Колыбельная для моей звездочки

Про зачарованного принца и ещё про Коечто…

Я не знаю, как там где, но только у нас детей находят, а не просто так. Обыкновенных мальчиков, следовательно, находят в обыкновенной капусте, а тех, которые принцы, – в брюссельской. Это у нас такой шик. Девчонок же, без разбору звания и положения, нам приносят журавли. А всем известно, что это за птица такая – журавль. Только дай ей волю, так она тут же глазёнки свои вытаращит, хвостище отклячит, шею вытянет – и чешет себе с песней по небу, обо всём, следовательно, забывая… И отсюда, из-за этой такой особенности журавлиной, у нас возникают всякие путаницы и разные затруднения. И несуразицы. И вот об этом и ещё кое о чём наша история…

Итак, жила-была на белом свете одна женщина по фамилии Пожилойгод. И мечтала эта женщина о таком страшном пугале, чтоб редкий мимопрохожий в штаны не наложил от одного только его вида ужасного. А всё почему? А потому, что повадились журавли до тётки. Ей-богу, будто мухи на мёд. Будто у Пожилойгодихи там мёдом где-то намазано. Скажите-ка на милость! Повадились журавли и накидали женщине девчонок полную избу. Целых три штуки – Ну, Бу и Фу. Не сразу накидали, врать не буду. Не всех скопом. В рассрочку. Но даже и в длинном, растянутом виде это девчачье нашествие произвело на тётку такое своё неизгладимое впечатление, что аж… аж… Одним словом, хоть ложись и помирай! Или трескайся от злости.

Ну, Пожилойгодиха, женщина опытная, не стала дожидаться худшего, спохватилася, значит, и срочно умотала к ближайшему королевскому замку воровать рассаду брюссельской капусты. И это верно! Когда ещё пугало ужасное построить удастся, а так хоть девок своих замуж повыдаёт за принцев. Брысь, кошка, из лукошка – марш, девка, в мужнин дом!

Ползая среди ночи по грядкам королевского огорода, накрала Пожилойгодиха замечательной рассады брюссельской капусты и немедленно посадила её у себя на грядках.

Гладко ли, коротко или, наоборот, против шерсти, но только однажды пошла женщина Пожилойгодиха по нужде в свой огород. В смысле нуждалась она в свежевыкопанной морковке, но нашла там, как и надеялась, хотя уже и сомневаться стала, посреди кочанов брюссельской капусты принца. Застенчиво озирающегося по сторонам. Ещё бы он не озирался! Какая нелёгкая его на чужой огород занесла? В таких расписных штанах с вензелями, в сапогах со шпорами и при шпаге? А где королевский замок? Или это неуместная такая шутка?!

– Ваше Высочество! – заверещала не своим голосом на принца опешившая Пожилойгодиха.

И то, не каждый день по твоему огороду шляются королевские особы.

«Это не шутка!» – догадался принц и схватился за шпагу. У принцев хвататься за шпагу – всё равно как почесаться в носу. Привычка у них такая врождённая.

И тут случилося! На голову раздражённого Их Высочества упал хрустальный башмак. Прямо на макушку, следовательно. Каблучком по темечку – лясь! От этого сотрясения в голове принца что-то подвинулось и попятилось. Одним словом, ум его зашёл за разум. Сунуло Его Высочество свою шпагу в ножны и схватилось за голову. Потом за сердце схватилось. Потом подняло с земли прилетевшую с неба хрустальную обувку, и при виде её ему немедленно захотелось жениться! Просто вынь да положь невесту. Чтоб сразу и навеки! И чтоб обязательно умереть в один день.

Наверное, до рождения принц сказку про Золушку читал, и теперь она напомнилась ему, или, может, ещё почему, об этом история умалчивает, но как обрадовалась Пожилойгодиха такому повороту событий! Она-то думала, что ей придётся уговаривать принца жениться. В баньке добра молодца парить, или чё там ещё в сказках делают с женихами? А жених будет выкобениваться себе и фыркать: подайте мне мыло! что вы мне суёте? земляничное, говорю!..

– Кому! – тем временем закричал принц. – Туфля эта налезет! На той немедленно! Просто сию секунду! А что? Женюсь!

И помчался, тренькая шпорами и топча картошку сапогами, в хату.

– А чтоб ты не дождался! – воскликнула восхищённая таким молодечеством Пожилойгодиха и бросилась за ним следом.

Плевать на помятую картошку! От нахлынувшего счастья женщина руки кренделями заламывает, уже воображая себя королевской тёщей!

А в это время на опустевший огород приземлился журавель. Косынку в клюве держит, а в косынке, следовательно, девчонка, неначе на качелях болтается. Очень подвижный попался журавлю ребёнок. Это с её ноги хрустальный башмачок свалился, который ушиб принцу голову. А как получилось? Журавль, по обыкновению закатив глаза и отклячив хвост, курлыкал себе по небу, сжимая зубами косынку, в которой, значит, девчонка болталась. А когда Пожилойгодиха заверещала, разглядев на грядках принца, журавль переполошился от неожиданности, заложил полёт штопором, и туфелька с ноги девчонки соскользнула…

Ну, журавль немедленно на посадку. Неукомплектованное дитя нести туда, где его заказывали, нельзя! Это строго! Дитя выдают журавлю под расписку. Порядок такой! Дитя одно, женского полу, туфли на нём две, ну и всё прочее при нём в наличии, о чём убедитесь! Подпишитесь тут и тут, и вперёд, к будущим мамам-папам.

А тут такая незадача – дитя разулося! Хоть Господу Богу на глаза не показывайся!

Положил журавль косынку с девчонкой в грядки и бегает в панике по огороду – башмак, следовательно, девчачий ищет. А в тёткиной избе в это время – тарарам!

Едва переступил принц через порог хаты – сразу шпагой угодил в квашню, коту наступил на хвост, а головой за бельё, сохнущее на верёвке, зацепился! Такие уж лентяйки тёткины дочки, что всюду у них беспорядок. Да и кот у них невероятно ледащий! Вечно поперёк дороги валяется, брюхо своё языком нежно ощупывает: не уменьшилась ли в объёме талия ненароком?

Кот как заорёт:

– Кого привели, дурня незрячего?! Пусть под ноги смотрит, когда кое-кто на дороге спит!

Бу, Ну и Фу давай визг визжать, так как солнце пополудни, а они всё ещё в исподнем щегла щеголяють, следовательно, панталонами. Одним словом – не суаре.

Бу бубнит:

– Бу-бу, носят черти всяких спозаранок…

Ну нудит:

– Ну и ну! Неуклюжий.

Фу фырчит:

– Фу-у, маман! Это не шарман!

– Плизир за компромантэ! – из последних сил держит фасон Пожилойгодиха, заслоняя обзор ошалелому принцу, чтоб тот, не дай боже, не опомнился до времени! Чтоб не засомневался, пока, значит, его не того. Пока не окрутят.

А девки разглядели на госте штаны в вензелях и давай метаться в платья. Естественно, кому замуж не хочется? Не знаю, как там где, а у нас таких девок не водится, чтоб им, значит, не хотелось… Запрыгнули и из-за маменькиной спины рожи принцу корчат, изображая томную загадочность. Только невоспитанный кот вырвал хвост из-под сапога принца, поглядел на тарарам и давай пальцем у виска крутить. Конечно, замуж ему выходить не надо!

От этих приключений и зрелищ контузия у Его Высочества стала проходить, и Пожилойгодиха по лицу принца поняла: надо спешить.

– Давайте уже мерять скорее вашу туфлю! – рассыпалась она в комплиментах.

– К чёрту обувь! – неожиданно заявляет Высочество: он хоть и сказочный мужчина, но всё-таки и его прошибло. – Я отказываюсь!

Девки в рёв.

А тётка как завопит:

– А ну, меряй моим дочкам туфлю, зараза брюссельская. А то как дам коромыслом промеж глаз!

– Хоть ядром на части! Чего это я сдуру буду жениться?! – заявляет окончательно очухавшийся принц и пятится на выход.

– Надо взять себя в руки! – сказала тётка, но взяла не себя, а туфельку, которую нужно было мерить, и – хлобысь ею принца промеж глаз. – Тогда будешь пугалкой! Ужасно страшным! Пока не женишься! Или нет! Не так! Пока не полюбит тебя кто, ужасного, – вот какое оно, моё заклятие! Моих девок не берёшь в жёны, но и новых девок мне не надо! Будешь журавлей от подворья отпугивать, поскольку девок видеть больше не желаю.

Сказала тётка как отрезала – и обернулся прекрасный принц пугалом. Да таким страшным, что тёткины девки реветь перестали, а кот – брюхо зализывать. Схватила Пожилойгодиха зачарованного принца в охапку, выскочила из избы и воткнула на огороде. Журавель, как это пугалко увидел, клювом с перепугу щёлкнул и, спотыкаясь и путаясь в огородной ботве коленками, пошёл на взлёт. Даже про девчонку свою начисто позабыл из-за перепугу.

А тётка девчонку увидала в ботве и с досады только и вымолвила:

– А это ещё что такое здесь?

А девочка ей из-под брюссельского капустного листа:

– Кое-что!

И с тех пор так девочку и прозвали – Коечто.

Как только утро займётся, Пожилойгодиха, не поднимая голову с подушек:

– Коечто, перекусить бы!

Коечто, следовательно, за стряпню хватается.

Девки с лавок:

– Коечто, в избе бы прибрать!

Коечто – за веник. А девкам того мало, так они каверзу ей норовят соорудить. То мышеловку подсунут ей в постель, то ещё какую беду. Втемяшилось девкам, что из-за Коечто они замуж за принца не выскочили. Будто она в этом трагическом событии виновата. Эх, люди!

И даже кот с печки гнусавит:

– Коечто, добавить бы к сметане. Например, мышь. Белую. Экспериментальную.

А Коечто шёпотом коту, чтоб никто не слышал:

– Сам ты экспериментальный…

И так день за днём мечется Коечто по хозяйству. Будто муха об стекло. Или рыба об лёд. Или хандра об дождь.

Одно спасение у Коечто – рядом с пугалкой на огороде, потому что к страшилищу никто не приближается. Даже Пожилойгодиха и её дочки обходят пугалку стороной. Бывало, прислонится Коечто к пугалке – и так они стоят, будто парочка. Особенно если издали посмотреть.

– Бывают такие места, где цветы выше роста… – шепчет пугалке Коечто.

– Бывают такие места, где звери понимают язык… – шепчет пугалке Коечто.

– Бывают такие места, где… – шепчет пугалке Коечто.

Правда, что именно шепчет девчонка – малоизвестно, потому что никто приблизиться к ним не мог из-за страшного вида пугалки. Разве что отдельные слова доносило ветром до штакетника…

А пугалка обнимает Коечто своими развевающимися на ветру пустыми рукавами, будто охраняет. И им хорошо вместе.

– Почему тебя боятся? – шепчет пугалке Коечто. – Ты добрый и красивый. По-своему. Если б я тоже была пугалкой, я б тебя любила, – шепчет пугалу Коечто. – Мы б стояли вместе, – шепчет Коечто. – Оба страшные. Чтоб никто к нам не приближался и не обижал.

А к ним и так никто не приближался. Все издали норовили общаться…

И вот однажды случилося. Совпало.

Как Пожилойгодиха от хаты закричит:

– Коечто! Навоз немедленно из хлева!

А Ну, Фу и Бу визгом из раскрытых окон:

– Коечто! Самовар, плюшек, круассанов!

А Коечто будто не слышит. Стоит, обняла пугалку.

– Я кому сказала, мерзкая девчонка?! Навоз!

– Круассаны! Самовар!

– И мышь заводную, электрическую! Радиоуправляемую чтоб!

Ну, на этой глупой мыши, наверное, всё и перевернулось в голове у Коечто. Или, как говорят умные люди, мышь стала последней каплей терпения.

– Как же я тебя люблю, пугало моё любимое! – проговорила Коечто, сама не догадываясь, что произносит те самые волшебные слова Пожилойгодихиного заклятия.

И заклятие расклятилось!

И тут же свершилося! Коечто и ахнуть не успела, как пугало перестало быть страшным. Всё по-прежнему в нём: и капелюх, и кафтан, и лицо, – но страх перестал быть. И это сразу же заметил из поднебесья журавель. Тот самый, проштрафившийся. Бросивший Коечто на грядках.

Пока пугало было ужасным, журавель летал поблизости на высокой высоте, не решаясь даже приблизиться к огороду тётки Пожилойгодихи. Но и не решаясь улететь насовсем. Что ему Боженька скажет? «Не выполнила ты, птица, возложенное на тебя задание», – скажет. Но теперь, когда пугало подобрело, другое дело! И журавель начал снижаться…

Пожилойгодиха, как увидела этого журавля в облаках, обмерла. Неужто птица ещё одну девку ей тащит?! И помчалась поскорее в огород – на пугалку смотреть. Что с пугалкой такое случилось, что его журавли бояться перестали? Выскочила на огород Пожилойгодиха и видит невозможное: переменилось пугало. И теперь оно уже не самое страшное, а только чуть и понемногу в отдельных местах. А таким пугалом разве перепугаешь журавля? Да никогда в жизни!

– Надо срочно взять в руки свою нервную систему! – воскликнула Пожилойгодиха, но вернулась в хату, взяла головёшку из печи и на огород побежала.

Коечто, как увидела у Пожилойгодихи в руках тлеющую головёшку, наперерез кинулась. Да только кто остановит рассерженную женщину? Разве что прямое попадание танком в печёнку, а тут какая-то нелепая девчонка Коечто!

Ткнула женщина Пожилойгодиха головёшкой в пугалку, и занялся высокий пламень. Весело горит пугало. От огня рукава его вздымаются, будто обнять кого желают. А лицо-сноповяз будто смеётся или ещё как-то… Одним словом, ужасно улыбается.

– А ты, Коечто, иди и вымой плошки на кухне! – рявкнула тётка Пожилойгодиха девочке, чтобы загладить следы преступления.

В первый и последний раз не послушалась тётку Коечто.

– Любименький! – крикнула Коечто и прислонилась к пугалке, обняла его, и пламя взлетело до небес.

И в тот же миг растаяли чары злого колдовства, потому что, когда утром журавль опустился на огород тётки Пожилойгодихи, посреди потухшего кострища его ожидал принц. Тот самый. Вместе со своей шпагой. И девочка Коечто. Сидели они, обнявшись, укрытые сюртуком принцевым, и дрожали от холода.

Потрещал журавель недовольно клювом, как это у них, у журавлей, водится, поворчал, что вместо одного оставленного ребёнка у него теперь целых две штуки. Но куда птице деваться? Не бросать же. Усадил в косынку принца и Коечто. И полетел.

Коечто и принц в лучах рассветного солнца раскачивались на косынке, будто на качельке. И летели туда, где они всегда будут вместе. Где ромашки выше людей, где звери понимают язык и где никто никогда никого не обижает.

А утром Пожилойгодиха на своём огороде обнаружила не иначе забытую кем-то хрустальную туфельку. Подняла она её – и тут же стала страшной, будто пугало. Не догадываясь об этом ужасном превращении, Пожилойгодиха пошла в избу. Навстречу ей – Бу, Ну и Фу. И тоже такие страшненькие, что ни в сказке сказать, ни языком почесать. Да что там девки! Кот – и тот изменился с лица. Волосья во все стороны торчмя, глазелками зыркает…

Зыркнул кот в зеркало, воскликнул, увидав отражение:

– Святые угодники!

И упал в обморок.

Следовательно, разглядели они все друг друга и застыли в немом изумлении. И наверное, до сих пор так и стоят. Только проверить этого никак нельзя, потому что к хате Пожилойгодихи никто из-за страха приблизиться не может. Один я решился, да вот дара речи лишился, и потому здесь сказке конец, а кто слушал – тот молодец!

2007 г.