Кабанёнок рос гораздо медленнее домашних свиней, а самое главное – не обрастал жиром, что вызывало досадливое недоумение у отца, грозившего его заколоть:
– Хоть два пуда мяса будет, а так с него толканет. Беспечный Яшка, не предвидя грозящей ему участи, охотно сопровождал отца, куда бы тот не направлялся, а тот брал кабанёнка даже в лес за грибами, предпочитая его общество собачьему. Чёрного он слегка недолюбливал, особенно по пьяни и после каждой попойки грозил застрелить отважного пса.
Тем временем Чёрный и Яшка придумали новое развлечение. Они выходили на деревенскую улицу, ложились поперёк дороги и никого не пропускали, кроме знакомых им лично людей. Местный алкоголик Петрович неоднократно приходил к отцу жаловаться в сопровождении вздорной, склонной к регулярной истерике жены Клавки.
Как-то, в конце лета, в районе полудня мы с отцом выбежали на истошные крики. Петрович лежал в пыли, а поросёнок с собакой кусали его старый пиджак, к счастью, не добравшись до тела. Клавка верещала, что гадские звери лишают её водки и мужа. Алкоголик был спасён, но Клавка не унималась:
– Что делается?! В прошлый раз, Сергей, твоё зверьё мало того, что почти обглодало Толю (Петровича), оставив его без штанов, но они ещё и бутылку разбили. Возмещай убытки, а то…
Её остановил взгляд Чёрного. Тот, как будто понимая человеческую речь и желая пресечь мошеннический обман, свирепо зарычал и напрягся, как для прыжка. Жена алкоголика перестала махать руками и замерла в ужасе. Петрович поднялся, пощупал карман – бутылка была цела и жизнерадостно, незлобливо отряхнулся:
– Целая, не разбилась. Я-то боялся, что кабан горлышко перекусит. Вон у него зубья какие!
Подошли любопытствующие соседи. Среди них тётка отца Надежда Романовна, сын директора подсобного хозяйства, мой друг Виталий Королёв и два уличных кренделя – Пират Степанович и его приятель Стрекач. Весть о целости бутылки воодушевила двоих последних, а ещё, к сожалению – моего отца, слабого на алкоголь. Клавка с напором застрочила, как из пулемёта:
– Режь поросёнка на закуску, а собаку на цепь сажай, проходу никому нет.
Отец задумался. Я возмутился и заявил, что не позволю этого сделать. Стрекач вызвался сбегать за ножом, а отцова тётка стала стыдить племянника прилюдно:
– Не вздумай! Пусть идут куда хотят. Никогда не меняй животных на водку. А уж если приспичило и терпежу нет – есть у меня бутылка «Агдама».
Расстроенный было отец отмяк душой и Яшка избежал печальной участи быть съеденным под бутылку паршивой водки.
Пират со Стрекачем приняли охотничью, высчитывая, как на арифмометре, где шансы выпить выше. У Стрекача всё разрешилось блестящим образом: Петрович, доводящийся ему Шуриным, увёл мужа своей сестры в весёлое алкогольное гнёздышко. Пирату повезло меньше. Отцова тётка его ненавидела, а Клавка тоже не питала к нему добрых чувств, припоминая, как он не довёл её, пьяную в стельку, до дома, бросив в кустах около детского сада.
… Осенью, когда я вернулся из командировки в город Центральной Азии Джалал-Абад, нашего любимца Яшки уже не было в живых. Пёс лежал около собственной конуры и глядел на всех тоскливыми глазами – как преданный товарищ, скучая по приятелю.
Кроме отца, никто кабанятину есть не решился, а папаня, чувствуя неловкость, злился:
– Зажрались совсем! Голода не видели!
Голода, в настоящем смысле, мы и вправду не видели, но Яшку от этого было не менее жаль…
Вскоре я переехал в другое жилище, но связь с родным домом старался не терять, регулярно наведываясь в прежнее гнездышко.
Пёс Чёрный пережил своего друга Яшку ненадолго. Обстоятельства сложились таким образом: живущий неподалёку фельдшер Слава, тот самый перебежавший некогда от жены к тёще, стал прилично закладывать за воротник и по этой причине случилась взаимная нелюбовь его и нашей собаки. Он неоднократно и крикливо жаловался, грозя прибить пса дубиной, с которой и принялся расхаживать мимо нашего дома по улице. К несчастью, он стал подпаивать спиртом нашего отца, внушая пристрелить Чёрного. Накануне смерти Брежнева, девятого ноября, подловатый фельдшер раза три прогуливался у нашего забора, размахивая увесистой берёзовой палкой, подзуживая пса. Тот сорвался с цепи и мне с трудом удалось отбить лекаря у собаки. Пёс настолько озверел, что не обращал внимания на команды и пинки ногой. Кое-как5 я его утихомирил. Палка, потерянная в первые секунды битвы, валялась в пожухлой траве у дороги. Слава плакал пьяными слезами:
– Сергей, (меня он демонстративно игнорировал) видишь, что творится! Больше ко мне за спиртом не приходи!
Десятого ноября мне было необходимо отправляться в командировку в Алма-Ату, но я выбрал время заглянуть в старый дом и узнать, как там дела.
Впереди меня вышагивала, метрах в двадцати, обильная женскими выпуклостями Света Сёмина. Она прожила в бараке довольно много лет, не меньше тридцати и теперь решила поглядеть на его останки. Барак ещё не был разобран, а лишь ощипан с двух сторон местными мародёрами. Навстречу ей ехал на велосипеде Стрекач, а он ездил очень редко, только в экстренных случаях. Руль велосипеда этот мошенник-сантехник держал одной правой рукой, второй же рукой ловко достал папиросину из пачки и сунул в рот. Оставалось только чиркнуть спичкой.
Стрекач к женскому полу был довольно равнодушен, но Свету он обожал. Приблизясь к ней, желая произвести впечатление, велосипедист-сантехник достал спичечный коробок, окончательно отпустил руль и чиркнул на ходу, зажигая спичку. Спичка загорелась, но прикурить он не успел сходу врезавшись в опору электролинии. Подбородок и нос горе-велосипедиста грубо прочертили по нижнему слою проволоки-катанки, которой, методом скручивания крепят деревянный столб к пасынку из железобетона.
На лбу образовалась впечатляющая шишка, а изрядно ободранная проволокой физиономия оптимизма не внушала. Стрекач оглядел улицу чумным взором, уселся на выцветшую серо-коричневую траву и произнёс наиболее употребляемую им в трудных случаях фразу:
– Эх, природина!
Мне довелось слышать от него это выражение сотни раз. Произносил он его всегда с горечью, досадуя на очередную неудачу или сорвавшийся сюрреалистический план.
Света относилась к Володе Стрекачу с презрительный пренебрежением, но в глубине души была добра, а ей ещё льстили знаки внимания даже от такой ничтожной личности. Она очень хотела замуж, но кандидатов не находила. Точнее, потенциальные женихи её обходили стороной, а стукнуло уже тридцать с небольшим.
Забегая вперёд, замечу, что дело с замужеством затянулось до абсурда. Света рискнула вступить в соперничество с собственной тёткой и… проиграла. Дело было так: когда тунеядец и раздолбай Гоша, склонный к дармовой выпивке, вернулся из армии, то не обнаружил поблизости потенциальных невест, или, хотя бы, постельных соратниц (народ из деревни разъехался) и мутным взглядом выделил Свету. А что? Она была всего на тринадцать лет старше него, а выглядела, так просто обольстительно. Света стыдливо-благосклонно приняла ухаживания балбеса и рискнула привести потенциального мужа к тётке на смотрины. Итог визита ошеломил не только престарелую невесту, но и всю округу: недалёкий болван заделался третьим мужем Марии Петровны, а племянница оказалась не у дел. Через какое-то время народ попривык и уже не обращал внимания на сорокалетнюю разницу в возрасте между Гошей и Петровной…
Света торопливо подошла к Стрекачу:
– Как же так получилось? Володя, тебе плохо?
Ой какая огромная опухоль на лбу – это опасно.
Она всё-таки была медичкой и добрым человеком. Стрекач благоразумно взглянул на неё, сверкнув в улыбке железным зубом:
– Ничего, глиной смажу и всё пройдёт.
И тут грохнул выстрел. Бросив наблюдать за комедийной парой, чуя в душе неладное, я бросился к своему старому дому, стоявшему в метрах тридцати от места происшествия. Около дама никого не наблюдалось, а за задней калиткой слышались голоса. Я поспешил туда. Около уличного верстака лежало тело Чёрного, пристрелянного пьяным отцом. За сараем раздавался топот. Я выглянул за угол сарая и увидел спину трусливо удирающего фельдшера.
Отец вяло оправдывался:
– Ну что же делать? Всё равно пришлось бы убить когда-никогда.
Я горько спросил:
– Его тоже есть будешь?
Папаня плюнул с досады и пошёл отдавать ружьё…
Прошли годы. Помня о печальной участи наших питомцев, мы долго не заводили домашних животных. Случалось, правда, приютить бездомных собак, но они больше чем на два года не задерживались, умирая от старости, либо случайно погибая под колёсами автомобилей.
Следующий запоминающийся персонаж оказался цыплёнком толи куропатки, толи перепёлки. Его принесла старшая дочь Инга (младшей дочери у меня нет, а есть ещё два сына, но так как она старшая по возрасту, я её называю старшей) в самом начале июня, или в конце мая 1988 года. На вид он ничем не отличался от обычного цыплёнка – такой же жёлтый пух, разве, что размеры маловаты. Инга бережно несла крошечный жёлтый комочек в ладонях. Я набросился на неё с упрёками:
– Ты у кого утащила цыплёнка? Немедленно верни его хозяевам!
Дочь растерянно ответила:
– Я его не крала, он в траве сидел, около речки. Домов в той стороне не было. Если предположить, что он случайно заблудился, ну тогда ладно, пусть живёт.
Час спустя стало понятно: перед нами дикий птенец. Он за считанные секунды забегал, цепляясь коготками за одежду на моё плечо и прижимаясь к шее засыпал, а может просто задрёмывал. Его и кормить то оказалось почти не нужно. Достаточно было вывести малыша на траву. По ней он носился с необычайной скоростью, постоянно выискивая каких-то мошек и прочую живность. В первый день Инга с Юркой накопали ему мелких червей (специально отбирали), а он лихо с ними расправлялся, причём увидев, где их берут, по куриному принялся разгребать свежий раскоп, тщательно выглядывая добычу.
Имя птенец так и не приобрёл, оставшись безымянным, но что характерно: очень уважал дальние прогулки, как когда-то кабанёнок Яшка, а в случае опасности моментально вскарабкивался на плечо к человеку и там прятался.
Пребывание редкостного питомца в нашей семье совпало с феерической историей замужества Ольги. О, это отдельная, не знаю, насколько поучительная, тем не менее – история. Дело обстояло так: сводный брат этой самой Ольги, мой хороший друг Александр Александрович Видовский, тридцатитрёхлетний цветущий здоровяк попросил меня пристроить замуж свою непутёвую ближайшую родственницу. Я не стал вдаваться в подробности, что с ней не так, а, по его словам, у сестры не было шансов устроить свою личную жизнь там, где они жили, а это довольно далеко от Подмосковья, моментально подписавшись на авантюру. Почему я это сделал? Во-первых, хотел помочь другу. Во-вторых – потенциальная невеста была хороша: 19 лет, высокий рост, прелестная фигура, а главное – броская, не славянская красота (она была немкой). Моя уверенность приближалась к 100% – на такую точно клюнут наши наивные парни.
Затея удалась. Не всё прошло по моему плану, но жизнь всегда вносит коррективы. В общем по порядку. В первый же вечер Ольга была выведена в свет – местный клуб на дискотеку. Никто в план посвящен не был (это гарантия краха любого замысла), поэтому мой недалёкий и вздорный приятель Витька Хитров пришёл в полное недоумение, когда я ему не разрешил поухаживать за арийской красавицей. Он сдуру решил, что девицу я приберегаю для себя – на сладкое. Первое появление потенциальной невесты на дискотеке произвело если не фурор, то многочисленные обсуждения сверхновой звезды местного масштаба. Она превосходила соперниц красотой, а большинство и ростом. Да, была ещё Танька Турукина, та самая, что могла за один присест уничтожить трёхлитровую банку самогонки, после чего подумать и… добавить ещё для полного счастья. К тому же она была выше практически всех ребят, за исключением «Киляя», но красотой проигрывала Ольге вчистую, а ещё отличалась склонностью к мордобою, что не прибавляло ей популярности. Витька, который едва доходил макушкой до плеча Таньки и боявшийся её кулаков, сдуру решил, что Ольга, ангелочек во плоти, само воплощение невинности, достанется ему на правах приза, в качестве награды за дружбу.
Увы, но придётся сделать ещё одно отступление, без которого не совсем понятна суть его потенциальных претензий на Ольгу. Витька, царство ему небесное, был противоречивым человеком и по-настоящему ни с кем не дружил. Да его принимали повсюду и охотно, но его поверхностность не позволяла поддерживать длительные и устойчивые отношения что в дружбе, что в любви. Иногда он брался за ум, начинал вести правильный образ жизни, но быстро утомлялся от своей правильности и вновь сворачивал с ровной дороги на колдобины и ухабы дурацких приключений и неурядиц. Меня с ним связывало взаимовыгодное приятельство. Он помогал нам по хозяйству, ничего не умея делать самостоятельно, зато был хорош на подхвате. Взамен же был регулярно окормляем деликатесами, а также принимал участие в праздничных и отдыхальных мероприятиях, о которых в нашей семье никогда не забывали. Тогда мы строили гараж близ старого отцовского дома, а Витька, не умея вести кладку, развлекал меня и брата Михаила небылицами и грандиозными планами, на которые он был мастак. Весёлые и глупые горбачёвские времена. Слов пролилось к тому времени несусветно много, дела со словами не совпадали, от слова совсем, но что странно – народ жил весело, чувствуя грядущий ужас, но весело и бесшабашно. Полки магазинов катастрофически пустели даже в Москве, что уж говорить о провинции, но моей семьи это мало касалось: я, как говорилось тогда, имел доступ ко многому. Возьмём, к примеру сахар и водку – главный дефицит времён пятноголового дятла. На тот момент из свободной продажи изъятые, как и мыло (!), и носки (!), и прочее, они продавались только по талонам, грубо говоря – карточкам. Никаким здравым смыслом невозможно объяснить тот неудержимый бардак в политике и экономике страны. Честно говоря, сомневаюсь, что даже открытые враги, коли таких заслали бы в наше руководство иностранные спецслужбы, сумели бы достичь десятой части от того, что сотворили властные дураки и внутренние предатели.
Вот те раз! – скажет иной читатель – начал с цыплёнка, а перепрыгнул на большую политику. Но из песни слов не выкинешь, так, что цыплёнок, водка, прочий дефицит, политика, дура Ольга, болван Витька оказались в одном флаконе и неотделимы друг от друга.
Кандидатка на замужество меня откровенно побаивалась и смотрела пёсьими, всегда готовыми услужить глазами, видать дал ей Сан Саныч острастку и, подозреваю, приказ не перечить ни при каких условиях. Она явно верила в то, что я отправлю её назад при малейшей её оплошности, а ей этого ужасно не хотелось.
Женихи посыпались как из рога изобилия спустя неделю после дебютного выгула «в свет». Витёк первым сник, уяснив бесперспективность конкуренции с молодёжью. Он к тому времени не работал, а года три околачивался по больницам и жирел, отъедаясь на казённых харчах. В больницу он изначально попал после аварии, дотянул в палате до комиссии ВТЭК и получил вторую группу инвалидности и пенсию. Его главной заботой и головной болью с тех пор стало ежегодное подтверждение сомнительной, скажем прямо, инвалидности. Работать он уже не хотел, а прожить на пенсию ещё не мог, потому и прибился к нам, как к людям, способным прожить вполне сносно в сложные времена.
Витька также был привлечен к отбору кандидатов, очень этим гордился и постоянно предлагал одну сомнительную личность за другой.
К моему тридцатилетнему юбилею, на который я не попал (потом расскажу почему), в финал вышли два жениха, если рассуждать спортивным языком. Оба рослые и статные молодцы, едва вернувшиеся с армейской службы. Тот, что повыше и поленивее жил в полукилометре, в ближайшей деревне Кузьминки, второй, гораздо более скромный и работящий – километрах в десяти, в деревне Ивановская. Ленивого пустозвона звали Сашкой, а второго – Колей. Жюри отборочного конкурса, в лице меня и моей сестры Любови Сергеевны, заранее остановили свой выбор на Коле, а пять голов с правом совещательного голоса либо не возражали, либо отмалчивались. Дело, можно сказать, было на мази, а тут ещё собственный юбилей… Всегда приятно, когда планы выполняются.
Рекрутировав Витьку, я совершил набеги на известные мне московские торговые точки. Домой мы доставили четыре набитые битком сумки с деликатесами, плюс то, что я привёз из последней командировки, а привозил всегда не мало. В последнем случае два мешка сахарного песка, для производства самогонки, компотов и варенья. Но самогон – не панацея, требовалась ещё и водка, да не каждый знал, где её можно достать. Увы, времена царили талонные, это года через три её стали полуподпольно продавать на рынках, а тогда это была валюта почище доллара. Но мир не без глупых людей (умный бы не догадался), поэтому в захолустной деревне соседнего Воскресенского района, километрах в двадцати от Егорьевска процветала открытая торговля водкой без талонов и очередей. Деревня называлась Шильково. Как такое могло случиться? Трудно сказать. В стране царила вакханалия так называемого трезвого образа жизни, поэтому и пили всё подряд, от одеколона, до лосьона «Огуречного» и настойки боярышника…