Осторожно продираясь сквозь колючие кустарники, безжалостно, в кровь царапающие открытые части тела, молдаванин тихонько приговаривал: – Вот что имели в виду мудрые латиняне, говоря: «Per aspera ad astra50».
–
Что ты там бормочешь, – тихонько спросил майор.
–
Да вот, вспомнил, древние римляне родственниками мне приходятся. И еще, похоже, выбрались мы, наконец, на простор и при этом тихо вокруг. И, что важно, не одной существенной части тела на сучках, как тот барсук, не оставили.
Наверное, с час они брели в сплошной темноте, спотыкаясь на всех неровностях почвы. Потом смилостившись выползла неполная луна, и от её пусть несколько ущербного света идти по полупустынному плато стало несоизмеримо легче. Ходьба, пусть больше напоминающая пьяное ковыляние, но разогнала по телу кровь. Ночная прохлада, студящая виски, уменьшила звон в голове, прояснилось сознание. Появились трезвые мысли.
–
Слушай, Цыган, а куда мы идем, в том направлении только горы, насколько помню карту, жилья там нет.
–
Это я вам понимаю. Куда мы идем? Вы же милостивый сударь нас ведете. Вы туташни
й командир, знаете местные края, народонаселение, их языки и обычаи. Короче всю географию с этнографией и прочей хренологией. Вас в этих палестинах в каждом ауле по достархану, окруженному любящим гаремом дожидается, и вы спрашиваете – ху есть ху?
–
Ладно, капитан, избавьте мои, и без того контуженые мозги от вашего красноречия. Давайте немного перекурим, прикинем к носу – куда двигаться.
–
Подумать оно никогда не помешает, а вот на покурить не рассчитывайте. Нету, у нас покурить, и стрельнут не у кого. Придется бросать вредную для здоровья привычку. Тем более, труднее всего продержаться первые три дня, а Вы их уже почти достойно выстрадали.
Если до этого разговора Васькина терзал звон в голове, то теперь к нему добавились муки никотинового голодания. И это, кто к несчастию своему понимает, переносилось, пожалуй, труднее. Вовчик, бессмысленно ощупывал карманы шинели, зачем-то залез в кобуру с «Макаром». Ладно, хоть в ствол пистолета заглядывать не стал. Незачем, а то некоторые окольцованные товарищи туда прятали заначку от жены. В карманах поношенной шинели он нашел несколько крупинок табака, но так мало, что ни о какой самокрутке и думать не приходилось. Попробовал было жевать эти пылинки, перемешанные с ворсинками сукна, но тут же сплюнул отвратную горечь. Когда-то, совсем в другой жизни, он читал у Джека Лондона, как на страшно холодной Аляске все жевали табак. Но, видимо, его состав был несколько иной.
– Слышал я, давно когда-то, поэму типа Онегиана, а тама такие стишки, «О долбаны, бычки, окурки, порой вы слаще сигарет. Но мы не ценим вас, придурки, а ценим вас, когда вас нет». И это ж надо, как какая-то сволочь точно подметила. Но самое обидное, столько раз бросал курить, ведь почти по месяцу маялся, но окончательно так и не смог бросить. А сейчас, когда и без того тошно, курить придется отвыкать, хочешь или не хочешь.
–
Да, вот экая гадская безотвычка, приобретаемая чаще всего из-за глупого выпендрежа. А насчет окончательно, пока не скончался бросить курить или пить нельзя. Окончательно, таки да, только бросить кончать можно. Это не похабность, шо вы, то всего лишь фонетика.
Ночной холод не позволил им долго рассиживаться на этом продуваемом злым горным ветром месте, а просыпающийся звериный инстинкт погнал в противоположную сторону от уютного жилья.
Под утро они наткнулись на раздолбанную дорогу, почти тропу, но, судя по размытым отпечаткам разномастных копыт, по ней когда-то не так уж давно прогоняли стада. Дождавшись серенького рассвета, Вовчик изучил грунтовку и оценил окружающую местность, заметно повышающуюся к северо-востоку, и где-то совсем неподалеку переходящую в непролазные горы. В результате исследования он пришел к выводу, путь, скорее всего, ведет к кошаре51 на летнем выгоне. Это заметно приподняло его настроение, тоскливое вследствие произошедших событий и неизведанности будущего.
–
Друг мой, цыганская ваша удача, вполне возможно, до сих пор с вами, – приободрившись, мурлыкал он. – Если я не ошибаюсь, то скоро мы наткнемся на людей, причем настолько не цивилизованных, что вряд ли они знают о последних событиях в мире. Так как мы в Пишпекии, и аджики, которым я доблестно служил, предпочитают скотоводству земледелие, в этих камнях невозможное, то полагаю, мы встретим пишпекских чабанов. Для них вы большой начальник, – Ак Суяк, то бишь
белая кость. Вам, а значит и мне, по
сле Ваших нескольких команд, аборигены с премногим усердием преподнесут, если не сочный шашлык из молодого барашка, так ароматный бешбармак и пьянящий как пиво кумыс. Более того, в полнейшем экстазе от Вашего явления снабдят нас премного махоркой. Да и, конечно, будут горько переживать, если вдруг да не смогут выполнить указание по доставке шотландского вискарика или кактусовой текилы. Только уж и Вы ведите себя соответственно грозно и с достоинством.
Цыган, балагуривший не так давно, сейчас угрюмо молчал.
–
Что с Вами, мой не слишком юный друг? Куда делся фонтан Вашего неиссякаемого красноречия, или вы не выспались? – не унимался заметно оживившийся Вовчик. – Так соберитесь капитан, от Вас сейчас будет зависеть, какой прием нам окажут местные дикари.
–
Оставьте хохмы, майор, я не знаю туземного языка, и еще я сбил в кровь ноги.
–
Таак, с языком это плохо. Как же Вы, офицер штаба дивизии, с подчиненными общались. У тебя такая же плохая, как и у многих расейских черта – живешь среди коренных жителей, а язык их выучить не желаешь. – Я мол тута приехал, вот вы под меня и выгибайтеся. Но язык, то не смертельно, вот покажите-ка ваши ножки, приятель.
Ноги Цыгана действительно были сбиты в кровь, и распухшие пальцы, торчавшие сквозь рваные вдрызг носки, говорили Вовчику, что их блистательный поход близок к завершению. Так получилось, потому как щегольские, из хорошей кожи и на крутой рифленой платформе ботинки, которые везде почему-то называют берцами, достались Цыгану на размер больше, чем требовались. Возможность пофорсить капитан предпочел удобству. При нормальных условиях оно бы все ничего, даже и самому почти незаметно. Почему-то очень уж неприятно, когда обувка жмет. Только последние четверо, или даже больше суток Цыган не нашел возможности, а може охоты снять ботинки и хотя бы просушить носки. Носки просто сопрели на ногах, а почти прилично километровый ночной марш бросок, да еще по пересеченной местности, добил их смрадное существование. Нежные пальчики на изящных ступнях быстро разбились о грубую внутренность солдатской обувки. Особенно саднит вот этот пальчик. Как он там обзывается? Указательный что-ли? На ноге?
А шо вам обойдется когда зимой и летом в одних счиблетах?
Самое печальное, поначалу Цыган просто не чувствовал боли, а потом шел, превозмогая ее, испытывая себя героем и мучеником, не задумываясь, что заживать ноги будут очень долго. Тем более лазарета не предвидится, а на разбитых ходулях далеко не уковыляешь.
Видя такое дело, майор, матерясь сквозь зубы, грубо спросил: – Нижнее белье, ну майка какая-нибудь, есть? Давай сюда.
Цыган испуганно разделся, поеживаясь от утренней, более чем прохлады. Снял футболку цвета хаки и протянул Васькину. Тот критично осмотрел ее.
–
Маловата будет, но моя тельняшечка давно превратилась в майку, так что еще меньше. И у твоего исподнего прочность сохранилась, а это немаловажный фактор.
–
У женщин есть любимое нижнее белье, «неделька» обзывается. У холостых офицеров тоже свое есть – «месячишко».
Вовчик в ответ угрюмо буркнул, разорвал футболку на две портянки, показал капитану, как надо их наматывать. – Копыта свои беречь надыть.
– У кого копыта, а у кого и ноги. Почти по-мальчишечьи всхлипнул офицер.
–
Были бы ноги, носили бы голову. Учтите, капитан, раз мы в такой переделке живы остались, значит, судьбе это для чего-то надо было, поберегите себя – баловень фортуны…. Ну как, полегчало маленько?
–
Полегчало, вот только еще бы найти где-то, попить.
–
Араку?
–
Да не, простой бы водицы.
–
Есть у меня немного.
Капитан недоверчиво взглянул на почти пустой вещмешок майора. – А она свежая?
– Свежее не бывает. Почти горячая, и чистая – ты не сомневайся, только что пропущена через лучший фильтр – через почки.
– Да, майор, сразу заметно, как тебя крепко контузило – даже шутки Ваши и те контуженные….
Через некоторое время, Цыган, почувствовав, что боль уменьшилась, и может быть не все так беспросветно в обозримом будущем, попробовал шутить.
–
Если провиденье выбрало нас, то и на счет и воды и курева могло бы позаботиться.
–
Э, нет, батенька. Судьба, она только шанс дает, все остальное вы обязаны делать сами. У судьбы дел невпроворот.
Везде не поспеет, даже если просто оправдываться станет, пред теми кто её клянёт. За каждым прыщиком на вашей заднице она при всем своем старании не уследит. Примерно на эту тему есть бородатый анекдот, слушай: «Один старый еврей очень верил в своего бога. Молился днем и даже ночью, просыпаясь по нужде, не забывал сотворить молитву Яхве. И вот в один не прекрасный день началось наводнение. Залез старик на крышу. И подплывает к нему мужик на лодке, давай, мол, сюда, а то потонешь. Но старик отказывается лезть в лодку. Меня, говорит, бог спасет….»
–
Да, знаю я этот анекдот. Он еще с расшифрованных иероглифов в пирамиде Хеопса, Хуфу – старику потом бог на том свете сказал: – "Я ж тебе три лодки и вертолёт посылал".
–
Вот анекдоты перебивать – почти самое паскудное дело. Нет, чтоб с показным вниманием дослушать до конца, а потом вежливо слегка похихикать. Как все нормальные люди…, ведь я все ж старший по званию. Распинаюсь тут перед ним, понимаш, чтоб боевой дух поднять, а он
…. Тихо! Слышишь, где-то неподалеку машина едет.
Действительно, явственно донесся приближающийся шум мотора. Сам, грузовой, судя по звуку, автомобиль не было видно из-за небольшого бугра в нескольких десятках метров позади. Прятаться было поздно, да и негде.
–
Оружие к бою! – заорал Вовчик, и, выхватив пистолет, улегся рядом с колеей.
Вскоре показалась кабина «ГАЗ-66». Расстояние было довольно большим для прицельной дальности «Макарова», но Цыган выстрелил.
"Зря это ты, пацан" – зло подумал майор, но выбора уже не было, и он выпустил почти всю оставшуюся обойму по кабине, почти не целясь, на удачу. Из кабины кто-то вывалился и дал короткую очередь из автомата высоко поверх голов. Тут же до Вовчика донесся истошный вопль: "Идиоты, вашу мать!" И все стихло. Васькин понял, что джуни так орать не сподобятся. Выждав немного, осторожно, бочком, стал подкрадываться к машине. Цыгану он негромко приказал прикрывать его, но больше без толку не стрелять. Настороженно приблизившись к машине, он осмотрелся. Только рядом никого не было. Тогда бережно открыв дверцу, он заглянул внутрь кабины, посмотрел на следы пуль, пробивших стекло, прикидывая, куда они могли ранить водителя. И тут между лопаток его не больно, но достаточно ощутимо, ткнулся автоматный ствол. Непонятно, откуда взялся его хозяин, в шапке-невидимке, что ли стоял рядом, но тон его речи был несказочно понятен, и разночтений не допускал.
–
Крикни свому засранцу, чо вон раскорячился с пистолетом, чтоб бросил оружие
, и шел ко мне. Объясни доходчиво. Иначе я с такой дистанции, в него из автомата не промажу, а для твоей тупой башки и удара приклада достаточно. Сомневаюсь, что она крепче окажется, хоть и такая же деревянная.
Вовчик вынужден был безоговорочно подчиниться столь внятному внушению. На его счастье Цыган, как говорится, не рыпался, исполнил все в точности. Незнакомец неловко обыскал их, и как-то неуклюже осмотрел документы, но профессионально провел краткий допрос, после которого сказал:
–
Даже в самом богатом на эти, как их… эпитеты, расейском мате, нет для вас достаточно верного определения. Такую машину угробили, да еще меня зацепили. Надо было вас, как местных куропаток – кекликов, с автомата поджарить. Да вот патроны по нынешним временам подороже будут, чем ваши зряшные головёшки….
Собрался он, очевидно, добавить и этих самых эпитетов и уже для пущего эффекта взмахнул рукой, но болезненно сморщился и схватился за бок.
–
Ну вот, еще на одного мастера приколов прибыло, – ответил Вовчик, – показывай, где тебя ранило.
Незнакомец в форме расейского пограничника, со знаками различия старшего прапорщика и что вообще малопонятно в хромовых сапогах, осторожно разделся. Рана была не тяжелой, но как бы обозвать без специфически заумной эскулапской терминологии? Скажем просто – неприятной. Пуля не слегка чиркнула по коже в районе подмышки правой руки. Неприятность в том, что очевидно всеж задета какая-то мышца. Управлять рукой больно, да и заживают такие царапины медленно. Не лучше было на другой стороне грудины, видимо было сломано или крепко ушиблено ребро, а может и не одно. При касании к ним прапорщик страдальчески мычал. Вовчик, используя все свои познания в медицине и набор средств автоаптечки, сделал перевязку. Незнакомец через силу улыбнулся.
–
Теперь я спеленат, что твой младенец. Драться не смогу, а буде так, то давай знакомиться по нормальному. Меня зовут Олег Васильевич. Он посмотрел на Васькина – чо-то мы с тобой почти тезки. Фамилия Пермяков. Служил на заставе «куском»…
–
Кем-кем?
–
Да почти на всех пограничных заставах бывшей Империи так старшину называли. Служил, – добавил он совсем другим тоном, и в басовитом голосе его послышалась страшное горе, – пока были с кем служить.
Прапорщик замолк, задумавшись о чем-то своем. Казалось, он забыл про собеседников.
Цыган немного деликатно помолчал, сочувствуя чужим переживаниям, но у кого их теперь нет? Осторожно покашляв, чтоб обратить на себя внимание, он спросил:
–
Олег Васильевич, вы случайно табачком не богаты? А то забыл, когда последний раз покурить приходилось…. Как, не курите? И в машине ничего случайно не завалялось? Это же надо, во всей Средней Азийи единственный некурящий старшина, и конечно же, именно нам в такой драматичной ситуации попритчилься. А я, как видели из документов, капитан, вернее теперь уже ближе всего бывший капитан пишпекской армии, по всей фикции, и армии тоже бывшей. Зовут меня Роман, но так как я на две четверти молдаван, то и называют меня Цыган. Для большинства кацапов цыганка – малдаванка одно и тоже….
Видя, что капитан настроился говорить очень долго, а общее настроение не располагает к пустозвонству, Вовчик резко оборвал его словоизлияние:
–
Цыган, заткнись. И не употребляй больше слово кацапы, а то я на барана, так вроде бы с еврейскоро переводится это слово, могу обидеться. И ты, Васильич, если доставать будет, сразу затыкай его. Он штабс-капитан, то есть при штабе служил, а там длинный язык дорогу к чинам вылизать помогает.
Роман действительно заткнулся на полуслове. Замолк, но по всему было видно, как он возмущен. Особенно обидно услышать такое от человека, минуту назад которым чуть ли не восхищался, и еще который не хухры-мухры, а в чем-то тебе обязан тебе, может быть и самой жизнью. Выежнулся перед каким-то прапором типа со всей прямотой. Только ведь когда человек очень прямой, то чуть качнется не в ту сторону и сразу заметно, как тупит. Нет ты посмотри какое умное лицо сделал. Жаль, только оно и умное….
Вовчик, словно не заметив обиду Цыгана – продолжал:
–
Это благодаря его дурости мы обстреляли тебя с такого расстояния. Будь на твоем месте джуни, мы бы покойниками были, не успев толком поиграться в войну. Или ты, действительно, мог нас по обиде грохнуть. Кстати, а чего ты по нам не стрелял?
–
Да я давно был готов к подобной встрече. Автомат на боевом взводе всегда под рукой. Только в нашем случае сразу понятно, не на военных напоролся. Лишь дилетанты с такого расстояния из пистолетов начнут палить. Да еще и так безбожно мазать по такой огромной мишени.
–
Это мы-то не военные? Это мы-
то дилетанты? Вскипел Цыган. – Да мы офицеры! Ну, в настоящем, которое уже в прошлом, не самых победоносных армий….
–
Да ладно ты, не хорохорься. Прав старший прапорщик. Вели себя как болваны, одно утешает, что дуракам, как говорят, счастье. Да, и чтоб с чинами покончить, похоже, скурвились наши чины, зови меня просто – Вовчик. Меня так все друзья зовут, и предчувствую, подружиться нам придется. Нравится это кому-нибудь из нас или нет. Вот вроде все и познакомились, а теперь надо двигать отсюда. Давай, Олег, посмотрим твою колымагу, может быть, она еще не совсем сдохла. Ты только ничего сам не делай, только командуй нами.
ВАШИМГТАУН. КРАТКАЯ ПОЛИТИНФОРМАЦИЯ.
Гегемония давно наблюдала за укреплением Подлунной. И приветствовала ее, на поверхностный взгляд, не слишком масштабную милитаризацию, как антипод раздерганной, но все еще неистребимо могучей и крайне непредсказуемой Рассеи. Даже когда эта псевдосоциалистическая империя распалась, а новое, демократическое руководство покончило со строительством коммунизма и стало верным последователем истинно демократических идеалов, т.е. разрушило собственную экономику и разогнало армию, правители Заокеанья все еще боялись её как недобитого монстра. Эта азиопская уродина с претензией на евриопейскую гегемонию, не раз доказывала, как способна быстро возродиться из полнейшей разрухи, и стать еще сильнее. Гегемонии не нужно было возрождение столь мощной конкурентки. Гораздо спокойнее было бы, если бы Расея распалась еще на несколько частей, а те еще на несколько. Образовались бы маленькие удобные суверенитетики, до смерти боящиеся соседей. Зато всегда с жадно открытым ртом внимающие советам – указаниям лидера. Им достаточно будет пару центов подбросить в виде гуманитарной помощи, и они довольны. Это если наши монополии вконец их разорят. А если недовольство достигает точки свержения удобного демократического режима, то и тогда одной роты сил быстрого реагирования будет достаточно для наведения порядка. Как мир не понимает, что маленькое государство, это благо. Все рядышком все под рукой, всех кандидатов в верховное правительство в лицо знаешь. Надо в этом отношении заняться крупными постимперскими осколками, Окраинной, Степной республикой и Беларашией. Необходимо продолжить процесс и в самой Рашии. Неплохо было бы разжечь войну между бывшей Империей и Подлунной. Вот уж правильно древние римляне говорили: "Si vis pacem – para bellum" – "Хочешь мира – готовь войну". Победить мы никому не позволим, но погреть руки над чужим огнем – это достойно достойного. Не плохо бы прибрать к рукам расейский Дальний Восток, Империя ведь сама отобрала его у Маньчжуров сравнительно недавно. Присвоила, но ничего путного не создала. Гегемония управляла бы гораздо рациональнее. А как бы выиграл от этого весь мир. Заокеанские штаты на данной территории, дали бы возможность контролировать всю Дальневосточную Азийю без излишних затрат на дальний дрейф могучих флотов. Без дорогостоящих военных баз, аренда которых нестабильна вследствие постоянно меняющейся внешнеполитической конъюнктуры. Чайна, Корейи, Джапания – все рядом, все под рукой. Нет, определенно, ради такого приобретения не жалко, если мир потрясет еще одна, небольшая такая, локальная война. Могли бы ведь эти полуварвары уступить свои земли добровольно, как в свое время часть Калифорнии, а затем и всю Аляску. Но ведь не отдадут этот богатый и столь стратегически удобно расположенный край, ни за какие деньги. Будут разорять его своим, мягко говоря, неквалифицированным хозяйствованием. Ах, эти расейские, к чему бы ни прикоснулись их умелые руки, все начинает разваливаться.
Подлунная тоже по-своему опасна. И в ней живут имперские амбиции. Но она зажата в своем регионе, как глупая индейка в клетке. Некуда ей развиваться. Может она повоевать за несколько болот с Вьетмамом, может за несколько гималаских вершин схлестнуться с Индеей, но не станет же оккупировать Монголию из-за ее полупустынь, которых и сама имеет более чем достаточно. Вот пускай повыпустит пар в драке с рашами, – каштаны из этого огня не им достанутся.
Забыли гегемонцы не единожды проверенную на германцах пословицу, посеявший ветер пожнет бурю. Затевая драки где-нибудь подальше от своих границ, они уверились в безопасности своего дома. А близнецы небоскребы особый случай. Трагедия для народа, но не для правителей, которые все и спланировали.
Только вот земной шарик, пусть по новой теории геологов и растет на несколько миллиметров в год, все равно становится теснее и расстояния на нем преодолеваются почти стремительно. Это когда-то очень давно огромное скопище монгольских корабликов не смогло преодолеть столь маленького внутреннего моря и погибло у берегов Нипонии растерзанное бурей «Камикадзе»52. Теперь Подлунной не нужен огромный флот, достаточно нескольких ладных подводных лодок с ядерными ракетами на борту. Сегодня они уже есть, и маршрут к берегам Заокеании их кормчим хорошо известен. И десант ханям не надо высаживать. Десант уже давно там. Это только европейцы, проживающие в другой стране, гордо вспоминают, откуда пошли их корни, но, к примеру, для своей далекой прародины Ирландрии, или скажем Скотландии, они и пальцем не пошевелят. Хань же, где бы ни жил – это, прежде всего, хань. Даже в десятом поколении, живущий пусть в самой благополучной стране знает, его настоящая родина Чжунь, и если эта родина прикажет: "Погибни!" – многие, не задумываясь отдадут жизни во имя её далекой, но единственной. И прошли те времена, когда жили луноликие особняком в своих "Чайна-таунах», в них же торгуя нехитрыми ремесленными изделиями. Ныне представители этой многочисленной диаспоры держат в руках многие финансовые потоки. На многих стратегических производствах работают главными специалистами. Да и как знать, может и сама «ядерная кнопка» не так уж далеко расположена от их искусных пальчиков, способных если не нажать на ее вовремя, то заранее перенацелить системы, ею управляемые.
Сегодня избранник заокеанских банкиров чувствовал себя неуютно. Впервые за последние десять лет происходящее в мире не вписывалось в наперед просчитанные планы. Азийя все более выходила из-под контроля. Казалось бы, поверженный Афиганистан, почему-то не стал послушным. Даже наоборот, пламя тлеющее в его каменистых ущельях грозит распространиться на недавно еще такой прирученный Покастан. Ишрак, даже растоптанный, тоже может преподнести еще немало неприятных сюрпризов. Вот и Чайна повела себя совсем не так, как от нее ожидали. Вместо небольшой пограничной войны с рашами, она почти без выстрелов подчинила себе все бывшие средневосточные владения Империи. Причем сделала это с таким азийским коварством, что только и остаётся беспомощно развести руками. Все эти постимперские псевдодемократии, якобы добровольно вступили в союз с Подлунной. Столько усилий гегемонской дипломатии, направленной на приумножение своего влияния в этом регионе и псу под хвост. Такое усиление Чайны мировому сообществу не нужно. Теперь приходится вести спешные переговоры с этим, явно играющем на непритязательную публику, расейским лидером. Обещать ему для ведения войны и беспроцентные кредиты и устаревшую технику. То есть большая война грянет, никуда она теперь, к сожалению, не денется. Всё как и планировалось, но уже по утвержденному кем-то иным сценарию. Этого нельзя простить. Это невозможно исправить.