Тень предков

Так он мчался до самой реки, где на взгорке решил осмотреться. Его никто не преследовал. Ну, и правильно, зачем степнякам мальчишка, если есть десяток русов. Вот только Ждана теперь где искать? Непонятно. Как бы не пропал парень! Хотя он-то точно не пропадет, он здесь вырос, а вот Святославу куда теперь ехать? Так, впереди река, где идол стоял, тоже река была, и Ждан сказал, что до места всего дневной переход. А время вечер, значит, рядом совсем уже! А могут ли две реки в одном месте быть? Теоретически, конечно, могут, но почему-то кажется, что это именно та. Парень развернул коня и пустил его рысью вдоль реки. Скакать пришлось не долго, часа три от силы, на высоком холме в лучах заходящего солнца показался идол.

Все поле было утоптано копытами лошадей. Ошибки быть не может, то это место. Вон и рощица у реки, малый холм в сторонке, идол страшный. На холме никого нет, наверное, в овраге спрятались. Полдела сделано, но как Аленку спасти, как боярина предупредить? А вдруг побили наших уже? Сходить да проверить, есть ли кто в овраге? Как назло, поле ровное, и вдоль реки не подберешься, берега открытые. Святослав заглянул в седельные сумы. Огниво лежит. Такой штукой он уже научился пользоваться. Здесь каждый малец огонь добыть может. Вот бы траву поджечь, степной пожар страшен. Мигом бы половцев спугнул, но вот беда. Трава сырая, не получится ничего. А небо все чернеет, солнце уж и за горизонтом скрылось. Пока думал, что делать, не заметил, как быстро время пролетело. Тьма наступила такая, что глаз выколи – ничего не разглядишь. А ведь наши должны быть где-то рядом. Сейчас напорются на засаду в темноте, и побьют наших поганые степняки. Тут Святослав обратил внимание на кочку, заросшую прошлогодней травой. И вспомнилось ему, как они дымовухи устраивали с парнями в деревне. Такая трава и горит хорошо, и дыма от нее много. Если на стрелу намотать и поджечь, да в небо пустить, то далеко видно будет. Может, разглядят наши и насторожатся. Романов спрыгнул с коня, нарвал с кочки сухой травы, намотал на стрелу. Была не была. Дважды нам не помирать, а одного не миновать.

Святослав послал коня к оврагу, перешел в галоп. Тут уж не до маскировки. Кому надо, тот услышит. Ударил огнивом, выбил искру на солому, задымилось. Лук со стрелой в правую руку, левой в поводья вцепился. Наплывающий от скачки ветер еще сильнее разжег стрелу. Вжик! Святослав машинально нырнул под брюхо коню. Хорошо его тело учили. Стрела мимо прошла, со стороны показалось, что упал всадник. Промчался мимо оврага. Ох, ты, блин, да их же там сотни! Развернул коня, помчался к холму, пустил горящую стрелу в небо. Горящий факел пролетел над лугом, как звезда, падающая с небес. Белая рубаха Святослава, как красная тряпка для быка, помаячила у половцев перед глазами. Кипчаки взревели, подняли коней с колен, рванули из оврага. Сотни всадников стрелой пустились за подростком.

Молодой воин лежал на холме под идолом, с ног до головы в железе. Шлем с маковкой, граненый, личина поднята. Рядом еще вои, те высокие, крепкие, старшая гридь. Воин в алом корзно подполз к молодому воину.

– Видишь степняков?

– Не-а, никого не вижу, следов хоть отбавляй, а степняков нет.

– Как думаешь, ушли или нас караулят?

Молодой воин помолчал, сдвинул брови, подражая отцу.

– Ждут, нарочно нас заманивали. Может, за малым холмом спрятались?

Боярин в корзно улыбнулся.

– Правильно мыслишь, но не только за холмом. Основная масса в овраге сидит, нас караулит. Что бы ты сделал, чтоб половцев побить?

Сердце княжича забилось сильнее. Да что тут думать, по коням, меч наголо, ветер в лицо, смерть степнякам!

– Ударим?! – почти моля, воскликнул молодой воин.

Боярин посмотрел в поле. Увидел всадника на коне. Конек не степной, кобыла крестьянская, а всадник в рубахе белой к оврагу скачет. Что еще за привидение. Половец? Нет, стрелу в него пустили. Всадник нырнул под коня, ушел из-под огня, умело так. Проскакал мимо рощицы, развернулся, на холм поскакал. Подросток, точно, мальчонка совсем. Взметнулся горящий факел в небо. Сигнал? Для кого? Из оврага вылетели степняки, сотнями повалили. Лавина черных всадников помчалась за пацаненком. С ума, что ли, поганые посходили? Ну вот теперь ударим!

– В клещи ворогов возьмем. Илья, обойди холм слева и ударь со стороны реки по оврагу, там Данилка должен быть. Как отобьешь его, сразу назад. Ярослав, обойди холм справа и ударь во фланг. Правый фланг сам хан стережет. Так его живым брать надо. Изимир, ударь по этим, что за парнем гонятся, их не сложно побить будет, совсем одурели половцы.

Воины кивнули своему предводителю и сползли вниз по холму, быстро вскакивая по коням. Тронулись, помчались закованные в броню гридни, сотни три. Топот копыт коней русов заглушили шесть сотен половецких. Кипчаки не успели сообразить, что гонятся всего за одним мальцом. Испугались, что их заметили, что впереди засада. Задние ряды думали, что на воеводу русов летят, а передние гнались за белой тенью, подгоняемые собратьями. Степные кони быстрые, а стрелы острые. Начали нагонять беглеца, обогнули холм, взяв левее, там где-то свои прячутся – бояться нечего. Степняк, облаченный в кольчугу, в остроконечном шеломе как у русов, взялся за лук, пустил стрелу. Беглец нагнулся, хороший всадник, а потом на полном скаку развернулся и пустил стрелу через плечо в ответ. Первую, вторую, третью, одна за другой ушли. Степняк из первого ряда выпал из седла, три стрелы разом поймал. Еще один на шею лошади повалился, стрела в лоб ударила. В темноте смерть не видно, только почувствовать можно. Степняк снова вскинул лук, пустил пучок стрел в беглеца, попал. Конь всадника оступился, белая рубаха перелетела через голову кобылы, ударилась о землю. Правда, наездник сгруппироваться успел, правильно упал. Все, поймали! Тут из-за холма взревел рог, посыпались с неба стрелы. Только шлепки слышно, самой смерти не видно. Один за другим полетели степняки с коней. А бронебойные жала все сыпались и сыпались на ряды кипчаков, потом снова дунул рог. Из-за идола показалась кованая рать. Помчались тяжелые всадники, ударили во фланг степнякам. Сшиблись, смяли, погнали назад. Для легкой конницы столкнуться в открытом поле с тяжелой – смерть. Не дождались степняки подмоги, не выскочили родичи из засады. Там их тоже уже били. Умен боярин Путята, обдурил басурман. И в овраге уже вовсю сеча кипела. Князь Ярослав окружил лощину воями, ударил со всех сторон, чтоб вороги не ускользнули.

Хан Кияк вскочил на коня, метнул стрелу не глядя, попал в руса. Пленных брать уже некогда. И откуда появился этот призрак? Все испортил! Остановить своих хан не смог, как будто с ума все посходили, но и с ними в погоню не помчался. Остался в овраге. Коли побьют русов, хорошо, ну а не смогут, всегда можно удрать. Но тут отовсюду посыпались русы. Кияк направил своего коня вдоль оврага. Родня хана увязались за ним. Еще рус выскочил, и снова хан стрелу метнул. Лук мощный, пробил щит и доспех воина. Хан выхватил саблю, мах крест-накрест вышиб струю крови из горла подвернувшего под руку противника. Сбил еще одного врага, просек третьего. Все – свобода, вырвался из капкана, помчался в степь, не жалея сил. Обдурили русы. Норманн – предатель, за все ответит!

По лицу потекло что-то мокрое, холодное. Святослав открыл глаза, взгляд расплывается, все какое-то мутное. Небо черное, звезды. Вокруг шум сотен голосов. Первым Святослав увидел Даниила, тот стоял в одной рубахе, нахохлившись. Рядом вой крепкий, Илья Никитич, пестун боярский, боярин Путята, еще один молодой воин. Святослав попытался встать, не получилось. Только сесть смог. Голова кружится. Да-а, если так часто головой биться, совсем без мозгов останешься.

– Вовремя вы. Я уж с жизнью распрощался. – Святослав слабо улыбнулся. – А Аленка где?

– Тут твоя Аленка, – буркнул Даниил, – с ней ни один степняк не справится.

Молодой воин в доспехе рассмеялся. Да, девка горячая будет, когда вырастет.

– Как тебя зовут? – спросил молодой воин в драгоценных доспехах.

– Святослав, – ответил Романов и, поднатужившись, поднялся с земли.

– Ты настоящий храбрец! Степняков выманил, под удар подставил. Побольше бы таких молодцев.

– Он дурак, а не храбрец! Жить ему надоело. Ты чего тут делаешь? Почему не в яме? Я тебя где оставил? – громыхал боярин.

Святослав бесшабашно улыбнулся.

– Так я вам помочь торопился. Ведь помог же?

Боярин махнул рукой. Мол, что с Ивана-дурака взять. Тут из-за спины Даниила вышел Ждан. Улыбнулся другу. Живой!

– А ты как здесь? – воскликнул Романов.

– Так я сразу, как от погони ушел, сюда направился, ты, видимо, по реке шел, а я через степь, так быстрее. Успел боярина предупредить, да только он и сам все знал.

Во как! Развели степняков, как лохов.

– И о тех, что на детинец ополчиться собираются, тоже знаете? – удивился Святослав.

– Ну, а как же. Сигурд по моему приказу с ворогами в сговор вошел, сказал, что дань в детинце и княжич Ярослав с малой охраной приехал. Да и Данилка все как надо сделал, Ярославом притворился. Кияк давно на меня и Всеволода зубы точит, жаль – ушел, но получил крепко. Почти всю его орду вырезали, – похвалился Путята.

Вперед, из-за спины Путяты, вышел все тот же веселый молодой воин, в двойной броне, в шеломе с личиной и золоченой вставкой на лбу Георгия Победоносца.

– Давай ко мне в младшую дружину? У меня такие пестуны, сделают из тебя настоящего воина, мне храбрецы нужны.

Святослав не сразу сообразил, кто стоит перед ним. На вид еще один боярыч, очередной «новый русский». Да только поведение Путяты говорило о другом. Несмотря на свое старшинство и опыт, Путята демонстрировал пацану уважение и готовность исполнять приказы последнего, если, конечно, он не посчитает их чрезмерно глупыми. Получается – князь?!

Святослав даже смутился. Во как! В дружину к князю. Хотя нет, я ж под судом. Есть идея получше.

– Прости, князь, не могу. Мне боярин Путята уже в свою дружину предложил, я ему слово дал. Так ведь, светлейший боярин?

Боярин раздвинул брови, улыбнулся.

– Ну, щегол, ну хитер, парнишка. Конечно, беру, мне таких дубов побольше надо, сколько тебя по голове ни бьют – всё ничего. Хоть на место тарана ставь и в ворота бей.

Воины громко рассмеялись. Путята хлопнул Святослава по плечу.

– Ну, тогда будь мне другом, – князь протянул Святославу руку.

Любил князь храбрецов. Малец всего его года на три младше, но видно, что далеко пойдет. Скрепили знакомство рукопожатием.

– А ну разойдитесь, обступили тут!

Аленка протиснулась через воев. После плена у степняков совсем расхрабрилась. Старшим грубит. В руках у девчонки мокрая тряпка, трава какая-то. Подошла, темно кругом, а глазки блестят, радуется. Пришел родимый, за ней пришел, не бросил.

– Ты что, дурелом, зачем о землю головой бьешься. Голова для того, чтобы думать, а ты что ей делаешь. А ну садись, живо. Компресс тебе ставить буду, – последние слова прозвучали как-то зловеще.

Воины дружно рассмеялись и начали расходиться. Боярин с князем пошел к реке, остались только Ждан с Аленкой. Ну вот и все. Первый бой, первая смерть. Пару степняков я точно выбил. Жаль мне их? Да не капельки! Что они с нашими творили, всех их на куски рвать.

Компресс все-таки наложили. Жгло от него так, что уши вяли. Аленка ходила кругами, как будто не она в плену была, а Святослав. Мелочь, а приятно, когда о тебе так заботятся. Ждан сидел рядом, рассказывал, как наши половцев побили. Он-то с холма все видел, это Святослав всю сечу в траве пролежал. Потом Ярослав подошел, снова хвалил, в гости пригласил. Романову он понравился, за таким можно пойти. А потом Святослав вспомнил сон, спустился с холма, прошел полянку, трупы половецкие кругом, трава кровью пропитана. У холма в траве белая рубаха виднеется, человек лежит, точно не половец. Святослав подошел к нему. Точно, тот мальчонка, славянин, и стрела черная под лопаткой. Лежит ничком на земле, руки раскинул. Спасибо тебе, мальчик, помог…

Кияк смотрел на лагерь русичей. Много сегодня он потерял воинов зазря. В том, что атака на крепость провалилась, он не сомневался. Пусть русичи пируют, пусть расслабятся. Забудут об опасности, станут беспечны. Вот тогда и ударю. Придет время – и со мной придут не только храбрые воины кирконы, но и вся приволжская орда. Русичи за все поплатятся…

Глава девятая. Судилище

Атаку на детинец отбили с трудом, не зря Святослав направил за помощью Емельку. Если бы из заставы воины не подоспели, может быть, и не отбились бы. Все ж половцы – это не печенеги. Печенеги крепости совсем брать не умели, а кипчаки в этом деле были немалые мастера. Многих русов побили. Большая часть половцев в степь ушла, сотни три, остальные под стенами полегли. Воеводу Скулди стрелой в ногу ранили. Норманн хромал, но собой был доволен, два десятка ворогов секирой изрубил. Святослава он принял как дорогого родственника. Порадовался встрече с племянником. Даже чуть из-за Святослава с Сигурдом не схватился. Свеи и даны друг друга не просто недолюбливали, а ненавидели. Шведы сейчас с датчанами вовсю резались. Не спокойно в северных королевствах. А меж ними еще вялотекущая кровная вражда. Только Путята и смог разнять двух медведей. Скулди рассказал Святославу о его отце, хазарине. Оказалось, что его, как и настоящего отца Романова, тоже звали Игорем. Имя совсем не хазарское, а назвали его так в честь дяди по материнской линии, киевского боярина из нормандского рода. У отца в Константинополе огромное подворье, корабли свои есть. По всей Европе ходят. Скулди с отцом Романова с детства знаком, во многих передрягах побывали, правда, видел он его в последний раз очень давно, еще до рождения Святослава.

Потом был пир. Отмечали победу над степняками, поминали погибших. Романов уже решил, что о нем забыли и суда не будет, но получилось все иначе. Как известно, римляне говорили: «Dura Lex Sed Lex», что значит «закон суров, но это закон». Убийство – преступление серьезное, и прежде чем вступить в дружину, нужно снять с себя все обвинения. Как сказал Путята, суд будет на рассвете. Вся гридь пила и радовалась победе, совершенно забыв о погибших. Всем же ясно, что им там намного лучше, чем здесь. Каждый на том свете сам себе князь.

Святослав попросил у Скулди, чтобы ему принесли судебник. Законов здесь не так уж и много, вполне можно за ночку изучить и что-нибудь придумать.

Суд начался на рассвете. Вся деревня собралась, каждый кому-то родич. Так что общественное мнение полностью было на стороне обвинения. Но Святослав не расстраивался. За ним стояли закованные в броню гридни во главе с дядей Скулди. У дана под началом целый хирд в четыре десятка голов. Очень приятное чувство, когда за тебя горой вот такие бравые ребята. Соколик на пиру в детинце хотел порубить смердов на куски, что вознамерились судить «нашего» волчонка, но Путята его приструнил, сказав, что все будет по Правде. Правда она ведь такая… Вроде и убил человека, но ведь и убийство можно повернуть по-разному. Смотря под каким углом смотреть. А в том, что угол на суде будет правильным, Святослав не сомневался. На суд пришел в белой рубахе, украшенной вышивкой, браслет серебряный во все запястье, боевой пояс с мечом, сапожки кожаные, плащ синий. Это ему дядя Скулди все подарил. Боярин прибыл последним, вместе с князем Ярославом. Сели на помост, рядом встал стряпчий, в руках Русская правда Ярославичей. Аленка со Жданом и дядькой Никифором в сторонке. Тут ведь какое дело: если против общины пойдешь, потом заклюют. Девчонка на Святослава смотрела горящими глазами. Не был он уже тем непутевым холопом. Настоящий воин, статный, красивый, вон одежки какие славные. И чувствовалось, что ее это воин. Ничей больше, только ее.

Стряпчий ударил копьем о помост. Все замолчали. Огласил обвинение. Как оказалось, убил Святослав одного парня. Остальные остались живы. Но убил как раз старшего, сына кожемяки. А у тех в селе была сильная партия. Сам староста из кожемяк вышел. Видаков кожевники привели видимо-невидимо. А со стороны Святослава никого. Уверены в себе кожемяки. Им всего двух видаков надо, а их тут десятки. Путята поднялся с кресла, обратился к Святославу:

– Святослав Игоревич из рода Исака, чей славный род сотни лет скакал по степи хазарской, как ты хочешь говорить? Как мой холоп али вольный человек?

Романов кивнул боярину, вышел вперед.

– Боярин светлый, великий князь, и вы, люди добрые… – Всем польстил. – Все вы знаете, что привезли меня сюда в веревках. Захватили путника, что просил о помощи. Не по Правде это, а коли не по Правде, значит, и не был я холопом вовсе. Было бы мне проще сказаться холопом боярским, тогда не с меня весь спрос, а с боярина, но невместно мне за спинами людей, что меня приютили, отсиживаться. Сам за все отвечу, коли виноват.

Толпа одобрительно загудела. Понравились слова мальца.

Боярин провозгласил:

– Так тому и быть! Пусть скажет свое слово обвинение.

И обвинение сказало. Заслушивание слов видаков затянулось часа на три. Одно по одному, чуть в разной интерпретации повторило человек сорок. Половины и не было там никогда вовсе. Все сводилось к одному: когда мальчики учили уму-разуму холопку, что подняла на них руку, выскочил бешеный и ни с того ни с сего кинулся на парней. Ребята пытались защищаться, но чужак боли не чувствовал, бил крепко и грыз всех подряд. Мотыля загрыз вовсе, только и спасло то, что сельчане подоспели. А так бы всех загрыз.

– Отрицаешь ли ты все, что было сказано против тебя? – задал вопрос боярин.

– Нет, не отрицаю. Я убил Мотыля, я побил шестерых воров, что татьбой занимались средь бела дня.

Толпа охнула. Дружинники одобрительно заворчали. Для них парень был молодцом, семерых побил, один из которых был старше его на четыре года. Ему братину давать надо и гривну серебряную на шею навешивать, а не судить. Герой!

– Что ты можешь сказать в свое оправдание?

– Я все сказал!

– Поясни, – нарочито гневным голосом сказал боярин.

– Скажи мне, светлейший боярин, тебе ли принадлежит Алена Никифоровна, твоя ли она холопка?

– Моя, – не стал отрицать Путята. Это все знали, никого не удивил.

– А, что по Русской Правде полагается за кражу чужой вещи со двора?

Ответил стряпчий:

– По Правде, коли вор застигнут на месте преступления в отчем доме под теплой крышей и миром дело разрешить не желает, так будет он бит до тех пор, пока от своего злого умысла не отречется. А коли смерть он свою сыщет, так то по Правде, и виру за убийство его платить не следует.

Толпа зашумела. Ну, какое же тут воровство?

– Так то в доме отчем, а он в сарае… – выкрикнул кто-то из толпы кожемяк.

– А ну тихо! – взревел стряпчий. – Говорит только тот, кому слово дали.

– Разреши продолжить, светлый боярин? – обратился Святослав.

Боярин кивнул. Благосклонно так.

– Именно воров я и увидел в сарае. Твою вещь боярин украсть хотели, Алену Никифоровну. Скрутили ее вшестером и намеревались похитить. Ну, а как еще это можно понять? Коли хватаешь кого и волочешь куда-то, значит, украсть намереваешься. Больше никак это понять нельзя. Ну, а насчет дома отчего… Алена Никифоровна твое имущество, вся земля, что тебе принадлежит, твой отчий дом. Украсть ее пытались из-под крыши, значит из твоего, отчего, дома. А я всего лишь вступился в защиту твоего имущества, светлейший боярин, как и полагается княжьему человеку. Коли не прав я был, накажи.

Кожемяки зашептались. Не нравилось им, как суд обернулся, с боярином ссориться глупо. Можно и без бороды остаться.

– А чем докажешь слова свои. У нас три десятка послухов, а у тебя кто?.. – степенно спросил староста.

– Я подтверждаю. Одином клянусь! – вперед вышел огромный Скулди.

Ох, и грозен был норманн. Все его родичи давно христианство приняли, а он по-прежнему в старых богов веровал. Его боевая секира висела за спиной, напоминая всем окружающим, что язык нужно держать при себе, так как часть этого тела легко отделима.

– Коли не верит кто, Божьего суда требую. Выйдем на перекресток и будем биться.

Свей Сигурд уже намеревался выйти, сказать что-то, но Путята глянул на него так, что тот сразу умолк и с места не двинулся.

– Охотно верим тебе, – промямлил староста.

Ну, еще бы ты не поверил. Ни на какой перекресток идти не пришлось бы. Скулди бы прямо тут из одного целого смерда сделал двух полусмердов. А потом виру бы заплатил, все ж по Правде.

– Кто-то еще что-то хочет сказать?

Толпа молчала. Вроде все правильно. Чужую вещь трогать нельзя: коли из дома потащишь, наказание за это суровое.

– А как же насчет колдовства страшного. Волком он обратился, демон в нем был! – взревела убитая горем мать.

Так, об этом обвинении не подумали. На помощь пришел молодой княжич. Ярослав встал с помоста. Поклонился люду.

– Люди добрые, позвольте мне ответить. Святослав – друг мне, видел я храбрость его. Видел поступки его славные, а видели ли вы хвост у него? Клыки волчьи али, может, шкура на нем была? Отвечай, кожемяка.

Отец убитого парня понурился. Опустил голову, ответил:

– Не было у него шкуры и хвоста не было. Глаза только страшные…

Ярослав улыбнулся, но не по-доброму, зло оскалился. У смерда даже мурашки по спине побежали.

– А мои глаза добрые?!

– Тоже страшные, – буркнул мужик.

– Так то-то! А ну, Святослав, перекрестись. Докажи людям, что сила твоя от Бога данная.

И Святослав осенил себя крестным знамением. Священник поднес крест, Романов поцеловал распятие. Очистился.

– Вот видите, люди добрые, в Бога сей отрок верует и во имя этой веры за вас всех был готов смертушку лютую принять. Один против тьмы половцев вышел, из засады ворогов выманил, под удар подставил. Только благодаря ему и живы вы до сих пор.

Ярослав обвел всех грозным взглядом и сел на свое место. Толпа громко охнула. Это что ж получается, героя и спасителя судим? Неправильно как-то получается. А Путята встал и громко огласил свое решение:

– Раз добавить больше нечего, так замолчите вовсе. Слушайте слово мое! Святослав Игоревич, вина в убийстве, по умыслу совершенному, тобой не доказана, действовал ты, как и полагается свободному княжьему человеку. Вступился за мое имущество и обиду не за что претерпел. Благодарю тебя за службу. Кожемякам присуждаю уплатить гривну серебром за суд княжий и две гривны за навет потерпевшему. Ворожбы в твоих действиях нет, крестным знамением от навета очистился. Все, слово мое сказано. Пусть все услышат. А коли кто мстить захочет, так пусть знает, что Святослав отныне отрок мой. Месть к нему на себя принимаю.

Святослава просто распирало от важности. Его прилюдно оправдали, объявили княжим человеком. Наконец, за него вступились. Приятно чувствовать себя частью чего-то цельного, сильного. Этим и гордиться не грех. Суд само собой был постановочным. Стряпчий Святославу уже давно объяснил, что нужно говорить. Но Романов приукрасил, хорошо получилось, сам собой был доволен. Ярослав поздравил друга. Молодой княжич относился к тому типу людей, с кем всегда легко. В первый раз увидел человека, а как будто всю жизнь его знаешь. Всегда веселый, разговорчивый, улыбается, даже не подумаешь, что варяг. На охоту пригласил. Завтра мишку брать будем. Потом все пошли купаться, жарко на улице, а Святослав задержался. Подошел к Аленке. Девочка дулась, ее тут битый час вещью называли. Кому понравится?

– На охоту поедешь? – спросив, девочка робко поправила плащ на плече Святослава.

– Поеду. С Ярославом хоть на охоту, хоть в сечу. Я теперь княжий человек, отрок.

Аленка сморщила носик.

– На медведя опасно. Мал ты еще княжьего зверя брать. Вдруг замнет тебя лесной царь?

– Мне мишка не полагается. Князь его сам брать будет, я для страховки. Большую честь мне оказали. Из отроков на медведя никто не ходит, один я пойду.

Девочка взяла ладонь мальчика, сжала.

– Не ходят, потому что рано еще. Мишка – зверь грозный, не ходи. Предчувствие у меня не доброе. Скажись болезным.

Улыбка с лица парня сошла. Ну что ж такое, ни дня спокойно пожить нельзя, каждый день что-то случается.

– У меня, малышка, каждый день предчувствия нехорошие. Вот как открою глаза, посмотрю на мир, средневековье – и сразу предчувствия нехорошие. Ты лучше вот что знай: твой отец холоп рядный, так что в грамоте цена каждого из вас указана. Я вас выкуплю, у дяди денег попрошу, он мне не откажет.

Аленка зарделась, раскраснелась вся, грудку выпятила, платочек мнет.

– А зачем? – запнувшись, спросила девочка.

Святослав задумался. Да ясно же зачем, чего тут думать!

– Друг ты мой лучший. Не могу я уже без тебя. Лечить меня будешь, ругать, когда я глупости всякие творю. Будешь ведь?

Девочка улыбнулась, просветлела.

– Буду!