– Приехали, барышня!– обернулся на нее таксист, притормозив у недавно отстроенного двухэтажного дома с черными затемненными окнами в пригороде Чуйки.
– Сколько?– недовольно поморщилась Юлька, с трудом возвращаясь из плена своих мыслей в реальность.
– Стольник или может просто дашь телефончик?– подмигнул из-за руль молодой парень в зеркало заднего вида.
Лавоченко ничего не ответила, не стала ставить водителя на место, махая своими удостоверениями. Она просто из дамской сумочки выложила свой табельный пистолет, уложив его на коленку, и лишь потом, выудила оттуда кошелек и стала искать нужную купюру. Парень на переднем сиденье примолк, став терпеливо ждать сдачи. Юлька с улыбкой наблюдала за тем, как изменилось выражение его лица, ставшее похожим на гипсовую посмертную маску.
– Спасибо,– улыбнулась она, запихивая оружие обратно.
Таксист кивнул, натянуто улыбнувшись. Он отчетливо определил, что оружие было боевое. И пусть! Юлька вышла на улицу, рассматривая высокие кованые ворота, украшенные затейливыми вензелями. Богато жил комендант Чуйки…Не бедствовал, решила она, шагнув к калитке в поисках звонка, который обнаружился чуть выше почтового ящика и оказался самым настоящим домофоном. Пропела незатейливая мелодия «подмосковных вечеров».
– Слушаю вас!– откликнулись по ту сторону забора. Интонации голоса мало напоминали убитую горем женщину, но Юлька сразу же узнала в них Лужину.
– Это из полиции,– ответила помощница, не став объяснять организацию, которую представляла,– по поводу гибели вашего мужа! Мы виделись с вами на кладбище. Меня зовут Юлия.
– Что-то новое появилось в деле?– спросила Елена Константиновна и в ее голосе промелькнуло нечто сродни ехидству, или Лавоченко это только показалось.
– Мы почти нашли преступника,– сообщила Юля,– только надо уточнить несколько деталей…
– У меня?– голос вдовы коменданта показался удивленным.
– Именно!
На том конце домофона замолчали. Лавоченко затопталась на месте, переступая с ноги на ногу. Она кожей чувствовала, что Лужина сейчас за ней внимательно наблюдает на экране и чувствовала себя неуютно.
– Войдите…– замок щелкнул, и дверь поехала в сторону, впуская мою помощницу в гости к убитом капитану.
Во дворе еще оставались следы большой стройки. Кое-где была сложены аккуратно строительные материалы, беседка стояла без крыши, а в уютной небольшой баньке, на крыльце громоздился утеплитель.
– Добрый вечер, Елена Константиновна,– поздоровалась Юлька, рассматривая хозяйку дома. Та вышла ее встречать по-домашнему, в черном шелковом халате, тапочках с помпонами и кружевном пеньюаре, соблазнительно выглядывающем из-под края халата. Слегка растрепана, будто со сна, но все так же пронзительно строга и собрана.
– Вы сказали, что нашли убийцу моего мужа?– переспросила она, пропуская Лавоченко в дом, который внутри был полностью закончен. Ремонт отдавал немного пошловатой роскошью из-за обилия позолоты и лепнины на потолке, а так все было прилично и дорого: новая мебель, бытовая техника, все по высшему разряду.– Проходите сюда…
Она опередила мою помощницу и распахнула ей с натянутой улыбкой дверь слева, которая вела в огромный зал, с невысоким журнальным столиком и огромным кожаным диваном возле него.
– Кофе?
– Нет, спасибо…– огляделась по сторонам Юлька. Даже в Москве не встретишь такого дорогого ремонта. Сколько же зарабатывал покойный комендант Чуйки, если отгрохал себе такой особнячок?
– Это все мои родители,– будто прочитав ее мысли, пояснила Лужина,– мой папа крупный бизнесмен, торгует лесом в Брянской области. Вот они с мамой и помогали нам, как могли…На Лешину зарплату сильно не разгуляешься! Да, что я вам объясняю, вы сами знаете, работаете в той же структуре.
– Это точно…– Юлька села аккуратно на диван, как школьница, сложив руки на колени и вытянув спинку.
– Так что с убийцей? Кто этот негодяй? Вы его уже арестовали?– засыпала градом вопросов ее Лужина, но где-то на уровне подсознания, после уже сделанных выводов, они показались Юльке лживыми и неестественными. Все казалось ей ужасно наигранным и неживым. Все эти истерики, слезы – всего лишь фальш, игра на публику умелой и ловкой актрисы.
– Убийцу мы не нашли,– посмотрела строго на Лужину Юлька,– тут я вам, увы, соврала. Нашли заказчика…А еще точнее заказчицу, надеюсь, она-то точно знает имя киллера.
– Ох, Лешка, Лешка…– покачала головой Лужина.– Я так и знала, что сгубят его бабы.
– Одна…Жена…– поправила ее Юлька, и та вздрогнула, выдав себя с потрохами.
– Что вы имеете в виду?– но быстро справилась с собой, справившись с первым потрясением.
– А то, что именно вы – Елена Константиновна являетесь заказчиком убийства вашего мужа капитана ГРУ Лужина Алексея Васильевича!– объявила Лавоченко, победно разглядывая вдову коменданта.– Именно вы, его жутко ревновали к каждому столбу, жутко пиля его, упрекая маленькой зарплатой. Именно вы в какой-то момент решили избавиться от него, придумали план, наняли киллера, чтобы избавиться от мужа. Тому есть много доказательств, пересказывать я их вам не буду…Я убеждена, что заказчика – вы! Сегодня я пришла выяснить, только лишь один вопрос…Зачем?
Лужина молчала, вперев взгляд Лавоченко куда-то в переносицу. Юлька даже позавидовала такому отличному самообладанию. Вдова лишь слегка побледнела, услышав такие серьезные обвинения в свой адрес, и только…
– Я не собираюсь вас тут арестовывать,– махнула импульсивно рукой моя помощница,– этим займется полиция. Мне просто интересно, зачем? Зачем надо было столько ревновать человека, превратив его жизнь в кошмар, чтобы потом заказать и убить? Пусть не своими руками, но все же…
Побледневшая Елена Константиновна встала и прошлась по комнате, даже не потрудившись запахнуть халат, обнаживший почти голое тело. Юлька не сводила с нее глаз, отметив краем глаз, что Лужина для своих лет выглядит довольно аппетитно.
– Зачем?– повторила ее вопрос Лужина, глядя куда-то в сторону. Ее плечи дрогнули, раздался надрывный, слегка истеричный всхлип.– Зачем он гулял со всеми этими молодыми блядями? Зачем мучил меня? Зачем я поперлась за ним в эту засратую Чуйку, когда мне светило прекрасное будущее в Москве? Зачем было это все? Зачем он сломал мне жизнь? Отнял у меня ту, которая должна была у меня быть?
Юлька молчала, боясь прервать эту исповедь, которая могла закончится чистосердечным признанием. Диктофон в сумочке, нарочно выложенной на стол писал звук, заполняя гигабайты электронной памяти.
– Мне было восемнадцать, когда мы познакомились. Он был офицер, красавец, любимец женщин. Против его обаяния я устоять не смогла. Через год мы поженились… К тому времени Лужин уже был в разводе, я была слишком молода, чтобы задумываться о том, почему его первый брак рухнул, как карточный домик, едва успев начаться. Родители были против, я разругалась со всеми своими близкими людьми, выбрав женское счастье, которое, увы, длилось совсем недолго…
Юлька решила ее не перебивать. Пусть выговорится, может случайно проговорится о том, что сама и заказала так горячо и беззаветно любимого мужа.
– В Брянске мы жили на съемной квартире. Денег, которых получал Алеша хватало лишь на то, чтобы оплачивать аренду и коммуналку. Я не работала, и нам помогал тайком отец, сердце которого все же растаяло. Он очень влиятельный человек в городе, имеет крупный бизнес, но даже он ничего не мог поделать, когда Лешу перевели из Брянска в это захолустье…Тут-то и начались все проблемы…Лужин начал пить, говорил, что повышение звание до капитана при таком переводе сравнимо понижению, а то и ссылке в Сибирь. Периодически ночами его не было дома, он говорил, что работает, но конечно же был со своими женщинами. Я не могла этого понять, вела себя глупо, следила, скандалила, но, как вы догадываетесь, это ни к чему не привело. Наша семья начала разваливаться на глазах. Чтобы хоть как-то нам помочь, мой отец начал строить этот дом, пригласил высококлассных строителей, дизайнера, но Лужину все было ни по чем. Он все так же кутил, перестал появляться дома, а я осталась одна…
Что было дальше Лавоченко уже примерно представляла, но все же ей хотелось дослушать исповедь женщины до конца. Как она стала к ней относится? Ей не стало ее жаль…Нет! Но хотя бы понять мотивы ее она уже могла.
– Прорабом на стройке был Матвей – крепкий молодой парень, который с самого начала оказывал мне знаки внимания. Именно с ним мы оставались наедине, планировали, скупали материалы, готовили сметы,– лицо Лужиной озарила счастливая улыбка,– именно он заставил меня изменить свое отношение к мужу…
– Лужина застрелил он?– уточнила Юлька тихим голосом.
– Я попросила его об этом…
– Зачем? Зачем, Елена Константиновна? Ведь можно же было бы просто развестись?
– Он должен был заплатить…– вдова коменданта станции повернулась к моей помощнице, уперев в нее тяжелый взгляд, в котором не было даже намека на раскаяние, только ненависть полыхала в них ярким огнем.– Заплатить за все! За мою молодость! За надежды! За мою жизнь…К тому же, этот дом мы строили, когда были в браке. Отец по документам не проходил нигде. Официально, эта вся роскошь появилась на Лешкину нищенскую зарплату. Он бы претендовал на половину.
Да уж…Задумалась Юлька. Большие деньги приносят большие проблемы, так же, как и большая любовь, которая, не находя выхода, становится большим злом, съедающим вокруг себя все. Именно жертвой перерожденной большой любви стал комендант станции Чуйка, а не как считали в главном управлении военной разведки погиб от рук коварных террористов. Любви и расчета…Любила ли его вообще эта женщина? Или просто, как в ситуации с домом, все продумала и считала военного неплохой партией?
– Зачем вы мне все это рассказали? Ведь теперь я буду просто обязана вызвать сюда полицию и посадить вас вместе с вашим Матвеем?– после долгой паузы, во время которой Лужина налила себе полный бокал вина, спросила Юлька.– Вы хоть понимаете, что убили человека?
– Понимаю,– кивнула вдова капитана.– только я теперь не смогу допустить, чтобы кто-то помешал мне моему счастью с Матвеем…
– Что?– приподнялась на диване помощница.– Что это значит?
Позади нее щелкнул взводимый курок охотничьего ружья. Она резко обернулась назад, глядя на парня, который целился ей в грудь с сосредоточенным лицом.
– А вот Матвей…– пораженно прошептала Юлька, в который раз обзывая себя мысленно глупой дурой, попавшейся опять в ловушку.– Елена Константиновна…Я вас прошу не делать этого! Вы понимаете, что будет, если вы сейчас застрелите сотрудника ГРУ? Или ты, Матвей, понимаешь, что вас будут искать и найдут? Найдут из-под земли! И никакие деньги папы из Брянска не спасут вас от наказания!
Юлька медленно сделала шаг в сторону, не сводя глаз с вороненного ствола ружья. Сердце бешено колотилось в груди. Она отчаянно искала выход.
– Кто знает о том, что вы тут?– с легкой грустной улыбкой уточнила Лужина.
– Все!– торопливо брякнула помощница, выдав себя с потрохами.
– А вот я, думаю, что никто…Вы молоды, девушка, азартны и ни с кем делиться славой не стали бы…– вдова капитана зашла за спину Юльке, даря ей шанс, даже не предполагая, что находится на одной с ней линией огня, и если этот Матвей действительно ее любит, то стрелять не станет, боясь, что попадет в хозяйку дома.– Так что, если мы вас здесь застрелим, а потом немного забетонируем, то никто не подумает на убитую горем вдову? Не так ли?
– Да пошла ты!– громко ругнулась Лавоченко, делая движение резко вниз и в бок, чтобы уйти с линии огня. Палец Матвея дернулся на крючке произвольно. Юлька была уверена, что стрелять парень не хотел. Гулко прозвучал выстрел. Тело Лужиной покачнулось. На черном пеньюаре в области груди стало появляться темное пятно. Она с трудом втянула в себя воздух, растерянно улыбаясь, еще не понимая, что ее только что убил собственный возлюбленный.
– Матв…– попыталась она что-то сказать, но рухнула на пол, опрокидывая журнальный столик с бокалом недопитого вина.
– Лена!– парень бросился к ней, забыв про Юльку. Его отчаянный крик разорвал тишину пустого дома, будто взрыв снаряда большой мощности. Он не видел ничего кроме Лужиной. Ее голова с разметавшимися по коленям Матвея светлыми волосами безжизненно смотрела на него мертвыми пустыми глазами, полными печали. – Лена…
Юлька аккуратно обошла их двоих и подняла ружье с пола. Так и есть…Заряжено оно было крупной дробью, не оставляющей шансов выжить при попадании в сердце. Ловко разрядив его, она отбросила оружие в сторону. Набрала номер Мишки Карташа – друга Вишневского, занимающегося убийством Лужина.
– Михаил Сергеевич, я нашла убийцу Лужина. Диктую адрес! Приезжайте с районными операми, тут, увы, еще и труп заказчицы…
Тихо она вышла из комнаты, плотно притворив за собой дверь. Почему-то она была уверена, что Матвей никуда не сбежит отсюда. Не дать им шанса побыть напоследок вдвоем, она не имела права. Видимо, это была действительно любовь. Именно та самая, о которой пишут в книжках, из-за которой начинают войны и гибнут целые государства, а Лужин в этой любви был лишь досадной помехой. Лавоченко вздохнула, прижавшись затылком к прохладной стене. Ей почему-то захотелось увидеть Вишневского, чтобы тот с его ехидной улыбочкой подначивал ее, успокаивал, ругал, да что угодно, лишь бы был рядом. А как же Руслан?…Тоскливо и грустно на душе…Мерзко, словно в чем-то грязном выкупалась. Тошно…
Где-то далеко по улице, на пределе слышимости ревели мигалки. Тошно…Слезы сами покатились из глаз, и она их старательно вытирала, чтобы не показаться слабой. Она не женщина, в первую очередь она старший прапорщик ГРУ, а они слабыми быть не могут. Противно…
20
18 км мост
Земля была теплой и приятно пахла какими-то ароматными травами. Я с наслаждением вдохнул этот пряный запах и обернулся на Ваньку Кобелева, лежащего рядом, с которым мы не один пуд соли съели за три года в учебно-тренировочном центре ГРУ под руководством Белянкина, тогда еще подполковника, потом был Кавказ, Грузия, поиски террористов, совершивших жуткий терракт на вокзале Волгограда, война в Осетии…Сколько они всего пережили вместе?
Сейчас старый сослуживец был рядом, внимательно осматривал в бинокль мост, который должны были заминировать бандиты, и подходы к нему. Чуть поодаль от них, весь увешанный маскировочными ленточками замер снайпер, разглядывающий дорогу к железнодорожной насыпи в прицел старой доброй СВД. Левее расположилось пять человек из группы Ивана. Их я не знал. Все молодые, собранные…Только набранные из учебно-военного центра. Кобелев говорил, что это их чуть ли не первая операция. Салажата…У них еще все впереди.
Этот факт меня волновал мало. Там, откуда они выпустились, если учат, то учат на совесть. Вот и я, если бы не знал расположение огневых точек, то вряд ли бы обнаружил засаду. Ни один листочек не колыхнется, ни одна веточка не дрогнет, словно мост действительно пуст…
– Волнуешься?– тихо спросил Ваня, переворачиваясь на бок и отложив бинокль в сторону.
– Не знаю,– пожал я плечами, так привычно обтянутых разгрузкой,– прошло много лет, когда я был на боевом выходе последний раз. Тело вроде все помнит, а вот голова…
– Они профи,– кивнул Кобелев куда-то в сторону,– сами упакуют террористов, как миленьких, нам и пострелять даже не придется…
– Я не о том…Раньше молод был, не думал, что могу погибнуть, а сейчас…Сейчас сердечко жмет, словно первый бой мой в жизни,– я пошарил на боку в поисках фляжки, жадно отхлебнул из нее холодной воды, предложив другу.
– Это, брат, и называется старость…Когда есть, что терять в своей жизни.
– Да, что мне толком терять?– хмыкнул я то ли с грустью, то ли с непонятным удовлетворением.– Семьи нет, детей нет…Старушка мать дома всплакнет, если погибну, а так…
– А, что с семьей?– поинтересовался Кобелев, перевернувшись ко мне лицом, внимательно вглядываясь в него, словно искал ответ в моих сосредоточенных чертах лица.
– Не вышло…– отмахнулся я, пряча старательно взгляд. Перед моим мысленным взором промелькнула Юлька – моя сумасбродная помощница. Вот, если бы с ней…– Глянь-ка!– окликнул я товарища, переворачиваясь на живот одним, еле заметным движением.
Друг тут же преобразился, вперился глазами в узкое русло маленькой речушки, которую при особом навыке и желании можно было бы перешагнуть. Со стороны густой, поросшей плотными кленовыми зарослями посадки появились две фигуры в камуфляже с автоматами на шее. Они внимательно осмотрели мост, подходы к нему и то место, где расположилась засада.
– Дозор передовой выпустили,– одними губами прошептал Ванька,– осторожные черти!– охарактеризовал он террористов.
Один из бородатых джигитов, появившихся, словно бы из неоткуда, что-то гортанно выкрикнул в сторону посадки, махнул рукой, подавая знак остальным.
– Пора…– дернулся Ванька, но я еле успел его остановить.
– Рано! Пусть все выйдут…
На поляну возле речушки вышли еще четверо. Все, как один на подбор бородатые, хмурые, увешанные оружием с ног до головы, словно не в мирной Чуйке происходило все, а где-то в горах Северного Кавказа. Двое тащили зеленый ящик из-под боеприпасов. Тара была тяжелая, носильщики матерились, густо перемешивая русские маты с нецензурной чеченской бранью.
– Вот теперь точно пора гасить вайнахов!– зло сплюнул Иван, снимая свой «Вал» с предохранителя и целясь в ближнего террориста, который неожиданно достал из нагрудного кармана разгрузки телефон и начал набирать номер.
– Подожди…Чего это он делает?– я попытался понять по губам, что говорит чеченец, но за густой бородой их плохо было видно, да и старенький полевой бинокль давал плохую резкость.
– Чего ждать, Саня?!– возмутился товарищ.– Ты хочешь, чтобы они взрывчатку тебе на мосту разложили?
– Информация была про хохлов,– чувствуя неладное, пробормотал я. Под ложечкой засосало, как в старые добрые времена, ощущая неправильность происходящего, но не могущее дать верную оценку,– Белянкин точно сказал, что террористы из ультра правого крыла Украинских Нацбатальонов! А это ИГИЛ какие-то…
– Тебе не без разницы?– повернулся ко мне, отвернувшись от прицела «Вала» Иван.– Ну, снюхались хохлы с чеченами по старой памяти. Тот же Белянкин рассказывал, что в первую чеченскую их в Грозном воевало до е…ни матери! Решили братьям по оружию помочь. Главное что, Шура? Чтобы твой паровоз прошел участок этот без происшествий! А на остальное, плевать с большой колокольни!
Я неуверенно кивнул, все еще сомневаясь. Что-то внутри меня, дотошное, педантичное не хотело мириться с этим. Это было неверно! Неправильно! Так не должно было быть! На Юльку в гостинице напал не чеченец, а молдаванин! Чеченец не мог выдавать себя за жителя Кишинева, а вот хохол запросто! Нападавший был явно связан с террактом, иначе ему не было смысла бить по голове Лавоченко. Тогда, где он?! Где этот молдаванин?
Сердце ухало, отбивая сумасшедший ритм, словно только что я пробежал стометровку за рекордные восемь секунд. Где этот чертов молдаванин? Где он? Может именно ему звонил чеченец, докладывая о том, что они готовы приступить к выполнению операции? А вдруг это всего лишь подстава? И ее легко сопоставить с анонимным звонком, который и подсказал им, где враг нанесет разящий удар. А вдруг это все фикция? Отвлекающий маневр?
– Вали их!– коротко приказал я, чувствуя, что тянуть больше нельзя. Иначе, чеченцы заминируют мост и тогда…– Вали! Бородатого стреножь…
Ванька коротко кивнул, махнул лежащему рядом снайперу, давая последние указания. Тот знаками подтвердил, что понял своего командира.
– Команда «шторм»!– рявкнул в рацию друг, нажимая одновременно на спусковой крючок. «Вал» в его руках слегка дернулся. В нос ударил знакомый до боли запах пороховой гари.
Тот боевик, что стоял поодаль от всех, наступив на крышку ящика со взрывчаткой, взмахнул руками, покачнулся, нелепо загребая воздух, и рухнул в траву, конвульсивно дергаясь.
– Аллах акбар!– рядом со мной ухнуло СВД. Бородача вместе с телефоном крутануло на месте. Телефон отлетел в сторону. На штанине защитного цвета мгновенно расплылось алое пятно. Он дико завопил, ухватившись за пробитую коленную чашечку, завертелся волчком, загребая жухлую листву грязными ладонями.
– Аллах…– со всех сторон защелкали выстрелы. Все было отточено и отработано на тренировках, все цели были заранее разобраны. Кобелев был прав, когда говорил, что парни отлично вымуштрованы. Боевики не успели сделать даже выстрела.
– Серьезно!– одобрительно кивнул я другу, намекая на отличную подготовку его подопечных.
– А то!– удовлетворенно кивнул Ванька.– Фирма веников не вяжет!
– Эй, бл…ть!– выстрел в небо раздался, как гром в наступившей оглушительной тишине. Стреноженный боевик, преодолев боль в простреленном колене, сумел подползти к ящику со взрывчаткой, стоявшему неподалеку.– Шакалы, вы меня слышите?
Только сейчас в его дрожащей от боли руке я увидел обыкновенную «эфку» с выдернутой чекой, опущенной почти к самому ящику. Глаза чеченца бешено вращались, словно готовые выпрыгнуть из орбит, а тело била крупная дрожь.
– Шакалы, мать вашу!– прокричал он снова, размахивая гранатой, будто это была какая-то безопасная игрушка.– Слышите меня? У меня в руках граната и почти двадцать кило тротила под ногами. Одно ваше неверное движение и от вас, и от этого чертового моста останется лишь груда металлолома!
– Твою ж мать!– сплюнул Кобелев, расстроенно глядя в прицел своего оружия. Его можно было понять. Так хорошо начатая операция, обещающая награды и почетные грамоты ее участникам, грозила обернуться полным фиаско, за которое лучшим наказанием было бы увольнение из рядов в связи со служебным несоответствием. На радостях мы совсем забыли о стреноженном бандите, а он решил цепляться за соломинку до последнего, поставив операцию на грань провала.
– Русский, выходи, русский!– с легким восточным акцентом проорал бородач, шаря взглядом по «зеленке».– Трусливый шакал, да? Ссышь?
– Я его сейчас,– дернулся Иван, но я опять его остановил.
– Погоди…
– Санек!
– Вали его, как только махну рукой,– быстро прошептал я, вставая из укрытия в полный рост.
– Ты больной?– зло прошипел друг где-то под ногами.
– У тебя семья, дети…Береги себя, Ваня…
– Вишневский! Я приказываю…
– Я здесь! – ноги слегка подкосились, когда поехали по щебенке, усыпавшей откосы высокой насыпи.– Чего хотел?
– Сколько вас?– оглядевшись, спросил чеченец, как загнанный в ловушку зверь.
– Много,– кивнул я, спускаясь к речушке,– очень много…Тебе не уйти отсюда! Чего ты хочешь?
Ноги идти отказывались, слегка подрагивая, но я упрямо шагал вниз к нему, огибая особенно колючий кустарник. Правая ступня на крутом склоне поехала под осыпающимся щебнем. Я забалансировал, как канатоходец при исполнении смертельного опасного номера, успев прочитать крайнее отчаяние в глазах чеченца.
– Стоять! Стоять где стоишь?– прокричал он отчаянно, выставляя далеко перед собой руку с гранатой.
– Спокойно…Спокойно…– проговорил я тихим голосом, искренне надеясь, что он звучит уверенно и мирно. Рубашка под разгрузкой взмокла, прилипнув к телу, неприятно холодя между лопаток. Я обливался ледяным потом, чувствуя, что боюсь, боюсь умереть, погибнуть, как тогда в Грузии, когда казалось, что надежды на спасение уже нет, что тебя бросили, оставили, предали, как ненужную, отслужившую свой срок вещь. А что там? Взрыв…Яркий всплеск и темнота? Или тоннель, о котором так любят болтать священники?
– Я капитан Вишневский,– ноги наконец ступили на топкую почву берега реки, у которого замер чеченец с гранатой,– поверь, выхода нет…Тебе отсюда не уйти! Лучше сдаться!
– И гнить в камере всю свою оставшуюся жизнь?– выкрикнул, истерично щерясь, бородач.– Чеченец никогда не будет жить запертым в клетке! Мы – свободный народ! Нас в кандалы не закуешь! Я лучше уйду красиво к Аллаху, прихватив с собой пару неверных…
– И тогда тебя будут ждать там гурии, сладости и беззаботная жизнь?– улыбнулся я, шаг за шагом, приближаясь к нему, стараясь заболтать. На мое движение он не среагировал, наблюдая внимательно за моими поднятыми вверх руками. Это новое, молодое поколение, выросшее в горной республике войну застало постольку поскольку, это старых волчар почти невозможно было провести. А этот бородач, наверное, даже университет закончил. Только забили ему голову всякой ваххабитской ерундой агитаторы всякие. Жалко было паренька, но себя и еще сильнее…
– Аллах все видит!
– Безусловно…– согласился я, искренне надеясь, что Кобелев не подведет, что как в старые добрые времена подстрахует, поняв мой замысел.
– Стоять!– между нами оставалось почти два метра, когда парень спохватился, что я почти вышел на позицию броска. Я уже легко мог разглядеть побелевшие от напряжения пальцы, сжимающие гранату, ее холодную ребристую поверхность, в доли секунды разлетающуюся на множество осколков, один из которых обязательно попадет в меня. Какой из них это будет? Вот это с облупившейся краской? Или выше него с маленьким сколом? Черт…Надо было бы одеть бронник…Спасает ли он при взрыве гранаты? Господи, какие глупости лезут в голову…
– Стоять! Иначе я бросаю гранату!– заревел отчаянно чеченец, как в замедленной съемке отпуская по одному пальцы.
– Да, бросай!– махнул я рукой, внутренне сходя с ума от страха, как и любой другой живой человек на моем месте, будь он хоть тысячу раз герой.– Валентин успеет ее подхватить! Валик, давай!– я посмотрел чеченцу за спину, будто там кто-то действительно был. Сердце ухнуло и будто бы совсем остановилось. Время стало липким и густым, словно трясина. Секунды стали минутами, оглушая звенящей тишиной…
Чеченец повелся на эту старую, как мир шутку, как младенец. Наверное, у меня получилось отменно сыграть с испуга, потому что он стал разворачиваться всем телом назад в поисках неизвестного Валентина, подкравшегося к нему со спину. Всего на мгновение, на половинку секунды он потерял меня из вида, дав возможность провести бросок, одновременно с которым прозвучал трескучий, неожиданно громкий выстрел из кобелевского «Вала». Я еще летел вперед, понимая, что не успею, а тело чеченца с пулевым отверстием в голове стало заваливаться назад. Рука с гранатой полетела безжизненной плетью вниз. Щелчок…Я видел, запал так близко, словно тот был под микроскопом.
– Ложи…– комок застрял в горле, не дав мне договорить.
Каким-то чудом я успел подхватить тело чеченца, насколько можно плотнее прикрываясь им, будто бы живым счетом…
– Раз…
Ухнуло так, что на миг показалось, что небо рухнуло прямо на меня, вместе со всеми звездами и астероидами, луной и солнцем. Тело террориста, доверху нашпигованное осколками, дернулось в моих руках, впечатав меня в землю. На лицо посыпалась взметнувшаяся вверх грязь, ил и вода.
Конец…Ребра стянуло тугим ремнем. Мир закачался, заполненный доверху ватой, сквозь которую слышались чьи-то встревоженные голоса. По носу стекала струйка крови, лившаяся из вайнаха, закрывшего меня от своей собственной гранаты. Откуда же она? Голова закружилась, во рту медленно появлялся противный металлический привкус.
– Саша! Саня!– чеченца отбросили в сторону. Наконец-то его выбитые мозги перестали мне стекать на лицо.– Саня!
Кобелев тряс меня так, словно хотел вытрясти остатки здоровья. Я вяло отмахнулся, очумело водя одними глазами по сторонам. Руки тряслись, отказываясь повиноваться. Только сейчас, когда незнакомые ребята из группы Ивана посадили кое-как меня на пятую точку, сердце с трудом, медленно и натужно стукнуло первый раз, потом робко второй, третий, а после забарабанило, словно сумасшедшее, выбрасывая накопившийся адреналин.
– Ты меня слышишь? Саня? Живой? Вишневский?– Кобелев особенно не церемонился, отпустив мне оглушительную оплеуху. Голова потерянно мотнулась из стороны в сторону, отозвавшись чугунной болью и звоном.
– Живой он…Живой, командир! Контузия сильная! Да руки посекло слегка…– друга и товарища
Я ошалело взглянул на свои ладони. Мелкие порезы и ссадины можно было не считать. Заживет до свадьбы…
– Вы меня слышите, товарищ капитан?– крепкий парень из группы Кобелева склонился надо мной, отодвинув Ивана в сторону, задрал мне веко, посветив фонариком в зрачок.– Живой!– вынес вердикт он.– В рубашке родился…Вы меня слышите? Капитан?
Его голос я слышал, будто сквозь вату…Но слышал! Живой…Это осознание пришло ко мне неожиданно вместе с по-детски звонким голосом спецназовца. Живой…Не будет никакого тоннеля, взрыва и темноты…Я живой! Живой, а враг мертв! Мне опять повезло! Повезло, как тогда в Осетии. Живой…
– Живой я,– мой охрипший голос слышался, как будто со стороны,– звони Белянкину, пусть отправляет литерный…
Силы все же меня оставили. Контузия дала о себе знать. Мир снова покачнулся и исчез за пеленой черного цвета, вспыхнувшей перед глазами.
– Позвоните…– прошептал я, потеряв сознание окончательно.