно замерзшего великого озера Котст, из которого берет начало Йааштром. Это вечно голодные, похожие на огромных мохнатых червей с десятками тонких, но мощных ножек чудища, ищущие пропитание на древних снежных равнинах. Имя этим червям – йормунги. Существует легенда, которая стара как этот мир, что йормунги ждут прихода нар-Роога, конца света, в котором они сойдутся в битве с величайшими воинами Орлоога».
Я никогда не слышал про нар-Роог, поэтому сразу же спросил об этом Балдра.
«Нар-Роог – время последней битвы в мире, когда люди вместе с богами сразятся против чудищ и демонов за право жить и править на земле. Наши величайшие воины после смерти отправляются в Орлоог, где они готовятся к нар-Роогу».
«А когда он будет, этот нар-Роог?»
«Мы все считаем года до нар-Роога, отринув летоисчисление от сотворения мира или от основания Содружества, ибо прошлое важно, но будущее еще важнее», ответил Балдр. «Сейчас осталось одна тысяча семьсот четыре года до нар-Роога, и с каждым годом йормунги все крупнее и свирепее, чем раньше. Новым мужам все сложнее охотиться, большинство гибнет, так и оставшись младыми детьми».
После этого он вспомнил, что не успел до конца рассказать про то, как стал скйалдом, и продолжил свою сагу.
«Я потерял отца, когда был еще несмышленым младенцем, и все мое отрочество меня воспитывала мать. Несмотря на то, что она была искусной воительницей, и я почти в совершенстве овладел навыками охоты, старейшины долго не хотели давать мне право на испытание. Лишь в память о моем отце, хорошем воине и надежном товарище, они дали свое добро пройти его. В нем мне помогала моя мать. Хоть я пытался отговорить ее от этого, она пошла вместе со мной. Я бережно относился к матери, ведь кроме нее у меня никого больше не было.
Я сам вышел на след йормунга. Это было нетрудно, ведь недавно прошел снег, и свежие следы чудища ясно отпечатались на белоснежной корке новообразованного наста. Я видел по следам, что йормунг был молодой, а значит, сильный и немного безумный от неуемной энергии, которая должна была кипеть в нем. Это не испугало меня, наоборот, я обрадовался такому случаю, ведь теперь я мог доказать старейшинам, что достоин называться мужчиной.
Свою жертву я обнаружил на окраине леса, который вплотную подходил к берегам Котста. Йормунг объедал кору у молодой сосны, обхватив ее своим толстым, округлым, и в то же время длинным сизым туловищем, покрытым сверху плотным мохнатым хитином. Он не сразу заметил меня, и я воспользовался этим, атаковав его издалека своим самодельным луком. Благодаря матери я знал, что слабое место у йормунгов – это их мягкое брюшко, там, где из сизого цвета оно переходит в светлый розовый, и именно это место было открыто у моей добычи в тот момент.
Я без труда поразил йормунга в цель. К моему удивлению, йормунг не скорчился от жгучей боли, как это должно было произойти, а свирепо заверещал, хлопнув своими массивными мандибулами, и бросился на меня. Торчащая из брюшка стрела никак не мешала его нарастающему бегу. Я засомневался, что стрела нанесла чудищу смертельный урон, но не растерялся и подготовил свой боевой двуручный топор для атаки.
Я хорошо владел топором, но его не хватало для победы над йормунгом, столь яростными были его атаки. Отбиваясь от хелицер чудища, я старался пробиться к подбрюшью. Казалось, йормунг не знал усталости, чего не хватало мне – с каждым ударом чудища я становился все слабее и слабее. Вскоре я совсем перестал атаковать, а только защищался и парировал удары.
К счастью, рана, оставленная моей стрелой, стала давать о себе знать, так как йормунг вдруг стал время от времени конвульсивно дергаться в сторону поврежденных органов. Поняв, что это мой шанс, я собрал все свои силы и нанес решающий удар по черепу йормунга, когда тот в очередной раз отвлекся на рану. Череп смачно хрустнул и обнажил мозги чудища, перемешанные со склизкой желчью.
К моему глубочайшему сожалению, в порыве битвы с одним йормунгом я не заметил, как на шум, который мы производили, ко мне подобрался еще один червь. Опьяненный победой, я обернулся лишь тогда, когда услышал крик матери, преисполненный диким ужасом.
Мать была отличным воином, с хорошей реакцией. Когда мне стала угрожать опасность, она бросилась наперерез йормунгу и оказалась между мной и чудищем как раз в тот момент, когда червь в атаке прыгнул на меня. Мощные хелицеры пронзили грудь матери и потащили ее вслед за йормунгом. Я только и успел, что пригнуться и прорвать брюхо чудища вдоль туловища своим топором. Йормунг упал уже мертвым. В нелепой надежде я бросился к матери, но обнаружил, что она была мертва, но по-прежнему крепко сжимала свои топоры…
В глубокой скорби я вернулся к старейшинам. Те были неумолимы. Несмотря на то, что я победил йормунга, я допустил своей матери помочь себе, и к тому же не спас ее от гибели. Своим советом они решили, что я стану мужчиной, но при одном условии – больше я никогда не вернусь к войне. Этим они определили мое будущее, прервав не только мои мечты, но и мечты моих покойных родителей. В отчаянии я спросил старейшин, чем же мне тогда стоит заниматься. Они лишь указали мне на одиноко стоящего скйалда, который в тот день навестил нашу деревню и ответили, что теперь и мне предстоит быть скйалдом».
«Нет, быть скйалдом не столь уж позорное занятие», говорил Балдр, отвечая на мой безмолвный вопрос. Он ковырял палкой костер, чтобы разбередить огонь, который начинал угасать. «Все дело в том, что скйалдами обычно становятся хилые, слабые люди, которые не имеют возможности быть воинами. Но в моем случае все было не так! Однако я не мог перечить старейшинам. Вскоре я научился играть на множестве наших народных инструментов, выучил бессчетное множество саг у других скйалдов, наконец, сделал кантеле и отправился в путь. Где только я не был в вечно морозных владениях Орлоога! Однако в свою родную деревню я так больше и не зашел, ибо сердце мое не смогло бы выдержать ту печаль и скорбь, что я оставил там».
Той ночью я не спал, и думал, насколько трагичной была судьба у Балдра. Он остался без родителей и без той жизни, что была ему предначертана. Тем не менее он находит в себе силы жить по тем правилам, по которым жили все его предки, и по которым живут и будут жить все орлоогцы, до самого наступления нар-Роога.
Заинтересовали меня и йормунги. Мне захотелось повторить тот ритуал, который проводят местные люди, и стать настоящим мужчиной по заветам орлоогцев, тем более что и возраста я был самого что ни на есть подходящего. Тянуть с этим я не желал, поэтому наутро сообщил Балдру о своем намерении. Балдр, как ни странно, согласился помочь мне, однако заметил, что как помощник в этом испытании он не годится, ибо не является ни отцом мне, ни даже обычным воином.
«Однако ты можешь помочь мне как мой наставник», сказал я. «Ведь именно ты меня ведешь по окрестностям Орлоога».
«Возможно», ответил Балдр, «но все равно, чтобы пройти испытание, надо получить разрешение у старейшин, а сделать это непросто – ты не являешься орлоогцем».
Я опечалился, но все равно попросил скйалда отвести меня к великому озеру Котст, как бы то ни было.
Тот день был ясным, солнце игриво отражалось от снежных сугробов, ослепляя своим блеском меня и моего спутника. Вокруг нас не было ни души, словно никто никогда здесь не жил. Лишь однажды, когда солнце садилось за горизонт, мы увидели вдалеке еле заметную струйку дыма. Балдр сказал, что деревни на всем континенте довольно редки и разнесены друг от друга не менее чем на сутки пути. Большинство деревень в окрестностях Орлоога – рыбацкие, которые выросли по берегу Телехии и в устье полузамерзшей реки Йааштром.
Мы шли очень медленно, утопая в глубоком снегу, который до нас не видел не то, что человек, но даже зверь или птица. Да и наши следы скоро тоже потеряются вскоре после следующей метели. Посох Балдра уверенно разгребал особенно плотные толщи снега, создавая неудобную, но проходимую тропу. Я брел позади, стараясь не отставать. Силы моих ног, не готовых к ежедневным испытаниям, не хватало настолько, чтобы поспевать за своим проводником, поэтому я часто просил Балдра приостановиться или сделать привал. Скйалд великодушно слушался меня. Мне было немного стыдно – я понимал, что без меня он бы прошел вперед намного дальше.
Вечером мы сделали привал прямо посреди бескрайнего поля. Я утоптал снег вокруг и разложил теплые вещи. Балдр тем временем соорудил кострище и развел огонь. Достав котелок, он зачерпнул горсть снега и растопил его на огне, добавив заодно немного из съестных припасов. Получилась довольно вкусная похлебка, которую мы с аппетитом разделили на двоих. После скромного ужина я откинулся на одеяла и посмотрел на небо.
Там, переливаясь всеми цветами радуги, но больше уходя в синевато-зеленые оттенки, искрилось небесное сияние. Полоски разных цветов переливались друг в друга, то исчезая, то появляясь снова, искажаясь под разными углами, соединялись и разделялись в бесконечной игре.
«Красивое зрелище», сказал я, не в силах сдержать внутри себя почти что детскую радость.
«Вряд ли ты знаешь про небесное сияние все, что знаем мы», ответил Балдр, доставая кантеле. «Ведь весь этот свет – не что иное, как души погибших в бою воинов, чей дух настолько ярок и силен, что он остается в этом мире навсегда, помогая своим потомкам. Существует древняя сага, повествующая об этом», сказал он и с этими словами запел:
«В тишине темной ночи
Видно яркий огонь в облаках –
Это души воинов в небе,
Что отринули тяжесть земли.
Там всегда они будут стоять,
Неизменно стоять сотни лет,
Нести в дланях фонари своих душ
И поддерживать их яркий свет».
И действительно, пока скйалд пел свою сагу, я заметил, что бесформенные прежде огни небесного сияния преобразились в человеческие очертания. Огромные мрачные тени воинов в серых доспехах, темных настолько, что внутри этих доспехов невозможно было увидеть что-то, кроме мглы, стояли шеренгой, сжимая в руках перед собой большие подвесные фонари, украшенные причудливой резьбой. Из недр этих фонарей изливался тот самый яркий зеленовато-синий свет, который и являлся небесным сиянием. Воины былых времен ровно и твердо держали строй, груди их вздымались и опускались синхронно, и лишь фонари светили немного по-разному – у кого-то ярче, у кого-то слегка тусклее, но все равно достаточно, чтобы освещать дорогу в темной зимней ночи.
Я завороженно следил за древними фигурами, ожидая, что они обратят на нас внимание, но духи невозмутимо смотрели прямо, в пронзительную даль, следуя отданному когда-то давным-давно молчаливому приказу невозмутимо стоять смирно и освещать ночной путь. Так и прошла целая ночь – я сидел и смотрел на воинов, Балдр пел сагу, а души светили ярким искрящимся светом на бескрайнюю пустыню. Ночь прошла, сияние пропало, а с ним и духи. Я не выспался, но не чувствовал себя утомленным. Наоборот, мое тело словно обновилось за этот долгий период, когда солнце пряталось за горизонтом.
Мы собрали вещи и отправились дальше в поход. Наше молчаливое движение прерывал только скрип снега да звук ломающегося наста, образовавшегося в результате небольшого утреннего потепления. Снег пытался забиться в ботинки, но я старался поднимать ноги как можно выше, и наступать точно на следы, оставленные Балдром.
«Духи небесного сияния – это же самые величайшие воины?», спросил я скйалда. «Но если они находятся на небе, то как они застанут нар-Роог?»
«Духи небесного сияния – больше, чем просто величайшие воины», спокойно отвечал Балдр. «Они – светоч нашего народа, легенды, оставшиеся нам в наследство, мужи, на которых стоит равняться каждому. Во время нар-Роога именно их свет поведет всех из Орлоога на бой со злом. Именно они будут сражаться в первых рядах, освещая поле боя своим лучезарным светом души».
«Скажи, Балдр», продолжил я, «могут ли великие духи небесного сияния дать благословение нам на испытание мужа?»
Скйалд остановился и повернулся ко мне.
«Возможно», ответил он. «В некоторых сагах упоминаются просьбы к духам небесного сияния. Однако для этого нельзя просто так взять и обратиться к ним напрямую. Следует провести определенный ритуал».
«Я готов», сказал я. «Что надо делать?»
«Почтить их память», ответил Балдр. «Для этого надо принести жертву. Олень или молодой лось вполне подойдет».
Мы прервали наш путь ради охоты на лося. Признаться честно, я не знал, где здесь можно было найти хоть какое-либо животное, потому что мы никого не встретили за целую неделю. Но Балдр уверил меня, что животных в округе много, просто мы никого специально не искали. И действительно, охотничьи навыки Балдра позволили уже через час отыскать следы косули. Животное явно не переживало за собственную безопасность, останавливаясь покормиться в некоторых местах, где кусты росли выше общего уровня снега. Спустя некоторое время мы нашли саму косулю, она мирно спала среди можжевельника, склонив голову вниз.
Балдр осторожно достал ясеневый лук, прицелился и выстрелил косуле прямо в лоб. Животное мгновенно свалилось, не издав ни единого звука. Балдр, убрав лук обратно за плечо, подошел к косуле и, произнеся слова благодарности умершему животному за то, что оно позволило принести себя в жертву, взвалил тушу на плечо и направился к скальному пригорку, который виднелся вдалеке. Меня же он попросил набрать веток и хвороста для будущего костра.
На пригорке, на припорошенных легким снежком камнях скйалд освежевал косулю, и стал готовиться к ритуалу. Я сидел рядом и внимательно следил за каждым его движением. Балдр достал откуда-то из сумки кантеле и шлем с широкими лосиными рогами. Догадываясь, что я непременно спросил бы его, зачем все это нужно, скйалд попутно рассказывал о предназначении каждого элемента ритуала. Рогатый шлем позволял человеку теснее соединяться с природой, чувствовать каждый ее вздох, ощущать ее боль и радость. Только так можно было бы по-настоящему прочувствовать всю скорбь по животному, отданному в жертву, но также оплакать его и достойно отблагодарить. Кантеле нужно было, чтобы спеть песнь жертвоприношения, которая требовала определенных звуков при исполнении и точной игры.
Когда все было готово к ритуалу, уже потемнело. На землю опустились густые сумерки, и небо заволокли тяжелые облака. Я нервничал, опасаясь, что при такой погоде небесное сияние не проявится, но Балдр убедил меня, что все переменится. И действительно, как только Балдр надел шлем и заиграл первые ноты сакральной песни, облака расступились и вновь засверкали зеленоватые огни небесного сияния. Песнь, казалось, эхом отражалась по всему небу, от ее мощной вибрации внутри моей груди ощущалась приятная дрожь. Кроме звуков кантеле, в песне звучали странные гортанные и мычащие голоса, издаваемые скйалдом. Небесное сияние снова мистическим образом преобразилось, и я опять увидел шеренгу воинов в древних могучих доспехах, которые невозмутимо держали свои массивные фонари с пылающими благородством душами.