Криминальные будни Ленинградской милиции. Дела давно минувших дней

* * *

В кабинет заместителя начальника второго отдела Главного следственного управления майора милиции Анатолия Михайловича Олейникова свозили документы со всех отделов и складывали вдоль стенки. Он с тоской поглядывал на это хозяйство и думал о том, как организовать работу по расследованию дел. Бригада была большая, если считать с оперативниками, то около 20 человек. Но ведь их еще надо грамотно загрузить работой! Он решил разбить всех по учреждениям, но вначале надо было познакомиться с арестованными.

Начальник РСУ Ковригин все признал и давал правдивые показания, директор магазина Занин все признавал, но свою роль старался приуменьшить. А продавец магазина Ливанов по-прежнему ничего не признавал, ни про кого ничего не рассказывал, а ведь он был основное звено в этой цепочке.

Олейников еще раз побеседовал со всеми арестованными и решил, что надо браться за «Ленбытхим».

Чем больше он вчитывался в документы, тем больше убеждался, что перед ним хорошо замаскированная и разветвленная преступная сеть, совершенно обнаглевшая в своей безнаказанности. Уже прошли первые аресты по делу, а поставки в магазины «Ленхозторга» продолжались. Началась кропотливая работа по сбору доказательств, закрывали один магазин за другим и проводили ревизии, но теперь уже, наученный горьким опытом, ОБХСС тщательно проверял работников магазина перед тем, как впустить их в магазин, и точно так же тщательно перед тем, как выпустить. Те, заведомо зная, что в магазине будет недостача, тащили из других магазинов все, что попадет под руку: пакеты, инструменты, гвозди и прочую мелочь. Клей «Момент» завозили в тубах и тут же продавали, так как он пользовался спросом, а списывали клей, который завозили в бочках. Директор одного из магазинов стал утверждать, что клей «Момент» он продавал только в бочках. Выдавливал его из туб и продавал. Тогда Анатолий Михайлович решил провести следственный эксперимент: взяли бочку, усадили рядом с ней директора и принесли тубы с клеем «Момент», предложив выдавливать клей именно так, как он делал раньше. Директор выдавил чуть больше ста штук и затем отключился. Нанюхался клея. И, придя в себя, стал давать признательные показания.

По изъятым документам в «Ленбытхим» было видно, куда направляли товар, кто его списывал и кто его привозил, а наличие «левого» товара в магазинах свидетельствовало о том, куда он в действительности поступал. Все больше и больше учреждений попадали в поле зрения следствия: автотранспортное предприятие №32 Управления «Ленпромтранс», трест «Севзаппищеремстроймонтаж», СМУ №6 и №7 данного треста, фабрика №2 производственного объединения табачной промышленности им. Урицкого – и так далее, всего 27 организаций и предприятий города Ленинграда, Днепропетровска, Днепродзержинска и других.

Надо было до конца разобраться и с полипленом. Данный материал был строго регламентирован, и в РСУ он просто не должен был поступать. Для этого и потребовалась связь Ливанова с Ястребовым. В январе 1981 года был заключен фиктивный договор между «Ленбытхимом» и РСУ №9 на выполнение отделочных работ на предприятиях «Ленбытхим».

Ястребов договорился с заместителем генерального директора объединения «Ленлесбумстройснабсбыт», который производил полиплен, о выделении из резерва материалов якобы для выполнения работ на заводе бытовой химии. Они оформили транзитную операцию на получение полиплена. Ливанов, который знал обо всех предпринимаемых действиях, договорился с начальником автоколонны №5 АТК-1 о выделении автомашины для перевозки. Водитель Сомов, получив по товарно-транспортной накладной полиплен, доставил его в магазин и сдал Ливанову. Блестящая операция! Только все спутал новый главный инженер, который не был посвящен в данную аферу и написал заявление в милицию.

Стали разбираться и с клеем «Момент». В феврале 1981 года Ястребов договорился с заместителем начальника РСУ №3 треста «Лифтреммонтаж» Чуриковым на фиктивное списание клея и реализацию его через магазин Ливанова и Занина. С этой целью Чуриков подготовил по предложению Ястребова гарантийное письмо с просьбой отпустить для РСУ клей «Момент» в количестве двух тонн. На этом гарантийном письме имелась рукописная резолюция Ястребова, которая обязывала директора завода отпустить указанное там количество клея. Получив по накладной клей «Момент» в количестве 15 984 тубы (296 коробок), люди Ястребова развезли все это по магазинам и пустили на реализацию.

В один из дней февраля 1981 года в Ленинград из города Днепродзержинска приехал в командировку Петр Иванович Друганов. Здесь он бывал неоднократно и имел много знакомых. Отмечая свой приезд с приятелями из объединения «Баррикада», познакомился с Зиновием Ливановым. Хорошенько выпили, и тут Ливанов предложил ему совершить хищение клея «Момент» в количестве трех тонн, обещая ему лично заплатить 6500 рублей. На эти деньги можно было купить себе автомобиль «Жигули» с прицепом. Долго не думая, Друганов согласился – и поехал домой осуществлять план. С этой целью он обратился к Владимиру Петровичу Соливанову, начальнику управления производственно-технологической комплектации (УПТК) треста «Днепродзержинскгорстрой», находившегося непосредственно в его в подчинении. Тот, естественно, отказать начальнику не мог, и от имени УПТК они вместе оформили гарантийное письмо в адрес «Ленбытхима» на отпуск клея «Момент». Получив указанные документы, Ливанов обратился к Ястребову и, взяв разнарядку в объединении «Росхозторг», подписал гарантийное письмо. Имея на руках все необходимые документы, Ливанов связался с Другановым, и тот направил в Ленинград двух водителей на грузовой машине – с указанием получить клей и развести его по тем магазинам, которые укажет Ливанов. Таким образом, в течение февраля-марта 1981 года группа в составе Ястребова, Ливанова, Друганова и Соливанова, совместно с работниками магазинов, похитили клей «Момент» на сумму 24030 рублей, которые разделили между собой. А сам клей был оприходован и списан на строительстве Приднепровского химзавода.

Теперь уже можно было следствию браться за работников «Ленбытхима». Были арестованы начальник транспортного цеха Владимир Алексеевич Соболев и старший экономист отдела материально-технического обеспечения Вадим Николаевич Корсунов. А затем и Ястребов. Документы свидетельствовали о совершаемых хищениях лучше всех свидетелей, и от них уже трудно было отказаться.

Владимир Александрович Ястребов долго не выдержал и дал полностью признательные показания о своей роли, а также о роли генерального директора Грачева и всех других участников хищения. При этом он последовательно и полно рассказал обо всех совершенных ими преступлениях и оказал существенную помощь следствию в изобличении соучастников преступлений.

Круг замкнулся. Теперь только предстояло все обработать, выяснить и определить роль каждого из участников, а их было свыше 130 человек.

Первое уголовное дело было возбуждено 14 сентября 1981 года по ч. 3 ст. 92 УК РСФСР (хищение государственного имущества в крупных размерах). Уголовное дело №286 было выделено в отдельное производство 28 июля 1982 года уже по ст. 93—1 УК РСФСР (хищение государственного имущества в особо крупных размерах) и окончено в сентябре 1985 года.

Владимир Александрович Ястребов, ранее давший показания, был задержан в порядке ст. 122 УПК РСФСР (в качестве подозреваемого) 10 мая 1982 года. Сроки следствия и содержания под стражей неоднократно продлевались прокурором города Ленинграда, прокурором РСФСР и Генеральным прокурором СССР и с разрешения Президиума Верховного Совета СССР, так как все предусмотренные законом сроки содержания под стражей истекли.

По мере расследования отдельных эпизодов они выделялись в отдельное производство. Постепенно эти расследования завершались и направлялись в суд для рассмотрения. Таким образом, было окончено19 уголовных дел в отношении 76 человек, которые были рассмотрены Ленинградским городским судом и другими судами.

По уголовному делу проведена 31 экспертиза (почерковедческие, товароведческие, криминалистические и судебно-психиатрические экспертизы).

Причиненный ущерб по делу №286 составлял 368 558 рублей 47 копеек, обеспечено возмещение ущерба по делу на сумму 340 254 рубля 62 копейки.

Уголовное дело было на постоянном контроле в Генеральной прокуратуре, естественно, у начальника ГСУ² ГУВД Ленинграда Алексея Васильевича Петрова и начальника ГУВД Анатолия Алексеевича Куркова, который перешел в милицию из КГБ, так сказать, в порядке усиления и контроля со стороны «старшего брата». В 1982 году, с приходом к власти Юрия Андропова, МВД возглавил Виталий Васильевич Федорчук, бывший заместитель начальника КГБ. По его просьбе в МВД были направлены 150 сотрудников КГБ. В Ленинграде, как я помню, их пришло около 20 человек, и возглавили они наиболее сложные участки работы: уголовный розыск и ОБХСС. Насколько им удалось эти подразделения усилить, судить мне сложно, поскольку в тот период я работал на невысоких должностях, но, судя по тому, что я знал, все-таки работа в милиции значительно отличается от работы в КГБ, и потому через некоторое время в Управлении внутренних дел остались единицы.

Был привлечен к уголовной ответственности и генеральный директор «Ленбытхима» Олег Леонидович Грачев. Все руководство «Ленбытхима» поменяли. Так закончилась эпопея с хищениями в данном объединении.

Уголовное дело №5580: Воры-рецидивисты

Лето 1975 года было нежарким. В кабинете начальника третьего отдела следственного управления ГУВД Леноблгорисполкома подполковника милиции Аркадия Григорьевича Крамарева было прохладно. На столе перед подполковником высилась гора уголовных дел, присланных из различных районов города. Напротив Крамарева сидела капитан милиции Лариса Тимофеевна Соколова, следователь его отдела, которой предстояло разобраться со всем этим нагромождением. По одному из дел было двое арестованных: некие Ефремов и Ефимова, задержанные за совершение квартирной кражи. По остальным делам необходимо было определить, имеют ли эти граждане отношение к ним или нет.

– Ну что, Лариса Тимофеевна, – сказал Аркадий Григорьевич, – давай разбирайся. Вначале закрепи доказательствами по одному делу, а затем их проверяй по другим. Опера обещали помочь. Ты только на них дави, чтобы шевелились. Я все дела тебе распишу, в канцелярии получишь. Все ясно?

– Чего уж тут неясного.

«Сопротивляться все равно бесполезно, дел и так полно», – подумала Лариса Тимофеевна и отправилась к себе в кабинет.

Подумать Ларисе Тимофеевне было о чем. Сложность в расследовании возникала прежде всего из-за того, что большинство уголовных дел были возбуждены не своевременно, а по истечении нескольких дней и даже месяцев, поэтому не везде выезжали на место преступления эксперты и брали отпечатки пальцев, а про обходы квартир с целью выявления свидетелей вообще говорить не приходилось. Во всех районах шла активная борьба за раскрываемость преступлений, «глухарей» никто не хотел иметь, поэтому прятали заявления кто как мог. Возбуждали дела только тогда, когда деваться было некуда или когда ловили преступников на месте преступления. Зато когда ловили, то тут уж «крутили» на все преступления, про какие только знали.

Получив уголовные дела, Лариса Тимофеевна начала знакомиться с тем, по которому обвиняемые Ефремов и Ефимова были задержаны. 10 июля 1975 года Ефремов через незакрытую форточку проник в квартиру Рыбаковых по адресу улица Рижская улица, дом 4. Ефимова, согласно договоренности между ними, сторожила у окна. Ефремов нашел в квартире чемодан, портфель и туда сложил похищенное имущество. Брал все, что под руку попало: два золотых кольца общей стоимостью 120 рублей (цены удивляют, но это был социализм, средняя зарплата была как раз 120 рублей), костюм кримпленовый – 80 рублей, пиджак – 20 рублей, 10 грампластинок – 13 рублей, 2 кофты – 65 рублей, 3 платья – 41 рубль, 2 пары сапог – 66 рублей, фотоаппарат «ФЭД» – 40 рублей, духи, пудреницу, бутылку бальзама и бутылку спирта, даже игральные карты, записную книжку и кухонный нож. Ничем не брезговал наш «герой». Всего стоимость похищенного составила 814 рублей 10 копеек. Понятно, что этим Ефремов причинил значительный материальный ущерб семье Рыбаковых. Портфель и чемодан он передал через окно своей подельнице Ефимовой – и оба они скрылись. Привезли все вещи на квартиру к некой Поляковой, которая обещала им помощь в сбыте краденого, на улицу Восстания, дом 3/5. Этот адрес давно был на контроле у участкового инспектора Николая Васильевича Трофимова, который заглянул к ним в тот вечер. Похищенные вещи так и лежали посредине комнаты, только на столе оставались пустые бутылки из-под бальзама и спирта. Доказательств оказалось вполне достаточно, тут и «пальчики» Ефремова обнаружили, и свидетелей нашли, которые видели под окном Ефимову, да и сами задержанные особо не сопротивлялись. Да и куда сопротивляться, если все факты налицо.

С этим делом было вроде бы все ясно. В кражах из других квартир, совершенных таким же способом, обвиняемые не признавались. Предстояла длительная и упорная работа по доказыванию. Прежде всего Лариса Тимофеевна назначила дактилоскопическую экспертизу по изъятым с места происшествия отпечаткам. В то время компьютеров не было, поэтому для того чтобы провести проверку по имеющимся отпечаткам, необходимо было иметь конкретных подозреваемых. Иначе надо на проверку посадить сотни экспертов, чтобы выявить по картотеке всех ранее судимых. А это было просто невозможно. Вот если было конкретное лицо, тогда, пожалуйста…

Затем Лариса Тимофеевна составила схему: где и когда было совершено преступление. Сразу же стало видно, какие преступления, возможно, совершены данной группой. И тут она обратила внимание, что имелись дела, когда обвиняемые уже были задержаны, а кражи таким же способом продолжались. У Соколовой возникла мысль о том, что поймана не вся команда. Надо было проверить все их связи. Тут уж без оперативников было не обойтись.

Лариса Тимофеевна сняла трубку телефона и набрала номер, который помнила наизусть. С Николаем Петровичем Синицыным она была знакома давно, он работал в отделе по квартирным кражам Главка и часто помогал ей в раскрытии. На звонок ответил сам Синицын:

– Слушаю.

– Не узнаешь? – спросила Лариса Тимофеевна.

– Тебя не узнаешь. Опять с какой-нибудь гадостью связалась и меня втянуть хочешь, – ответил Синицын.

– Ты угадал. Когда приедешь?

– Сейчас и приеду, все равно не отстанешь.

Через 15 минут оперативник был у нее в кабинете. Лариса Тимофеевна ознакомила Николая Синицына с уголовными делами и поставила конкретную задачу: узнать все, что можно и нельзя, про Ефремова и Ефимову. Угостила чаем, и Николай побежал. Ведь не зря говорят, что опера, как и волка, ноги кормят.

Прошло несколько дней, и Николай Синицын появился в кабинете у Ларисы Тимофеевны. По его лицу было видно, что пришел он не с пустыми руками.

Николай вытащил все записи и, сверяясь с ними, доложил вот что. Ефремов оказался ранее дважды судимым за совершение краж личного имущества. В мае 1975 года был условно освобожден и направлен на стройку народного хозяйства в Саратовскую область. (Было тогда такое наказание, чтобы люди зря хлеб не ели и приносили пользу государству. Осужденных освобождали из мест лишения свободы с направлением на какие-либо стройки, например, комбината. Там освобожденный проживал в общежитии и работал. Если не было замечаний, то освобождался полностью, если совершал преступление или плохо себя зарекомендовывал, то решением суда его возвращали в места отбытия наказания.) Но не всех это устраивало, и, выходит, Ефремова тоже не устроило. Он сразу скрылся со стройки и приехал в Ленинград, где находился без определенного места жительства и занятий, одним словом БОМЖ и З. Крутился он в районе Лиговки и Московского вокзала, среди друзей у него были Суворов, Поплавский, Бабкин, все ранее неоднократно судимые, некоторые не имели прописки и не работали. Публика подбиралась еще та, за которой глаз да глаз нужен. Но, что интересно, в период, когда Ефремова задержали, Суворова и Поплавского в городе не было. Они уезжали куда-то в область.

Обдумав имеющуюся информацию, Соколова и Синицын приняли решение поднять по картотеке отпечатки пальцев Суворова, Поплавского и Бабкина и проверить их на причастность к имевшим место кражам. А заодно и установить оперативное наблюдение за всей этой командой.

Через две недели Ларисе Тимофеевне позвонила эксперт Людмила Сысоева и сообщила, что по четырем из семнадцати уголовных дел отпечатки пальцев, оставленных на месте преступления, принадлежат Ефремову, однако по Ефимовой ничего не было. Да и Лариса Тимофеевна не ждала в отношении этой дамы положительных результатов, так как было ясно, что в квартиры обычно проникал кто-то из мужчин. Все кражи были совершены одинаковым способом: преступник влезал в открытую форточку или окно квартир, которые были расположены на первом или втором этажах.

Теперь были все основания поговорить с Ефремовым, но для этого предстояло тщательно подготовиться. Поскольку Ефремов был ранее неоднократно судим, так просто он не «расколется». Обдумывая стоящую перед ней задачу, Лариса Тимофеевна вспомнила пример из практики, который, когда она училась в университете, не раз приводил знаменитый профессор Лукашевич. И решила им воспользоваться.

Получила все экспертизы по делам, сделала необходимые выписки и направилась в тюрьму «Кресты». Пока ждала, когда приведут в кабинет Ефремова, сложила все листы с записями и спрятала под уголовным делом. Ефремов явился довольный, видно, тюрьма была для него что дом родной. Явно в тюрьме он не бедствовал. Разместился напротив следователя и поинтересовался, как идут дела, скоро ли Лариса Тимофеевна собирается заканчивать дело и направлять его в суд.

– Не все так просто, – ответила Лариса Тимофеевна, – ты ведь не хочешь все рассказать о своей преступной деятельности, сколько и где совершил краж, так что мы сами вынуждены все собирать.

– Ну что вы, Лариса Тимофеевна, я больше никаких преступлений не совершал, – наивно захлопал глазами Ефремов.

– Ты уже дважды судим за совершение краж личного имущества, и теперь тебе светит признание особо опасным рецидивистом, а следовательно, максимально возможная мера наказания, раз ты не хочешь признать свою вину и помогать следствию.

Ефремов картинно воскликнул:

– Да я со всей радостью это бы сделал, если бы за мной что-то было, разве я не понимаю!

– Ну, раз понимаешь, – кивнул Лариса Тимофеевна, – тогда объясни вот это, – и выложила перед Ефремовым акт почерковедческой экспертизы по одному из дел. В акте было сказано, что на месте преступления имеются его отпечатки пальцев.

Ефремов прочитал, задумался и заявил:

– Да совсем забыл, там я действительно был…

И рассказал, как в мае этого года он проник через форточку в одну из квартир дома 52 по Литейному проспекту, откуда похитил две куртки и различную посуду. Готов показать квартиру и помочь следствию.

– Это все, что ты можешь сказать? – спросила Лариса Тимофеевна.

– Да, – ответил Ефремов.

Тогда Лариса Тимофеевна вытащила второй акт экспертизы, где было сказано, что на месте преступления в той же квартире обнаружены отпечатки пальцев Суворова.

Ефремов растерялся и явно не знал, что и сказать. Лариса Тимофеевна тут же выложила перед ним протокол допроса Ефимовой, где женщина призналась, что хорошо знает Суворова и Ефремова и что они вместе проводили время и совершали квартирные кражи. Делать было нечего, и Ефремов признал, что вместе с ним на краже был и Суворов, а заодно и Поплавского сдал, так как не знал, что еще известно следствию.

– Ну а про остальные кражи что скажешь? – ободренная успехом, спросила Лариса Тимофеевна.

Тут Ефремов и признал, что в этом же мае месяце он вместе с Суворовым совершил кражу подбором ключа из квартиры, расположенной в доме 39 по улице Чайковской, откуда они похитили транзисторный приемник. Об этой краже Лариса Тимофеевна ничего не знала, да и дела у нее такого не было, поскольку в данный момент они подбирали только те дела, где было проникновение в квартиру через окно или форточку. Но вида она не подала, только опять спросила, все ли Ефремов рассказал. И когда он клятвенно стал заверять, что все рассказал, Лариса Тимофеевна опять предъявила новый акт экспертизы, где были обнаружены его отпечатки. Таким образом, допрос шел порядка 8 часов. Ефремов сопротивлялся упорно, но, в конце концов, признался в совершении 10 квартирных краж и рассказал об участии в них Суворова, Поплавского, неизвестных следствию Ерова, а также о сбытчиках краденого Поляковой, Першиной и Балашовой. Из его показаний вытекало, что в городе действовала устойчивая преступная группировка, которая совершала квартирные кражи не только в Ленинграде, но и в его пригородах.

Теперь следовало все закрепить, добыть еще доказательства, так как Ефремов в любой момент мог отказаться от своих показаний – и следствие тогда окажется ни с чем.

Приехав из «Крестов», Лариса Тимофеевна поспешила доложить все Аркадию Григорьевичу Крамареву. Они приняли решение созвать совещание совместно с уголовным розыском и создать оперативно-следственную группу. На совещании было запланировано отработать показания Ефремова и закрепить их следственным экспериментом, чтобы он показал, где именно совершал кражи и что воровал. А остальных – Суворова, Поплавского и тех, кто с ними будет, – задержать прямо на месте совершения преступления.

24 июля 1975 года днем Суворов вместе с Поплавским и Балашовой, находясь под наблюдением оперативников, подошли в дому 21 по улице Петра Лаврова и стали осматривать окна. Заметив, что в одном из них открыта форточка, Суворов с Поплавским это окно открыли и проникли в квартиру. Балашова осталась у окна сторожить. Она же должна была предупредить находящихся в квартире подельников на случай их обнаружения.

Как впоследствии стало известно следственной группе, Поплавский и Суворов взяли из квартиры приемник «Отдых» стоимостью 30 рублей, в хозяйственную сумку сложили различную посуду: фужеры, рюмки, стопки, всего на общую сумму 30 рублей. Передали через окно все похищенное, выпрыгнули на улицу и тут же были задержаны работниками милиции.

Операция по задержанию была проведена успешно, преступники были деморализованы, поскольку не знали, с какого периода за ними велось наблюдение. Каждый старался сдать другого первым, чтобы не идти «паровозом» – то есть лицом, с кого все началось, организатором преступлений.

В результате кропотливой работы следователей и оперативников была изобличена преступная группа, занимающаяся квартирными кражами, состоящая аж из 10 человек. Всего ими было совершено 17 преступлений в течение мая – июля 1975 года. Среди них четверо были привлечены к уголовной ответственности за оказание помощи в сбыте похищенного имущества.

При рассмотрении уголовного дела в суде Суворов, Ефремов и Поплавский отказались от своих признательных показаний, но это уже никак не повлияло на имеющиеся доказательства. Они были признаны судом особо опасными рецидивистами и осуждены к длительным срокам лишения свободы.