Скрежет железа пробудил его через несколько часов. Осознание ударило в голову. Он все еще в тюрьме. Через горизонтальный проем в двери старик протянул Ричарду тарелку с серой кашей. По крайней мере, так казалось в темноте. Ричард заметил, что связка ключей на поясе старика пропала. Он молча посмотрел на еду, затем взял тарелку. Старик вел себя так, словно не боялся совать руки в клетку – если не со львом, то по крайней мере, с голодной гиеной.
– Сидите тихо, шеф, и Вас не тронут, – произнес старик.
Пластиковая тарелка влетела в стену, оставив кашу стекать по замшелым кирпичам.
– Я вас понимаю, могу ответить на любые вопросы.
Ричард молчал, озлобленно глядя на старика.
– Не бойтесь. Я вам не враг и не друг, шеф. Задавайте.
“Довериться старику было бы абсолютным безумием. Однако сейчас не подходящий момент включать принципы и игнорировать любую информацию”, подумал Ричард и посмотрел на разбитую им тарелку.” Нужно послушать, что он скажет, и в очередной раз убедиться, что мне конец”.
– Что происходит? Кто ты? – прохрипел Ричард и откашлял комок слизи, застрявший в горле.
– А за шесть часов Вас здорово потрепало, – заявил старик, удивившись голосу Ричарда. – Меня зовут Тодд. Вы в театре. Театре для отбросов общества. Пятнадцать лет назад меня наняли сюда тюремщиком, должен признать, с тех пор ситуация только усложнилась. Я и сам, честно говоря, не доволен тем, что происходит сегодня. В мои времена методы были другими.
– Методы? – спросил Ричард и отполз обратно к стене.
– Методы постановки пьес. Думаете, раньше использовали живых людей? Нет, конечно же, нет. Это придумал наш новый директор. Когда я только пришел сюда, это место напоминало небольшой кукольный театр. Куклами, как Вы уже поняли, были тела мертвых людей. Однако живых никто не трогал. Насколько я знаю, именно в этом заключалась изначальная идея театра – уменьшение количества жертв от рук убийц. Тела, в основном, крали из моргов, мест преступлений и несчастных случаев. Все были против убийств.
– Тогда зачем было убивать Бена?
– Я же говорю, тогда было другое время. Сегодня театр по-прежнему выполняет свою функцию, однако методы стали более агрессивней и лично я с этим не согласен.
– Тогда что ты тут делаешь?
– Увы, в современном обществе мне нет места. А тут – и кормят, и работа есть.
– Почему?
Старик облизнул губы.
– Пожалуй, на этот вопрос я не дам Вам ответа, – сказал он с такой интонацией, будто засмущался и сильно чего-то желал. Ричард почти не видел его лица. – Но могу Вас успокоить – трогать Вас никто не будет, Вы важны для нашего театра, публика Вас любит.
– Лучше убейте меня, – сказал Ричард почти шепотом.
– Я, конечно, могу быть неправ, но не Вы ли пришли сюда, чтобы найти работу актера?
Ричард промолчал.
– Никто не говорил, что будет просто. Деятели искусства зачастую должны страдать, чтобы эти страдания передавать другим. Посмотрите на мир вокруг. Люди хотят уйти от страданий через искусство, переживая эти эмоции при просмотре пьесы или прочтении книги. Вы как художник – должны эти страдания предоставить. А без знания материала нет и предмета, не так ли?
Ричард уставился в темноту, пытаясь пропускать мимо ушей все, что он говорит.
– Вы молчите и думаете, что самым желанным чувством является Любовь. Все хотят избавления от страданий, а не обрести любовь. А тех, кто живет в гармонии с собой, давно уже клеймили сумасшедшими.
– Почему я? – слова вырвались из его горла хрипом. Тодд усмехнулся.
– Я не знаю, – начал он. – Называйте это судьбой, Богом, Эффектом Бабочки, чем угодно. Весь мир – это пьеса, текущая по определенному сценарию. А самым важным в ней является состояние человеческих душ. Творцы – это искусство, порожденное природой или Богом. В этом я с Картером согласен, но совсем по иным причинам. Творцы – Боги в этом мире, ведь они порождают искусство, которое наполняет душу жизненным топливом. Если бы не искусство, мир бы погряз в грубом безэмоциональном конструктивизме. Вы это и сами прекрасно знаете, Шеф, – сказал он и взялся за трубу решетки. – Но почему художник не может быть объектом искусства? – продолжил он. – Чтобы ответить на этот вопрос, нужно задать другой. Что ценней – творец или его произведения? Единственный ответ – они являются неотъемлемой, одинаково ценной частью друг друга. Творец годен ровно на столько произведений искусства, сколько способен сотворить. Ни больше, ни меньше. Так же как дерево, порождающее за всю свою жизнь столько плодов, сколько способно. Все они являются его частью. Рано или поздно плоды начинают отделяться от деревьев, падая на землю, и становясь чем-то большим. Но только не произведения искусства, созданные творцом. Ведь видение художника находится у него в голове и никуда за всю жизнь не девается. Если все те шедевры искусства были созданы за счет образов в голове художника, почему нельзя назвать творящего – искусством? Почему нельзя назвать искусством процесс творческого мышления?
“Теория так же крепка, как и дерево, о котором он говорит”, подумал Ричард.
– Вы, Ричард, художник, и будьте добры соблюдать свои обязанности. Хотите Вы того, или нет – все закончится так, как должно закончиться. Все неминуемо идет к концу, и каким бы он ни был, Катарсис от него будет настоящий. Скажу по секрету – директору не понравился тот факт, что театр потерял главного гримера, накануне выступлений. Так что будьте готовы к худшему. Он хочет Вас видеть, – его глаза слегка заблестели в темноте, а потом исчезли.
– Стой! – крикнул Ричард. В отличии от других представителей театра, старик вызывал у него впечатление разумного и вежливого человека. – Слушай, пожалуйста, помоги мне. Просто отпусти меня, я никому не скажу, залягу на дно. Если кто спросит, я буду все отрицать. Честно! Клянусь, забуду, как страшный сон, – умоляющим голосом говорил он.
– Меня всегда удивляло, почему люди боятся жизни, которая, вероятно, лучшая для них? Советую разобраться с этим вопросом, – заявил Тодд и скрылся во тьме.
Несколько часов он корил ту часть себя, которая планировала бездействовать. За это время он успел три раза сказать себе «Нет смысла торчать тут – либо они меня убьют, либо я попытаюсь выжить», но страх отвечал ему обратное. Он вставал на ноги, но потом садился снова, потому что был уверен – ему не хватит сил выбраться.
– Они меня сломали… – Ричард закричал, и эхо раскинулось по коридору, обрисовывая в сознании пустоту этого места.
“Если бы только малая частичка надежды открылась мне, хоть какой-нибудь намек на спасение, я бы сразу вцепился в него и не отпускал до самой смерти в стенах этого места”, думал Ричард, уставившись в пустую и холодную тьму.
Акт 8
Веко на правом глазу пульсировало от непрекращающихся криков. Теперь холод замшелого пола просачивался через одежду. “Прошло сколько? День? Два? С тех пор, как я оказался за решеткой?” Ричарда трясло то ли от низкой температуры, то ли от стресса. Капля слюны стекала по нижней губе и он не рвался ее вытирать. “Куда эта девочка вела меня? Хотела помочь или погубить? Возможно, я упустил свой единственный шанс на спасение…”
От резко образовавшейся тишины загудело в ушах. Такое безмолвие обычно громче звуков. В надежде услышать отголоски жизни он все тщательнее прислушивался к окружению. Вдруг вдалеке послышалось тихое бормотание. Непрекращаемый словесный поток вызвал огромный интерес Ричарда. Возможно, он тут не единственный заключенный. Прислонившись к стенке, он стал слушать. Конкретных слов распознать не удалось, только едва уловимые нотки одержимости и отчаяния, словно безумие уже давно стало верным спутником человека за стенкой. Три громких удара по решетке заставили Ричарда отлететь в сторону.
– Заткнись и работай, – прозвучал голос Тодда.
Кажется он врезал по соседней камере. Стали приближаться шаги. Шел он молча. Стук башмаков о кафель создавали впечатление, что он идет не один. Старик подошел к камере Ричарда. За его спиной стояли еще два работника театра – тех самых, которые преследовали девочку в гардеробной. Тодд нашел в связке нужный ключ и отпер замок. Дверь со скрипом открылась. Мысли о соседе за стенкой сразу улетучились.
– Пошли, – приказал он.
Ричард поднялся и голова закружилась.
– Идите за мной и даже не думайте побежать, – сказал старик.
Ричард и не думал. “Когда на тебя уставились две зловещие морды, колени перестают тебя держать”. Прихрамывая, он прошел мимо двух лбов, которые сразу последовали за ним. Впереди шел Тодд.
“Один сильный удар по затылку старика тупым предметом – и все кончено. Было бы это так – врезал бы, не раздумывая. Может, стоит так сделать, чтобы умереть? Вдруг они меня поместят в еще более ужасные условия? Лучше не совершать глупости”, отчаянно думал Ричард.
– Вы встретитесь с Картером, – сказал старик. – Он тут главный. Благодаря ему Вы до сих пор живы. Он предложит вам сделку, советую согласиться.
Они повернули налево по коридору. Ричард усмехнулся, “Сделка, как же это абсурдно звучит”. В какой-то момент он подумал, что они направляются к тем жутким воплям.
– Выбраться все равно не получится, а так хоть проживете дольше. Последний, кто не согласился, скончался от обезвоживания. Незавидная судьба, в общем.
Впереди виднелась дверь эвакуационного выхода. ”Если бы не замок, рванул бы вперед”, подумал Ричард. Они остановились около кабинета директора.
– Кефа, Кифа, погуляйте пару минут.
Два амбала кивнули.
– Примите правильное решение, шеф, – сказал старик и сделал шаг назад.
Ричард молча зашел в кабинет. Встреча с Дьяволом – ни больше, ни меньше – именно так он оценивал грядущую встречу. За столом, выпрямив спину, сидел Картер.
– А, Ричард, как настрой? – отбросив дела, спросил Картер.
Ричард смотрел сквозь него.
– Ну извини за то, что вонзил тебе шприц в шею и заставил выступать в моей пьесе, но по-другому ты бы не согласился! Я тебя понимаю – любой другой на твоем месте чувствовал бы то же самое. Ну присядь.
Ричард не реагировал.
– Присядь! – крикнул он, и Ричард дернулся. – Не нужно страха, не сейчас. Должно быть, ты меня ненавидишь?
Ричард посмотрел на него, дав понять, что он сказал само собой разумеющееся.
– Чем же я заслужил ненависти? Убийства людей? Кощунство над их телами на потеху извращенцам? Дай-ка, я тебе кое что объясню, – сказал он и присел за стол. – Не задумывался, почему наш театр называется «Театр очищения»? – спросил он.
Ричард, подняв глаза, все еще смотрел в пустоту.
– Вижу-вижу, понимаешь, о чем я. Есть такое понятие, как «Катарсис». Ты, наверняка, испытывал его, когда сидел в зале большого театра и смотрел пьесы Шекспира. Высшая степень эмоционального насыщения твоей души. Тебя всего распирает, хочется забиться в угол и наслаждаться каждой секундой жизни. Однако, те, кто сидит в этом зале, – Картер указал пальцем чуть правее от Ричарда. – У них нет души. Это серийные убийцы, насильники, разного рода извращенцы, фу, мерзость – люди, заслуживающие смерти, без каких-либо оправданий. Каждый день эти уроды убивают, насилуют, пропагандируют, занимаются растлением. Что же побуждает их этим заниматься? Конечно, каждый такой уникален, но всех их объединяет одно – жажда. Жажда крови, чтобы наполнить Грааль пустой оболочки души. Сейчас никто не заморачивается – бросают их в клетку, как животных, обрекая на вечные страдания. Разве человек, пытающийся отыскать свою потерянную душу, заслуживает страданий? Он всего-то хочет стать человеком, обрести душу, как например в Буддизме – каждый имеет право на реабилитацию.
– Какой же бред! – не выдержал Ричард. Голос стал уверенный, но тело все еще стояло, как столб, скованный страхом. – Душу можно наполнить множеством хороших вещей – любовью, радостью, жизненными целями! – Ричард задыхался то ли от злости, то ли от изнеможения.
– Тут ты ошибаешься, ведь все эти удовольствия доступны человеку с душой, а постоянная ненависть, страх, боль – первые причины ее отсутствия. Вот и получается, что человек без души стремится к счастью. К своему счастью. Он не способен как ты выражаешься «радоваться».
Ричард затих. Ему было, что ответить, вот только страх обратно прорезал горло.
– К сожалению, помочь этим людям обрести душу мы не можем. Но наполнить ее оболочку кровью – вполне. Наши выступления существуют уже пятьдесят лет, и знаешь что? Со времен открытия театра стало пропадать меньше детей, количество убийств сократилось на столько, сколько людей смотрит выступление, общая преступность в городе упала. Жаль, что только на несколько дней. Однако, новые методы позволили нам увеличить длительность отсутствия преступности на недели и даже месяцы. Что самое удивительное, они до сих пор сюда приходят. Поначалу было туго, но сегодня в безопасности этого места уже никто не сомневается. Некоторые зрители зажили нормальной жизнью, завели детей, с тем лишь отличием, что приходится иногда ходить в наш театр. И самое главное – если их гены будут переданы по наследству, у нас будут новые зрители. Новое поколение. Несколько людей, которых мы приносим в жертву на сцене, согласись, ничто по сравнению с сотнями, которых убивали эти маньяки. Ты будешь удивлен, если я покажу тебе разрешение на постановку пьес от всех возможных правительственных организаций?
– Нет, я в это не верю! – холод пробежался по его телу.
Картер покопался в ящике стола, и взял несколько бумаг.
– Вот, посмотри, – он протянул стопку листов. Издалека было видно только очертания мокрой печати.
– Нет, это подделка.
– Подумай, как за пятьдесят лет нас еще не накрыли? Откуда у нас деньги на содержание персонала, бальзамирование трупов? Нас спонсируют.
Ричард не хотел подходить. Не из-за страха. Он не хотел терять надежду. Надежду на возвращение домой, на то, что его не похитят ночью полицейские и не вернут в пучину ужаса.
– Тебе этот тюремщик уже рассказал, почему ты здесь? – спросил директор и спрятал стопку документов в комод.
“Нет”, подумал Ричард и помахал головой.
– Ты убил моего гримера. К твоему счастью, это потеря не из великих. Смерть гримера, по сути, ни на что не повлияет. Ведь главное не то, что снаружи, так ведь? Тебе выпала возможность участвовать в благом деле, парень. Время идет и запросы растут. Теперь им мало отрубленных и гниющих конечностей – подавай свежие. Драматургии и мертвых тел тоже не хватает. Не подумай – изначально мы использовали мертвецов. Эксгумация. У нас есть свой человек на местном кладбище. Он списал все на… Как их, новая субкультура…. Готы, вот. Только потом, когда я стал директором театра, стали использовать живых людей. Но все равно, классические виды повествования тоже не нравятся. Приходится ломать четвертую стену и импровизировать, с чем ты справляешься безупречно. Но если все это совместить, БУМ, – он щелкнул пальцами. – Театр! Как ты думаешь, они подозревают, что мы сейчас говорим именно о них? – после этого вопроса он замолк.
Ричард продолжал смотреть в пол.
– Как ты думаешь, Ричард? Это вопрос.
Ричард старался игнорировать весь этот безумный бред, который извергался из рта Картера. Возмущенный Картер подошел к нему и дал ладонью по лицу. Перед глазами возник Себастьян. Сейчас руки Ричарда не шевелились от страха. Он безумно хотел вцепиться Картеру в голову и бить ею об пол, пока она не отвалится, а потом ударить ее ногой как футбольный мяч.
– Ответь на вопрос! – закричал Картер и повторил удар. В ушах запищало. – Причастны они к тому, что сейчас происходит? – несколько ударов последовало следом.
Левая часть лица покраснела. Из носа тонкой струйкой потекла кровь. Ричард озлобленно посмотрел в глаза Картера.
– Давай! Давай!
С каждым ударом страх перетекал в ненависть. Желание убить Картера начало тушить огни надежды на выживание. Подобные удары – ничто после того, что он испытал на сцене.
– Хорошо, – сказал Картер, отвернулся и медленно зашагал к столу. – Раз такое дело, хотел сделать тебе сюрприз, но дабы посмотреть на твои навыки поближе, придется его испортить.
Ричард на мгновение успокоился. Он только надеялся, что Картер поскорей его отпустит.
– В общем, скоро в нашу семью придет еще один актер. Точнее даже актриса. Как же звали эту новоиспеченную звезду? – он прислонил кулак ко лбу, сделав вид, что вспоминает. Выглядело это фальшиво, Ричард сразу понял, что над ним издеваются. – Ах, да, Эмили…
Время для Ричарда застыло. Он никак не ожидал, что такое возможно. Такое редкое имя не могло случайно вылететь из его гнилого рта.
– …Норрис.
Названная фамилия ударила Ричарда высоковольтным разрядом по всему телу. Вся ужасающая сущность Картера обрушилась на него и осознанием прошлась по организму. Он имеет дело не с человеком и даже не с Дьяволом. Это была оболочка, из которой выпирали куски пережеванного гнилого мяса, отслаивающегося и падающего на пол. Нечто, чьи кости пропитанные слизью, вонзались в его же плоть. Каждая клеточка этого существа истощала гниющую в сердце Ричарда ненависть. Сгнившие зубы в пасти впивались в обрубки десен, а изрезанный язык давно прилип к разным полостям рта. Этим самым ртом он из раза в раз отрыгивал имя “Эмили Норрис”. С безумными криками Ричард врезался в монстра и повалил его на пол.
– Да! Да!
Голова директора билась об пол с каждым ударом кулака по челюсти. Картер смеялся и кричал, пока Ричард не схватил его за волосы и не начал бить об стол. Сам того не ожидая, Картер что есть мочи закричал:
– Тодд!
Тодд забежал в кабинет вместе с двумя громилами. Они тут же подбежали к Ричарду и, схватив его под руки, оттащили от Картера. Ричард уцепился за его воротник и не отпускал. В ход пошли ноги. С неистовой яростью ноги врезались во всевозможные части тела Картера, пока Тодд не сжал его руку так сильно, что пальцы машинально разомкнулись. Картер отлетел и спиной врезался в книжную полку, отчего несколько книг упало на пол. Взбесившийся Ричард устремился грудью вперед, словно зомби, закованный руками в цепи, увидевший заветное лакомство.
– Почему ты так долго?! – говорил Картер с одышкой держась за голову. Ричард издавал рычащие звуки.
– Виноват, шеф, – сказал Тодд и приказал амбалам отвести Ричарда в камеру.
– Ублюдок! – кричал Ричард, вырываясь из стальной хватки.
– Черт! Охренеть! Прямо безумный бриллиант, скоро ты воссияешь на сцене! – с истерическим смехом заявил Картер.
Ричард залетел в камеру. Мох смягчил приземление. Решетка захлопнулась, после чего Тодд защелкнул замок.
– Выпусти меня, тварь! – кричал он, стуча по тюремным воротам.
– Вы ему нравитесь, считайте, что Вам повезло, – засовывая связку ключей за пояс, говорил он.
Ричард с легкостью мог просунуть руку в горизонтальный проем в двери и схватить Тодда. Тодд был спокоен, видимо, знал, что он этого не сделает. Два глазеющих на то, как Ричард выбрасывает свою злость на дверь, работника театра все равно не дали бы ему это сделать. Если бы не они, Ричард давно забрал бы свое. Обокрасть старика не так уж сложно. Тодд приказал им уйти, и Ричард это заметил.
Через некоторое время Ричард заскулил ”Пожалуйста…”. Удары уменьшались по силе и Ричард свалился на колени, так, что горизонтальный проем для передачи еды находился на уровне его глаз.
– Не все люди получают то, чего хотят, шеф. Радуйтесь тому, что еще живы, и тому, что ждет Вас впереди.
– Умоляю, – Ричард схватился руками за проем и жалостливым лицом посмотрел на Тодда. Тодд усмехнулся.
– А Вы действительно талантливый человек. Может, видение Картера не такое уж извращенное? Я же все вижу. Уверен, сейчас Вы разыграли эту сцену, чтобы разжалобить меня и отвлечь внимание, а сами выжидаете момента, чтобы схватить меня, выкрасть ключи и сбежать, – сказал он.
Эта мистическая, но верная догадка заставила сердце Ричарда биться чаще. Тодд присел на корточки и сравнялся уровнем глаз с Ричардом.
– Ну же, давайте, Вы можете разбить мне голову, или задушить, потом взять ключи, и открыть замок. Свобода!
Слова Тодда вновь напомнили ему о безумии этого места и вынудили не делать глупостей. Он вспомнил ту силу, с которой Тодд сжал ему руку, и та заболела. Старик силен. Ричард встал на ноги, Тодд за ним. Выглядело так, будто они друг друга поняли.
– Вы должны поесть, Вам станет легче. Я принесу новую порцию, – заявил он, развернулся, и только хотел уйти, как Ричард окликнул его.
Тодд обернулся и Ричард сразу понял – не стоило этого делать. Ему страшно хотелось узнать про того странного соседа за стенкой и об общем количестве заключенных в театре. Почему они здесь, сколько времени находятся и нет ли среди них тела его матери. Но ответ вдруг сам пришел в голову – они тут по такой же причине, что и он. А спросить про соседа, была бы самой глупой и роковой ошибкой. Когда Тодд спросил его, в чем дело, осознание глупости, которую он чуть не совершил, еще сильней ударило ему в грудь.
– Ничего, – задумчиво сказал Ричард. Не менее задумчиво на него посмотрел Тодд и скрылся.
“Наверняка, старик не знал, слышал я голос за стеной или нет”, думал он. Его вдруг пропитала уверенность. Если старик узнает о связи заключенных, то пересадит в другую камеру или уведет соседа подальше. Вновь надежда стала просыпаться. Он не один в этих проклятых стенах. Если удастся связаться с ним, получится сбежать. Вдвоем шансы на успех увеличиваются в два раза, если, конечно, второй окончательно не обезумел.
“Тодд работает тут уже пятнадцать лет. Если бы он хотел скрыть от меня присутствие заключенного, не стал бы бить в дверь соседней камеры и говорить с тем, кто за ней. Значит связь между заключенными он считает бесполезной. Буду надеяться, это не так. И какова вероятность того, что старик не подслушает наш разговор? Проверить это никак не получится. В такой темноте не то что человека – огонь свечи не рассмотришь”.
“Они хотят взять меня пряниками. Ну уж нет”, подумал Ричард, посмотрев на остатки не убранной еды. “Я на это не куплюсь”, заявил он то ли вслух, то ли про себя. “Неужели они думают, если дать мне еды, я стану менее их ненавидеть? Чего еще можно ожидать от кучки психопатов? В добрых и злых полицейских решили поиграть, хорошо”, – после этих мыслей Ричард постарался успокоиться. “Это место действительно сводит с ума”. Он сделал глубокий вдох и выдох. “Боже, они заставят меня выступать на сцене с моей покойной матерью”.
Опять звуки за стенкой, однако, в этот раз не голос. Это был шорох. Будто кто-то роется в комоде в поисках чего-то среди старых бумаг. Ричард поторопился придвинуться к стене.
– Эй, кто там? – крикнул Ричард.
Шорох прекратился. Началось бормотание, из которого Ричард смог разобрать лишь одну фразу – «Не говори со мной». Хотя, возможно, он повторял одно и то же из раза в раз. Ричард было хотел прислушаться к совету, но все же не выдержал и спросил:
– Кто ты? – его щека коснулась холодного камня стены.
– Замолчи, он услышит, оба умрем, – отчетливо ответил некто за стенкой. Сердце Ричарда забилось чаще. Голос казался ему знакомым, но вспомнить, кому он принадлежит, он не мог. – Ты слышишь? Нужно бежать отсюда! – кричал он прямо в кирпичи.
– Не хочу тебя расстраивать, но ты представить не можешь, как часто я слышал эти слова. Сиди тихо и тебя не тронут, – строго заявил сосед.
Диверсия, подумал Ричард. Если сильно кричать или биться в конвульсиях, старик откроет клетку и… И что дальше? Идея ушла так же быстро, как и пришла. Он вспомнил, в каком месте находится, и что всем плевать на состояние его здоровья. Слова человека за стенкой только сейчас дошли до него, и мурашками разошлись по телу.
– Сколько людей тут было до меня? – с ужасом задал он вопрос.
Ричард до последнего надеялся, что он промолчит. Ему не хотелось слышать ответ. Но нечто в нем желало узнать заветное число. Ему действительно казалось, что это именно число, а не цифра. Он ждал несколько секунд в ожидании сокрушающего все его надежды на спасение слова. За стеной тишина.
– Ответь! – он вовсе не хотел кричать и бить кулаком о замшелые кирпичи.
Все происходило машинально, словно должно было произойти. Голоса в ответ он не услышал. Наконец, Ричард замолк, смирившись, что, возможно, никогда не получит ответ. Может, оно и к лучшему. Нужно было думать, как отсюда выбраться, а не забивать голову ломающими психику мыслями. Но голова отказывалась работать, как следует. Это похоже на старания сочинить песню в период посттравматического шока. Никаких идей. Лишь нарастающее отчаяние, тремор в руках и неудовлетворенный инстинкт, с которым ты не способен совладать, из-за чего ты постепенно превращаешься в животное.
“Может, это и есть их задача? Превратить меня в животное, не способное здраво рассуждать, чтобы потом укрощать меня в своем гребанном цирке?”, думал он, протирая глаза.
Босые ноги зашлепали по каменному полу. Перед камерой появился силуэт голубого платья. В темноте казалось, что это призрак, который вот-вот пройдет сквозь металлические трубы тюремной решетки. Силуэт приблизился. Это была девочка.
– Ричард, – прошептала она тонким голоском. – Тяните время. Когда рабочая смена закончится, мы сбежим.
– Алиса? – спросил Ричард, пытаясь найти в темноте ее глаза. – Ты меня обманула, – заявил он.
– Не ешьте еду, которую он вам дает. Не верьте тому, что он скажет. И, пожалуйста, не разговаривайте с заключенными.
Не успел Ричард придумать вопрос, как ее босые ноги зашлепали прочь. Лишь негромкое «Эй!» разошлось эхом по коридору. Видимо, звук до нее не дошел, так как в ответ опять тишина. Он был подавлен. Никто не хотел с ним говорить и отвечать на его вопросы. Что-то явно происходило. Но что – знал только Бог, написавший это психоделическое произведение. Ричард вспомнил, что Алиса вовсе его не обманывала, и аварийный выход действительно был закрыт. “Но зачем она меня вела сюда?” – он успокоил себя тем, что, возможно, вскоре об этом узнает. “Тянуть время? Зачем? Может, она думает меня освободить? Но как?” Ричард вспомнил о связке ключей на ремне старика тюремщика. “Тодд берет их только тогда, когда хочет открыть дверь. Наверное. Возможно, он их оставляет в своем кабинете, и Алиса собралась за время нашего с ним разговора украсть их? А если он обнаружит пропажу, нам конец. Остается только надеяться, что у нее есть план получше, чем у меня”, размышлял Ричард, не замечая отблескивающих свет дальнего коридора глаз.
– Шеф, – сказал старый тюремщик.
Ричард вздрогнул. Не от неожиданности. Его посетила безумная мысль. “Может, он стоял тут все это время и слышал все, что мне говорила Алиса и человек за стеной?”, спрашивал он сам себя. На этот вопрос голова отказывалась давать ответы.
– Ваша еда, – Тодд протянул тарелку с кашей через прямоугольный вырез в тюремной двери.
“В гробу я видел это прозвище,” подумал Ричард, обозленно посмотрев на Тодда, и взял тарелку.
– Я вот тут подумал, Вам, наверняка, понравилась смерть Себастьяна – ведь она принесла Вам жизнь. Подумайте о том, что мы делаем в таком ключе, – заявил Тодд. – А теперь перекусите, Вам необходимо набраться сил перед следующим выступлением. Приятного аппетита.
Он уставился на Ричарда, словно ждал, пока он отведает лакомство из тарелки. Ричарду сразу же вспомнилась Алиса, которая просила его не есть стряпню старика.
– Спасибо, – ответил он и поставил тарелку на землю, не отводя от старика взгляда.
Тодд посмотрел на него, потом на тарелку.
– Обычно, когда говорят подобные слова, люди начинают есть.
– Мы ведь не в обычном месте, правда?
– Правда… Ешь, тебе нужны силы для следующего выступления, – сказал он.
– Я не голоден, – заявил Ричард.
– Ага… Вот как, – сказал тюремщик. – Ты можешь подойти ближе?
Почувствовав интеллектуальное преимущество, Ричард уверился в себе. Он встал на ноги и, подойдя к решетке, сравнялся уровнем глаз с Тоддом. Оба словно пытались пересмотреть друг друга. Будто дети – сцепились взглядами в смертоносной схватке. Тодд дернулся – и вот кисть Ричарда сжимается в его ладони. Он пытался вырваться из захвата, но сила, с которой семидесятилетний старик сжимал руку, казалась нечеловеческой. Тодд потянул ее на себя так, что Ричард ребрами коснулся металлических труб решетки. Старик оголил его руку и шершавым языком прошелся вдоль внутренней части предплечья. От столь мерзкой мягкости вены попрятались под кожей. Тодд несколько раз чавкнул, проглотил слюну и отпустил его. Ричард отлетел от двери и, врезавшись спиной в стену, ударился затылком. В глазах засияли оранжевые вспышки.
– Завтра увидимся, – сказал Тодд спокойным голосом и растворился в темноте.
Через некоторое время, когда тишина окончательно дала понять, что никто больше к нему не явится, глаза начали слипаться. Спать не хотелось, сердце все еще выскакивало из груди, а адреналин превращал мысли в хаотично кружащуюся в воде стаю рыб. Хочешь-не хочешь, а заснуть не получится. Едва ли веки сомкнулись, как раздался топот. Он напоминал поочередный стук гирь, замотанных в тряпку, о кафельный пол. На каком расстоянии от него находился источник звука – понятно не было. По тяжести шагов Ричард понял, что бредет нечто кошмарное. Он закрыл уши ладонями и зажмурил глаза. Ужасающие образы приходили в голову. Как некое существо выбило решетку в камере, схватило его, и поволокло по полу за собой, в будущем предавая его тело пыткам. Как он вырывался, как кричал изо всех сил, но никто не помогал. Обычно, когда в своих фантазиях перед сном он представлял нечто подобное, он сражался и побеждал, или разыгрывал драму, которая, в конечном итоге, привела бы его к победе. Но только не сейчас. В эту секунду он и представить не мог, что спасется от зловещего существа. Послышались неразборчивые разговоры, после которых захлопнулась дверь.
– Галлюцинации, наверняка, они! – крикнул Ричард.
Сквозь туман страха он решился открыть глаза. Ни топота, ни зловещего образа не показалось.