Рок-н-ролл инженера Иванова

Ещё одно занятное увлечение, которое мы приобрели благодаря Комарову – это туристические слёты, существовали такие мероприятия под эгидой комсомола в крупных организациях. Смысл явления – спортивные состязания между различными подразделениями на природе, плюс конкурс политической песни и инсценировка – что-то вроде небольшого спектакля. Длились они с пятницы по воскресенье, бывали летние – в лесу с палатками, кострами и т.п., и зимние, те проходили на турбазах или в пионерских лагерях. События были серьезно подготовлены, и принимало в них участие человек от двухсот-трехсот. Были ещё районные слёты, там уже боролись команды разных предприятий, и количество участников измерялось десятками сотен, и, наконец, городские. На последних, правда, мне побывать не довелось.

Лёха съездил несколько раз с Комаром на турниры «Красной зари», активно там поучаствовал в шоу-программе и когда по окончании института пришел работать в свое НПО «Гранит» включился в местное аналогичное движение и привлек меня. Не в качестве физкультурника, естественно.

В этой конторе он познакомился с Пашей Оскаленко (тем самым, если помните, что когда-то учился с Игорем Клуром в одном классе в первой моей школе), и вместе они развернули бурную деятельность: сочиняли сценарии, подбирали людей. Паша закрепился в качестве режиссёра-постановщика, у него это неплохо получалось, а Лёха и я в основном занимались музыкальным оформлением. Каждый, кроме того, выступал как драматический актёр, а конкурс политической песни обеспечивали тоже, само собой, я и Борисыч. Всё было по-настоящему, с репетициями, костюмами, тщательной разработкой мизансцен и разъяснением сверхзадач, и это, конечно, была Пашкина заслуга, тут, возможно, давала себя знать наследственность – ведь его когда-то оставивший семью папаня был долгое время звездой Пермского, кажется, драматического театра.

Пока это движение окончательно не иссякло в начале девяностых, мы несколько лет постоянно катались от Лёшиной организации, от той, где работал я, несколько раз нас приглашали выступить за другие предприятия, вроде бы даже за какие-то небольшие деньги. Наши представления, видимо, были неплохи, поскольку ниже второго места мы никогда не опускались.

Конечно же на этих слётах происходила масса всяких историй, народ-то там собирался молодой и во всех отношениях невоздержанный. Паша в дни конкурсов даже отбирал у наиболее активных участников представлений алкоголь и до выступления его строго дозировал.

Ну, а 1983 как начался, так и продолжился – вместе с девушкой Лилей в основном. То есть, всяческие компании, походы, поездки, концерты и прочие увлекательные события происходили по-прежнему, но теперь я уже был вроде как не один. В это же время, видимо под воздействием различных сложных процессов в мозгу я начал сочинять песни, которых за последующие лет пять набралось, наверное, штук пятьдесят. Скажу прямо, из них какой-то интерес представляет, может быть, с пяток, ещё примерно 20—25 просто никакие, и по музыке, и по текстам, а остальные и вовсе полный шлак. Ясное дело, любовь – двигатель стихоплетства и прочего творчества, но был и ещё один фактор – в это время я увлекся новой, активно размножающейся фауной (или флорой, кто знает), так называемым «русским роком». Сам не заметил, как весь этот «Аквариум», Майк, «Странные Игры», «Мифы», те же «Россияне» практически полностью заменили мне на несколько лет западную и вообще любую музыку.

Понимание вторичности и прочих особенностей явления пришло годы спустя, а тогда весь этот необыкновенный мир казался очень интересным и прогрессивным с аурой полу-легальности и вольнодумства. Хотя, пока мои походы на сейшны (подпольные рок концерты) были ещё достаточно редкими – не было нужных контактов, да и сподвижников как-то не находилось. Борисыча, например, всё это веселье никогда особенно не привлекало.

Вообще-то, впервые на такой концерт я попал году в 1978. Играли «Аргонавты» и ещё три каких-то группы. Зал торгового центра на улице Ленсовета был битком забит хиппарями и прочими колоритными личностями, по полу катались пустые бутылки, и основательно пахло теми самыми ёлками. Все орали, свистели и веселились, притом музыка, по большому счету, была вовсе не главной. Ну и в духе традиций того времени где-то в середине праздника пришли менты, включили свет, вырубили звук и всех выгнали, а самых выдающихся ещё и повинтили.

Тем временем мой шоу бизнес как-то совсем умер. Лёха же, наоборот, несколько раз съездил уже с Комаровым на халтуры, правда, бесплатно, в качестве стажёра, так сказать. Он купил электрогитару, тяжеленную «Аэлиту» и активно осваивал текущий репертуар.

И вот, наконец, обстоятельства сложились удачно, и в преддверии наступающего 1984 года Лиля с моей подачи договорилась о нашем выступлении в своей конторе, куда она недавно пришла трудиться после окончания техникума. Поехали мы туда в составе: Комаров, Лёша, ещё один парень Стас в качестве басиста и, соответственно, я. У Серёги был полный комплект аппаратуры, включая ударную установку, если не путаю. Или я брал ее на прокат – в Питере тогда существовало два пункта проката музыкальных инструментов, в каждом из них было по одной совершенно раздолбанной установке, и их ещё надо было умудриться поймать, особенно перед праздниками. Но возможно, это было и в другой раз.

Отыграли мы неплохо, публика, в основном дамочки разного возраста, были веселы и раскованы и постоянно лезли в оркестр. Перед выступлением я немного напрягался из-за отсутствия клавишных, но Комар со своей плотной гитарой достойно закрывал все дырки, при этом пел и первый и второй голос, в общем, делал то, что положено профессионалу. Леха чего-то там подпевал, играл вторую гитару, а Стас, хотя и не знал толком программу, врубался сходу. Комаров, считай, сам-один легко отпел все четыре часа плюс продление, к слову, меня тогда удивило, во-первых, как он не выдохся, а во-вторых, обильность его репертуара.

Хочу заметить, через несколько лет и то, и другое уже и для меня перестали быть проблемой, бывали нередкими ситуации, когда приходилось отпевать пятичасовую программу на банкете в один рот, а уж трёх-четырёхчасовые считались совершеннейшей обыденностью.

Конечно, надо понимать, что эмоциональная и физическая нагрузка на музыкантов во время выступления достаточно велика, причем, как я думаю, в плане физической на первом месте находятся вокалисты, потом духовики и барабанщики, ну и дальше все остальные. Но если вы меня спросите как, например, отстоять 10—15 предновогодних мероприятий, или отыграть пяток концертов за день, или музыкально оформить цыганскую свадьбу или бандитскую «днюху», наконец, я отвечу – всё решаемо. Не открывая Америку, друзья – на алкоголе, в принципе, можно работать очень долго, главное – удерживать правильный баланс. Не всем это, конечно, подходит, но меня и основную массу моих коллег выручало. Коньяк и виски наиболее эффективны, знаете ли. Ну, а некоторые особо одаренные и великие используют различные химикаты и растения, но это точно не про нас.

Глава 3

Госэкзамены, защита диплома и банкет по случаю окончания института в недалёком прошлом, и вот перед вами молодой инженер-электрик, а заодно и лейтенант запаса – результат веселых и беззаботных пяти с половиной лет. Приобретен некий жизненный опыт, появились новые друзья и ещё пока не растерялись старые, в самом разгаре любовь, а так же комсомол и весна, практически всё как в песне.

В апреле 1984 после двух недель совместных с Борисычем нечеловеческих вакханалий в доме отдыха «Живой ручей» под Лугой я пришел сдаваться в рабство в неказистую контору под названием ЦКБ «Восток», где мне было положено отработать три года. Организация эта прославилась, во-первых, проектом рыбоконсервной базы с аналогичным названием, а во-вторых, минимальным отношением к оборонным заказам, то есть секретность здесь была едва ли не самой низкой в судостроительной промышленности. Именно поэтому в ней издавна оседали веселые темноволосые люди не титульной нации, точнее их сюда, по слухам, просто ссылали со всего министерства. И когда многие из них в семидесятые и позже устремились в сторону земли обетованной, большого ущерба для безопасности государства не случилось, что, конечно же, приятно. Ну а кто-то из них, наоборот, абсолютно никуда не ехал, и более того, стал основателем местных инженерных династий. И поскольку я пока ещё грезил о светлом завтра, связанном с морскими просторами и дальними странами, эта самая форма секретности, собственно, и была причиной выбора места исполнения трудовой повинности.

В конторе было полно ребят и девиц моего и около возраста, которые, как и я попали сюда после окончания различных учебных заведений и трудились, прямо скажем, не особенно увлеченно. Парни постоянно болтались в курилке, там, естественно, я вскоре со всеми и перезнакомился. Особенно много общего, в основном, конечно же, из области выпить-закусить, попеть песен и похватать девок за…, нашлось с двумя моими, практически, ровесниками Ваней Соколовым и Сергеем Юделевичем.

Ваня, жгучий брюнет цыганского типа, был очень заметен и популярен в обществе, громко и с разнообразным репертуаром пел и классно играл на гитаре, постоянно генерировал какие-то авантюрные идеи и отлично рисовал. Серёжка тоже был горазд подергать струны и поразить аудиторию, плюс обладал бесподобным чувством юмора и обаянием. И у того, и у другого была кучу друзей и апологетов разного пола, в компаниях они постоянно оказывались главными персонажами, оба были болтунами, бабниками (оба, кстати, уже были женаты и имели по ребенку) и бездельниками, в общем, оказались для меня очень интересными во всех отношениях людьми.

Больно говорить, но Сергея уже нет с нами, он прожил всего лишь 45 лет. Большая, большая беда… Ну, а Ванино теперешнее состояние, в котором он, как я знаю, давно и прочно закрепился, как-то совсем не воодушевляет на общение. Что поделать, бесконечное «шоу маст гоу он» бывает чаще в песнях и крайне редко в жизни. Ну да ладно, не будем жевать очевидное и вернемся к тем дивным временам, где пока ещё всё у всех хорошо, интенсивно и разнообразно.

Немного отвлекусь на культурный, так сказать, фон этих лет и напомню, что тогда слушали и пели в компаниях. Ну, скажем, в тех компаниях, где бывал я.

Наряду с останками творчества всяких бардов, КСП-шников из шестидесятых-семидесятых, а так же отдельных эстрадных нетленок и сдающих позиции ВИА, уверенно был любим Макаревич с огромным количеством нового материала. Появился Никольский и «Воскресение» с «Сюртук-музыкантом» и прочими песнями народной скорби, Владимир Кузьмин с «Мячиком» и «Прекрасным ливнем», а также обнажился мощный пласт питерского, московского, свердловского и всякого другого отечественного андеграунда, не буду уж перечислять всех этих героев. Возник буквально из ниоткуда (вернее, не то чтобы совсем ниоткуда, его творческий и жизненный путь теперь всем хорошо известен, но тогда казалось именно так) и стал необыкновенно популярен ленинградский врач-расстрига Александр Розенбаум, записавший в 1982—1983 с легендарными «Братьями Жемчужными» больше трех часов песен, которые вскоре зазвучали буквально из каждого окна каждого населенного пункта СССР. Соответственно, их, конечно, запели и охочие до самовыражения всякие доморощенные менестрели, вроде нас на различных застольях, у костров и на дачах. К слову, не одно поколение кабацких музыкантов на просторах сначала одной большой страны, потом уже нескольких, но поменьше, и даже на других континентах в течение многих лет поднимают свое благосостояние используя классические «Вальс-бостон», «Утки», «Гоп-стоп», «Заходите к нам на огонек» и ещё несколько десятков других авторства Уважаемого. То есть, мы понимаем, что не зря и не просто так спел однажды: «Спасибо, Саша Розенбаум!» один бородатый клезмер из Лос-Анджелеса.

Я познакомил ребят с Лёхой и Пашей, все сразу нашли общий язык и тут же решили вместе отправиться на слёт. Получилось успешно и весело. Потом был другой, третий, etc… Ещё ездили к Юделевичу на дачу под Вырицу, там этого парня уважали, поскольку он, кроме того, что мог кого хочешь развеселить, любил и умел при необходимости качественно дать в башню (навалять, насувать, объяснить) и у него были налажены отношения с местной гопотой и приблатнёнными дачниками. После нескольких поездок туда и посиделок у костров у меня появились поклонники среди местных людей, не знаю уж почему. Скорее всего, из-за необычности репертуара и волосатого внешнего вида. Ваня, кстати, тамошним людям как-то не показался.

Поскольку, как я уже говорил, это был период моей неистовой любви к отечественной неформальной музыке, по б́о́льшей части нашего ленинградского происхождения, а также из-за элементарного желания выпендриться и показаться сложней, чем есть на самом деле, песни, которые исполнялись мной на наших посиделках были соответствующие. Гребенщикова и Науменко в основном. Первого – из-за заумности, непонятности и авангардности, второго – наоборот, потому что жизненно, доступно и образно.

В отличие от тех суровых в информационном плане дней, сейчас ни для кого не секрет, что эти двое, будучи эрудированными вообще и хорошо знющими язык в частности, охотно, так скажем, подпитывались наследием зарубежных рок-авторов – Боба Дилана, Марка Болана, Лу Рида, Джанис Джоплин, Джима Моррисона и других, как в текстах, так и в музыке, что, конечно же, ничуть не умаляет их талантов и заслуг. Соответственно, раз ничего подобного на русском мы тогда не слышали, всё было «впервые и вновь» и воспринималось как самое настоящее откровение и новаторство.

Дальше. Поскольку всей этой историей я был увлечён, то активно внедрял и что-то из недавно появившихся Цоя и Феди Чисякова, хотя, наверное, это было немного позже, ну и исполнял несколько самосочиненных опусов, которые, как ни странно, пользовались определённым успехом.

В общем-то, любая наша совместная гулянка в то время представляла этакий бесконечный вечер самодеятельной песни. Гитара, чаще две, переходили из рук в руки, и у каждого исполнителя были свои пристрастия, умения и фишки. О моих художественных воззрениях уже сказано, остальные налегали на творчество Розенбаума (в основном Юделевич и Лёха), тех же Цоя и «Машины времени», ещё у Борисыча в репертуаре было какое-то количество высокоинтеллектуальных произведений неизвестных мне бардов. Ваня был, так сказать, всеяден, плюс очень даже ничего себе играл всякие соло. Если были слушатели – отлично, ну а если нет – нам вполне хватало самих себя и нескольких бутылок портвейна. Практически, как сейчас, спустя без малого 40 лет. Только вот от потерь никуда не денешься, да и современный портвейн, хотя и встречается с прежними названиями, интереса не вызывает никакого.

Ближе к Новому 1985 году активизировались люди из Лилиной конторы, они снова захотели праздника с нашим участием, и мы конечно с радостью согласились. И хотя мои отношения с девушкой к этому моменту стали уже совершеннейшим мучением и неуклонно стремились к нулю, даже мысли о том, чтобы, условно говоря, «путать свою шерсть с государственной» у меня, конечно, не возникло. Мы же, профессионалы, блин, или кто! Отправились в составе я, Комаров и Лёха и, поскольку бас-гитариста то ли не нашли, то ли решили на нем сэкономить, взяли с собой Юделевича для массовости и веселья. Его посадили поглубже за ёлку и выдали чехол от гитары, с которым он там и зажигал, имитируя выступление как минимум Джако Пасториуса, периодически отвлекаясь на шныряющих мимо птичек и обеспечивая оркестр напитками и явствами. Кстати, похожие ситуации случались и позже, басисты (по крайней мере, там, где я играл) оказывались почему-то не самыми важными участниками коллективов. Однажды, например, на банкете с нами по сцене скакал Пашка Оскаленко с настоящей на этот раз, но не включенной, правда, бас-гитарой, к которой для натуральности была привязана бельевая веревка, олицетворяющая шнур.

И вот представьте себе. Уже написав эти строки и, чего-то засомневавшись по поводу своей трактовкой событий, я дал на всякий случай ознакомится с текстом Павлу Всеволодовичу Оскаленко. К моему удивлению выяснилось, что описанное, оказывается, надо читать, заменяя персонажей одного на другого. То есть на самом деле за ёлкой выступал-таки Пашка, а по сцене гулял Юделевич. Вот такие парадоксы памяти, хотя, согласитесь, сути это не меняет.

Где-то тогда Ваня познакомил меня со своим приятелем Андреем Синчуком, музыкантом рок-клубовской группы «Нокаут», исключительно приятным парнем, известным в своем кругу, как Джон. Благодаря ему началось наше вращение в околоклубной и музыкантской среде – бесконечные походы на сейшны и фестивали, тусовки на каких-то непонятных квартирах, в художественных мастерских, мансардах и за кулисами концертных площадок, продолжавшееся, наверное, года три. Куча новых знакомств, неординарных ситуаций и опасных для здоровья экспериментов. Ни в коей мере не пытаясь примазаться к титанам, замечу лишь, что выпивать в одном пространстве в те времена доводилось и с Майком, и с Гаркушей, и с Кинчевым, и с Цоем. И ещё с кучей менее известных, но знаковых личностей. По тем временам это было очень круто, учитывая неимоверную популярность явления и закрытость сообщества. Здесь, как вы поняли, автор похвастался…

Частенько мы с Ваней бывали на репетициях этого самого «Нокаута», где кроме Джона, бас-гитариста, играл легендарный барабанщик Женя Павлов, успевший к тому времени поработать и в кабаках, и на эстраде и, по его словам, чуть ли не в симфоническом оркестре, с кучей достойных людей от Мулявина (вроде бы) до Ордановского, и которому тогда было уже, наверное, хорошо за тридцать. Лидером и идеологом коллектива был совершенно несуразный низкорослый персонаж в очках по имени Лёша Ильин, волосатый, бородатый и беззубый гитарист. С певцами на тот момент у них была какая-то чехарда.

И вот однажды в качестве вокалиста на репетиции появился молодой парнишка совсем не рокерского вида – короткая стрижка, нос картошкой и т. д. – этакий простой русский Емеля. Но пел он просто изумительно, сильный голос, настоящая роковая подача, в общем, полный микст, драйв и скриминг. Звали этого человека Костя Шустарев или Коха, и впоследствии он добился весьма многого. Созданная им группа «Пушкинг» уже дольше двух десятков лет имеет относительно серьезный успех в Западной Европе и в России, он пишет музыку и песни и сотрудничает с нашими и не нашими музыкантами. Судя по Википедии среди них есть вообще абсолютно запредельные красавцы из числа забугорных монстров, специально посмотрел, кому не интересно, можете не читать, поверьте уж на слово. А ещё какое-то время назад я видел его по ТВ в передаче «Битва хоров» в команде Дробыша, там он позиционировался чуть ли не как самый что ни на есть патриарх питерского рока. И хотя я бы в этом плане так уж не горячился, оценю достижения артиста фразой А. Северного: «Растут, однако, люди в нашей стране»…

К слову, моя супруга Светлана с удовольствием вспоминала попытку посягательств со стороны героя во время нашего совместного празднования, кажется, Нового года у него дома на Васильевском. Пока мы были в беспамятстве с Юделевичем, накидавшись каких-то редких иноземных таблеток (не тех, что вы подумали, а от живота) и запив их обильно «Семьдесят вторым», что, скорее всего, и стало причиной такой парадоксальной реакции, Костик склонял мою тогда ещё не жену к большой и чистой любви, а может и вовсе к разнузданному сексу. Вот ведь гад, воспользовался моим беспомощным состоянием! Впрочем, Света интеллигентно, но твердо отвергла сластолюбца сказав, что она, мол, не такая, и вообще, вон мой инвалид сопит, только его и люблю. Теперь, правда, думает, может зря?

Вообще, с этими «Нокаутами» связано много забавных историй. Одна, например, произошла опять же в Новый год, следующий, по-моему, который мы праздновали на этот раз дома у Лёхи. Там были я со Светланой, Комаров с женой Лариской, тогда, между прочим, модельером Ленинградского дома мод, подруга уже вновь холостого Борисыча и, возможно, кто-то ещё. Глубоко в ночи во главе с Ваней совершенно нежданно ввалились Коха с неизвестной девкой, Джон с женой и беззубый гитарист. С одной бутылкой кажется шампанского на всех. Я так понимаю, ими двигало желание повеселиться на халяву, у этих рокеров, да и у Ваньки, кстати, тоже, денег не было никогда. Несмотря на то, что Лёша, а тем более Комар ни с кем из них, кроме Вани, знакомы не были, и вели себя гости, мягко говоря, раскованно, праздник продолжился с прежней интенсивностью.

Естественно, начались наши песни под гитару, Комаров в этом смысле, безусловно, был недосягаем в плане, как мастерства, так и репертуара, и, конечно же, разговоры о музыке. Об исполняемом рокеры предсказуемо сыпали в основном терминами, вроде «совок», «кабак», «говно» и подобными, особенно в этом смысле упражнялся их бородато-волосатый идеолог-гитарист. Тогда Серёга резонно предложил этому чудаку показать, как надо, и что с их точки зрения «не говно». В ответ тот попытался скоростно́ поелозить по струнам, а затем, путая слова и аккорды невнятно заблеял что-то набившее уже оскомину из всё той же «Машины времени».

Тут я опять немного отвлекусь и, с вашего позволения, попробую обрисовать, на мой взгляд, понятное. Бессчетное количество раз за свою жизнь приходилось слышать как от музыкантов, так и от граждан-обывателей пренебрежительные слова о лабухах и кабаках. И вот что скажу я вам, ребята. Музыка штука прикладная, она создается и исполняется для того, чтобы люди её слушали. В разных условиях и обстоятельствах, и вечер в ресторане – одна из этих ситуаций. Если ты играешь не собственные сочинения, нет никакой принципиальной разницы, кроме музыкальной формы, уровня гонораров и мастерства исполнителя – в любом случае ты обслуживаешь эстетические потребности людей, а люди у нас разные, здесь понимаем, да? И когда тебя не слушают, или не хотят платить за твою музыку, это вовсе не значит, что ты велик, крут и непонятен массам. Чаще всего, и это прописная истина, причина в том, что ты просто хреновый исполнитель. Как-то так…

Ну, а новогодняя вечеринка продолжалась. Мы стояли с Ваней на лестнице и курили когда из Лёхиной квартиры с грохотом и криком: «Этот человек сейчас меня убьёт!», выскочил «идеолог» в одних носках, промчался мимо нас вниз на улицу и исчез во тьме. Выяснилось, что теоретическая дискуссия между рокерами и Комаром перешла в конечном итоге на личности, в результате чего самый активный и неприятный получил от артиста Ленконцерта слегка кулаком в лоб, а когда вроде бы кто-то что-то неприятное сказал в адрес Лариски, Серёжа разошелся уже не на шутку и начал гонять по комнатам всех остальных. В общем, рокеры, осознав, что здесь их ни фига не чтут, покинули гостеприимный дом и отправились на поиски своего безвременно ушедшего коллеги, прихватив с собой его ботинки и прочую амуницию, ну а мы неторопливо и интеллигентно продолжили праздновать.

В другой раз, когда мы отмечали мой день рождения (а он у меня 2 сентября, если кто не в курсе или забыл) у нас дома в большой шумной компании, мне пришлось спасать сестру Наташу, которой было тогда лет пятнадцать от Джона. Девочка, отправленная родителями с дачи готовиться к началу учебного года, приехала в самый разгар веселья и тут же получила предложение немедленно выйти замуж. Андрюха, у которого, на всякий случай, было уже то ли двое, то ли трое детей, прилип к Наталье как банный лист, суля ей вечную любовь, нечеловеческое счастье и множественные оргазмы. Конечно, девушке очень вся эта ситуация понравилась и польстила и она начала вертеть хвостом со всем своим подростковым задором. В общем, пришлось мне предпринять жесткие меры к обоим: агрессора я пообещал привязать к стулу, а объекту вожделения объяснил на пальцах, что в понимании Джона значит «замуж».

Здесь, пожалуй, пришло время сказать пару слов о моей сестрице Наташеньке, барышне во многих отношениях приятной, общительной и веселой.

Наталья младше меня на семь лет, и пока я был ребенком и юношей от её наличия испытывал массу неудобств – сначала меня отправляли с ней просто гулять, позже, как от старшего и, к тому же, мальчика требовалось заботиться, провожать-встречать, греть еду, помогать с уроками и чего-то там ещё делать. Конечно же, родительскую любовь и я, и она ощущали в абсолютно равной степени, но, естественно, спрос с меня был поболее. Единственное, пожалуй, в чем ошиблись папа с мамой – в том, что в музыкальную школу нужно было отправить не её, а меня, впоследствии мне бы это здорово облегчило профессиональную деятельность. Наталья же, отучившись фортепиану восемь лет, знания свои, к счастью, применяет только в быту. Может, например, помучавшись, подобрать что-нибудь на инструменте и нормально, в принципе, спеть. Ну а я пока работал, бывало, обращался к ней за консультациями по поводу разных бемолей-диезов, порой она указывала на моменты лажи во время наших выступлений, всякие нюансы она слышит хорошо, и советы её часто бывали полезны.

Особо не вдаваясь в Натальину биографию… После года с небольшим первого неудачного и раннего замужества мать практически героиня с двумя девками, моими племянницами вернулась в родительский дом к непередаваемой радости всей семьи лет примерно на пять. Следующие две с лишним пятилетки поиски простого женского счастья интенсивно и небезуспешно продолжались. Сейчас у нее уже более десятка лет всё в порядке – в смысле, муж (четвертый и, надеюсь, последний), девки пристроены, ягодка опять, и так далее…

Мое с Наташкой нормальное общение наступило где-то после её совершеннолетия, ну, а когда я начал работать по кафе с ресторанами девушка стала радовать нас своими визитами, которые порой становились чуть ли не ежедневными. Как правило, вместе с различными своими подружками-зажигалками, такими же любительницами потусоваться в злачных заведениях.

Мы с ней дружны и любим вместе поржать, также, смею надеяться, я многому её научил и много чего порассказал за время наших долгих ночных посиделок на её кухне после моих выступлений такого, что она вряд ли бы могла услышать от кого-то из мужчин. Ну, а с некоторых пор я зову ее Бабой Натой в силу изменившегося статуса – она теперь дважды бабушка. Очень забавно!

Я продолжал не слишком усердствуя развивать отечественное судостроение и относительно беззаботно проводить свободное время описанными выше способами, ещё сочинял песенки и рисовал авангардные картинки – попёрло что-то из меня всякое.

Внезапно ко мне проявил интерес вначале комсомол, а следом и наша «ум, честь и совесть». От комсомольцев отбиться никак не удалось, и меня, то ли выбрали, то ли назначили членом комитета ВЛКСМ нашей конторы, замом по культурно-массовой работе, или кем-то вроде того. Оказалось, напрасно я уворачивался, плюсов в этой должности было гораздо больше, чем минусов: бесконечные посиделки (так называемые, заседания бюро) в специальной комнате в хорошей компании с легкими халявными закусками и выпивкой, соответственно, частое и обоснованное отсутствие на рабочем месте, какие-то дефицитные билеты, продукты и тому подобное. Бывали и серьезные мероприятия – выезды в кабаки и, вроде бы даже, в какой-то дом отдыха – для, сами понимаете, обмена опытом. В общем, моя жизнь, как комсомольского функционера вполне соответствовала описанному в фильме «ЧП районного масштаба», исключая, к радости, всякие неприятные моменты вроде утраты знамени и разжалования. Врать не буду, никаких совместных банных приключений с активистками-комсомолками не случалось, хотя, по слухам, предыдущее бюро, к примеру, время проводило с большой фантазией. И уж, конечно же, не было ничего подобного противоестественным кухонным упражнениям, показанным в картине.

В ситуации, правда, были и некоторые минусы: куча разной писанины, необходимость впаривания молодым специалистам лотерейных билетов, подписок на прессу, организация самодеятельности, рисование стенгазет и другие мелочи. Но согласитесь, это конечно, ерунда.

И в КПССе меня тоже, оказывается, ждали, об этом мне сообщил наш её местный секретарь. В течение года, наверное, он пытался взять меня измором, рисуя перспективы и различные блага от пребывания в её лоне, но тут уж я был абсолютный кремень. В отличие от моих отца и деда в этом смысле я как-то не задался, и шансов у товарища не было никаких.

Ну и кроме прочего, чем-то я привлекал Органы наши героические. Капитан ОБХСС, с которым мы пересекались по делам комсомольского оперотряда, долго меня всячески обхаживал и даже звонил домой. Кстати, аналогичный интерес проявлял в свое время и Комитет, пока я ещё был студентом. Взаимности не случилось, несмотря на посулы, сказки и даже давление. Интересно, чем это я таким был для них для всех хорош, фамилией, что ли?

Определенной популярностью в ЦКБ «Восток» пользовалась старинная русская забава – выезды на сельхозработы. Каждый дееспособный служащий был обязан в течение сезона с мая по октябрь отправиться минимум на две недели в деревню Новоселье Сланцевского района для заготовки кормов местным коровам, неформального корпоративного общения и укрепления связей между городом и деревней. Причем, особо увлекающиеся умудрялись проводить в этих дивных местах чуть ли не всё лето.

Обстановка здесь располагала к некоторой свободе нравов и иногда развивалась у отдельных представителей технической интеллигенции в безудержное пьянство и блядство, особенно в этом преуспевали женатые мужчины среднего и выше возраста, разведенные дамы и перезрелые девушки, коих в ЦКБ было в избытке. И если мы, молодежь, достаточно органично смотрелись, а главное ощущали себя в этом бардаке, многие старшие наши коллеги удивляли происходившими с ними метаморфозами и деформациями внешнего и морального обликов.

Отношения с селянами были разнообразными и неровными, всё зависело от количества употребленных теми напитков – некоторые из них, бывало, наведывались к нам в лагерь на предмет поиска любви или просто пообщаться. И то и другое, как правило, у них не задавалось и в лучшем случае кончалось обещаниями всех оттрахать, а остальных отп… дить. Насчет первого не знаю, а второе иногда случалось.

Но, ни у меня, ни у Вани, ни у Юделевича такого рода проблем до поры до времени не возникало: во-первых, у нас был дружок из местных, спокойный и приятный парень, чуть постарше нас. Он был меломаном, мы привозили ему всякие записи из Питера и частенько проводили время вместе на его огороде за приятными беседами о музыке и о других материях. Ну и, во-вторых, у нас в лагере происходили ежевечерние посиделки у костра, где мы с Ванькой были, само собой, штатными акынами, аборигены об этом знали и иногда приходили слушать. Ну, а после одного случая мы стали и вовсе звёздами местной молодежной эстрады.