Завтра было вчера, или Повесть о вечной любви

Игорь таинственно прошептал в мои раскрытые уши:

«Она всё… всё подробно мне рассказала и показала по карте, как туда добраться. Я всё запомнил и себе отметил. А затем довольно долго думала и…отдала мне карту. «Возьми, мальчик (почему, мальчик, у меня же имя есть?), это копия той карты, которую моя матушка когда-то составила. Но всё равно, я тебя очень прошу, постарайтесь её не потерять. Я даже своей матушке не скажу, что вам карту передала, так что вы меня не подведите. Только идите туда обязательно вдвоём. А то мало ли что, места там гиблые, болотистые, да и добираться туда довольно далеко. Оденьтесь, пожалуйста, потеплее. И выезжайте утром, чтобы всё успеть».

Игорь, прямо, сиял. От его неуверенности не осталось и следа.

«Ну вот, и поезжай» – буркнул я, сделав вид, что меня это абсолютно не касается. Натолкнувшись на моё откровенное равнодушие, Игорь опять растерялся. Он от меня такого поворота явно не ожидал.

«Как, поезжай? Один что ли? А ты…разве не поедешь со мной?»

Здесь я снова не выдержал, вскочил, и со злостью дёрнул Игоря за воротник куртки:

«Ты с ума не сходи, понял. Ты…ты ей нужен, необходим…и она тебе. А я…здесь третий лишний и совершенно ТАМ не должен находиться – здесь я приостановился немного, собираясь с мыслями – Но помочь я тебе могу, если боишься. Вместе доедем до конечного пункта, но только на кладбище я не пойду. Ты один пойдёшь, понял?»

Игорь побледнел и, проглотив обиду, собравшись с духом, решительно произнёс:

«Хорошо. Не надо…меня никуда сопровождать и…провожать. Я один поеду…завтра же…с утра. На занятия не пойду. Поеду…прощай». Игорь решительно выскочил из читального зала.

Я не стал преследовать его, ясно осознав, что поступил нечестно со своим товарищем, оставив его наедине с неизвестностью. А ведь он так надеялся на мою поддержку. К тому же я намекнул на его трусость. А это было совсем нехорошо. Было понятно, что я сам чувствовал бы себя неуверенно, оказавшись один в подобной ситуации. Но мне было абсолютно ясно, что теперь уже ничего не вернёшь. И от этого на душе стало довольно скверно.

Только к вечеру, когда я вернулся домой, до меня дошла вся нелепость ситуации. Эта нелепость состояла в том, что мы говорили о старинном, давно заброшенном кладбище, как об обычной, РЕАЛЬНОЙ, ЖИЛОЙ ДЕРЕВНЕ. С нами произошло необъяснимое умопомешательство. Мы словно в очередной раз превратились в каких- то зомби. Я попытался мысленно прикинуть, что будет делать Игорь один на заброшенном, старинном кладбище, около болота? Кого он там может найти? С кем встретиться? С мертвецами? А, может, с фантомами? В этот момент я до конца осознал свою реальную вину перед другом и окончательно решил, что должен, просто обязан ехать вместе с ним. Вдвоём нам, пожалуй, легче будет раскрыть эту тайну.

Но у Игоря не было домашнего телефона, а жил он в совершенно другом, отдалённом районе. Я начал быстро соображать. Итак, он отправиться туда завтра рано утром. На чём? На рейсовом автобусе? На электричке? В котором часу? Об этом, естественно, я не имел ни малейшего понятия, так же как и том, где находилась когда- то эта деревня. Оставался единственный вариант – ехать к нему сейчас же «на ночь, глядя». Необходимо было всё ему деликатно объяснить, может быть, даже, извиниться и договориться о завтрашней совместной поездке.

Я начал быстро одеваться. К счастью, дома в тот момент, я был один, родители были на работе. Часы показывали двенадцать минут восьмого. Ещё не поздно. Я нагнулся и стал зашнуровывать ботинки. Неожиданно, яркая вспышка, похожая на ту, в читальном зале, ослепила меня. На несколько мгновений меня окутала кромешная тьма. Вроде бы во тьме промелькнула какая-то фигура, по крайней мере, я успел уловить её контуры. Постепенно пелена перед глазами стала понемногу спадать. Все предметы уже довольно чётко вырисовывались передо мной, и я собрался продолжить зашнуровывать ботинки. Я нагнулся, но в этот момент ещё более ослепительная вспышка озарила окружающее меня пространство. Эта вспышка, пожалуй, больше походила на ту далёкую, в степи, перед вторым появлением девушки. Голова закружилась, колени подогнулись, как будто кто-то резко ударил по ним. В первое мгновение я ничего не мог понять, но резкий звук, может быть грома, а, может, это просто лопнула электрическая лампочка, ввёл меня в состояние панического ужаса. У меня зажужжало в ушах. Электрический свет погас.

Первая мысль, поразившая меня где- то в подсознании, была:

«Что же это? Неужели всё повторяется? Но ведь сейчас я не в степи, и не со злой старухой, а в своей квартире. Поэтому, не может такого происходить». Но затем, я снова почувствовал, как и тогда в поле, а потом в библиотеке, что время остановилось. Я подбежал к оконному стеклу, стремясь увидеть в нём реальный мир, но не смог разглядеть в полумраке, что происходило на улице. Когда снова что- то вспыхнуло (молния?), я не увидел за стеклом своего двора, но то, что я увидел, поразило меня до такой глубины, до какой вряд ли может дойти человеческий рассудок. Я увидел небольшой пригорок, а вокруг него и на нём, торчащие в разные стороны кресты. Мне показалось, что моросит мелкий дождик. «Кладбище» – мелькнуло в подсознании…но, откуда оно здесь?»

Подумалось, что где- то я уже видел это кладбище и как будто недавно, но я никак не мог сосредоточиться и вспомнить. В этот момент один из крестов словно приблизился ко мне. Это был как будто старинный чугунный крест. На нём я успел разглядеть полу стёршуюся надпись, кажется, на старославянском языке, но что конкретно было написано, я прочитать не успел. Новый удар (грома?) оглушил меня. Я уселся в кресло и закрыл лицо руками. Мне казалось, что я задремал.

Очнулся я оттого, что кто- то тихонько прикоснулся к моему плечу. Открыв глаза, я увидел свою маму. Она улыбнулась мне и произнесла:

«Совсем заучился. Ложись в постель, дорогой сыночек, и спи до утра. Не мучайся. Ботинки даже не снял. Вот напасть».

Действительно, на моих ногах были надеты грязные осенние ботинки. Мама озабоченно продолжала:

«Прихожу я с работы. Смотрю, мой сыночек, бедный, уставший, дремлет в кресле. Вот, думаю, бедняжка, как замотался. Разве ж так можно усердно заниматься? Пожалей себя».

«Мама, который час?» – произнёс я словно во сне, и сам испугался своего писклявого и в тоже время хриплого голоса.

«Ты, что хрипишь? Горло простудил? Этого ещё не хватало» – всполошилась мать.

«Сколько времени, мама?» – повторил я свой вопрос умоляющим голосом.

«Время…да восьмой уже. А если точно, то – она взглянула на настенные часы – почти семь пятнадцать».

Вот это да!? Выходит, я не ошибся, время всё- таки остановилось. Здесь я почувствовал, что для логической связки опять чего- то не хватает. В мучительном напряжении я пытался поймать какую- то мысль, но она упорно ускользала от меня. И, вдруг, меня «осенило». Ну, конечно, как же я мог такое забыть!?

Приподнявшись с кресла, я с каким- то холодеющим ужасом спросил у мамы:

«Мама, ты не сильно промокла во время грозы и ливня?» (Насчёт ливня, это я специально добавил, посчитав, какая же может быть гроза без ливня).

Мама недоумённо взглянула на меня, а потом подошла и испуганно пощупала мой лоб:

«Мой милый мальчик, что с тобой? Какая гроза? Какой ливень? Не было этого. Весь день погода сухая простояла. Почти бабье лето. Видно приснилось тебе это всё, а, может, померещилось. От усталости и переутомления. Моему сыночку необходимо хорошенько отдохнуть». Мама ласково погладило меня по голове.

В этот момент стыд прокрался в мою душу. Меня жалеют, успокаивают, а я сознательно подвёл своего товарища. Но этот стыд одновременно сопровождался, каким- то паническим ужасом, вызванным ожиданием чего- то необъяснимого.

«Не хочу!!! – закричал я мысленно – Не надо…не надо…понимаете, не надо…оставьте меня в покое,..зачем ВЫ преследуете меня? Что я ВАМ сделал? Отвяжитесь,..отвяжитесь…» К кому я обращал свои мысленные вопли, я не знал и не понимал, но интуитивно чувствовал, что всё, происходящее со мной и с Игорем является единой цепочкой огромного магического круга, выбраться из которого довольно непросто. Если бы я был верующим человеком, я бы, конечно, начал молиться. Но не такое было моё воспитание, религия у нас находилась под негласным запретом. Естественно, что ни одной молитвы я толком не знал. Так, что-то слышал в фильмах про старую жизнь, да на уроках по специальным дисциплинам, что-то там такое говорили. Но это были всего лишь бессистемные отрывки. Поэтому никакой защиты от загадочных необъяснимых явлений в своём арсенале я не имел. Тем не менее, я сосредоточился и довольно взволнованно вслух произнёс:

«Мама, я должен срочно ехать к Игорю и спасать его». Заключительные два слова я произнёс машинально, а зря.

«То есть, как спасать – вздрогнула и побледнела мама – от кого?»

Теперь я вынужден был оправдываться:

«Мама, я пошутил. Не спасать, конечно, но всё равно я срочно должен быть, я просто обязан быть у него».

«Зачем?» – не унималась мама.

«Мне очень, очень надо» – задыхаясь, снова простонал я.

«Но ты же завтра утром встретишься с ним на занятиях? – её логика была железной – или, что же, он заболел?»

«Заболел» – опять машинально соврал я, пытаясь выскользнуть из этого заколдованного круга. В этот момент я почувствовал, как краска стыда заливает моё лицо, но ничего не мог с собой поделать.

«Эх – вздохнула мама – не умеешь ты врать. Скорее ты болеешь, а не он. Вот завтра ему всё и передашь, а сейчас я тебя не отпущу…в таком состоянии. Ты явно перевозбуждён. Да и поздно уже. Он очень далеко живёт. Туда больше часа добираться. Сейчас ты должен отдохнуть».

Она, моя родная мама, стояла, загородив дверь в коридор. Что же я мог поделать в такой ситуации? Где- то в глубине души уже накапливались слёзы – слёзы отчаяния. Я в очередной, может быть в сотый, может, в тысячный раз, ощущал себя словно во сне, когда необходимо срочно бежать, а ноги как будто ватные, почти не двигаются. Но я всё-таки попытался переступить «черту» и со словами: «Мама, я должен, я обязан» – решительно направился вперёд. Я бы ушёл, я бы обязательно ушёл, мама бы смирилась. Но именно в этот момент повернулся ключ во входной двери, она распахнулась, и вошёл уставший, деловитый, мой строгий отец. Я понял, что всё пропало и завтра Игорь отправиться на встречу с неизвестностью один, без меня.

Обессиленный, я вновь опустился в кресло и тяжело вздохнул. Где-то вдали кто-то запел лирическую песню. Но эта песня раздавалась не с улицы и не от соседей. Как будто эхо песни отдавалось в моём собственном сердце. О чём была она? Я долго не мог понять. Но песня продолжала звучать. Затем звук стремительно приблизился, и каждый такт стал звучать в беспокойной душе с громадной силой. Наконец песня прекратилась, и зазвучали стихи. Но стихи эти были тоже, как лирическая музыка. Мне представилось огромное поле, сплошь усыпанное цветами. Сиреневые цветы переливаются в солнечных лучах, а вдали чуть-чуть виднеется белое воздушное платье.

Но серый коварный туман покрыл всё вокруг и почти загородил девушку. Я кинулся к девушке, но туман стал обволакивать меня со всех сторон. Я буквально тонул в тумане. Мои ноги, несмотря на отчаянные усилия, не могли сдвинуться с места. Здесь я окончательно понял, что девушка для меня недоступна. А в это время строки всё лились и лились. Я вслушивался в них, как в музыку.

Сиреневый цветок, и женщина в тумане

Они похожи, и они близки

Цветок уже сорвал, и пахнет он дурманом,

А с женщиной, с той женщиной, пока мы далеки.

Она – мечта за далью горизонта,

Но не цветок она, стоящий на окне

Нет, не наивная и не беспечная девчонка

Она есть женщина, погрязшая в грехе.

Её разгадывать и сложно и опасно,

И в душу к ней войти, как будто в океан,

Он весь пропитан холодом и беспокойной лаской,

А по утрам висит над ним густой туман.

Цветок сорвёшь и в вазочку поставишь,

А женщину в кувшин не затолкнёшь,

Её стоять в корзинке не заставишь,

Её в обёртку ты не завернёшь,

Её приходится обхаживать годами

Её причуды – звёзды в темноте

Как будто, ты купаешься в обмане,

Как будто, ты не веришь сам себе,

Ты женским образом окручен, околдован,

Ночами бьёшься ты, стремишься в небосвод,

Но крепкими цепями ты окован,

Которые лишь дьявол раскуёт…

Глава 5

Всё, о чём расскажу сейчас, я узнал, исключительно от Игоря. Мы встретились с ним через день после нашей размолвки и, как будто, забыли о ней. В тот день Игорь, уже два дня отсутствующий на занятиях, пришёл ко мне домой ранним вечером. Волнуясь и постоянно сбиваясь, Игорь принялся рассказывать мне о своей поездке. Хотя рассказывал он слишком возбуждённо, а я его постоянно перебивал, всё же я постараюсь передать его рассказ в более полном объёме и именно в таком виде, в каком я его воспринимал.

«Ты, знаешь, Жека, не так- то легко было ТУДА добраться. Автобусы рейсовые доходят только до поворота (я не помню, какой поворот он назвал). Оттуда ещё километров шесть топать до леса, да по лесу километра два, да по полю за лесом километра четыре, так что представляешь, какое расстояние, да никаких попуток, да по просёлочной, извиняюсь, кривой, даже не дороге, а поросшей кругом колючим кустарником, скользкой тропинке. Да болото вязкое вокруг, да ещё, понимаешь, когда я шёл, дождик мелкий накрапывать начал, а затем, всё сильнее и сильнее».

«Неужели – подумал я – Игорь умудрился преодолеть такое расстояние и не заблудиться. Это просто невероятно. Видно, действительно, любовь творит чудеса».

«Ладно – поторопил я его – опускай эти подробности, как ты там шёл и прочее, давай прямо к делу – добрался ли ты до самого кладбища и что ты там увидел?»

Игорь замахал руками и захрипел:

«Подожди, Жека, не перебивай. Иначе я могу упустить что- то, кажется, важное».

Здесь Игорь замолчал, собираясь с мыслями. Какая- то напряжённая сосредоточенность обозначилась в его немного раскосых (странно, почему я раньше этого не замечал), зеленоватых глазах. Несмотря на охватившее меня нетерпение, я больше не перебивал его, понимая, что он, видимо, пережив очередные сильные ощущения, старается в максимально доступной форме объяснить события, но, видимо, для этого у него просто не хватает слов. Он стоял и, разинув рот, теребил пуговицу на своём стареньком пиджачке. Пиджачок ему был явно мал. (Хотя, вполне вероятно, это Игорь просто вытянулся за последнюю неделю). Почему-то сейчас, он мне напомнил воробушка, который только что вылез из лужи и отряхивает свои перья от воды. Затем во мне проснулась жалость к этому непутёвому человечку. Возможно, он пытается что-то понять, что-то осмыслить, но его словарный запас не позволяет ему чётко сформулировать свои переживания. Видимо, ему необходимо, для начала, понять самого себя.

Игорь продолжал упорно молчать. Создавалось впечатление, что он просто потерял «дар речи».

Грустные мысли заполнили мой рассудок. «Что же ты замолчал, товарищ мой дорогой? Знаю, что тебе сложно, знаю, что тебе тяжко. А мне, чёрт возьми, разве легко?» Ещё раз, взглянув на Игоря, я совершенно отчётливо заметил ужас, мелькнувший в его взгляде. Этот ужас появился в последний момент и, как мне показалось, пришёл откуда- то издалека, словно из другого мира.

Примерно через минуту Игорь спросил меня:

«Ты помнишь, Жека, после первого появления девушки, мы взглянули в степь, что мы ТАМ УВИДЕЛИ? Помнишь?»

Я чуть- чуть прикрыл глаза и сразу всё не только вспомнил, но и представил. Мне стало жутко.

«Игорь – тихо, почти шёпотом, произнёс я (губы мои еле-еле шевелились)– конечно, помню, как я могу забыть, но… какая здесь связь? Объясни».

И вдруг кто-то внутри меня выкрикнул:

«Ты опять ЭТО УВИДЕЛ?!»

Я ошарашено взглянул в напряжённые и несколько расширенные зрачки Игоря, ясно разглядев в них зеленовато – красноватый отблеск. Интересно, а у меня какие в этот момент были зрачки? Зелёные? А, может, ярко- красные!?

«Нет» – успокоил меня Игорь. «Нет, не увидел я ничего, успокойся».

После его утешающих слов, будто глыба мощная у меня с души сразу слетела. Я даже мысленно перекрестился.

Он снова задумался, продолжая мучительно что- то вспоминать. Я решил терпеливо молчать, хотя терпение моё было на максимальном пределе, а в душе натянулась мощнейшая струна. Эта струна в любую секунду готова была разорваться с невиданным треском. Чтобы вытерпеть это душевное напряжение, я крепко зажмурил глаза. Лишь минуты через три Игорь соизволил продолжить.

«Но…когда я шёл по полю к кладбищу, меня не покидало ощущение, что за мной кто- то следит. Я даже оглядывался, потому что мне казалось, что слева мелькает какая- то тень, но я ничего и никого не заметил. Один раз так резко обернулся, что голова закружилась, но опять ничего не увидел».

«Грозы не было?» – я сам не понял, зачем спросил.

«Нет, не было» – почему-то смущённо прошепелявил Игорь.

«Итак, я тащился по полю и, наконец, заметил холм, на котором возвышались старинные кресты. По мере моего приближения размеры их увеличивались. И вот здесь, представляешь, меня охватила тревога. Я упорно пытался отогнать её, но не мог. Тревога стучала в мои виски, проникала в сердце, барабанила по коленям. Мне казалось, как бы это объяснить, что всё, что я сейчас вижу – и это поле, и могильные кресты на древнем кладбище, в общем, всё окружающее меня – я уже когда-то наблюдал. Только я не мог вспомнить, наяву это было или во сне. И, как будто, это происходило совсем недавно. Я пытался вспомнить, где и когда я мог всё это видеть, но, понимаешь, ниточка воспоминаний где- то на середине обрывалась, ускользала, я старался сосредоточиться, но у меня не получалось».

«Хочешь, я тебе кое- что напомню?» – Игорь вздрогнул от моего вопроса.

«Что ты мне можешь напомнить, не понимаю?»

Он растерянно взглянул даже не на меня и не выше меня, а куда- то сквозь меня. Я заметил усилившуюся отрешённость в его взгляде и мне, как и в прошлый раз, когда мы сидели в моей квартире, стало не по себе. «А если он сейчас свихнётся, что я с ним делать буду?» – осколки подобной, сомнительной мысли простучали в моём мозгу и больно укололи сердце. «Да, дорогой Игорёчек, – подумал я – ещё пара подобных поездок и мы, пожалуй, свихнёмся вместе, так сказать за компанию, и, может быть, одной-двумя могилами станет больше. Нелегко, видно, далось тебе это путешествие. Переутомился. Нервишки ещё сильнее пошаливать стали. И я от тебя «заразился». Мне почему-то очень хотелось обвинить его во всех своих страданиях.

В то же время, уголёк сомнения стал разгораться в моей душе. А вдруг я ошибаюсь, и дело не в переутомлении, а в чём- то другом. Вполне возможно, Игорь просто «повзрослел» во время поездки – он пережил, так называемое время « Х», о котором я упоминал раньше.

В очередной раз, внимательно вглядевшись в своего товарища, я опять не узнал его. Без всякого сомнения, это опять был не тот Игорь, к которому я привык. Здесь словно холодный ветер охладил моё грешное тело, затем меня сразу бросило в жар, я почувствовал, как волосы мои дёрнулись и встали «дыбом». Меня, как и тогда, на кухне, озарило кошмарное сомнение: «А Игорь ли передо мной?! С Игорем ли я общаюсь?! А если это не Игорь, то кто же тогда?» Но я сразу отогнал от себя эти странные, нелепые мысли. Хватит иллюзий, хватит бестолковщины. Необходимо, наконец «обуздать себя», не раскисать, «выпрямиться», шагать по твёрдой земле, а не витать в облаках.

Но где же она, твёрдая земля? Где?! В эти минуты я отчётливо ощутил себя в вязком сыром болоте. Мне чудилось, что я с огромным трудом пробираюсь, проваливаюсь, вязну в нём. Ноги мои намокли от жижи, спина от напряжения словно прогнулась, сердце учащённо стучало. Я разглядел вдали какую-то фигуру, даже не фигуру, а лишь её контуры. Эти контуры стали увеличиваться, принимая самые причудливые и нелепейшие формы. Создавалось впечатление, что какой-то громадный великан стоит на краю планеты и, размахивая крючковатыми лапами-руками, пытается что-то с этой планетой сотворить. Здесь я заметил, что в его лапах-руках оказалась огромная палица. Он начал размахивать ею, и воздух вокруг закружился, и вихрь поднялся, и стоны послышались откуда-то из-под земли. Что же это такое? Выходит, над планетой нависла смертельная опасность? А люди и не подозревают об этом. Нужно им скорее сообщить, необходимо общими усилиями планету спасти, пока не поздно. Мне хотелось кричать, вопить, звать на помощь. Но я прекрасно понимал, что НИКТО в данной ситуации ни мне, ни Игорю, да и никому другому НЕ ПОМОЖЕТ, да и ПОЗДНО помогать. Но всё же я попытался закричать. Здесь я с удивлением обнаружил, что у меня получается не крик, а какой-то несуразный стон. Мой стон словно слился с подземным стоном. Странно, я никогда не стонал. Неужели я так сильно испугался?

Великан приблизился. Косматая грива закрывала почти всю его личину, презрительная улыбка-усмешка в лучах заката сверкала в его взгляде. Он в очередной раз взмахнул своей громадной палицей и…начал таять, бледнеть. Буквально через несколько секунд он принял вид какого-то сооружения прямоугольной формы. Откуда оно здесь появилось? Внимательно вглядевшись, я с удивлением обнаружил, что это сооружение не что иное, как наш собственный книжный шкаф, рядом с которым стоит мой письменный стол. Так вон оно что? Оказывается, я дремал и мне все эти призраки в очередной раз мерещились. Ещё бы не померещиться?! Последние месяцы я, фактически, не живу нормальной жизнью, а без конца переживаю. К тому же сплю непонятно как. Вскакиваю ночами, часто путаю сон с явью. Предыдущую ночь я вообще не спал. Почти всю ночь мне представлялось, что я летаю, но только не в облаках, а в каких-то грязных, промозглых, грозовых тучах. Вспышки молний иногда ослепляли, а иногда освещали то ли какую-то дорогу, то ли тропинку. С обеих её сторон росла сплошная крапива. Но это было предыдущей ночью. А сейчас почему-то появился великан.

Здесь я окончательно «проснулся» (странно, неужели я дремал с открытыми глазами?). Ещё раз убедившись, что сижу в своей квартире, я немного успокоился. Но поразительным было то, что тягучие, протяжные подземные стоны не прекратились. Они неслись со стороны то ли коридора, то ли кухни. В первый момент меня забила дрожь. Здесь я вспомнил, что рядом со мной должен быть Игорь. Я огляделся, но не обнаружил его. Может быть, он тихонько ушёл, когда увидел, что я задремал? Хотя, я даже глаза не закрывал. И дремал ли я вообще? Мне казалось, что все эти галлюцинации – великан с косматой гривой и с громадной палицей в лапах-руках, замахнувшийся на нашу планету, происходили наяву. А теперь вот эти стоны, откуда они? И куда исчез Игорь?

Вскочив с дивана, я выбежал в коридор. Но и в коридоре Игоря не было. Я забежал на кухню, в ванную, в кладовку, но нигде не находил его. Чувство жуткого страха усилилось во мне. Я заметался в разные стороны. Мне почудилось, что стоны, хрипы несутся отовсюду. Они буквально оглушали, они сверлили мой мозг. Это не могло продолжаться бесконечно. Наконец, обессиленный, я вернулся в комнату и…обалдел. В дальнем углу комнаты, на старенькой табуретке сидел мой злополучный товарищ. Он, крепко обхватив скрюченными (почти как у того великана) лапами-руками свою опущенную голову, довольно громко стонал.

Потрясённый, я остановился в нерешительности. Игорь не замечал меня. Он явно находился в состоянии нервного шока. В этот необычный момент чувство вины и искреннего покаяния захлестнуло меня. Тихо-тихо, почти на цыпочках я приблизился к своему другу и легонько коснулся его плеча. Он вздрогнул, поднял голову, и в полумраке я рассмотрел его бледный, измученный взгляд. А затем я почти шёпотом спросил:

«Если тебе очень трудно, то не рассказывай сейчас, после, как-нибудь, когда немного успокоишься. Сейчас тебе очень тяжело, я понимаю. Ты вчера рано утром ТУДА отправился. А вернулся только сегодня? А дома ты был? А мама твоя знает? Ты будешь дальше рассказывать или…домой пойдёшь?»

Заплаканные глаза Игоря смотрели на меня даже не с грустью, а с какой-то умоляющей покорностью. Видимо, он просто не в силах был говорить. Я помог ему подняться и пересесть на диван. Расслабившись, он полушёпотом пробормотал.

«Жека, знаешь, ты меня извини, но вчера утром, отправляясь в своё необычное «путешествие» я сказал матери, что, скорее всего, домой сегодня не приду, а заночую у тебя, что мы вместе к семинару по истории КПСС готовиться будем. Это я сказал, как ты сам понимаешь, чтобы она не волновалась, хотя, что и как всё произойдёт на самом деле, я даже представить не мог».

Здесь я прекрасно понял своего друга. Он ведь действительно ни малейшего понятия не имел, сколько продлится и чем закончится его «путешествие». Хотя…если бы что-нибудь с Игорем случилось, все шишки посыпались бы на меня. Но разве дело только в этом? Главное заключается именно в том, ЧТО Игорь там испытал и увидел, и как это отразится на его дальнейшей судьбе (да и на моей тоже). Но в данный момент я прекрасно понимал, что Игорь мне ничего не расскажет, сколько бы я его не пытал, пока душа его для этого не созреет.

Мой мозг лихорадочно просчитывал все возможные и невозможные варианты дальнейших событий. Быстро надвигающиеся сумерки обострили ощущения. Мы довольно долго молчали, и это молчание, казавшееся бесконечным, воздвигло между нами какой-то странный барьер. Мы словно, как и тогда в степи, после первого появления девушки, стали стесняться друг друга. Наконец, я предложил Игорю прилечь, но он отказался.

«Жека, я тебе лучше дальше расскажу».

Сколько неподдельной жалости, сколько подлинной муки выразил его голос. Его жесты были вялые, расслабленные. Он явно покорился своей страдальческой участи. Синие круги под его глазами увеличились, на лбу появились новые довольно глубокие морщины, щёки ввалились, и весь он казался каким-то пришибленным и увядшим. Но всё равно, что-то в нём появилось такое (раньше, точно, этого не было), говорившее о его непоколебимой воле, о какой-то житейской мудрости, о стремлении к чему-то светлому, о стремлении разгадать какую-то нежную добрую удивительную тайну, к которой он уже прикоснулся своим чутким сердцем. Он словно стал старше и мудрее лет на двадцать.

В одно мгновение на его побледневших, искусанных губах я смог разглядеть некое подобие вымученной улыбки. Это была малюсенькая радость страдальца, радость прикосновения к мучительной тайне, о которой обычный человек вряд ли догадывается.

Я не стал ему говорить о двух бессонных ночах, которые и мне пришлось пережить. Я бессознательно, безумно переживал за него. Я, словно, тоже полз по какой-то тропинке. Но это была ИМЕННО МОЯ СОБСТВЕННАЯ тропинка. Это была не та тропинка, ПО КОТОРОЙ ШЁЛ ОН.

Всё-таки странно устроен человек. Бог и дьявол уживаются в нём постоянно. Жалость к животным не мешает ему есть мясо, носить меховые воротники и шубы. Несчастье другого часто разжигает в нём не только чувство сострадания, но и какого-то злого любопытства, а, иногда, и злорадства. У меня же в тот момент, совершенно неожиданно, уже в который раз, сочувствие перемешалось с завистью, которая, оказывается, никуда не исчезала, а всего лишь дремала до поры до времени где-то в потаённом уголочке моей беспокойной души.

«Милый, милый Игорь – сказал бы я тебе, если бы был сентиментальным – товарищ ты мой, дорогой. Если бы ты знал, как я тебе завидую и как мечтаю оказаться на твоём месте. Тебе повезло гораздо больше, чем мне и всем нам. Ты ближе прикоснулся к тайне бытия, ты ощутил её, эту тайну, гораздо глубже. Может быть, ты даже вплотную подошёл к той черте, которая отделяет наш такой мелкий, жалкий, обыденный мирок, к которому все привыкли и «варятся» в нём, от мира совершенно другого, может быть, вечного, духовного. Хотя, нет – оба эти мира слиты воедино. Это теперь моё абсолютное убеждение.

Я твёрдо верю, что эти два мира слиты не только друг с другом, но и с нами. Они присутствуют вокруг нас, на нашей грешной земле, в нашей повседневной жизни. Необходимо только внимательно вслушаться в ритм собственной души, а это под силу только людям мужественным и отчаянным. «Обычные» же люди, как раз этого и боятся. Они убегают от померещившихся им привидений и призраков, отгораживаются от всего, что им кажется сверхъестественным, погружаясь в какую- то тупую суету повседневности, находя только в ней истинный смысл своего жалкого существования. И только люди «отчаянные» не боятся переступить этот невидимый барьер, становясь после этого духовно богаче и чище душой. Но всё- таки, всё- таки – этот барьер необходимо переступать ОСТОРОЖНО.

Игорь этот барьер УЖЕ ПЕРЕСТУПИЛ, и это было прекрасно, но…только для него одного, а не для других, и тем более НЕ ДЛЯ МЕНЯ. Мне это напомнило эпизод из далёкого детства. Однажды меня привели на ёлку. В конце праздника Дед Мороз стал раздавать подарки. Я, почему-то оказался в самом конце толпы ребятишек, и мне подарка не досталось. Кто-то там просчитался с количеством. Какие-то взрослые дяди и тёти во главе с дедушкой Морозом пытались меня успокоить, но всё было бесполезно. Слёзы великой обиды текли по моим щекам. Потрясённый, я не мог успокоиться в течение многих дней. Милая добрая новогодняя сказка для меня была испорчена.

После этого эпизода я обозлился, возненавидев многих своих товарищей, стал болезненно завидовать им и вообще всем тем, кому всегда всё достаётся. Я словно оказался во враждебном окружении.

Что-то подобное я переживал и сейчас. Представлялось, что совершенно несправедливо меня «обделили». Мне не досталось «подарка», что главный приз на «ПРАЗДНИКЕ ЖИЗНИ» вручили почему-то Игорю, хотя я его заслуживаю не меньше, а, пожалуй, даже больше его. Во мне бурной волной уже в который раз, взыграло обычное, чёрствое самолюбие, которое вполне можно обозначить как самовлюблённость. Но где, где та грань, которая отделяет здоровое самолюбие от самовлюблённости?

Видя, что Игорь так и не нашёл в себе сил, чтобы продолжать, я повторил свой первоначальный вопрос:

«Хочешь, я тебе кое-что напомню?»

«Напомни, а то я что-то совсем …обалдевший»– проскулил мой товарищ.

И вот здесь я в очередной раз «взорвался». Моё жалкое самолюбие почему-то перешло в дикую ярость. Вся жалость к Игорю мгновенно улетучилась, осталось одно раздражение. Почти вплотную приблизившись к Игорю и стараясь придать своему взгляду максимально надменное выражение, я довольно громко и отчётливо произнёс:

«Вспомни, дорогой начавшуюся грозу перед вторым появлением девушки». Игорь уставился на меня своим замученным взглядом. Волосы на его голове были какие-то свалявшиеся и истрёпанные. Рубашка, выбившаяся из – под штанов, была вся измята. Три верхние пуговицы на ней оторваны. И, вообще, вид у него был как у замученного грешника со средневековых гравюр.