Тень Луны

– Ой, что делается, сынок, – говорит мамочка. – Уже до Лувра добрались. Они там в Европе от воров не могут избавиться, где уж нам тут….

Ограбление Лувра – это не обчистка квартиры коммерсанта с набережной. А великое полотно – не «Айфон», уведенный в метро у невнимательной студентки. Как такое могло произойти? Лувр обокрасть невозможно. И этот ли случай прогнозировал вчера профессор Колохатько? Ощущения приближения настоящего события, в котором я сыграю ключевую роль, застучали внутри с новой силой.

Лечу на работу в отделение. Вот заявление с оставленным мобильным номером. Набираю нужные, написанные аккуратным профессорским почерком цифры.

– Аристарх Петрович…. Доброе утро, это вас младший лейтенант Рудный беспокоит…. Да, можете подъехать.

Когда странноватый профессор вошел в мой кабинет, я поймал в себе еще одно ощущение, будто Колохатько не уходил вчера из отделения, и что виделись мы минуту назад, а не сутки. И что его беспокойство становится моим, связывая с совершенно незнакомым чудаком с неустановленным психическим состоянием невидимой, но крепкой нитью. Мозг закипел, подбирая нужные вопросы для его допроса.

Он пожал мне руку, а я почувствовал в его рукопожатии надежду. Эта самая надежда быть понятым и принятым засветилась в его глазах.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – постарался придать я голосу официоз, Колохатько сел напротив меня, а мои руки привычно достали лист бумаги. Процессуальная формальность, получение объяснения от заявителя мне сейчас не казалась формальной. Я готов был услышать непонятные, но важные сведения.

– Аристарх Петрович. По вашему вчерашнему заявлению я должен задать вам ряд вопросов. Расскажите пожалуйста, что вам известно о готовящемся правонарушении?

Я думал, что профессора сейчас буквально понесет, и он засыплет меня кучей фактов, сформулированных с научной точностью и обоснованностью. Но вместо этого Колохатько взял паузу, словно допрашивая сначала самого себя, а потом выдал.

– И многое, и ничего.

Содержательно, ничего не скажешь.

– Поподробней можно? – придавливая в себе раздражение, уточнил я.

– Саша, – как к старому приятелю обратился Колохатько. Его голос вдруг стал тише, будто желая исключить подслушивание за дверью. – Мне неизвестно, каким способом будет уничтожен спутник Земли, но есть основания утверждать, что это произойдет в самое ближайшее время. Будет ли он взорван, или сбит, или еще какой-то способ приведется в действие – неважно. Важно, что процесс запущен, и вопрос его доведения до конца получил счет на фазы.

– Какие фазы? – непонимающе спросил я. Неужто и вправду Колохатько псих?

– На фазы Луны, – ответил он еще тише и обернулся к двери.

Мозги мысленно отмечают, что записать в объяснение излагаемое пока нереально, и надо придать сведениям более конкретную форму.

– Аристарх Петрович. Мы должны отреагировать на ваше заявление, но я прошу, сообщите конкретные факты, включающие возможный способ преступления и перечень предполагаемых лиц. Если вы не поможете, мы не сможем предотвратить правонарушение.

Я повторяю, как примерный студент, то, что слышал в таких ситуациях от Мостицкого. Шеф был настоящий профи проводить допросы. Его бы сейчас сюда вместо меня, он бы закончил с профессором за десять минут.

– Я действительно не знаю, как это случится. Но уничтожение Луны приведет к скорой гибели и самой Земли. Во всяком случае, всего живого на ней, – подавленно сообщил Колохатько.

И выдержав многозначительную, разрезающую диалог на разные уровни важности, паузу добавил.

– А все потому, что они уже готовят Конечное Затмение.

После этой фразы у меня застучало в висках.

– Что-что?

Наверно, все мое тело в этот момент стало похоже на знак вопроса.

– Понимаю, – заметил Колохатько, – Ваше образование, Саша, усложняет вероятность того, что вы поймете все, о чем должен вам рассказать. Юриспруденция – штука точная, и не позволяет сознанию выходить за рамки стандартов, фактов и конкретного практического опыта.

– Вы ошибаетесь, Аристарх Петрович. Образование у меня историческое. Я – историк, а юриспруденцию еще только изучаю на практике, – признался ему.

Колохатько оживился.

– История? Тогда совершенно другое дело. Это наука, которая учит верить в возможность любого события, а в истории человечества столько невероятного, – удовлетворенно заметил профессор, – А я – религиовед. Знакомы с таким предметом?

– Третий курс истфака, – вспоминаю я. – Полгода лекций и отметка в зачетке.

– Вот-вот, значит поймете суть моего изложения. Я всю научную жизнь занимался изучением религиозных концессий – всех, от христианства до язычества. Полгода назад я участвовал в конференции религиоведения в Германии, и мне, благодаря одному моему немецкому коллеге, попал в руки кое-какой документ. Старинный пергамент детально описывал процедуру Конечного Затмения.

– Что это? – скептицизм сменился любопытством, и оно червяком ковыряло внутри. Я готов был пожирать все, что излагал Колохатько.

– О Конечном Затмении, как ритуале, описывалось еще в Некрономикон…

– Из романов Лавкрафта? – недоверчиво перебиваю я. – Так это же придуманная книга писателя-фантаста.

В памяти сразу всплыли детские комиксы по рассказам известного автора ужастиков.

– Нет, Саша, Лавкрафт ссылался на вполне существовавшую вещь, написанную последователями Сатаны, – уверенно заперечил Колохатько. – Просто он не мог предъявить ее наличие, а у нас, людей, так принято: не покажешь – не докажешь. Другое дело, что подлинник Некрономикон до сих пор не идентифицирован, а количество версий книги настолько велико, что выявить среди них настоящую нереально. И все же, я находил в авторитетных источниках утверждение, что Некрономикон существовал и содержал подробное описание ритуала Конечного Затмения.

Я будто забыл, где мы с заявителем Колохатько находимся в этот момент, а все происходящее напоминало живую дискуссию научного совета.

– И в чем же смысл этого…. Конечного затмения? – наконец, спросил я.

Самое важное, что мне предстояло узнать. Чувствую, как сипнет голос и покрывается влагой спина.

Колохатько отворачивает взгляд в сторону, будто ищет ответ где-то в стороне.

– Селена, Диана, Хана, Чандра, Мецтли, – начал вдруг перечислять профессор. – О ком идет речь, молодой человек?

– Богини Луны, – быстро проговорил я в ответ, пытаясь уследить за его мыслью.

– Верно. Разные народы ее по-разному называли, – кивнул Колохатько. – Это женщина, своей силой оберегавшая небесное тело. Ее создала природа как олицетворение Луны, ее жизни и ее предназначения. У богини магический дар охранять спутник, пока он, в свою очередь, бережет самое ценное – нашу Землю.

– Вы излагаете мне доклад по мифологии, Аристарх Петрович, – усмехаюсь я. Зачем он мне все это рассказывает?

– Я годы потратил на то, чтобы понять, – спокойно продолжил Колохатько. – Существовали боги, или это выдумка креативных людей? Не знаю, Саша, есть ли у меня однозначный ответ. Но отрицать то, что богиня Луны существует, брать такую ответственность в сложившейся ситуации, не могу.

– Вот-вот, – нетерпеливо заметил я, пытаясь вернуть профессора к сути. – Давайте все же о ситуации.

– А я от нее и не уходил, – строго заметил Аристарх. – Но без вступления по мифологии вы меня далее просто не поймете. Теперь более важное.

– Мой коллега, профессор Ганс Миллер на конференции в Мюнхене показал мне старинный монускрипт, четко описывающий Конечное Затмение. Миллер читал мои исследования по роли богини Луны в религиях разных народов и уважительно относится к этим работам, поэтому предположил мою заинтересованность в данном письме и любезно позволил снять с него копию.

– И вы его прочитали? – задал я, пожалуй, самый тупой вопрос за сегодняшний день.

Колохатько усмехнулся. Ловлю в себе ощущение растущего мандража.

– Что там написано? Что происходит при этом самом… Затмении?

– Там описывается подробная процедура, которую долго пересказывать. Но итог ее трагичен.

Аристарх Петрович сделал паузу, нервно помяв губами, а затем выдал. То, к чему вел меня весь свой рассказ.

– Нейтрализация богини Луны!

Можно по разному относится к мифам. Можно приписывать маразм стареющим людям, готовым передать тебе свои домыслы, выдаваемые за непреложный факт. Можно смеяться над любой мыслью, выходящей за рамки принятых истин. Наверно, ни один оперативник не вникал бы на моем месте ни в какое «конечное затмение» и откровенно пропустил бы мимо ума «нейтрализацию богини Луны», в которую в современном мире не верят даже дети, а обозначил бы Колохатько душевнобольным и, пообещав разобраться, вывел бы его за двери отделения и забыл о нем через пять минут.

Но когда не хватает знаний, человек ведом чувством. Его называют интуицией, наитием, еще как угодно. Оно подсказывает мне, что на все излагаемое религиоведом нужно посмотреть под другим, нестандартным углом. Чувство бывает сильнее ума, и в эти минуты мозги должны ему подчиниться. Я всего лишь делаю свой выбор.

– Аристарх Петрович…. Какие последствия у Конечного Затмения?

Профессор взволнован не меньше моего и готов к продолжению допроса.

– Богиня Луны при проведении ритуала теряет свою силу. Ее погружают в Короб Сатаны, и под чтение заклинаний держат в нем целую ночь. Сама богиня не погибает, но спутник, который охраняется божеством, становится уязвимым и открытым для уничтожения. А ликвидация Луны для нацеленных на подобную программу сил – лишь дело техники. Чем это катастрофично для Земли, расскажет любой астроном. Исчезновение магнитного поля спутника – это изменение наклона земной оси, нарушение времени суток, тотальные перемены в земном климате с непредсказуемыми последствиями для флоры и фауны, наконец, глобальное потепление и таяние ледников, всемирный потоп с постепенной гибелью человеческой цивилизации. Если же Луна разлетится на куски, то они метеоритным дождем полетят на наши головы, и гибель человечества произойдет еще быстрее.

– И вы в это верите?

– Я верю, что именно этот ритуал имеет разрушительную силу. У меня есть основания так считать, – настаивал профессор.

– Но это всего лишь текст в манускрипте, – выпалил я, и во мне снова просыпается скептик. Чувствую, как нервная волна накрывает мозг, и я почти кричу. – Вам могли передать очередную легенду!

– Браво, Саша! – среагировал Аристарх. Он шел на один шаг впереди меня, как и положено информатору, и вел за собой мою мысль. – Вы заметили самое главное. Конечно, написать можно, что угодно. Мне по долгу профессии приходилось изучать различные мифы, а манускрипт с Конечным Затмением запросто мог оказаться одним из них. Но вся суть даже не в том, что в нем написано, а в том, где его нашли.

Я ощущаю, что эта история поглощает меня живьем.

– И где? – остается вопросить мне.

– После Второй Мировой войны послевоенная администрация Германии обнаружила уцелевшую часть одного любопытного архива, – оживленно продолжал Колохатько. – Наткнись на него американские или советские войска, уверен, он бы попросту исчез. Фашисты не смогли его вывезти и не успели уничтожить. Профессор Миллер получил в него скрытый доступ и в числе разных документов обнаружил манускрипт. Это была часть архива «Немецкого общества по изучению древней германской истории и наследия предков».

– «Аненербе»! – возбужденно воскликнул я.

Рассказ Аристарха набирал совершенно новый оборот.

– Именно! Саша, признаюсь, приятно общаться с профессионалом, – похвалил мою подготовку историка Колохатько.

Да, это кое-что…. Аненербе – структура Третьего Рейха, изучавшая оккультизм и эзотерику. Одной из ее целей было разыскать артефакты, имеющие мистическое значение и способные влиять на формирование мировых событий. Курировал Аненербе лично Гиммлер, а Гитлер всерьез считал, что организация должна сыграть ключевую роль в победе нацизма и установлении фашистского правления над всем миром. Историки впоследствии тщательно исследовали деятельность этой полумистической структуры, но многое в ней так и осталось печатью за семью замками, похороненными под руинами истории.

Но есть ли основания считать, что интерес Аненербе к манускрипту с Конечным Затмением подтверждает действенность ритуала? Именно в этом меня и пытался убедить Колохатько.

– Вы полагаете, в Аненербе верили, что Конечное Затмение приведет к гибели Луны? – спрашиваю я профессора.

– Саша, документ был найден в папках под брифом «Совершенно секретно». Если фашисты берегли этот манускрипт, они рассчитывало использовать его по назначению, причем, самому прямому.

То, что в команде Аненербе работали ребята, которые ничего не делали бы просто так, меня убеждать не стоило. И здесь Колохатько был прав. Но надо размышлять дальше.

– Допустим, – продолжаю я. – Но откуда вам известно, что Конечное Затмение будет совершено в ближайшее время?

– Ритуал предполагает определенные действия с богиней Луны, так, во всяком случае, написано в документе, – объясняет профессор. – А три месяца назад состоялось первое похищение. Была украден картина Рубенса «Богиня Диана с нимфами», прямо с выставки в Лондоне. Совершить преступление при том уровне охраны считалось невозможным, а полотно так и не нашли. Неделю назад исчезло творение Ботичелли «Богиня Луны, а этой ночью…

– Мона Лиза! – с догадкой перебил его я. Чувствую, как спирает дыхание, и заведенным мотором стучит сердце.

– Точно, – кивнул Колохатько. – Такое же невероятное похищение, и никаких следов. Вам, как сыщику, уже сам факт этих краж века должен показаться интересным. И странным в своей…. невозможности, что ли.

– Две из них изображают богинь Луны, но третья – просто девушка…. Как Мона Лиза вяжется с предыдущими? – теряюсь я в догадках.

Колохатько взял паузу, будто потерял нить рассказа, а теперь пытается ее нащупать, но на самом деле….

– Я опять начну издалека, чтобы вы все поняли, уж извините, – попросил профессор.

И я приготовился к очередной лекции. Но признаюсь себе, что уже забыл, когда я настолько увлеченно внимал чему-либо.

– Моя докторская диссертация была посвящена изучению богинь Луны в древних и языческих религиях. Уверяю, я очень глубоко разобрался в данном вопросе, за годы перелопатив огромное количество исторических документов, сведений и прочих материалов, которые касались знаний человека об этом удивительном божестве женского рода. Объявлять эти материалы легендами слишком просто и, как ни странным может показаться – ненаучно, ведь это признания большого количества людей. Богиню описывали, как красивую и невероятно яркую девушку, часто контактировавшую с простыми смертными.

Колохатько говорил о богине Луны, как о живой, существовавшей на самом деле женщине. Он будто разделял верования древних и, казалось, жалел, что не знаком с богиней лично. Я понимаю его. Старый профессор просто любил науку – свое дело. Когда настолько вовлечен в исследования, начинаешь верить, что выдуманное людьми существовало взаправду.

– И Ботичелли, и Рубенс, и Леонардо да Винчи в разное время уверяли, что им позировала сама богиня Луны. Акцентирую, это лишь их утверждения, но задокументированные – я нашел их в источниках. Все три картины, по их мнению – не фантазии, а портреты, написанные ими с натуры. Да-да, картина Моны Лизы – это также портрет богини Луны, жившей в тот момент в средневековой Италии среди простых смертных и каким-то образом открывшейся знаменитому Да Винчи. Утверждению Леонардо просто не придали серьезного значения – ни современники художника, ни потомки. И если бы я не занимался вопросом профессионально, то и сам решил бы, что заверения авторов мировых шедевров – не более чем реклама, дополнительная попытка оставить свои картины в вечности. Хотя эти полотна и так вошли в категорию бесценных.

Я слушал завороженно. Колохатько сообщал интересные версии, но насколько они были фактами? А профессор не останавливался.

– Если поверить, что художники написали портреты настоящей богини Луны, то мне оставалось увязать этот факт с подготовкой Конечного Затмения. Без богини Луны его не проведешь, а картины с ее изображением могли показаться злоумышленникам альтернативой ее фактическому присутствию. Вот и прошла эта серия похищений. Поняли? Им нужно изображение для ритуала!

– А почему они не ограничились одним портретом? Например, Рубенсом. Он ведь был украден первым.

Профессор был готов к ответу.

– Логический вывод напрашивается простой. Рубенс таки слукавил, утверждая в мемуарах, что ему позировала богиня. Похитители убедились в этом, попробовав провести с ней Конечное Затмение, но ритуал не получился, по понятным причинам. И тогда они пошли дальше….

– И с портретом Ботичелли вышло то же самое, – продолжаю версию профессора я.

– Верно, иначе с Луной уже случились бы неприятности, а до кражи Моны Лизы дело бы не дошло. Она была бы им попросту не нужна, – моделировал фабулу событий Колохатько.

– Но картина Ботичелли тоже оказалась фантазией, а не портретом богини, и все же дошло до Моны Лизы, – говорю я, не выключаясь из наблюдения догадок профессора.

– Да, и если Леонардо да Винчи действительно написал ее с натуры настоящей богини Луны, то катастрофа уже на пороге. И эта катастрофа – Апокалипсис для всего человечества.

Финальный вывод профессора оставлял огромный восклицательный знак.

Как знак угрозы.

– А если и Мона Лиза не была богиней? – не оставляя скептицизм предполагаю я. – Старик Леонардо тоже мог пошутить. Или девушка, ему позировавшая, придумано представилась богиней.

– Они все равно не остановятся, – выдохнув воздух, после паузы, мрачно проговорил Колохатько. – И доведут начатое до конца. Ко всему, я почти уверен, что полотно Да Винчи – оригинальный портрет.

Чем больше Аристарх насыпал информации, перемешанной с собственными версиями, тем больше возникало у меня вопросов.

– А почему бы им саму богиню не найти? – иронично замечаю я.

Колохатько пожал плечами.

– Ну, Саша… Я не отрицаю, что богиня Луны существовала когда-то, но не настолько, чтобы утверждать, что она живет среди нас по сей день. Какие сейчас могут быть богини? Они затерялись в современном мире, и найти их невозможно…. Какие богини? – почти раздраженно повторил Аристарх. – История богинь осталась в прошлом. Теперь весь мир верит только в интернет.

Вот это тезис. Я готов был засмеяться, насколько старый профессор прав. Но версии Колохатька не хватало одного звена, которого он не знал. Или знал, но не озвучил? И эта мысль наталкивала меня на вопрос.

– Хорошо, Аристарх Петрович, допустим. Но почему вы так уверены, что злоумышленники похищали картины с целью проведения ритуала Конечного Затмения? Может, какой-нибудь коллекционер-фанат живописи хочет собрать у себя коллекцию портретов богини Луны? Да и картины сами по себе стоят огромного состояния. Жадность, как мотив преступления, еще никто не отменял.

Но Колохатько после моего вопроса показался особо настороженным.

– Дело в том, Саша, что я не сказал вам еще одну вещь, – тихо, приглушенным голосом почти прошептал профессор. – Не знаю, насколько она все объясняет, судите сами….

Тут раздался звонок по внутреннему. Настойчиво, он отрывал меня от, пожалуй, самого интересного в моей небогатой оперативной практике допроса.

– Саша, – ощущаю, как голос Мостицкого жестко режет слух. – Есть дело, зайди.

– Я принимаю объяснение, Иван Иванович, – решил я отсрочить заход на ковер, но шеф ничего не хотел слышать.

– Отложи допрос, и срочно ко мне, – приказал, как отрезал, полковник и положил трубку.

Что там такого срочного случилось? Мне остается лишь просить Колохатько меня подождать.

– Занимайтесь-занимайтесь, – уверил меня Аристарх, когда я выводил его из своего кабинета, выходя следом. – Я подожду вас в холле.

Прохожу к приемной полковника и уже на пороге слышу растерянный, раздирающий душу женский плач.

Ежегодно в столице пропадают до 300 девушек в возрасте от 16

до 30 лет, судьба многих остается неизвестной.

Из материалов пресс-службы министерства внутренних дел.

ПЕРВАЯ ФАЗА

Моему вниманию сразу бросилось выражение лица шефа – внимательное, сосредоточенное и сочувственное. Даже его пышные усы казались поникшими. Я знаю, таким он бывает, когда произошло тяжкое преступление. Но больше привлек взгляд в кабинете объект сочувствия. Комната, будто солнечная система, вращалась вокруг него. От его вида ответной болью сжималось сердце.

Женская фигурка, ссутулившись, сидела на стуле перед Мостицким. Лицо, потемневшее от горя, с черными от бессонницы кругами под глазами излучало ауру беды. Влага слез блестела на впалых щеках. Так выглядят несчастные жены. Или матери. Те женщины, кому есть, кого терять.

– Саша…. Это Любовь Ивановна, с обращением об исчезновении дочери, – представил заявительницу шеф.

По возрасту она моложе моей мамочки. Сколько же лет ее дочке?

– Елена Соколовская, двадцать лет. Вчера вечером не вернулась домой. Дежурный не принял заявление, так как еще не прошло трех суток, и Любовь Ивановна зашла ко мне, – И Мостицкий представил меня плачущей женщине. – Это Александр Рудный, опытный оперативник (ничего себе, отметил я). Он примет у вас заявление, и обещаю, Любовь Ивановна, сразу начинаем розыск вашей дочери. Сделаем все возможное.

– Спасибо, – сиплым от плача голосом проговорила мама девушки. Она, похоже, только отходила от истерики. Вот почему Мостицкий потребовал взяться за дело немедленно и отложить допрос Колохатько. Даже его выдержка не позволяла опытному менту терпеть слезы матери. Иваныч старался показать работу, чтобы скорей ее успокоить.

– Вы проходите в 101-й кабинет, – попросил шеф маму, – А ты, Саня, подзадержись на минутку.

Когда за матерью пропавшей девчонки закрылась дверь, Мостицкий протянул мне оставленную на столе фотографию.

– Бери-ка. Красивые девчата по твоей части, так что занимайся. Прими заявление и начинай розыск, только сразу.

Девушка с яркими синими глазами и припухлыми губками смотрела на меня с фотографии. Чистый, наивный взгляд из-под длинных ресниц. Локоны вьющихся русых волос лишь подтверждали, что девчонка, наверняка, нравилась парням.

– Почему я, Иван Иваныч? – решил, все же, уточнить.

– А ты у нас самый молодой, – бодро ответил шеф. – Одного с ней поколения, должен разбираться, что у молодых девочек делается в голове. А найдешь ее, глядишь, и женишься. Смотри, какая дивчина, высший класс. – И добавил задумчиво, – Могла, конечно, загулять, но не похоже. Что-то с этой красотулей стряслось.

С интуицией старого волка спорить смешно, так что доверяем Иванычу, и я, как говорится, беру под козырек.

– Очень деликатно поработай с мамой, – наставляет шеф. – Она считает дочку образцом порядочности, говорит, что та без причины не прийти домой, не предупредить, не могла. Рыдала так, что еле привел ее в чувство. Будь вежлив, вникни в детали.

– Есть, – отвечаю я. Из головы не выходит Колохатькина тема, а тут еще это дело.

– Пообщайся со всеми подругами, знакомыми, – продолжает Мостицкий. – Сегодня и начинай, один. Завтра дам тебе в помощь Кольцова, – и повернув голову к окну, словно заглядывая в него, как в будущее, произносит. – Думаю, ты ее найдешь.

Раз шеф так думает, значит так и будет, и я воодушевленно направляюсь к своему кабинету. Колохатьки ни в холле, ни в коридоре не обнаруживаю, наверно, вышел на улицу подышать. Что ж, после прерванного допроса полезно. Любовь Ивановна уже ждала меня, сидя возле моего стола. Женщина выглядела несколько спокойней, вот и хорошо. Сейчас быстро отработаем, и я еще успею допросить профессора.

– Любовь Ивановна, расскажите, пожалуйста, когда вы видели дочь последний раз? – начинаю я. – И поподробней, куда, по вашим сведениям, она ушла, с кем, когда должна была вернуться?

– Извините, забыла, как вас зовут, – дрожащим от волнения голосом переспросила Любовь Ивановна.

– Александр, – напоминаю я, отмечаю, как пересохли ее губы, и предлагаю воды. Она пьет, жадно глотая, будто хочет запить свое горе. Вспоминаю свою мамочку, и мне становится грустно. Они с Соколовской-старшей сейчас кажутся даже похожими. Мысленно желаю своей маме никогда так не горевать.

– Сашенька, – начала Соколовская, – Расскажу все, как было. Вчера Леночка позвонила мне с мобильного телефона в полдевятого вечера. – Сообщила, что собирается выезжать домой, что вызвала такси и будет через полчаса от силы. Жду час, два, а ее нет. Звоню, телефон выключен.

И Любовь Ивановна снова всхлипнула, платком вытирая глаза.

– А где и с кем она была, сказала? – уточняю я.

– Я знала с кем, – утвердительно сообщает Соколовская. – Со Славиком.

– А это кто?

– Парень ее, – поясняет мама. – Учится с ней в университете, со старшего курса. Встречаются с полгода, серьезный такой мальчик. Я уже, когда Леночки долго не было, звонила ему, раз, потом второй, а он весь вечер и ночью не брал трубку. Сегодня утром набрала, телефон тоже отключен.

Вот так-то. Начинать следует точно с этого Славика.

– Адрес его у вас есть? – спросил я.

– Если бы…. Живет где-то в центре.

Ладно, разберёмся, думаю я.

– Любовь Ивановна. Просьба сейчас сообщить мне имена и фамилии, телефонные номера Леночкиных подруг, курс и группу, где она училась, в общем, всех, с кем дочь близко общалась. Фамилию этого Славика знаете?

Дальше Соколовская перечисляла круг знакомых Лены, а я записывал информацию, предполагая, сколько мне придется перелопатить, чтобы найти нужный след. Фамилию парня мать не знала, но зато нашла в телефонной книжке номер лучшей подруги, некой Кати Павлицкой. В общем, зацепимся.

– А насколько серьезные отношения были у вашей дочери с этим Славиком?

– Он Лене нравился, – признается Любовь Ивановна. – Славик за ней красиво ухаживал, но такого, чтобы она у него оставалась на ночь, никогда не было. Я не допустила бы.

– Фото дочери в полный рост у вас есть? На том, что вы принесли, только ее лицо. Нужно фото максимально качественное. Скорее всего, мы покажем его по телевидению и расклеим на досках объявлений.

– Да, конечно, – говорит Соколовская. – Я покажу вам семейный альбом, сами выберите, какое лучше подойдет.

– Если можно. А теперь, Любовь Ивановна, нужно составить заявление. Формальность, но только после нее мы можем объявлять розыск.

Мы оформили документ, и я объявляю, что женщина может идти домой. Прошу маму Лены успокоиться, набраться терпения и не прогнозировать беду заранее. Мало ли, почему дочь не пришла ночевать? Возможно, она уже собралась выезжать, но Славик в порыве чувств убедил ее подзадержаться, остаться на ночь, влюбленные выключили телефоны….

– Что вы, – резко отреагировала Соколовская. – Я Леночку строго воспитывала. Она росла скромной, не такой, как современные девушки. Остаться спать у парня, и при этом мне ничего не объяснить, такого быть не могло.

– Может, она знала вашу реакцию, и просто опасалась, что вы запретите ей, – предположил я.

– Саша, ну вы же не маленький, – упрекнула меня Соколовская, и ее глаза снова наполнились влагой. – У вас мама есть?

Я киваю головой, и мне становится неловко перед этой женщиной.

– Если бы вы сказали, что едете домой, а потом исчезли, ваша мама бы не переживала? Вы думаете, Леночка не понимала, что со мной будет, если ее нет, а телефон отключен, только бы ее мальчику было хорошо? Я растила Лену одна, без отца, и кроме доченьки у меня никого нет. Она жалела свою мать, – взволнованно проговорила Соколовская.

– Извините, Любовь Ивановна, но мы должны проверять все версии, – признался я.

– Понимаю, – обреченным голосом согласилась мама девушки. – Пожалуйста, найдите ее.

– Обязательно найдем, – обещаю Соколовской выполнить свой долг, сообщить любую информацию о местонахождении дочери, как только что-то выясню, и прощаюсь. Мозг раздваивается между двумя делами – отыскать некоего Славика и закончить допрос Колохатько. Исчезнувшая девушка и исчезнувшие картины. И то, и другое для нас, сыщиков – смысл нашей работы. А богинями пусть занимаются религиеведы.

И я выхожу в коридор, чтобы пригласить одного такого. Аристарха по-прежнему нет, нет его и в холле, и я набираю мобильный номер. Длинные гудки оставляют меня без ответа. На что переключился профессор, если не берет трубку? Сам же торопил меня с допросом.

– Серега, – обращаюсь я к дежурному. – У меня тут заявитель был с утра. Подскажи, давно он ушел?

– Этот старик? – и Серега, сообразив, о ком я, сразу повеселел. – Так забрали его.

– Куда? – недоуменно переспросил я.

– Куда положено, – четко сообщает дежурный с ухмылкой на лице. – Пока ты ходил к шефу, а потом занимался этой мамой, приехала «скорая», вышли крепкие ребята в халатах – и привет. Забрали твоего деда в «дурку», – и было видно, с каким удовольствием Серега объявляет мне данную новость. – Тебе Мостицкий объяснял, что он псих? А ты не верил.

Ноги становятся как ватные, а волна разочарования проходит по всему телу, от мозга до пяток. Чувствую себя школьником, натупившим с детской задачкой. Вот так-то.

– Он ждал тебя здесь, нервно крутился, как тут врач и санитары заходят. Берут под руки и объясняют мне, что это душевно больной, убежавший из психиатрической клиники. Извиняются за беспокойство, но хорошо, что нашли. В общем, не парься. Потерял время, бывает.

Сергей больше проработал в органах и понимает мое состояние.

– Говорю, не бери в голову, – успокаивает он. – Этих пенсионеров половина сумасшедших, поверь мне. А если разобраться, то не пенсионеров, а вообще всех. Мне такие заявления приносили, что этот твой тип с Луной просто курит в сторонке. Однажды бабуля пришла сообщить, что инопланетяне под видом тараканов вторглись в ее квартиру с целью перемещения ее, бабки, в параллельный мир. Повторяю тебе, психов хватает. Время такое.

Связь инопланетных тараканов и времени в Серегином выводе могла бы развеселить любого, но мне было не до смеха.

– А профессор? – все же хочу расспросить я. – Что, так вот взял и ушел с ними?

– Возмущался, конечно, но кто его спрашивал. Погрузили в «скорую» и увезли. Видишь, медицина работает, а то любим говорить, что психов вообще перестали лечить, – резюмирует Серега и решает подколоть меня напоследок. – Не переживай. Подлечится, еще раз придет.

Вот тебе и Конечное Затмение. И чего я так зацепился за этого Колохатько? Нормальный человек слушал бы о ритуале, богине Луны и всемирной угрозе от неизвестного типа с улицы? Век живи – век учись.

Другая поговорка не пришла в голову, и я, чтобы не расстроиться окончательно, полностью переключаюсь на дело Соколовской. Знаю, это совсем другая ситуация. Речь идет не о мифической богине, а о живой девушке. Нужно действовать по горячим следам, и первый, кто стоит в цепочке – парень по имени Славик. Мобильник его по-прежнему выключен. Пора бы проснуться, чувак, думаю я, обед уже, если ты еще дрыхнешь, конечно. Или ты тоже попал в беду? Связываюсь с подругой Лены, Катей Павлицкой, по телефону объясняю ситуацию и спрашиваю, не знает ли она местонахождение пропавшей. Отмечаю, что Катя расстроилась, и что у нее приятный мягкий голос.