Едва небо на востоке начало светлеть, предвещая скорый восход солнца, на корабле все пришло в движение. Повинуясь четким командам триерарха, матросы убрали сходни, отвязали швартовые канаты от береговых тумб, и подняли из воды тяжелые бронзовые якоря. Прилив уже достаточно высоко поднял трирему над мелководьем. Дружно упершись длинными шестами в каменную кладку пристани, гребцы и солдаты оттолкнули корабль от берега, и, размеренными взмахами весел, вывели ее на широкую гладь Остийской гавани. Мастерски лавируя между многочисленными судами, стоящими на якорях посреди бухты, ожидающими своей очереди для подхода к пристани, длинная, узкая трирема обогнула мыс, являющийся крайней оконечностью гавани, и вышла на широкий морской простор. Демеций, стоя на носу корабля, там, где высилась голова мифического чудовища, достал кусок легкой ткани и распустил его по ветру, держа в высоко поднятой руке. Оставшись довольным направлением ветра, триерарх, неожиданно громким и четким голосом, что не совсем соответствовало его тучной фигуре, отдал приказ ставить паруса. Несколько десятков человек, отвязав закрепленную вдоль борта мачту, подняли ее, и вынесли на середину палубы, туда, где находилось, окованное металлом, широкое отверстие. Они приподняли мачту и завели ее широким концом в отверстие. Еще через несколько мгновений, с помощью канатов, мачта уже стояла вертикально. Когда же первые солнечные лучи, пробивающиеся сквозь густые низкие облака, озарили все вокруг, трирема уже неслась по волнам, подгоняемая свежим попутным ветром, заполнившим полотнище паруса с изображением гордого римского орла. Гребцы убрали весла, и только кормчий теперь управлял судном, ведя его хорошо ему известным курсом.

Вскоре на палубу вышли пассажиры, чтобы полюбоваться морским пейзажем и, едва заметной на востоке береговой линией. Не смотря на достаточно прохладную погоду, никто не собирался покидать палубу, и, кутаясь в плотные дорожные палии, продолжали стоять, вдыхая влажный, пропитанный солью, морской воздух. Более всех вид моря вызвал восторг у юной Тании, которая никогда в жизни его не видела, и знала только по рассказам матери. Девочка радостно бегала по палубе, переходя от одного борта к другому, забегая на нос, к деревянной фигуре Медузы Горгоны, возвышающейся над мощным тараном, с шумом, рассекающим волны, и на корму, где пожилой кормчий командовал рулевыми матросами, крепко сжимающими в руках концы рулевых весел.

Заметив триерарха, стоящего на корме рядом с кормчим, Квинт направился к нему. Коротко поприветствовав Демеция, он заметил:

– Хорошо идем, триерарх! Так мы быстро доплывем до нашей конечной цели!

– Если богам будет угодно, и ветер не поменяет направления, то завтра днем будем в Помпеях. – Со знанием дела ответил Демеций.

– Мне казалось, что при такой скорости, мы смогли бы быть там уже на рассвете. – Попытался возразить Квинт.

– Могли бы, благородный Квинт, но на ночь лучше останавливаться. – Укоризненно покачав головой, ответил триерарх. – Я хорошо знаю, как могут быть опасны прибрежные воды. Здесь полно подводных скал, которые и при сете дня заметить очень трудно. Так что не будем испытывать Фортуну.

Пока шел этот разговор, к триерарху и Квинту присоединились еще два человека. Один из них, настоящий гигант, поразил Квинта своим могучим телосложением. Лицо этого человека было обезображено шрамом, судя по всему, полученным от удара мечом. Другой же был невысокого роста, коренастый, с густой черной, как смоль, шевелюрой. Оба, по-дружески поприветствовали Демеция и, оценивающе окинули взглядами Квинта. Демеций приветливо ответил им, и уважительно посмотрев на Квинта, сказал:

– Благородный Квинт Сципилион, знакомься. Это (указал он на гиганта) – центурион Дирх, а это – гортатор (начальник гребцов) Марк. По приказу нашего Божественного Августа, Благородный Квинт Сципилион со своими спутниками направляется в Египет, – сказал Демеций, уже обращаясь к вновь присоединившимся к ним, – а нам велено доставить его туда в целости и сохранности и охранять в пути от всяческих неприятностей, которые могут случиться.

Квинт вежливо ответил на приветствия центуриона и гортатора.

– Давайте обходиться без церемоний и титулов. Здесь, в море, Вы хозяева, а я и мои спутники всего лишь гости на время нашего плавания. Поэтому зовите меня просто Квинт. Поверьте, это ничуть не уронит моего патрицианского происхождения.

Эти слова, произнесенные Квинтом, вызвали у морских офицеров некоторое удивление, и, в то же время, уважение. Им было лестно осознавать, что высокородный патриций предлагает быть с ним на равных.

– Ну, что ж, Квинт, – пробасил центурион, – раз так, я хотел бы познакомить тебя с боевым вооружением «Горгоны». Поверь, это поистине корабль-крепость.

– Это точно! – Добавил Демеций. – «Горона» самая быстроходная и маневренная трирема в римском флоте. Нам с Дирхом приходилось участвовать на ней ни в одном сражении. И, могу тебя заверить, Квинт, она одна стоит целой флотилии! – С гордостью за свой корабль воскликнул триерарх. – Знал бы ты, куда нас только не забрасывала судьба. Мы бывали в Галлии и Испании, проходили, даже через Геркулесовы столбы, чтобы попасть в Британию, бывали и в Понте Эвксинском.

– Правда! – Воскликнула Тания, все это время вертевшаяся рядом с кормчим. – Мне мама рассказывала про Аргонавтов, которые плавали в Понт Эвксинский. А верно, что там скалы сдвигаются, чтобы не пускать корабли?

– Нет, конечно! – Добродушно ответил Демеций. – Это все сказки придуманные Гомером. Эллины все склонны преувеличивать. Просто там очень узкие проливы, и, кажется, что скалы сжимаются.

– Что ты имеешь против эллинов? – Вмешался в разговор кормчий. – Гомер был великим поэтом и в своих стихах передал нам историю о величайшем путешествии. В ту пору Вас, римлян, и в помине еще не было.

– Я смотрю, в тебе вскипела эллинская гордость, Диохил! – Со смехом воскликнул центурион.

– Ты же не стыдишься своего галльского происхождения, Дирх. – Парировал старик.

– Да, я галл, но воюя в римских легионах, дослужился до центуриона, и теперь я, как, впрочем, и ты, римский гражданин. – Ответил на выпад кормчего центурион.

– Так ты эллин? – С нотками уважения переспросила Тания старого кормчего. – Моя мама тоже родом из Эллады. А я умею говорить по-эллински. – Переходя, к удовольствию старика, получившего возможность поговорить на родном языке, на эллинский, сказала девочка. Между ними тут же завязалась оживленная беседа, а центурион с триерархом предложили Квинту пройтись по кораблю.

– Я смотрю, у Вас на корабле, разноплеменная команда. – Заметил Квинт, спускаясь с кормы на палубу.

– Да, верно. – Ответил Демеций. – Среди матросов и гребцов много выходцев из иных земель. Есть эллины, фракийцы, финикийцы, сирийцы, галлы. Но вот кого нет на борту – так это рабов. Все эти люди свободные.

Триерарх с центурионом наперебой рассказывали о достоинствах корабля и его вооружения. Дирх, с гордостью показал Квинту свое любимое детище – башню, на которой размещались баллисты, катапульты и онагры, представляющие из себя грозно оружие, способное метать ядра на огромное расстояние. Потом он показал расставленные вдоль бортов скорпионы и полиболы.

– Благодаря такому оружию, «Горгона» может вступать в бой с пятью – шестью кораблями, и выйти из него победителем. – Заметил Дирх. – А кроме этого у нас есть мощный бронзовый таран, способный пробить борт любого, самого крепкого корабля. Так что можешь не беспокоиться Квинт, ни за себя, ни за своих спутников. В случае нападения, мы сможем противостоять любым противникам.

А между тем, трирема, подгоняемая ветром, все дальше и дальше уходила на юг. За день удалось пройти большую часть расстояния, отделяющего Остию от Помпеи. Когда солнце стало клонить к вечеру, кормчий, отыскав знакомую ему, удобную для стоянки, бухту, направил корабль к берегу. Здесь, неподалеку от небольшой деревушки, разбили лагерь. Солдаты быстро установили палатки, и вскоре возле них задымили костры, на которых готовился незамысловатый ужин. После ужина Аврелий заглянул в палатку Квинта. Именно сейчас, когда началось длительное плавание к берегам Египта, ему хотелось вновь задать профессору вопрос, на который до сих пор не было получено ответа.

– Простите, учитель, – произнес юноша, входя в палатку, – позвольте войти.

– Входи, конечно, что за церемонии!

– Еще раз простите меня за столь позднее вторжение, но Вы обещали объяснить, в чем причина нашего визита именно в Египет, а не в Иудею.

– Вот что, дорогой, присядь! Это давняя и очень запутанная история. Чтобы в ней разобраться, мне пришлось бы рассказать тебе очень многое о себе и о тех людях, которые в ней участвовали. Что касается лично меня, то мне нечего скрывать в своей очень длинной, ты даже не представляешь себе, насколько длинной, биографии. Но, как я уже сказал, к этой истории причастны и другие, очень близкие и дорогие мне люди. Я не могу, не имею права, без их согласия что-либо рассказывать о том, что касается не только меня. Для этого мы и отправились в Египет, чтобы полностью прояснить сложившуюся ситуацию. Я не могу этого сделать как либо иначе, кроме личной встрече. На то есть веские причины. Пока могу лишь сказать одно, если ты помнишь, пятнадцать лет назад я на некоторое время исчез из Рима, якобы по хозяйственным, коммерческим делам. Так вот, никаких хозяйственных дел у меня не было. Я просто воспользовался флайером, вопреки всем запретам, и вылетел для очень важной для меня встречи в Египет. Я всего лишь обратился с просьбой к одному очень уважаемому и любимому мною человеку, в оказании помощи одной, не менее дорогой мне семье землян, проживающей в Иудее. Не могу назвать тебе сейчас причину, побудившую меня на этот шаг. Тогда я получил отказ в самой категоричной форме, со ссылкой на закон, запрещающий всяческое вмешательство в дела землян.

– Как я, наверное, догадываюсь, речь шла об Анне и ее муже, о которых нам рассказывал Тобий.

– Ты совершенно правильно догадался, Аврелий. Речь шла об Анне.

– Вы просили о ребенке для этой бездетной семьи?

– Да, дорогой! Я просил об операции по искусственному оплодотворению, всего лишь, но, как я уже сказал, получил отказ в самой жесткой форме. И что же я узнаю спустя пятнадцать лет? У Анны взрослая дочь. Как это могло произойти, без постороннего вмешательства или с таковым, я и хочу выяснить. А если помощь была оказана, то почему мне было отказано и, спустя время, ничего не сказано об этом.

– Если я правильно понял, цель нашего путешествия – выяснение отношений с Вашими друзьями?

– Не только, мой мальчик! От этого, во многом зависит судьба твоего проекта, а кроме того, и судьба этой девочки, Марии, дочери Анны. Я не могу допустить, чтобы она оказалась под ударом. Это все, что я могу тебе сказать. Наберись терпения, и жди решения, которое мы можем получить в Египте.

– Не пойму, профессор, для чего же сейчас предпринимать столь длительное и небезопасное путешествие? Вы же могли, как и пятнадцать лет назад, тайно воспользоваться флайером и не подвергать, и свою, и наши жизни, возможным опасностям, которые могут подстерегать нас в пути.

– Позволь ответить тебе вопросом на вопрос, а почему ты сам, возвращаясь из Иудеи, не воспользовался флайером, а вместо этого пересек внутреннее море на римском военном корабле?

– Это совсем другое. Я находился в Иудее с официальной миссией римского сената, и, наверное, было бы странным, если бы я просто так исчез из Иудеи и, вдруг, появился в Риме. Кроме того со мною был Тобий.

– Вот ты сам и ответил на свой вопрос, дорогой мой Аврелий!

– Я все понял, учитель. Я пойду. Желаю Вам спокойной ночи.

С этими словами молодой человек покинул палатку Квинта.

Глава 11

К полудню на востоке путешественникам открылся вид на Везувий, и уже спустя час, «Горгона» пришвартовалась к пристани в Помпеях. Несмотря на накрапывающий осенний дождь, город предстал перед глазами путников во всем своем великолепии. Квинт со своими спутниками спустился на берег и пригласил их посетить принадлежащую ему виллу. На пороге небольшого, но очень красивого и уютного дома, путешественников встретил управляющий – высокий, темноволосый мужчина атлетического телосложения с чертами лица восточного типа. Он радостно поприветствовал Квинта и тепло, по-дружески обнял его.

– Я, получив письмо, с нетерпением ждал твоего прибытия, дорогой Квинт! Все давно приготовлено. Прошу, проходите в дом. К Вашим услугам приготовлены купальни в бальнеуме. Можете помыться с дороги, а я отдам распоряжение накрыть стол в триклинии.

– Спасибо, Луций! – Воскликнул Квинт. – И познакомься с моими друзьями. Аврелий и Цилия, я надеюсь, в представлении не нуждаются, а вот это Тобий, он иудейский священник. Я тебе писал о нем. И еще вот эта юная дева по имени Тания, которая уговорила нас взять ее с собой.

Луций вежливо поздоровался с иудеем и ласково потрепал по голове девочку.

– Ну что ж, – сказал он, – друзья моих друзей – мои друзья. Добро пожаловать.

Путешественники с удовольствием воспользовались предложением управляющего, и после посещения бальнеума, посвежевшие и переодевшиеся в чистые одежды, собрались в триклинии. По окончанию трапезы всем было предложено отдохнуть в заранее подготовленных помещениях. За столом в триклинии остались только Квинт и Луций. Как только последний из гостей покинул триклиний, между ними завязался оживленный разговор.

– Послушай, Квинт, – обратился управляющий к собеседнику, – Из письма я понял, что ты направляешься в Египет, но так и не смог для себя уяснить причину. Что тебя заставляет проделывать это весьма опасное плавание, и к чему такая спешка?

– На все есть свои причины, Луций. Ты меня очень хорошо и очень давно знаешь. Скажи, я когда-нибудь, что либо, делал беспричинно?

– Должен признать, что нет. Но меня беспокоит, что ты для своей поездки выбрал не самое удачное время года, и не самый удачный транспорт. Тебе, не хуже чем мне, известно, что римские корабли обладают очень низкой мореходностью, и даже не очень значительный шторм может привести к катастрофе. Кроме того, я мог бы закрыть глаза, если бы ты подвергал опасности только свою собственную жизнь, но с тобой еще двое наших сотрудников, и ты взял на себя ответственность не только за их жизни, но еще и потащил с собою ребенка. Я тебя не узнаю, Квинт. Думается, что ты идешь на такой риск, имея очень веские причины.

– Ты как всегда прав, Луций. Причины более чем веские. Не думай, что это решение мне легко далось. Я долго взвешивал все «за» и «против», но, как видишь, принял единственно правильное, на мой взгляд, решение. Поверь, если бы я мог справиться с тем, что мне предстоит сделать в одиночку, я никогда бы не стал подвергать опасности своих сотрудников, и, к тому же, очень близких мне людей.

– Тогда у меня есть предложение. Здесь, неподалеку от Неаполя, у меня есть катер, способный передвигаться под водой. Давай я пойду на нем и в случае непредвиденных обстоятельств, подстрахую Вашу трирему.

– По моему, дорогой Луций, это уж слишком! – Воскликнул Квинт. – Да и что с нами может случиться? Триерарх ведет «Горгону» в прямой видимости берега, ночуем мы на суше, а в случае бури всегда сможем найти какую-нибудь бухточку, где сможем переждать ее. Так что не стоит, Луций.

– И все-таки я настаиваю. Обещаю, что во время плавания никоим образом себя не обнаружу, и как только Вы достигнете Александрии, немедленно вернусь назад с чистой совестью.

– Ну, что ж, раз ты считаешь это необходимым, поступай, как знаешь. Мы отплываем завтра на рассвете, и тебе не сложно будет нагнать нас.

– Вот и отлично. Считай, что договорились, а то я уже засиделся тут. Хоть немного развеюсь. Кстати, Александрия – это конечный пункт твоего путешествия?

– Нет. Там я пробуду недолго. Только встречусь с Валтасаром, а потом отправлюсь в Мемфис.

– Надеюсь, что все задуманное у тебя получится, и тогда ты сможешь посвятить меня в свои планы.

– Можешь не сомневаться! Даже, несмотря на десять предыдущих трансплантаций сознания, мы все те же, что и раньше, и у меня здесь нет более верного и преданного друга, чем ты.

– Вот и отлично! Расскажи мне, каким маршрутом Ваш триерарх поведет корабль.

– Мы пойдем через Мессинский пролив до Брундизия, а потом пересечем море до побережья Эллады.

– Долгий путь, но, признаться, мудрый. Сразу видно, что триерарх опытный мореход. Однако могут возникнуть сложности. По моим данным, в ближайшие дни на Внутреннее море может обрушиться мощный циклон, который будет сопровождаться сильным штормом. Я бы, на вашем месте, остался бы на несколько дней в Помпеях и переждал бы здесь непогоду.

– Это исключено, Луций. Нам нельзя терять время, да и как я смогу объяснить Демецию, что надвигается шторм. Он просто сочтет меня колдуном или кем-то в этом роде. Так что завтра мы отплываем, а если не успеем до шторма дойти до Мессины, переждем бурю где-нибудь на берегу. Но все-равно, спасибо за предупреждение. Только прошу тебя, что бы ни случилось, не вздумай обнаружить себя и свой катер.

– Обещаю, но если Вашему судну будет угрожать гибель, я буду вынужден нарушить свое обещание, так и знай.

– Хорошо, но только в самом крайнем случае. И хватит об этом.

– Скажи, Квинт, для чего ты взял с собой Аврелия, я могу понять, но зачем с тобой Цилия…

– Тут такая история, дорогой Луций, между Аврелием и Цилией сложились отношения, и я не в праве вновь разлучать их. Но это только одна из причин. Для меня было понятно, когда с Геи шесть лет назад прислали на базу нового паромедика, но когда мне удалось поближе познакомиться с ней и с ее досье, я, к своему удивлению, обнаружил, что эта девушка не простой паромедик.

– Поясни, что значит «не простой»

– У нее очень необычная специализация. Цилия специалист по трансплантации сознания.

От неожиданности Луций даже присвистнул.

– Ничего себе! И для кого же из нас она заказана? Как будто со времени нашей с тобой последней трансплантации прошло не более полутора сотен лет. Всего-то. Остальные пока этой процедуре не подвергались.

– Да, ты прав. На Земле сейчас только шестеро, включая тебя, меня и Марцела, кому пересаживали матрицу. Еще Валтасар, Мельхиор и Гаспар, но они не наблюдатели, а сотрудники Корпуса жизни, в котором есть собственные аналогичные структуры. Кроме того и их срок еще очень далеко. Вот и напрашивается вопрос, зачем здесь Цилия.

– Выходит, что жизнь кого-то из нас находится под угрозой.

– Н-да! Это единственная мысль, которая приходит в голову. И мне кажется, что ее появление именно у меня, в Риме, совершенно не случайно. По всему видимому, интересующий Цилию объект – это я, хотя она может ничего об этом, до поры до времени, не знать. Именно поэтому я хочу встретиться с Валтасаром. Тем более, он не так давно был на Гее, и, возможно, что-нибудь знает или, хотя бы слышал.

– Думаешь, кому-то на Гее удалось, наконец, получить доступ к избирательной информации из ГИП?

– Не знаю, но такой возможности не исключаю. А если судить, что объектом стала моя скромная персона, я догадываюсь, кто бы это мог быть.

– Понимаю, кого ты имеешь в виду, и, признаться не удивлюсь, что это именно «ОН», ведь вы когда-то были очень близкими друзьями.

–Мы ими никогда не переставали быть, даже после того, известного тебе случая, только дружба эта какая-то странная. Он много раз возвращал меня к жизни, но ни разу не удосужился спросить, хочу ли я этого. Все это больше похоже на приговор к вечной жизни. Если мне угрожает смерть, в этот раз я хотел бы обойтись без трансплантации, и навсегда покинуть этот мир. Кто бы знал, как я устал! Ты даже не представляешь себе, Луций, какой это тяжкий груз, видеть, быть свидетелем, наблюдать за всей историей человечества на этой планете, и ничем, ни действием, ни словом, не иметь возможности вмешаться, исправить непоправимое, не допустить гибели огромного количества ни в чем неповинных людей!

– А ты никогда не задумывался над тем, что это вовсе не приговор «вечной жизни», как ты выразился, а степень самого высокого доверия?

– Поясни! Я что-то не вполне понимаю, о каком доверии ты говоришь, Луций! Или я чего-то не знаю?

– Квинт, это всего лишь мои догадки и предположения, но посуди сам, с тех пор, как на Земле, кроме Совета Наблюдателей, появился «Корпус жизни», здесь все кардинальным образом изменилось. Нам были запрещены прямые контакты с местными жителями, запрещено их обучение и вообще всякое вмешательство в дела землян, а для сотрудников Корпуса никаких ограничений не предусматривалось. Вдумайся сам, они под видом жрецов, ученых и советников были внедрены во все структуры местных государств. Вспомни только о тех странных генетических экспериментах над животными в том же самом Египте, а чего стоил ядерный взрыв, стерший с лица Земли два густонаселенных города вместе со всеми, пусть и далеко не праведными, его обитателями. Кстати, это ведь по «Его» просьбе, ты вывел из обреченного города семью этого, если мне не изменяет память, Лота. А история с термоядерной установкой в южной полярной области, из-за аварии на которой огромная часть суши на долгое время оказалась затопленной, тем самым уничтожив ряд только начинающих зарождаться земных цивилизаций, причем по большей части тех, кому мы ранее передавали свои знания. На мой взгляд, все это не случайно. О целях и задачах Корпуса не осведомлены даже большинство членов Высшего планетарного совета. Эта завеса сверхсекретности, лично у меня вызывает некоторые опасения. Так вот, «Он», как мне кажется, здесь, на Земле, может полагаться только на тебя, на то, что своими знаниями местной специфики, своим влиянием, только ты можешь противостоять чудовищным по своему размаху, и, бесчеловечным по сути, планам Корпуса. Отсюда и такая забота о твоей жизни.

– Может быть… Я как то об этом не задумывался… Но, если верно предположение, что «Ему» удалось получать нужную информацию из ГИП о событиях, которые могут произойти в ближайшем будущем, значит «Ему» может быть известно и о моих планах. А если «Он» прислал ко мне специалиста по трансплантации сознания, значит это мероприятие, несмотря на его опасность «Им» приветствуется, и будет использоваться в противовес планам Корпуса. Тогда мне необходимо как можно быстрее добраться до Египта. Думаю, мне удастся разговорить Валтасара. Он хоть и сотрудник Корпуса, но человек вполне разумный и дальновидный. И есть еще один, весьма авторитетный человек, который, я надеюсь, не откажет мне, и так же сможет пролить свет на эту загадку.

– Я догадываюсь, кого ты имеешь в виду. Если встретишься с «Ней», передай от меня большой привет и самое искреннее восхищение.

Глава 12

Как и предупреждал Луций, погода уже к концу третьего дня плавания начала портиться. Все усиливающийся ветер гнал с севера тяжелые свинцовые тучи, грозя порвать паруса и сломать мачту. «Горгону» швыряло из стороны в сторону на высоких волнах, поднятых ветром. То и дело все небо озаряли вспышки молний, сопровождаемые тяжелыми раскатами грома. Демеций приказал убрать паруса и мачту. Матросы тут же бросились исполнять приказ триерарха, борясь с ветром и перехлестывающими через борта солеными брызгами. Старый кормчий с тревогой вглядывался в сторону берега, подыскивая безопасное место для высадки на сушу. Даже не пытаясь перекричать разыгравшуюся стихию, он указал Демецию на какое-то место на берегу. Триерарх всмотрелся в указанном направлении и утвердительно кивнул головой. Гребцы дружно налегли на весла, и трирема, развернувшись поперек волны, избегая боковой качки, медленно направилась к берегу. Триерарху и кормчему пришлось применить все свое искусство, чтобы корабль смог пройти невредимым в узкий проход между прибрежными скалами, скрывающими спасительную бухту. Успешно выиграв борьбу с прибоем, «Горгону», как щепку выбросило на прибрежный песок. От толчка, все, находившиеся на корабле, едва удержались на ногах, но корабль прочно увяз своим тяжелым носом в песок и остановился. Матросы, спустившиеся с помощью канатов на берег, прочно закрепили судно. Выбрав ровное место на возвышенности, легионеры, привычным образом, несмотря на шквалистый ветер и холодный дождь, установив шатры, разбили лагерь, обнесенный частоколом. Тем временем, Аврелий обследовал прибрежные скалы, где обнаружил довольно обширную и сухую пещеру, куда он привел своих спутников и спутниц. Вскоре посреди пещеры, освещая ее стены и свод, заиграл языками пламени огонь, приятно согревающий до нитки промокших путников. Согревшись и просушив одежду, поужинали, приготовленной старым Диохилом, похлебкой. После ужина, Квинт, устроившись на импровизированном ложе, устроенном им у огня, прилег отдохнуть. Цилия с Аврелием уединились в дальнем конце пещеры, а оставшиеся сидеть у огня Диохол, Тания и Тобий завели оживленную беседу. Странно было наблюдать за этой необычной компанией, которая непостижимым образом нашла общий язык. Девочка без устали упрашивала старого эллина рассказать о его Родине. Старик долго отнекивался, но, наконец, сдался.

– Ну, что ж, стрекоза, – добродушно усмехнувшись, сказал старый кормчий, – раз ты настаиваешь, я расскажу тебе о странствиях хитроумного царя Итаки Одиссея.

Диохил выпрямил спину и торжественно, нараспев произнося звучные эллинские слова, стал пересказывать, давным – давно сочиненную слепым Гомером историю о приключениях Одиссея. Он оказался на редкость хорошим рассказчиком. И юная Тания, и пожилой Иудей, слушали эллина затаив дыхание. Когда же Диохил закончил эту историю, девочка в восторге от услышанного, стала упрашивать его рассказать что-нибудь еще. Немного передохнув и отхлебнув из кубка немного вина, Диохил стал рассказывать истории об эллинских богах и героях. Вскоре, к ним присоединились Аврелий и Цилия, присевшие рядом. Так и не сумев заснуть, Квинт так же стал прислушиваться к рассказу старика. Лежа с закрытыми глазами, он вслушивался в каждое слово. При упоминании имен Эллинских богов, ему вдруг вспомнилось невообразимо далекое время, когда он и другие его товарищи впервые вступили на эту землю, которую тогда именовали Пангеей. Зевс, Артемис, Афродита, Гефест… – эти имена, как песня звучали в его сознании. Удивительное дело, столько лет минуло с той поры, столько самых разных событий произошло на Земле, но эти, самые первые годы и та, первая команда Геян, прочно закрепились в памяти, так, как будто все происходило только вчера. Квинт вспомнил в мельчайших деталях это счастливое время. Вспомнил он и горечь утрат.

– Зара, милая Зара, – будто острым лезвием полосонуло по его сердцу. Горький комок подкатил к горлу, не давая вздохнуть, горячая слеза покатилась по щеке, а изо рта раздался тяжелый, протяжный стон.

– Что с Вами, Квинт? – Встревожено воскликнула Цилия, прерывая рассказ эллина. – Вам плохо? Что, опять сердце?

– Нет, нет, успокойся, – ответил Квинт, повернувшись к спутникам, – со мною все в порядке! Не обращайте внимания, и, прошу тебя, Диохил, продолжай.

– Но Вы так стонали! – Не унималась девушка. – Я должна Вас осмотреть.

– Я же сказал, со мною все хорошо! Эта совсем другая боль, которая тебе, Цилия, не подвластна.

– Вас что-то разволновало из рассказов Диохила? – Осторожно спросил Аврелий.

– Просто навеяло воспоминания, такие далекие, и, одновременно такие близкие. – С горечью в голосе ответил Квинт.

– Так расскажите нам! – попросила Тания.

– Обязательно расскажу, девочка, обещаю, но не сейчас. – Все так же печально ответил Квинт.

Он встал со своего ложа и отошел к выходу из пещеры, где продолжал завывать ветер. Цилия было рванулась за ним, но ее удержал Аврелий.

– Не надо, дорогая, не мешай! Видишь, он хочет побыть один!

Квинт продолжал стоять, жадно вдыхая, пропитанный влагой воздух. Воспоминания не отпускали его. Внезапно шум и крики людей снаружи, оторвали Квинта от тяжких дум. В пещеру вбежал, до нитки промокший, явно чем-то испуганный, Демеций, который указывая в сторону бушевавшего в темноте моря, непрерывно повторял:

– Там! Там….

Все сидевшие вокруг костра, и стоящий в стороне Квинт, рванулись со своих мест. Они обступили триерарха и стали засыпать его вопросами. Квинт, подняв вверх правую руку, попросил всех успокоиться и замолчать. Он обнял Демеция за плечи и усадил его на ложе у костра. Диохил, не произнеся ни единого слова, налил чашу вина и подал ее триерарху. Тот, залпом осушил ее до дна.

– Теперь рассказывай, что случилось? – обратился Квинт к Демецию. – Что так взволновало тебя?

– Там, на дне бухты, чудовище! – воскликнул триерарх.

– Какое еще чудовище? Рассказывай все по порядку!

– Часовые, оставшиеся на борту «Горгоны», увидели, как в бухту заплыло огромное чудовище, – продолжил Демеций, – оно доплыло до середины бухты, а затем опустилось на дно. А потом, потом, вода вспыхнула ярким огнем. Она и сейчас светится! Наверное, сам морской бог, Нептун, приплыл верхом на морском чудище!

– Постой, ты сам видел его?

– Нет, сам я не видел. Когда один из часовых прибежал ко мне, оно уже погрузилось в море.

– Что говорят часовые? Какое оно? Можешь позвать этих солдат сюда? Пусть они расскажут, что видели.

– Да, конечно! Я сейчас!

Демеций подал пустую чашу Диохилу, показывая, чтобы тот наполнил ее. Эллин налил в чашу вина и вернул ее триерарху. Тот вновь залпом осушил ее, встал и вышел из пещеры. Спустя какое-то время, он вернулся в сопровождении центуриона и двух легионеров. Квинт пригласил их к огню. Когда все расселись вокруг полыхающего костра, он обратился к солдатам:

– Рассказывайте, что Вы видели!

– Мы с Гаем стояли в карауле на корме корабля, благородный господин. – Начал один из солдат. – Было очень холодно, и мы решили спрятаться под кормовым навесом, а чтобы дождь не захлестывал под навес, взяли кусок парусины, и стали привязывать ее с подветренной стороны. Вот тогда мы его и заметили. Еще не совсем стемнело, и мы отчетливо видели, как в бухту заплыло это чудовище. Оно доплыло почти до середины и остановилось. Затем вода вокруг него забурлила, и чудовище стало погружаться.