Идеальность

Лера так и не поняла до конца, как же ей удалось справиться с расстройством – при помощи таблеток или из-за Пашки, который устроил двухнедельное путешествие без Интернета. О, это была сложная и прекрасная пора, необходимая им обоим…

До квартиры она добралась в сладостном возбуждении. Не сопротивлялась ему. Пашки не было рядом. Он не удержал. Тут же уселась за ноутбук, принялась гуглить, искать ссылки и страницы. Оторвалась для того, чтобы заварить кофе. Взяла кубик рафинада, раскрошила ногтями. Болели глаза, а еще ужасно хотелось покопаться в шкафчике в туалете и среди разного старого хлама разыскать картонную коробку из-под новогодних гирлянд. Ту самую коробку с кошмарами, которую Лера должна была выбросить несколько лет назад в рамках курса психотерапии (избавление от прошлого), но не смогла и спрятала.

Правильно говорят: психические болезни невозможно вылечить навсегда. Мозг, хитрый засранец, оставляет запасные пути, по которым можно вернуться обратно. Черные дыры в сознании не затягиваются. Вскрыть их – плевое дело. Нужно только захотеть.

Лера сдержалась, но пришлось выпить две чашки кофе. В затылке болело. Это Лера из прошлого напомнила о себе.

К часу дня количество закладок в браузере оказалось столь велико, что новые открытые страницы стали подтормаживать. Крошки сахара прилипали к запястьям. Лера чувствовала, что на верном пути. Иначе ведь и быть не могло.

Откинувшись на спинке стула, она читала статью о сердечно-сосудистых заболеваниях. Отличная статья. Надо сохранить. Еще одну из десятка сохраненных за последний час.

Денис мог бы выжить, если бы вовремя прочитал вот это вот все.

Но почему он не интересовался этим? Умный, любознательный, заботящийся о собственном здоровье – и ни разу не упомянул про болезнь сердца? Как такое может быть?

Скверная мысль крутилась в голове. Вытряхнуть бы ее.

Лера обнаружила, что курит предпоследнюю сигарету из купленной пачки. Часы показывали половину четвертого. За окном бесшумно лил дождь. День проскользнул мимо сознания и клонился к вечеру. Осенью темнеет рано.

На коленях лежала коробка с кошмарами. Надпись на картонной крышке: «Не открывай!» – как предупреждение для Леры из прошлого, которая не успела забыть, что происходило с ее сознанием много лет назад.

Нынешняя Лера уже почти забыла.

«Не открывай!» – раньше эта надпись обжигала взгляд, а сейчас казалась какой-то наивной. Буковка «Й» завалилась набок. Восклицательный знак жирно обведен несколько раз. Кто-то (Лера из прошлого) сильно нервничал тогда. Верил, что надпись обладает некой магической силой и остановит всякого, сюда сующегося.

Лера из настоящего сбросила крышку на пол и обнаружила флешки. Память подсказала: ровно сорок две штуки. Гигабайты информации. Ее собственный Эльдорадо. Кого-то сделает богатым, а кого-то окунет в пучину безумия.

– Но ведь сейчас я не больна, – сказала Лера, стряхивая пепел на стол возле ноутбука. Прозвучало не очень уверенно. – Я вылечилась, правда?

Она прислушалась к звукам в квартире. Казалось, где-то за стеной слишком громко бубнит телевизор. Капли дождя разбиваются о металлический козырек. Похрустывает жесткий диск. Ему требуется передышка. Как и самой Лере, разумеется.

– Почему Денис не рассказал о проблемах с сердцем? – Лера запустила пальцы в коробку, перебирая флешки. Они были разных размеров и цветов, разного объема. Разные на уровне воспоминаний и ощущений. До каких-то было страшно дотрагиваться, какие-то вызывали теплые чувства. Все были живые, родные, знакомые.

Как же давно она не касалась их!

– Какие еще у него могли быть от меня секреты?

В голове пульсировала еще одна слабая мысль: «Ревинол» не помогает.

Смерть Дениса, похороны, звонок, воспоминания – стресс был настолько силен, что одной фиолетовой капсулы не хватило. Организм запустил защитные механизмы по полной.

Лера скользнула взглядом по горке раскрошенного сахара вперемешку с пеплом. Пошла на кухню. В пояснице болезненно закололо. Сколько же она просидела без движения?

На кухонном столе валялись сигареты вперемешку с клочками разодранной сигаретной пачки. Лера не помнила, когда это сделала. Зато вспомнила яркое слово, означающее ее состояние: «приход».

Последняя капсула «Ревинола» лежала на блюдечке у раковины. Две штуки в день – это передозировка, но кто думает о последствиях, когда хочет избавиться от гнетущего состояния? Лера проглотила капсулу, запила водой, закрыла глаза.

Она почти физически ощущала собственные мысли, похожие на взбесившихся блох внутри черепной коробки. Перед глазами мельтешили белые пятнышки. Приход случился неожиданно, и Лера надеялась, что он быстро пройдет.

Нужно собираться на работу, а нет ничего лучше для проветривания мозгов, чем монотонное заполнение бумажек в тишине склада. Слава бюрократии.

Мысли слегка умерили беспорядочное мельтешение.

Прибраться, вычистить кухню, проветрить, вернуть коробку с флешками на место, выключить к чертовой матери ноутбук, предварительно закрыв все вкладки и очистив историю поиска. Чтобы не осталось зацепок, к которым можно вернуться даже мысленно. Вот что важно.

Лера из прошлого, спрятавшаяся внутри головы, задала еще один вопрос:

«А как же быть с Натой? Рано или поздно придется выяснять отношения».

– Может быть, и не придется. Нужно просто оставить все в прошлом.

«Снова будешь верить, что проблемы рассосутся сами собой? Кажется, ты так уже делала. Не помогло».

– Почему бы не попробовать еще раз?

Завибрировал телефон, выводя Леру из транса. Она вдруг осознала, что стоит посреди темной комнаты с сигаретой в руке и разговаривает сама с собой. Как в старые «добрые» времена.

Вторая капсула «Ревинола», когда же ты начнешь действовать, мать твою?!

Звонила Вика. Сестра не слишком часто радовала Леру звонками в последнее время.

– Привет еще раз, – сказала Вика в трубке. – Я тут подумала хорошенько. Действительно. Ната никогда не говорила про болезнь Дениса. И от него я тоже не слышала. Странно это все. А почему ты спрашивала?

– Ты о чем? – пробормотала Лера. Мысли снова вспорхнули, как испуганные воробьи с куста.

– Об аневризме. Ты спросила – откуда я знала, что он болен. Я попыталась вспомнить, ну и… Не вспомнила. Где-то в разговоре, наверное, упоминалось.

– Когда я спрашивала?

– Час назад. Лерчик, с тобой все хорошо?

– Заработалась просто. И еще похороны эти. Вышибли из колеи. Так печально… Молодой совсем был. Я два дня хожу, думаю… Не знаю почему.

– Мы все в шоке… – вздохнула Вика. – Такая счастливая пара, и тут вдруг – бац! Хочу заехать к Нате завтра после работы. Выпьем, пообщаемся по-сестрински. Ты с нами?

– Я всего лишь средняя, – вспомнила Лера шутку из детства.

Вика неопределенно хмыкнула.

– Смешно… Но ты подумай, если что. Родственная связь – самая крепкая. Вместе переживать беды легче.

Едва она положила трубку, Лера открыла меню вызовов. Мысли уже не просто порхали, а бились изнутри о стенки черепа. Сердце заколотилось. Подступила тошнота. Все, как положено во время панической атаки.

Час назад она звонила Вике. А потом – Нате. Звонок длился почти четыре минуты.

Черные дыры сожрали воспоминания.

Что это был за звонок, и о чем они разговаривали?

Лера села на край кровати, вертя в руках телефон. Потом набрала Пашку. Кусала губы, не замечая. Тошнота не отступала.

– Рад тебя слышать, – сказал Пашка. На заднем плане играла какая-то гитарная мелодия.

– Мне нужно, чтобы ты приехал. Срочно. У меня снова приход.

– Серьезный?

– Пока не знаю. Но, кажется, я уже наломала дров… И захвати что-нибудь крепкое. Виски, водку, что угодно.

– Хрен тебе, подруга! Держись. Скоро буду.

Она положила трубку и бросилась к туалету. Желудок выплеснул кофе, капсулу «Ревинола» и зеленоватую едкую желчь, полившуюся из носа. Глаза наполнились слезами. Лера села возле унитаза, растирая ладонями сопли.

Затылок продолжал болеть.

Глава четвертая

Пашка развалился на заднем сиденье такси и бегло редактировал видео.

Время поджимало, такси стояло в пробке, курить было нельзя – все эти мелкие неприятности походили на липкие щупальца осьминога, присосавшиеся к сознанию. Мысли сделались вязкими. От таких мыслей Пашка обычно избавлялся алкоголем, но сейчас даже выпить было нельзя.

А все потому, что именно сегодня требовалась ясность сознания. Ради Леры.

Они уже много лет вытаскивали друг друга с того света. Две соломинки – из одного, мать его, веника. Лера со своими приходами и Пашка с навязчивой идеей влезть в какие-нибудь приключения. Что-то в этом было подсознательное и плохо контролируемое.

Они даже познакомились на эмоциональном изломе. Пашка в две тысячи девятом подрабатывал оператором на съемках порно. Очень модно было делать ролики «под домашнее видео» – чтобы дрожала камера, планы получались нечеткими и перекосившимися, изображение зернилось. Антураж, соответственно, тоже «тру-домашний»: старая квартира, обои в цветочек, деревянные оконные рамы, между которыми застряли пожелтевшие кусочки ваты, ржавый чайник, грязный линолеум и ковер над кроватью. Носки на мужике во время секса – непременный атрибут.

Домашнее порно пользовалось бешеной популярностью. Пашке нравилось его снимать – хлопот в разы меньше, чем с профессиональной съемкой. Никаких тебе четких кадров или планов, со светом заморачиваться не надо, поставил две камеры в нужных местах – и тупи в телефоне, пока люди на скрипучей кровати дубли отрабатывают.

В одной из таких квартир он и встретил Леру. Она сидела на табуретке у окна в кухне, курила, стряхивала пепел в рюмку с водой. Обнаженная и вспотевшая. Очень красивая. Волосы растрепаны, тушь размазалась под глазами, фиолетовые разводы коснулись носа и щек. Мелкая совсем, лет восемнадцать, не больше. При этом сильно пьяная, Пашка сразу определил. Возможно, под наркотой.

Увидев его, Лера улыбнулась.

– Последний раз снимаюсь, – сказала она, будто оправдываясь. – Надо завязывать и взрослеть. Появилась ответственность, понимаешь? Хочу выйти из бизнеса и вылечиться.

Он прекрасно помнил чувство стыда и неловкости от всей этой сцены. Лера была худенькая, костлявая, все у нее казалось каким-то угловатым и торчащим: скулы, коленки, локти, маленькие груди, нос. Но при этом она источала столь бешеную сексуальность, что сложно было удержаться и не разглядывать ее, представляя… всякое.

– Давно снимаешься? – спросил Пашка, закуривая, чтобы отвлечься.

Лера шевельнула плечом:

– Где-то год. А ты давно такой извращенец?

Он хотел ответить, что не извращенец, а просто подрабатывает по совету друга. Лишние деньги никогда не помешают. Но почему-то осекся. Лера докурила сигарету и тут же закурила следующую.

– Меня надо спасти, – произнесла она, стряхивая пот с груди. – Иначе сдохну. Поможешь?

* * *

Автомобиль дернуло, водитель выругался, буркнул через плечо:

– Извини, брат, задержимся немного. Какие-то козлы не разъехались на перекрестке.

– Ничего страшного, – ответил Пашка, склонившись над планшетом. Попытался сосредоточиться.

Десять лет прошло, а он как был извращенцем, так и остался. На планшете был открыт видеоредактор. Из многочисленных кусочков требовалось склеить получасовое «домашнее видео». Свежак, снятый минувшей ночью в Питере. Технологии развивались, Интернет захватил мир, стриминговые сервисы ломали привычные схемы продаж, картинка потокового видео достигла 4K Ultra, а зритель все так же требовал ковра на стене, мужских носков и полной иллюзии съемки на домашнюю камеру. Приходилось соответствовать.

Пашка давно не снимал сам, а только монтировал. Лера отговорила. Он до сих пор не очень понимал, зачем возится с монтажом порно, ведь не так уж сложно найти нормальную работу с нормальным доходом, но, наверное, ответ был прост. Ему нравилось.

Женщина за тридцать пять и мужчина за сорок (оба профессиональные актеры, если можно так выразиться) сняли порно на собственные телефоны, разыгрывая пару в отпуске. Порнодраматургия требовала разогнать сюжет от обычной прогулки по центру Питера («Дом Книги», Казанский собор, Зимний дворец, уютное кафе где-нибудь на Невском), до секса в гостиничном номере (с видом на Исаакиевский собор, естественно). Пара не ограничивалась банальными любовными утехами, а имела в арсенале несколько эротических игрушек, разные причуды для анального секса и набор мелких извращений. В общем, ролик должен был затрагивать желания различных слоев населения.

К обеду нужно было смонтировать и выложить на сервисы, закинуть описание для маркетологов и разослать ролик пиарщикам. Индустрия работала отлаженно.

Следующие десять минут он старательно монтировал, перемешивая крупные планы вспотевших лиц с крупными планами эрегированного члена и женских губ. Такси наконец вырвалось из пробки, юркнуло в подворотни Митина. С обеих сторон потянулись старые панельные дома, прячущиеся за заборами заводики и частные коттеджи, автозаправки и супермаркеты.

Еще через пять минут таксист остановился у знакомого подъезда.

– Извини, брат, – повторил он. – Слегка задержались. Сам видел, что на дорогах творится.

Пашка был не в обиде, даже накинул, по обыкновению, чаевые. Первым делом, выбравшись из такси, закурил. Прошел под козырек подъезда и докуривал неторопливо, поглядывая на деревья и прохожих. Бесконечный дождь к вечеру слегка утих. Тучи кое-где расползлись, обнажая кляксы неба, окрашенного в сочные алые тона.

Собрался с мыслями, нажал истертые и знакомые цифры домофона и вошел в подъезд.

Ностальгия, чтоб ее. Отвратительное желание оказаться в хорошем, светлом и таком далеком прошлом. Ностальгия парадоксально позитивна. Она похожа на жизнерадостного щенка, которого подарили в детстве, – щенок этот лижет щеки, тыкается мокрым носом в ладони, виляет хвостом и просто дарит радость. У ностальгии нет продолжения, кроме мига счастья. Ностальгия подбрасывает эмоции, от которых было хорошо. Самое ужасное – рано или поздно наступает понимание, что миг этот давно испарился, а за ним наступает нечто обыденное и уже не такое счастливое. Например, старость.

На пятый этаж Пашка поднялся без лифта. Подошел к двери с номером «146», постучал по металлу согнутым пальцем. Дверь приоткрылась почти бесшумно, дыхнуло горячим и вязким воздухом. Много лет назад Лера во время приходов неосознанно выкручивала батареи на максимум, закрывала окна и бродила по квартире в нижнем белье. Хоть что-то в жизни не меняется.

В образовавшуюся щель высунулось вспотевшее Лерино лицо. Волосы прилипли ко лбу, встопорщились вокруг ушей, а на затылке были скручены и перетянуты разноцветными резинками. Он снова вспомнил первое знакомство. Лера выглядела так же – безобразно-сексуально. Притягательно, но отталкивающе. Разжигала в Пашке страсть, которой он боялся.

Они ведь ни разу не занимались сексом. Жили вместе несколько лет, но дальше дружеских поцелуев не заходили. Почему? Никто не сделал первый шаг, вот почему. Оба боялись, что разрушат хрупкое равновесие, которое очень долго и очень сложно возводили.

– Заходи… – буркнула Лера, пропуская в темный коридор.

– Оденься! – попросил Пашка. Она стояла в одних трусиках.

– Ой, да… Блин! Прости.

Лера метнулась из коридора в комнату. Пашка медленно разулся, снял куртку.

Квартиру оккупировал сигаретный дым.

Первым делом – проветрить. Пошел на кухню, распахнул окно, впуская холодный ветер, дождь и шум вечерней улицы. Ностальгия намекнула: в кухне ничего не изменилось за много лет. Даже деревянные рамы никто не заменил на стеклопакеты. Стол был усеян белым порошком. Пашка приложил палец, почувствовал легкое похрустывание, заметил смятую пачку из-под сахара-рафинада на подоконнике. Старый Лерин невроз. Кто-то рвет бумажки, чтобы успокоиться, кто-то грызет ногти, а Лера крошит кубики сахара. Не самое страшное занятие, если разобраться.

И когда она успела снова рухнуть в нервное расстройство? Несколько дней назад на похоронах Дениса смотрелась вполне себе адекватно. Выдержала тягомотину с прощанием, постояла среди родственников у могилы, не плакала, когда гроб быстро забросали землей. Чуть позже, в роскошном и дорогом ресторане (за поминки отвечал Василий Ильич, а уж он-то постарался), Лера ничем не отличалась от сестер. Держалась стойко. С Натой старалась не пересекаться даже взглядом. Это Пашка хорошо подметил. Впору было отдышаться, успокоиться и продолжить кое-как жить, зализывая очередные раны, поверх старых. Но нет. Что-то в ее мозгах снова закоротило…

– У меня несколько вопросов, – раздался голос из-за спины. Лера стояла в дверях кухни. Накинула рубашку и натянула фиолетовые гольфы. Волосы собрала в хвост на затылке. Хоть на человека стала похожа. – Денис умер в результате болезни сердца. Аневризма, знаешь такое? Подробностей мне, конечно, никто не расскажет. Я краем уха слышала на похоронах. Теперь ищу информацию. Что у него была за форма аневризмы? Почему раньше никто не замечал? Проходил ли обследования? Интернет творит чудеса. Реально в любую дырку пролезть можно. Должны быть пути. Так вот, Денис мне ни разу не говорил о том, что у него больное сердце. А мы встречались минимум два раза в неделю. По утрам. Иногда по вечерам. Один раз он прожил у меня неделю, пока Ната была в командировке. И ни слова о болезни. Почему? И еще…

Пашка подошел в два шага, взял Леру за плечи, прервав нервный, заикающийся монолог.

– Таблетки принимала?

– Только пару капсул «Ревинола». Мне положено.

– Пила? Нюхала? Что-нибудь?

– Паш, все в порядке. Это легкий приход. Справляюсь. Просто нужно кое-что выяснить. Подозрительно это все.

Она высвободилась. Глаза бегают туда-сюда, взгляд ощупывает пространство. Кончики длинных пальцев дрожат. Быстрое дыхание.

– Ага. Справляешься. – Пашка кивнул на стол, усыпанный сахаром. – Я вижу. Пойдем-ка в комнату.

Открытый ноутбук валялся на кровати, высвечивая потолок белым прямоугольником. Закладок в браузере было столько, что верхнее меню походило на ежа. Свет в комнате не горел.

– Мне нужна информация об аневризме, – продолжила Лера, шумно выдохнув. – Я же говорю, подозрительно это все, понимаешь? Есть вопросы. Там существует скрытая форма, симптомов почти не бывает, но Денис ходил к врачам. Один раз точно, когда у него слегка онемели рука и плечо. Он мне рассказывал. Потом как-то забылось. Почему?

Вокруг ноутбука валялись флешки. Еще один очень нехороший признак.

Пашка быстро открыл окна. Потом взял Леру за плечи, усадил на стул. Лера не сопротивлялась, обмякла, и только бегающие глаза обнажали внутреннее напряжение.

– Значит, так, – начал он, поднимая с пола пустую коробку. – Мы это уже проходили, да? Первое: я сейчас отключу все устройства и заберу с собой. Флешки тоже. Ни к чему они тебе. Посидишь пару дней без ноутбука и Интернета. Ты же помнишь, как это полезно для здоровья? Бумажные книги, прогулки. Проветривание сознания. Терапия. Цифровой детокс. Если надо, поедем в лес, как раньше. Поживем неделю в палатках, рыбу будем удить, в реке купаться.

– Осенью, ага… – Лера поморщилась, но больше ничего говорить не стала.

Это хорошо. Раньше в самые острые периоды она могла уговаривать, просить, кричать, угрожать, выбегать из квартиры голышом.

Информационная зависимость – так это называется. На игле Интернета сидят восемьдесят шесть процентов населения планеты. Только три процента способны избавиться от зависимости безболезненно. А еще у двадцати процентов зависимость переходит в острую стадию – а это психозы, нервные расстройства, бессонница, депрессии, ОКР. Полный набор.

– Второе, – спокойно продолжил Пашка. – Иди под душ и хорошенько помойся. Чтоб пробрало. Контрастный. Затем мы с тобой съедим чего-нибудь, выпьем чаю. Кофе и сигареты я тоже забираю.

– Мне не хочется кушать… – пискнула Лера.

– Знаю, – мягко ответил он. – Ты никогда не хочешь есть в таком состоянии. В последний раз потеряла почти двадцать килограммов за десять дней. Фото показать? Я сохранил. Для подобных случаев.

Лера покачала головой и вдруг, набрав побольше воздуха, затараторила вновь:

– А что, если Денис ничего не знал о болезни? Вдруг ему помогли умереть? Я думала о Нате. Она же позвонила мне в то утро, когда умер Денис. Зачем? И еще один вопрос! Дай мне задать еще один вопрос!

Пашка покачал головой:

– Сначала в душ. Поговорим после душа.

Он чувствовал, как ломает хрупкое психологическое сопротивление. Лера шевелила губами, будто ей сделалось сложно выдавить внятные звуки. Пашка обнял ее за плечи, помог дойти до ванной комнаты и, удостоверившись, что Лера застыла под струями теплой воды, вернулся на кухню.

Монтаж никто не отменял, а сроки горят. Никакого вдохновения, конечно же. Монтировалось, что называется, без души, торопливо и неровно. Вряд ли прыщавые зрители порносайтов заметят мелкие косяки и склейки, но Пашку такая халтура коробила неимоверно. Это как в старом анекдоте про фальшивые елочные игрушки.

– В общем, слушай вопрос, – сказала Лера, появившись из ванной. – Всего три дня прошло со дня смерти Дениса, а Ната удалила все его аккаунты и подчистила все фотографии с ним на своих страничках в социальных сетях. Вывесила только одно фото – со свадьбы, где они вдвоем. Очень красивое. Подписала: «Прости. Нам было идеально вместе». А больше фотографий нет.

– То есть как нет? А раньше были? – Пашка не отрывался от монтажа. Рыжеволосая милфа как раз расстегивала бюстгальтер.

– Да. Денис мне сам показывал несколько фото с ее страницы в социальной сети. А еще ответь: зачем блокировать страницы умершего мужа? Сразу же. Я погуглила, нельзя просто так удалить страницу. Нужно или быть ее хозяином, или обращаться в техподдержку и доказывать смерть человека. Сдается мне, Ната заходила из-под его аккаунта. И к чему такая скорость?

Она села на стул рядом, взяла из его рук планшет, быстро открыла браузер, пробежалась по адресам. Пашка не сопротивлялся. Стало любопытно, куда приведет Леру ее болезненная логика.

– Вот, смотри. Удалена. И эта удалена. Он был в друзьях у Вики. Теперь нет. Страница удалена пользователем. Как тебе? Ты когда-нибудь видел человека, который в спешном порядке удаляет страницы своего супруга? И еще одно. Я проверила мессенджеры, где мы переписывались. Все эти «соскучилась», «люблю», «скоро буду». Они пустые. Удалено все. Ната зашла с его телефона и зачистила вообще все беседы.

– Положим, я бы тоже удалил такое, – шевельнул плечом Пашка. – Может быть, она не в силах выдержать разлуку. Или еще что. У Наты свои странности.

– Или она мстит мне.

– Каким образом? И главное – зачем?

Впрочем, ответ на второй вопрос был очевиден.

– Удаляет человека из моей памяти. Кто-нибудь сейчас хранит фотографии? Не в телефоне или компьютере, а распечатанные на бумаге? Никто не хранит. Так же как не пишет бумажные письма, не шлет открытки. Понимаешь? Сейчас легко стереть память о человеке. Удалить отовсюду. Нет альбома с фотографиями, который можно взять с полочки и пролистать, а значит, нет воспоминаний. Рано или поздно человек просто забудется.

– Очень необычная месть, – произнес Пашка негромко. – Даже если и правда. Но моя задача, знаешь, в другом. Тебе надо успокоиться, отвлечься и прийти в себя. Поэтому мы сейчас приготовим поесть. Корнишоны с йогуртом, блин. А потом я сделаю все, что сказал. Информационный карантин. Проверено.

– Возможно, я что-то наговорила ей, – сказала Лера. – Но не помню, что именно. Вижу звонок, время разговора. Дыра в голове. Ты прав. Надо остыть. Запишусь завтра к врачу, пусть даст новый рецепт. Не знаю, куда пропали эти проклятые капсулы… Успокоюсь. Ты же не дашь мне снова вляпаться во что-нибудь серьезное, правда?

Пашка вспомнил, как много раз сидел на этом же самом месте, за этим же самым столом, и обещал, что не даст Лере никуда вляпаться. А она вляпывалась с такой невероятной частотой, будто хотела непременно завязать с этой жизнью до двадцати. Пашка вытаскивал и снова обещал. Обещал и вытаскивал. Пока не случилось самое страшное, что вообще может случиться, – смерть ребенка.

– Доставай йогурты… – проворчал он. – Тостер еще работает? В прошлый раз жег ужасно. Давно пора новый купить. И сахар надо бы убрать, справишься? Я пока покурить. Обычные сигареты, не смейся. Посмотри, душ всегда идет тебе на пользу. Стало намного лучше. Намного лучше.

Глава пятая

Очередное пробуждение – как выныривание из холодной воды. На ресницах прилипшие капли, кожа в пупырышках, зубы выбивают дробь друг о дружку, хочется быстрее завернуться в полотенце – но полотенца нет, потому что реальность не помогает. И, если разобраться, никогда не помогала.

Лере вновь снился сон, где в высокой траве валялся раскрытый ноутбук.

«Тихо в окошко глядит…»

Рядом с ноутбуком на коленях стоял мужчина. На безымянном пальце его правой руки блестело обручальное кольцо. Одет мужчина был в спортивный костюм, в ушах торчали беспроводные наушники, а на запястье подмигивали голубыми циферками модные дорогие смарт-часы. В какой-то момент он повернулся, и Лера узнала Дениса. Губы у него оказались синими и потрескавшимися, кожа – желтоватой. Все лицо усеяли мелкие капли дождя. В глазах, под веками, тоже была вода, из-за которой зрачки казались увеличенными, закрывали не только радужку, но и белок. Крылья носа блестели от влаги, а под ноздрями пузырились сопли.

– Пожалуйста, повернись к камере! – попросил Денис, не шевеля губами. – Покажи, на что способна. Смотри в камеру, это же прямой эфир. Тысяча человек смотрят на твое красивое тело прямо сейчас.

Она проснулась, размахивая руками, как заправский пловец. Запуталась в ворохе из одеяла, простыни и двух подушек. Едва не свалилась с кровати. Обнаружила, что содрала заусенец на указательном пальце, измазав кровью постельное белье.

В телефоне вибрировал будильник, поставленный на полдесятого утра. Очень хотелось курить, но Лера взяла с тумбочки пачку жвачки, забросила в рот две подушечки так, как показывают в рекламе, и побрела умываться.

Минувшая смена действительно отвлекла от тяжелых мыслей. Лера подумывала поменяться с коллегой и поработать без выходных в ночь всю неделю. Монотонная работа с накладными, отгрузочными, маршрутными и складскими листами хорошо вышибала из головы всю эту сопливо-влюбленную муть. О Денисе во время смены Лера почти не думала, некогда было. От ночной усталости наваливалась приятная отупляющая тяжесть, хотелось только спать, и чтобы без сновидений.

Накатило только под утро, когда она в половину пятого бродила среди стеллажей круглосуточного супермаркета. Мимолетно подумала, что через пару часов могла бы выйти на пробежку, встретить Дениса, позавтракать с ним в кафе. Пончики и яичница. Потом они бы пошли к ней, занялись любовью (не сексом, а именно любовью, чувствуете разницу?), а потом проспали вместе чуть ли не до обеда. Она лежала бы в его объятиях, ощущала его дыхание и запах, слышала биение его сердца и была бы самой счастливой женщиной на свете.

Вот только никуда Лера не побежит и никого не встретит. Никогда.

О, снова это проклятое слово…

Она заварила чай, намотала на палец кусок пластыря, от которого пахло йодом, села на подоконнике на кухне и принялась бездумно листать сонник. Привычка, позволяющая прийти в себя по утрам.

В обед Лера планировала заехать к врачу за новым рецептом. Таблетки куда-то запропастились.

После обеда – генеральная уборка. Беспорядок расслаблял, в беспорядке и мысли делались такими же: хотелось бросить все к черту и больше не расставлять на полках книги, не мыть посуду, не готовить и даже не переодеваться. Опять же проходили. За два-три дня квартира-норка превращалась в захламленную пещеру, а Лера – в пещерного человека с букетом зависимостей и психозов. Поэтому должна быть чистота! Считайте это шаблонным, но эффективным девизом.

Вечером Лера хотела погулять и, может быть, сходить в кино. Пашка прав: лучший способ избавиться от стресса – отвлечься. Можно позвонить кому-нибудь. Старым подружкам. «Не обманывайся, у тебя их нет». Или, например, позвать с собой сестренку Вику. Как давно они вдвоем где-то гуляли?

Три года назад пару раз в неделю по утрам Лера запрыгивала в машину и мчалась к Викиному дому. Вика поджидала у подъезда, и вдвоем они ехали завтракать в ресторанчик на берегу реки. Какие в нем подавали круассаны! Какой там был кофе! Какой чудесный вид открывался из окон!

Неторопливо болтали час или два, будто забыв о суете, выпав из реальности, оставаясь теми самыми сестрами-подругами, которые пишут один дневничок на двоих, рисуют на его страницах цветы и мечтают о самом лучшем муже на свете. Даже после тяжелого развода, алкоголизма и лечения анорексии Вика верила, что непременно найдет того самого, единственного.

– Первый раз был пробный, – говорила она. – Как фальстарт в спринте. Теперь же я бегаю как надо. В первых рядах.

В две тысячи пятнадцатом у нее уже никого не было. В две тысячи девятнадцатом – еще никого.

Лера давно ей не звонила. Сестры должны поддерживать друг друга, не правда ли? Но они все равно отдалились, словно то, что их объединяло, осталось в детстве, растворилось в прошлом, а нынешняя жизнь пошла по другим правилам. Сначала прекратились совместные завтраки, потом переписки, а затем они перестали даже звонить друг другу. Так бывает.

От размышлений отвлек короткий звонок в дверь.

Первая мысль, тревожно вспорхнувшая в голове: это Ната. Стоит в коридоре – дорогое пальто, сапоги на каблуках, аккуратно уложенные волосы, темные очки, – подбирает слова, чтобы больнее ужалить. Ната никогда не лезла за словом в карман. Пришла выяснить отношения.

Лера спрыгнула с подоконника, выглянула в коридор, будто ожидала, что незваная гостья уже открыла дверь и поджидает ее. Но там, конечно же, никого не было.

В дверь снова коротко позвонили. Потом постучали.

– Кто там? – спросила Лера, подойдя ближе. Прильнула к глазку. У дверей стоял мужчина лет сорока, одетый в медицинскую спецовку темно-синего цвета.

– Валерия? – спросил мужчина. – Валерия Одинцова, верно? Откройте, пожалуйста. Хочу задать несколько вопросов.

– По какому поводу?

– Я бы хотел с глазу на глаз… – произнес мужчина. Все это время он смотрел в экран телефона и что-то быстро в нем набирал. – Знаете, интимная беседа – самая лучшая.

Он поднял взгляд и посмотрел аккурат в дверной глазок.

– Вам не кажется, что это вот нежелание открывать дверь – прямой признак вашего нового нервного срыва? Вы ведь вернулись к съемкам в порно? Запустили свое обсессивное расстройство? А трахать предпочитаете женатых?

– Что?..

– Могу повторить, если вы не расслышали. Вам в больничку надо. Меня же не просто так вызвали. Впустите, мы посмотрим, оценим, отвезем.

– Откуда вы вообще взялись? Откуда у вас мой адрес? – Лерин голос сорвался на шепот. – Кто вас вызвал?