Тамерлан

Таким образом, хотя Хусайн достиг своей цели с моей помощью, но исполнить данное им раньше обещание (отблагодарить Тимура, передав ему удел. – А. М.) он и не думал…

Тут я понял, что один верный спутник дороже тысячи неверных. Я расстался с амиром Хусайном и отправился к амиру Казагану.

Когда я пришел, амир Казаган мне очень обрадовался. В это время подданные амира Казагана возмутились против него. Узнав, что всем бунтом руководит некий Данышмандча Оглан (бывший ставленник Казаган-бека на ханском престоле. – А. М.), я сказал об этом Казагану и посоветовал от имени Данышмандча Оглана разослать во все стороны письма и подарки, а затем наградить тех, кто покорится, и строго наказать мятежников.

Мне исполнилось 24 года… В это время со мной подружились люди, составившие заговор против амира Казагана; они собирались, выбрав удобную минуту, убить Казагана и предложили мне тоже присоединиться к ним, войти в урду (монг. орд – дворец, ставка. – А. М.) вместе с Данышмандча Огланом и овладеть престолом.

Я для виду согласился с ними, но остановил приведение в исполнение их преступных замыслов, а сам тем временем поспешил предупредить амира Казагана об угрожающей ему опасности.

Мятежники, узнав об этом, тоже поспешили послать амиру Казагану письмо, в котором чистосердечно раскаивались в умысле на его жизнь. Амир Казаган милостиво принял заявление злоумышленников, доверяясь мне.

Однажды вечером амир Казаган пригласил меня к себе. Придя к амиру, я застал у него всех злоумышлявших ранее на его жизнь; все они были в кольчугах под верхним платьем. Я заметил это и сейчас же сообщил амиру.

Убедившись из моих слов, что действительно он собрал к себе заговорщиков, амир Казаган, сославшись на нездоровье, отпустил всех присутствовавших, а у меня просил совета, что надо делать в данном случае.

Я посоветовал раздать подарки всем недовольным; амир исполнил мое предложение и раздал очень много подарков. Когда люди эти стали делить между собою дары амира, они перессорились, и всякое согласие их (бывших заговорщиков. – А. М.) расстроилось. Амир был так доволен мною, что подарил мне, за оказанную ему услугу, город Ширганат.

В это время мне исполнилось 25 лет. Амир Казаган, намереваясь овладеть Хорезмом, считал это дело чрезвычайно трудным и потому хотел поручить это мне. Я понял, что для меня было бы выгоднее сначала послать кого-либо другого сразиться с врагом, а потом уже самому пойти и окончательно овладеть Хорезмом. Самым близким человеком к амиру Казагану в то время был амир Хисрау-Баянкули. Я переговорил с ним и внушил ему, чтобы он убедил амира Казагана в том, что взять Хорезм – дело вовсе не трудное, а потому было бы очень хорошо, если бы амир поручил сделать это сыну своему Абдулле, который таким образом мог бы, совершив это завоевание, прославиться, чего ему не удастся, если дело это будет поручено мне, ибо тогда честь взятия Хорезма будет принадлежать мне.

Хисрау-Баянкули доложил амиру Казагану то, что я ему внушил, и амир согласился послать к Хорезму Абдуллу с войском. Между тем жители Хорезма укрепились в городе, под защитой укреплений вышли из города и, сразившись с войском Абдуллы, одержали верх и не пустили его в крепость.

Абдулла сообщил отцу о своем поражении, и амир Казаган высказал, что он и раньше находил необходимым, чтобы я сам шел брать Хорезм, а потому и приказал мне немедленно исполнить это поручение.

Достигнув таким образом своей цели, я с большим войском двинулся к Хорезму и застал Абдуллу очень смущенным своей неудачей. При моем приближении жители Хорезма быстро отступили и скрылись за стенами города. Я тотчас же послал всем влиятельным лицам города письма с подарками и секретно просил помочь, чтобы население добровольно сдало мне город. Желание мое было исполнено, и я без боя занял Хорезм.

Возвратившись вместе с Абдуллой к амиру Казагану, я удостоился от него благодарности, а в виде награды за успешное выполнение возложенного поручения, я был назначен наместником в Хорезм.

Мне исполнилось 26 лет. Однажды мы с амиром Казаганом поехали на охоту в местность Камар. Охота была очень удачна, и потому мы остались ночевать в этой местности.

Туглук Тимур – зять амира Казагана, задумал убить тестя и завладеть престолом. Он сговорился с несколькими злыми людьми, и в тот вечер, когда мы ночевали в Камаре, он, с семью вооруженными саблями людьми, пришел, чтобы убить Казагана. Около него в это время не было других людей, кроме ловчих.

Я, сев на лошадь, быстро бросился на злоумышленников; амир тем временем, пользуясь темнотой, спрятался за большой камень. Услышав шум, собрались прочие охотники, и Туглук Тимур, опасаясь возмездия за покушение на жизнь амира Казагана, бежал в Мавераннахрские горы.

Желая выразить мне свою признательность за оказанную ему услугу, амир Казаган отдал мне крепость Шадман.

Владея Хорезмом и Шадманом, я собрал много податей и богато одарил своих воинов. Хотя я делал много добра своим людям, однако мое желание – сделаться самостоятельным властелином – всё еще не встречало среди них сочувствия.

В это время амиру Казагану какие-то хитрые женщины донесли, что жена Туглук Тимура, дочь амира Казагана, огорченная бегством своего мужа, лишилась рассудка.

Амир Казаган, поддавшись на эту хитро придуманную уловку, простил Туглук Тимура и написал ему письмо, приглашая возвратиться.

Я доложил амиру Казагану, что, по моему мнению, не следует верить женщинам, а следует поступать так, как повелевает шариат.

Пророк сказал, что советоваться с женщиной следует, но только для того, чтобы поступить как раз противоположно тому, что посоветует женщина.

Амир Казаган согласился со мною, и я отправился навстречу Туглук Тимуру, решившись отомстить ему.

Мне исполнилось 27 лет. Однажды амир Казаган позвал меня и сказал мне, что он недоволен своей женой, и потому предполагает с ней развестись. Однако, прошло после того несколько дней, и мысли амира совершенно переменились: он раздумал разводиться с женой, стал к ней хорошо относиться, вызвал Туглук Тимура и простил ему его вину.

В это же время амир Казаган отдал Мухаммед-ходже Андижан, которым правил сын его, Абдулла, и тем возбудил против себя неудовольствие со стороны Хисрау-Баянкули, который по этой причине подружился с Туглук Тимуром.

Хисрау-Баянкули был тестем Абдуллы, сына амира Казагана, и рассчитывал приобрести большое влияние и почет со вступлением на престол Абдуллы, поэтому, видя, что его мечтам не суждено сбыться, он вместе с Туглук Тимуром решился отделиться силой от амира Казагана.

Я известил об этом Казагана, которому был предан, как сын, и амир написал завещание в мою пользу, чтобы по смерти его я был султаном Туранской области».^[42]

Как показали дальнейшие события, заклятые враги Казаган-бека и не думали отказываться от своих коварных планов. И в 1358 году, «будучи в неведении о делах судьбы, он (Казаган-бек. – А. М.) вместе с пятнадцатью своими людьми, все безоружные, вышли верхом из Сали Сарая, перешли Джайхун и в Арханге, стали охотиться, пустив ловчих птиц.

В то время как они пускали птиц…, Кутлуг Тимур (в «Автобиографии» Туглук Тимур. – А. М.), сын Бурулдая, из рода орнат, зять Казаган-бека, еще с вечера находился в засаде, чтобы в удобный момент прикончить сего справедливого бека. Уговорив на это дело нескольких нечестивых, найдя в беспечности того дражайшего бека (Казагана. – А. М.), сделали его мучеником (убили. – А. М.) и бежали в сторону Кундуза. Несколько служивых людей бека, узнав о том, что он стал мучеником, пустились вскачь за Кутлуг Тимуром, ] настигли его около Кундуза и изрубили на куски…

После кончины отца он (сын Казаган-бека, царевич Абдулла. – А. М.) пришел из Самарканда и сел на место отца, и все беки подчинились ему.

Когда он стал правителем, как и его отец, то признал ханом (Цагатайского улуса. – А. М.) Баянкули-хана и повиновался ему.

При жизни отца он всегда находился в Самарканде, ему нравился климат той местности. В его душу запала мысль пойти в Самарканд, сделать его столицей и вместе с собой взять Баянкули-хана. Сколько ни уговаривали его, с точки зрения доброжелания, Каратгу-бек и другие беки отца: «Не следует удаляться в другое место от места, доставшегося от отца», он не прислушался к их словам.

Там же, в тот же год, проявив похоть на гарем Баянкули-хана, он убил хана и вместо него возвел в ханство Тимур-шах Оглана, сына Йасун Тимур-хана…

После того, как Абдулла Мирза убил Баянкули-хана, это было ему к несчастью, и Баян Сулдуз, собрав войско в Хисари Шадмане, направился в сторону Самарканда. В области Кеш к нему присоединился со своим войском амир Хаджи Барулас ибн Нуралки ибн Намула ибн Йасу Мунке ибн Карачар ноён (в эпоху Тамерлана владетель рода баруласов, родственник нашего Героя). Договорившись, они пошли против Абдуллы Мирзы и, сразившись, обратили в бегство Абдуллу и прогнали его братьев, а также возведенного им в ханство Тимур-шаха.

Абдулла Мирза, отступив, перешел реку Аму и остановился за Багланом, в Андарабе. Там он провел время до тех пор, пока его жизнь не подошла к концу. И весь род, близкие и челядь Казаган-бека разбежались в разные стороны и пошли странствовать».^[43]

* * *

Как явствует из вышеизложенного, Баян Сулдуз-бек и Хаджи Барулас-бек, в то время самые уважаемые из владетелей областей или уделов, взяли власть в Мавераннахре. Однако в своей «Автобиографии» Тамерлан рассказывает о том, что в то время в триумвират правителей Самарканда вместе с ними входил и он сам: «Собрав войско, я двинулся в Самарканд. По пути я встретил Баяна-Сальдура (у Шереф ад-дин Али Йазди – Баян Сулдуз-бек. – А. М.), который, вместе с бывшим в его распоряжении войском, присоединился ко мне. Мы достигли границы Шаша. Кроме того, мне удалось уговорить и амира Хаджи Баруласа присоединиться к нам… Мы все, втроем, направились к Самарканду.

Мавераннахром в это время правил Тимур Шах (так называемый, «подставной» хан-чингисид. – А. М.). Своим возвышением он был всецело обязан Туклук Тимуру и Баян-Кули, которые его поддерживали.

После кровопролитного сражения нам удалось выгнать из Самарканда Тимур Шаха, и мы овладели Мавераннахром. Все мы втроем: я – Тимур, амир Хаджи Барулас и Баян-Сальдур заключили союз и мирно владели Самаркандом, пока Баян-Сальдур, опившись вина, не умер.

По смерти Баян-Сальдура его права на власть в нашем тройственном союзе перешли по наследству к его сыну, но амир Хаджи Барулас задумал хитростью отделаться от этого союзника и стал принимать к тому меры. Я несколько раз усовещивал его, но это на него не действовало, и он по-прежнему продолжал свои происки. Такие действия амира Хаджи Баруласа развили в среде населения смуты и раздоры».^[44]

Помимо перечисленных выше «союзников», на царствование в Мавераннахре претендовали и правители других областей: «Область Ходженда находилась в руках Баязид Джалаира. Некоторые округа были под властью Хусайна ибн Мусалла ибн Казаган-бека, и он претендовал на земли своих отцов.

В Балхе стоял Олджай Буга Сулдуз, и там он претендовал на царствование.

В Шибургане стоял Мухаммад Хаджа Апарди из найманов, и он также претендовал на царствование.

Бадахшанские шахи в своих горах не подчинялись друг другу, и у каждого из них в голове были амбиции о власти.

В области Хутталана находились Кайхусрав и Улджайту Апарди. А Хизр Йасури, исконной родиной которого были Сарипул и Таткант, которые относятся к области Самарканда, правил ими и, собрав всех йасуриев, никого не признавал.

Между указанными беками происходили постоянные и многократные противостояния и сражения, и много людей погибало.

Поскольку в Цагатаевом улусе каждый был себе главой, по той причине страна была расстроена, а народ был в замешательстве».^[45]

Именно в этих условиях шел процесс мировоззренческого становления нашего Героя. Судя по источникам эпохи Тамерлана, в формировании важнейших элементов его мировоззрения: системы ценностей, идеалов, убеждений, нравственных качеств, помимо обстоятельств его собственной жизни, большую роль сыграли легендарная генеалогия монголов, в том числе, его собственного рода барулас, поведанные ему в детстве отцом, победоносное прошлое Великого Монгольского Улуса и его плачевное настоящее, свидетелем которого он являлся сам. А поскольку Тимур был мусульманином, в его духовной жизни огромную роль сыграли мусульманские шейхи. Не случайно, в конце жизни Великий эмир Тамерлан говорил, что «… счастье, которого я достиг столькими беспокойствами, трудами и опасностями…, дано мне небом, благотворным влиянием религии Магомета (да даст ему Бог мир) и могущественным ходатайством потомков и сподвижников его».^[46]

Первым таким сподвижником, на советы и благословение которого стал опираться молодой Тимур, был «… шейх по имени Шамсуддин ал-Фахурий (в других источниках он именуется Шемс ад-дин Кулаль. – А. М.).

Он был уважаем и почитаем (народом) тех земель, и те, которые начинали все свои религиозные и мирские дела, опирались на него (советы, благословение).

Согласно сказаниям, Тимур, являясь бедным и беспомощным, был одурманен манией величия; когда он был на грани бедности, у него кроме хлопчатобумажной одежды больше ничего не было, то он эту единственную одежду продал, а на вырученные деньги купил козу и, чтобы осуществить свою мечту, направился к упомянутому шейху.

Он завязал один конец веревки на шею и, опираясь на финиковый посох, предстал пред взором шейха. Когда Тимур вошел к этому шейху, тот находился среди своих мюридов (учеников) и был занят обращением молитвой к Аллаху. И пока они не завершили молитву, Тимур ждал стоя.

Как только взор шейха упал на Тимура, тот сразу же поспешил поцеловать его руку и приложил свою голову к его ногам. Немного подумав, шейх поднял голову и, обратившись к своему обществу, сказал: «Этот человек будто бы жертвует Всевышнему Богу свою честь и богатство стоимостью дешевле, чем крылья мухи, и за это он хочет получить нашей поддержки. Мы должны ему помочь и не должны отказаться, отвергнув его. Слушай, общество, благословите его и помогите ему, чтобы он достиг желаемого!»…

Тимур вышел от шейха и, прихрамывая как раньше, начал подниматься без остановки [на вершину власти]».^[47]

Впоследствии в ключевые моменты своей жизни Тимур (Великий эмир Тамерлан), дабы принять правильное решение, всегда обращался за советом и благословением к Шемс ад-дин Кулалю, а затем к шейху Зейн ад-дин Абу Бекр Тайбиди и сейиду (потомок пророка Мухаммеда. – А. М.) Береке, которых считал также своими духовными покровителями.

На том, какое большое значение Тимур придавал советам своих духовных наставников и соратников, он заостряет внимание своих детей и потомков в своем «Уложении»:^[48] «…совет, благоразумие, обдуманность вдесятеро полезнее в политике, чем сила оружия. Ибо, как говорят, благоразумие может завоевывать царства и побеждать армии, не поддающиеся мечу воинов.

Что касается меня, я убежден, что испытанный воин, соединяющий все эти качества, гораздо предпочтительнее тысячи солдат, обладающих только силою, ибо он может руководить тысячей тысяч таких воинов. Опыт показал мне еще, что победа и поражение нисколько не зависят от численности сражающихся, но от помощи Всемогущего и от благоразумия наших мер…

Я не затевал ни одного предприятия, предварительно не посоветовавшись, а приводя его в исполнение, я ничего не предоставлял случаю; прежде чем начать действие, я обдумывал, какой оно могло иметь исход, и, употребляя попеременно ловкость, благоразумие, твердость, бдительность и предусмотрительность, я приводил к верному успеху…

Я различал два вида совета: один – исходящий из уст, другой – из глубины сердца. Я благосклонно внимал говору уст, но только то, что я слышал исходящим из сердца, оставлял в ушах моего сердца (для того чтобы воспользоваться этим)».^[49]

Уже в марте 1360 года, а также впоследствии Тимуру неоднократно пришлось воспользоваться советами, «исходящими из глубины сердца» его духовных наставников…

Глава третья
Борьба за трон единого правителя Мавераннахра (1360–1370 гг.)

Как было отмечено выше, начало 60-х годов XIV века в западной части Цагатайского улуса, Мавераннахре, «каждый был себе главой, по той причине страна была расстроена, а народ был в замешательстве».

Этим решил воспользоваться чингисид Туглук Тимур-хан;^[50] в феврале–марте 1360 года он собрал войско для завоевания Мавераннахра и перешел у Ходжента Сыр-Дарью.

Мавераннахрские эмиры и Хаджи Барулас из страха бежали в Хорасан (историческая область, расположенная в Восточном Иране) и перешли Сайхун (Сыр-Дарью).

В «Уложении» Тамерлан описывает дальнейшие события следующим образом: «Когда Туглук Тимур, потомок Чингисхана, перешел реку из Ходжента, намереваясь завоевать Трансоксанию (то же самое, что Мавераннахр. – А. М.), и потребовал, чтобы мы, я и эмир Хаджи Барулас и Баязид Джелангир, пришли и соединились с ним, то эти последние спросили у меня совета, говоря: «Нужно ли нам укрыться в Хорасане с нашими семействами и ордой (здесь, подданными. – А. М.) или же идти и присоединиться к Туглук Тимур-хану?»

Я отвечал им: «Вам предстоят две выгоды и одна опасность, если вы отправитесь к Туглук Тимуру; но если вы убежите в Хорасан, то встретите две опасности против одной выгоды».

Они отвергли мой совет и направили свой путь к Хорасану. Я же, имея на выбор – идти в эту страну или же повиноваться приказанию Туглук Тимура, колебался между этими двумя исходами.

В этой нерешимости я прибегнул к мудрости моего доверенного советника (духовного наставника. – А. М.), и вот его ответ: «Следующий вопрос был предложен однажды четвертому халифу Али (преисполни его Бог славой и милостью!): если бы твердь небесная была луком, тетивой которого была бы земля, если бы козни были стрелами, имеющими целью детей Адама, а сам Бог, Величайший и Высочайший, был стрелком, то где несчастные смертные могли бы найти убежище? Именно возле самого Бога люди должны были бы укрыться, отвечал халиф. Так и тебе нужно сейчас же идти и отыскать Туглук Тимура и заставить его выронить из рук лук и стрелы».^[51]

Вдохновленный своим духовным наставником на борьбу с Туглук Тимуром, наш Герой явился к хану-владетелю Моголистана^[52] и своею наружною покорностью завоевал расположение Туглук Тимура.

В «Автобиографии» Тамерлан продолжает свой рассказ о тех событиях: «Результат каждого предпринимаемого мною трудного дела был мне заранее известен: я узнавал то, что меня ожидает, по сновидениям. Так, когда Туглук Тимур впервые пришел в Мавераннахр, я увидел во сне, что будто бы ко мне подлетела птица шагин (сокол) и уселась ко мне на руку. В это время пришло много коров, и я их подоил.

Сновидение это, объяснили мне, предвещает мне счастие: птица, усевшаяся мне на руку, означает могущество, а множество коров предвещали мне многие выгоды. И действительно, сон мой исполнился: я присоединился к Туклуг Тимуру, и это принесло мне серьезные выгоды…

Хан был очень доволен, что я добровольно присоединился к нему и, по воле Божьей, облек меня полным доверием. Ни одного из своих предположений хан не приводил в исполнение, не посоветовавшись предварительно со мною. Так, однажды, до сведения хана дошло, что его эмиры в кипчакской степи подняли знамя бунта. Хан спросил моего совета, как следует поступить в этом случае: идти ли на кипчаков самому, чтобы примерно наказать виновных, или же послать только войско?

Я сказал: «Если ты пошлешь кого-нибудь, то будет две опасности; если пойдешь сам – одна опасность; умный человек тот, кто предпочитает одну опасность двум»…

Туглук Тимур остался очень доволен моим ответом. Вскоре хан отправился на кипчаков, сам предводительствуя войском, а мне, на время своего отсутствия, вверил управление Мавераннахром.

Туглук Тимур-хан, поручая мне управление страной, снабдил меня грамотой, в которой значилось, что Туглук Тимур отдал Мавераннахр брату своему Тимуру. Это было сделано во избежание междоусобий и притязаний врагов Туглук Тимура…».^[53]

Тогда (1360 год) жители Мавераннахра очень недолго находились под властью двадцатипятилетнего Тимура. Как явствует из автобиографической части его «Уложения», Туглук Тимур, вопреки своим обязательствам, в 1361 году снова привел армию в Трансоксанию, отнял у нашего Героя управление Мавераннахром, чтобы отдать его в руки своего сына Элиас-Хаджи, а Тимура поставил главнокомандующим и советником молодого князя.

Однако, как писал М. И. Иванин, «…согласие его с правительством Элиас-Хаджи продолжалось недолго по следующим причинам: известно, что Чингисхан и первые его потомки были язычниками (шаманистами-тэнгрианцами. – А. М.), и во владениях их была полная веротерпимость; но в XIV столетии ханы потомства Хулагу, Батыя, Цагатая и их вельможи начали принимать магометанскую веру, особенно в местах, где была оседлость, где были построены мечети и школы и где была сильная корпорация магометанского духовенства и потомков Магомета.

Кочевой же народ, особенно к северу от Сырдарьи, по-прежнему оставался при языческих верованиях и обрядах, что ставило его в частые столкновения с магометанами. Войска Туглук Тимура состояли преимущественно из язычников, к которым принадлежало много узбеков.^[54]

Судя по названию некоторых племен узбеков, надобно полагать, что это были остатки прежних кочевых народов, населявших при Чингисхане степи к северу от Тянь-Шаньского хребта, которые, не желая покориться ему, укрылись в ущелья Алтайского, Саянского и Тянь-Шаньского хребтов и в леса Сибири.

Но когда между потомками Чингисхана начались междоусобия, когда власть ханов ослабела, тогда узбеки в свою очередь начали делать набеги на земли цагатайских ханов, однако, вероятно не имея еще достаточных сил, чтобы быть самостоятельными, они подчинились хану Туглук Тимуру, с которым и перешли через реку Сыр.

Составляя своевольные общины, не подчиненные строгой дисциплине…, они, при вторжении в земли между реками Сыр и Аму, грабили мирных жителей, не щадя духовенства и потомков Магомета. Эти грабежи и неуважение к духовному сану были причиной частых столкновений узбеков с Тамерланом, ревностным магометанином».^[55]

Именно об этих столкновениях с узбеками и их последствиях повествует Тимур в своем «Уложении»: «Когда узбеки начали совершать в Трансоксании величайшие жестокости и невыносимые притеснения (ибо уже семьдесят сеидов, потомков пророка Мухаммеда, или сыновей сеидов были брошены в оковы).

Элиас-Хаджа, потерявший всякую власть, не был в состоянии прогнать этих разбойников и остановить их неистовства. Что касается до меня, то я, стремясь приобрести доверие, стремительно ринулся на узбеков и освободил притесняемых из рук притеснителей.

Эта экспедиция была причиной возмущения военачальников Элиас-Хаджи и самих узбеков. Туглук Тимуру написали, что я поднял знамя восстания; хан, будучи слишком доверчив, послал приказание умертвить меня, но это последнее попало в мои руки.

Видя всю громадность опасности, я собрал вокруг себя храбрую молодежь из племени барулас, которую я привлек на свою сторону…

Когда жители Трансоксании узнали, что я решил напасть на узбеков, вельможи и народ не замедлили покинуть их ряды и присоединиться ко мне.

Ученые и высшее духовенство издали постановление, утверждавшее изгнание и ниспровержение узбеков… Это постановление и это воззвание, данные письменно, были выражены в следующих словах: «Следуя поведению и примеру законных халифов (будь Бог милостив к ним!), воины, и народ, и духовенство из уважения к великим достоинствам Тимура, полярной звезды могущества, возвели этого эмира на царство. Они обещают не щадить своего состояния и своей жизни на то, чтобы истребить, изгнать, победить и уничтожить… узбеков, этих ненавистных притеснителей, которые простерли свои жадные руки не только на движимость, на имущества и владения, но даже на честь и законы мусульман. Мы клянемся соблюдать условия этого договора. Если когда-нибудь мы нарушим эту клятву, то пусть мы потеряем покровительство Бога и подпадем из-под его власти во власть Сатаны!»

При виде этого постановления я возгорел желанием начать войну и сечу и двинуть войска на узбеков, чтобы несчастные отомстили своим тиранам; но изменники, узнав о моей тайне, разоблачили ее.

Я заметил, что если бы сам я остался в Самарканде, начав воину с узбеками, то жители Трансоксании могли бы нарушить свое слово. Итак, я решился оставить город и ждать в горах, пока союзники присоединятся ко мне, чтобы со значительными силами выступить на врага».^[56]

Предчувствие Тимура и на этот раз оправдалось: он прождал целую неделю, но к нему так никто и не присоединился. Как явствует их «Автобиографии» Тимура, тогда же его душевный наставник Шемс ад-дин Кулаль посоветовал ему немедленно отправиться в Хорезм. «Всегда следует отступать пред превосходными силами и удаляться от врага, которого одолеть не можешь; так поступали пророки», – сказал ему Амир Куляль.

Желая узнать, что ожидает его в пути, Тимур загадал по Корану,^[57] и ему открылось изречение: «Солнце течет к назначенному месту: таково распоряжение Сильного, Знающего». Из этих слов он понял, что его путешествие обещает быть вполне благополучным и потому окончательно решился отправиться в путь.^[58]

Описание последующих событий мы находим в «Книге побед амира Тимура» Шереф ад-дин Али Йазди: «Тогда государь Сахибкиран не счел нужным далее оставаться здесь и в поисках Хусайн-бека^[59] отправился в путь… И когда он оказался в пустыне Хивака, то у колодца Сагидж он встретил его. Увидев друг друга, они обрадовались и обнялись. Затем согласованно пошли к правителю Хивака, которого звали Тукель^[60]. Душа сего несчастного была злонамеренной, и он решил их поймать и заточить.

Государь Сахибкиран и Хусайн-бек узнали о его злом намерении и, сев на коней, шестьдесят человек, уповая на Бога, пошли в сторону Пайаба.

Тукель во главе тысячи человек, все полностью вооруженные, стал их преследовать.

На следующее утро они настигли их, и между ними произошло сражение… Воины обеих сторон долго сражались, из тысячи человек Тукеля осталось пятьдесят. А с этой стороны из шестидесяти человек осталось семь.

Хусайн-бек, подняв богатырскую руку, напал на Тукеля, ударил его туг (знамя. – А. М.) и срубил его. Тогда люди Тукеля бросились на Хусайн-бека. И государь Сахибкиран, увидев это обстоятельство, обнажил острие победоносной сабли и стал рубить их и, рассеяв их всех, вызволил Хусайн-бека, и они пустились в путь.

Однако те злосчастные снова собрались, пошли за ними, стали воевать и стрелой убили коня Хусайн-бека. Хусайн-бек остался пешим. Тогда его жена Дильшад ага сошла со своего коня и отдала ему. Государь Сахибкиран в это время дрался с врагами.

Наконец, он (Тамерлан) взял в руки лук и стрелу и стал стрелять. Одна из его стрел вонзилась в зад коня злосчастного Тукеля. Остальных из них прогнал, пуская стрелы, затем посадил Хусайн-бека на коня, и они пустились в степь.

Их осталось семь человек. Из этих семи человек трое были… степными змеями, демонами в человеческом облике. Они взяли трех лошадей и бежали, оставив в таком безвыходном положении остальных четверых. Государь Сахибкиран не придал этому значения и словами поднял дух друзей.

Олджай Туркан ага, сестра Хусайн-бека, была женой государя Сахибкирана, она вместе с ними пошла в степь^[61]. Выйдя из степи, дошли до Джойикийа, где обитали некоторые туркмены. (Последние) увидев этих, созвали своих и преградили им путь.

Государь Сахибкиран спрятал жену в один старый колодец и, оставив ее на попечение Господа Бога, с усердием и одержимостью пошел в сторону туркмен. Он пошел, вынув саблю из ножен. Из той группы один человек по имени Хаджи Мухаммад узнал государя Сахибкирана, запретил туркменам воевать, подошел к государю Сахибкирану и подарил ему хорошего коня. В тот вечер он оставил их в своем жилище и угостил. И еще туркмены оказали добрые услуги.

На следующее утро государь Сахибкиран, будучи по великодушию бесподобным и единственным в мире, раскрыв ладони великодушия, подарил этим туркменам один луноподобный жемчуг, стоимостью хараджа (налога, взимаемого со) всего мира. Тогда Хаджи Мухаммад подарил еще трех коней, провизию и предоставил в их распоряжение проводника по имени Сарук Куланчи.

Государь Сахибкиран пошел к Хусайн-беку, дал ему коня, и они отправились в местность Махмудий. Там они вырыли колодец, вода которого была чиста, как росток жизни, и остановились на том месте на двенадцать дней.

В то время когда Хусайн-бек и государь Сахибкиран были в местности Махмудий, Али-бек, сын Аргуншаха Джаникурбани^[62], узнал об их местопребывании, волею судеб сей злоумышленник решил испытать свою судьбу, осуществив свои злые намерения…

Вооружив шестьдесят человек, он (Али-бек Джаникурбани) направил их в местопребывание тех (Хусайн-бека и Тамерлана. – А. М.). А те были совершенно без ведома, и они внезапно напали на них, схватили их и отправили в Махан. Их поместили в совершенно темную комнату, полную блох. Те горемыки принуждены были несколько дней провести в этой комнате…».^[63]

Вспоминая о своем заточении в «Автобиографии», Тамерлан писал: «Сидя в тюрьме, я твердо решился и дал обещание Богу, что никогда не позволю себе посадить кого-либо в тюрьму, не разобрав наперед дела.

Во время этой горести, я рассудил, что мне лучше посредством какого-нибудь безумного поступка освободиться из тюрьмы и вступить в сражение; если я достигну цели, то этим будет исполнено мое желание; если же попытка моя освободиться не увенчается успехом, то меня в таком случае наверно убьют и, хотя мертвый, я буду погребен вне стен места моего заключения, значит, другими словами, попытаться следует, чтобы, так или иначе, выбраться из ненавистной темницы на свет Божий.

Обещанием щедрой награды за содействие к побегу мне удалось склонить на свою сторону нескольких тюремщиков, которые снабдили меня и мечом. С этим оружием в руках, я бросился на тех сторожей, которые не согласились освободить меня, и обратил их в бегство.

Я слышал кругом себя крики: «бежал, бежал», и мне стало стыдно за мой поступок. Я тотчас же отправился прямо к Али-беку Джаникурбани, и тот, узнав, какие препятствия мне пришлось преодолеть, чтобы освободиться из тюрьмы, почувствовал уважение к моей доблести и был пристыжен.

Как раз в это время Али-бек Джаникурбани получил письмо от своего брата Мухаммед-бека, который писал ему: «Ты бесчеловечно и несправедливо поступил с амиром Тимуром и нанес ему тяжелое оскорбление. Я посылаю амиру Тимуру богатые подарки, прошу тебя передать ему их, затем советую тебе, чтобы хотя отчасти загладить твою вину, проси у Тимура прощения, посади его на свою лошадь и отпусти его».