Чег
о там у тебя заныкано? О, «Золотая Язва», – богато живешь…. Буду тебя учить, как курить по-карацуповски. Слышал про такого знаменитого пограничника?
–
Конечно знаю. Он несколько сот нарушителей поймал, которые из молодой советской республики сбежать хотели. Только он, по-моему, не курил совсем.
–
Это не важно. Важно помнить, что нельзя перебивать старших. Иначе они тоже что-нибудь
перебьют…. Пышкать, надо пряча огонек в рукав, а прикуривать, обязательно встав раком и натянув на голову бушлат. И ничего смешного нет. Со стороны, зато не
заметят. А то хрен его знает, чо у штабного в безталковке замешано про сеношный наряд. Я-то почти дома, а тебе еще как медному котелку париться.
–
А почему Вы на дембель рядовым едете?
–
Потому что, извини за твое звание, оно тебе с должностью старшего телеграфиста досталось, но такая поговорка у старых пограничников есть, лучше дочь проститутка, чем сын ефрейтор. Чего надулся? Не расстраивайся, ты поближе к канцелярии служишь, глядишь, к дембелю младшего сержанта высидишь.
Ночь выдалась неспокойная, – необходимо было постоянно демонстрировать штабному бдительное несение службы. Ведь шут его знает, зачем он на заставу приперся, да еще вместо обычной проверки в наряд его понесло. Напишет потом в рапорте такого, дома даже дворником устроиться, вылезет проблемой. А тут еще студеный, прямо как зимой, ветер неистово гнал по небу обрывки рваных туч, силящихся брызнуть дождем. Такую тоску навеяло, хоть сам ветру подвывай. Хорошо еще недолго до утра осталось, а ночи бывали и похуже, на то она и служба охранная, – собачачья.
Откуда-то издалека, донеслись приглушенные громовые раскаты.
– Неужто в эту пору гроза началась? И на джуньской стороне какие-то непонятные сполохи. Не успел Мишка сопоставить увиденное с услышанным, как земля слегка вздрогнула под ним от недалекого взрыва минного снаряда. Тело, судорожно вжавшееся в землю, осыпали бесчисленные комья влажной земли. Несколько дальних и довольно близких, страшных ударов и смолкло всё внезапно как и началось, словно привиделось в дурном сне. Только в воздухе смрад от сгоревшей взрывчатки, и в уши, словно ваты напихали. Что это было? – Прокричал полуоглушенный связист.
–
Лежи тихо не ори. Хани обстреляли нас из минометов. Старлея с Зубом, похоже, накрыли, видать их в приборы ночного видения просекли. Цела твоя шарманка? Устанавливай связь с заставой, и не высовывайся. Я сползаю, посмотрю, что там с мужиками.
Этой половине наряда помочь было уже нечем. Зуб, похоже, скончался сразу, лежал он в неестественной позе, а на скудном свету от тлеющего рядом кустарника, угадывалось, бесчеловечной силой вырвало ему часть лица и грудной клетки. Хотел Мишка посветить тяжеленным фонарем бестолково болтающемся на боку, но испугался воочею увидеть увиденное. Осторожно тронув убитого, словно хотел растолкать, мол, вставай, хватит придуриваться, старший наряда вляпался рукой во что-то липкое и скользкое. Кровь, догадался он, и никогда не боявшийся ее вида, сейчас вдруг почувствовал, как предательски закружилась голова и к горлу подкатывает изнутри содержимое желудка. Машинально он вытер руку о свой бушлат, но тут же схватил пригоршню взрыхленной земли и брезгливо замазал ею и без того не видимую в потемках кровь.
Старлея он нашел неподалеку. Видимо отбросило его от напарника взрывной волной. Офицер издавал булькающие звуки, шевелился, силясь сказать что-то. Но когда Мишка, лишившийся сил встать нормально на ноги, подполз к нему, штабной только и смог, что ухватиться больно за руку. Тут же тело его дернулась в последний раз и голова некрасиво и неестественно откинулась. С трудом, оторвав от рукава бушлата коченеющую хватку умершего, Мишка как умел, перекрестился, едва ли не первый раз в жизни.
–
С собой меня, что ли хочешь прихватить дядя, так рано мне еще…. Ох, мамочки мои, чито за хрень свалилась на мою голову. Это ж международный инцидент на глазах приключился. Желторожие пограничный наряд порешили. Тут такие разборки начнутся, домой – ой не скоро угадаешь.
Чутье, которое иногда называют толи шестым, толи седьмым чувством, подсказывало ему, это не просто мелкая пакостная вылазка. Но вот разум не хотел воспринимать неизбежное, зловещей гарью которого пропитывался воздух. И смрад этот широко расползался не только по близлежащей округе, но и краям, удаленным на тысячи километров. По всей, все еще необъятной, расейско-джуньской границе. По всем оставшимся пограничным заставам, из еще существующих в Азийи.
Нестройные мысли, собраться с которыми никак не мог старший наряда, прервал близкий треск автоматных очередей. Как раз с того места, где он оставил Бормана. Ефрейтор, мать твою, чего ты там вытворяешь, – хотел крикнуть Мишка, но осекся, едва открыв рот. Какая кошка передала ему свое зрение, он не знал, но различил в темноте с десяток неясных фигур. А может, и не глазами он их разглядел. Так случается изредка с некоторыми людьми и в минуты смертельной опасности. Находятся, в малоизученном организме Homo sapiens, какие-то сверх ординарные силы. Что не погранцов, эти страшные, едва угадываемые в ночи силуэты, сомневаться не приходилось. Значит, нет уже и связиста, прикончили его подкравшиеся незаметно недруги, услышав, как бесполезно он пытается докричаться до заставы в свой громоздкий и бесполезный теперь инвентарь, называемый иногда в шутку «мотороллой».
Не было чувств или осмысленных решений в голове у рядового, когда плавно передернул он затвор АКМ. Когда, матерясь про себя страшными словами, поймал на едва угадываемую мушку, первого почти слившегося с темнотой человека. Нет не человека – врага. Длинной очередью во все содержимое рожка полоснул он по пришедшим на его землю извергам. Из-за огненных вспышек, выплеснувшихся стволом, потерял он на некоторое время возможность различать в темноте смутные абрисы предметов. Поэтому не знал, сумел ли кого-либо зацепить. Да и обойма слишком быстро кончилась. Несколько мгновений в ушах стоял только звон, оставшийся от лязгавшего затвора. Противники быстро опомнились, ударили длинными очередями в ответ. Пули взрыхлили почву так близко, что холодные крупинки земли, выбитые ими, зашвырнуло за воротник, а фонарь, напоследок сильно дернув лямку на плече, убрался в неизвестном направлении. Сразу захотелось стать таким малюсеньким сереньким хомячком и забиться в глухую, глубокую норку, сидеть там, не высовываясь до скончания времен. Но, переждав несколько секунд и трясущимися руками перезарядив магазин, солдат прошептал одними губами – Ну, архангел Михаил, выручай – и ответил нарушителям короткими очередями, старательно отсекая по две пули в каждой на вспыхивающие хищными огоньками автоматы врагов. Грохнул взрыв, но была брошена граната толи не очень умелой, толи раненой рукой, так как разорвалась ближе к расположению самих ханей. Как на учениях, перекатывался с боку на бок боец, сигал после каждой своей очереди в сторону. Только действия его мало согласовывались с отработанными «застава в обороне» и «застава в наступлении». Снизошла и утвердилась на данном бранном пятачке своя тактика, которую невозможно втиснуть в какие-то рамки. Да и передать, как передовой опыт невозможно, поскольку каждая минута, каждый миг боя, это борьба инстинктов выживания. Каждого сам за себя. И если в какой-то момент чой-то не получилось, то момент этот, о модное словечко – безальтернативно, последний.
Страшно, когда поют пули вокруг, ой как страшно. Но минута прошла иль целая жизнь, и вой и посвист угрожающий, да не исполняющий угроз, уж не так и грозен. Зато рождается и растет в душе что-то обреченно веселое. Не придуманы еще слова способные подобное передать. Страшен оскал Мары114, но если ударил старую по костлявой скуле, а она в ответ клацнула зубами да не успела укусить, тут уже она пусть поспевает уворачиваться. Ни одна пуля, ни один осколок не озадачились зацепить то вжимающегося в землю, то бросающегося прямо на огонь солдата. Сколько времени продолжалась его игра со смертью, сдвоенные выстрелы почти наугад, короткие перебежки и перекатывания от предугадываемых встречных залпов, он не знал. Время умерло вместе с пограничным нарядом, оставив вместо себя обрывки секунд, отсчитываемые хищным жужжанием пролетающих рядышком пуль.
Когда кончилась и третья обойма, старший бывшего наряда пробрался к телу Зубарева. Не думая больше о гадливости прикосновения к остывающей крови, забрал его два рожка из подсумка и автомат, вместо своего с раскалившимся стволом. И тогда, обеспеченный боезапасом перешел в наступление, почувствовав в себе уже полное отсутствие страха и совершенно нетрезвую эйфорию. Все так же, перебегая и перекатываясь, отвечая на немногочисленные теперь выстрелы, начал постепенно приближаться к тому месту, где залегли вороги, где еще не остыло тело радиотелеграфиста. Архангел, похоже, и впрямь заступился за тезку. Неведомая сила отбрасывала бойца от того места, куда через секунду вонзались безжалостные, но глупые, маленькие обтекаемые кусочки стали в медной оболочке. А вот свои, чуточку умнее, так как заставляют притихнуть того, кто метил в тебя. И даже когда кончились и эти патроны, а один или двое оставшихся злодеев еще редко огрызались выстрелами, что-то подсказало Михаилу, что опасность подкрадывается с тылу. Автомат – сволочная игрушка. Только вот был был таким живым, дружески теплым, послушным как истосковавшаяся женщина и вдруг такое подлое предательство – онемел и хуже чем умер. Только на мгновение промелькнуло – Неужель я допрыгался? Но, вот уж кстати, вспомнилось. В кармане брюк припрятан подарок для батяни, – брелок, изготовленный из боевого патрона автомата АК-74 – 5.45. По идее порох надо было сразу вытряхнуть, и капсюль удалить, но вот вишь ты, безалаберность бывает и на пользу. Стараясь не особо трепыхаться Мишка освободил пулю, от когда-то с таким трудом вставленного кольца гранаты, вогнал патрон в патронник, а ненужный уже, пустой магазин отбросил недалеко в сторону. Тут же зона его падения отметилась вражьими попаданиями. Хороший стрелок, но засветилось вспышками недалекое место, откуда он эти пули выпустил. У рядового был один только шанс, но толи сам, толь архангел наблюдающий где-то сверху на безопасной близости, его не упустил. С той площадки, куда он послал несостоявшийся подарок, раздался короткий вскрик. Туда-то пограничник, усиленно двигая локтями, интенсивно коленями и неприлично задом, пополз. Там его ожидала награда в виде хрипящего в агонии врага и боеприпасов, годных для своего автомата. Пуля попала пареньку в плечо, но так крутанулась, что вывернула руку чуть не навыворот. Хань терпевший нечеловеческие муки, сознания всеж не терял и когда Мишка потянул его автомат на себя, изобразил что-то типа сопротивления. Лежа бить лежачего в лицо не сподручно, поэтому пограничник только слегка пнул его по раненой конечности. Изверг конечно. Но, он еще и пообещал потерявшему сознание солдату, потом вернется добить. А что тот хотел? Он пришел убивать, а тут, как и в любом развлечении – или ты или тебя поимеют. В конечном итоге всеж тебя, пусть сегодня ты уверен, что ты.
С автоматом, да с патронами, безоружного, да еще и раненого – упокоить? Да без проблем. Без физических и моральных.
Ни одна пуля или осколок не задели Архангела серьезно. Так порвали местами одежду, опалили смертоносным жаром лицо, пролетая слишком близко. А нарушители границы, коих насчитал в светлом утреннем туманце – двенадцать, лежали бездыханные тут и там, настигнутые неумолимой кончиной. Двое, правда, еще подавали признаки жизни, но как человек может после пережитого оставаться человеком? Не со зла, просто повинуюсь новому инстинкту, Михаил прекратил их мучения короткими выстрелами с их же оружия.
Крестцов лежал там же где оставил его старший пограннаряда. Остекленевший взгляд так и не успевшего понять службы ефрейтора отражал и страх и непонимание, – как это могут убить так запросто его, являющегося носителем столь многих мыслей и планов, его единственного, столь обожаемого мамой.
Подобрав снаряженные магазины, подходящие к автомату, гранаты, которые не успели быть приведенными в боевое состояние, и, прихватив зачем-то импортный прибор ночного видения, которым все равно не умел пользоваться, Мишка тихонько двинулся в сторону заставы. Правда и пробираться он стал со всеми предосторожностями, – понял теперь какая гроза прошла этой ночью, и раз нет отзвуков боя, скорее всего нет его родной заставы, а если что-то и осталось, то захвачено выродками с чужой стороны.
От развалин строений, которые еще вечером казались такими опостылевшими за два бесконечных года службы, стелился по земле горький дым, выдавливающий не мене горькие слезы. В живых или не осталось никого, или прихватили с собой незваные гости. Недавнее пребывание пришлых угадывалось по многочисленным следам протекторов тяжелых машин. Сейчас же тихое потрескивание тлеющего дерева нарушал только вой и поскуливание восточноевропейских овчарок доносившееся из руин оставшихся от питомника служебных собак. Уцелели, более-менее, так-как расположены несколько в стороне от всего комплекса заставы. Михаил подошел поближе, непонятно на что надеясь. Раскидал листы покореженной оцинкованной жести, которые недавно совсем были крышей над вольерами. Он не научился за годы службы полюбить иль хотя б не бояться этих свирепых ко всем кроме хозяев, помощников пограничников. Но и оставить их погибать мучительной смертью под завалом тоже не мог. Через не освободившийся еще проход, злобно скалясь и обдирая клочья шерсти, выбрался пес по кличке Арно, Человек опасливо отодвинулся в сторону, но собака, не обращая на него внимания, бросилась к дымящимся развалам казармы. Далеко по округе отдался эхом песий, горький вой, оплакивающий погибшего друга. Еще умудрилась уцелеть молодая сука, звали которую невестой. Просто когда привезли эту овчарку, взамен выбракованной собаки, то инструктор кинолог долго крутя сопроводительные бумажки, изрек: – чевой та никак не пойму толи Весту привезли, толи не Весту. Сейчас, выбравшись наружу, подошла она к Мишке и доверчиво сунула холодный влажный нос в его ладонь. Растерянный солдат одернул руку, – нет у меня ничего, сам голодный. Но собака не отходила, дружелюбно помахивая хвостом. – Я к своим пробираться буду, туда где армия наша, – зачем-то сказал псине Михаил, словно та могла понять и что-то посоветовать, – если хочешь, пойдем со мной. Может, и найду тебе пропитание. Да и не далеко должны быть наши войска, скоро сами сюда придут. Вломят гадам за каждого погибшего. Попомнят желторожие, как на Даманском и Жолоношколе.
Только плачущий пес с обломков заставы, а может прошлой жизни, посмотрел в след удалявшимся: служебной собаке свободно идущей без поводка и ссутулившемуся пограничнику, в не по уставу рваном и грязном бушлате, едва передвигающему ноги толи от усталости, толи с горя.
ПАШКА
Весьма вероятно наступление невероятного.
Агафон
1.
Известие о наступлении войны, которого и ждали и боялись, свалилось все же, как сосулькой по макушке. Джунь потребовал отмены неправедно навязанного пекинского договора, до сих пор регламентирующего прохождение пограничной линии. Обосновывалось это тем, что подобные договора от того же 1860 года с Англосаксией и Франкеей давно аннулированы. Более справедливым предполагалось вернуться к Нерчинскому договору, заключенному в августе 1689 года, когда не империя еще, а царство признало необоснованными свои притязания на левобережье Амура, отказалось от создания Албазинского воеводства на исконных землях Подлунной. Общая площадь добровольно возвращаемых бывшей Империей земель должна составить всего-то немногим более семидесяти тысяч квадратных километров. За незаконную, почти сто пятидесятилетнюю аренду территории Расея должна уплатить, согласно принятых в международной практике норм. Наследница империи должна признать полную независимость республик Сахьа, Тувьа, Хакасья, Бурятья (с автономными округами), Алатайской республики, Калмыкьи, а так же заодно и Татарьи с Башкирьей, где проживает население историческими корнями связанное с джуньским народом. Полную автономию должны получить якутьы, эвеньы, эвенкьи и прочие многочисленные северо-восточные народы родственные мантжурам. Кроме этого, ханьским гражданам, помогающим развитию расейской торговли и подвергающимся постоянной угрозе благосостояния и даже жизни, должно быть предоставлено право экстерриториальности (подчиненности законам собственного государства, и полный иммунитет от юрисдикции бывшей Империи).
Когда требования Подлунной передавались в Маскву, расейских пограничных застав и приграничных воинских частей фактически уже не существовало. Передовые части народной армии Джуньхуа почти без боя спешили оккупировать беззащитные приграничные города Предальнего Востока и Сибирии.
До последней секунды хотелось надеяться на невероятное чудо способное остановить этот кошмар. Но это не виделось реальным в той нереальной реальности. А творились рукотворные диковины, демонстрируемые современным оружием. Когда тонны земли поднимались к небу захваченные огненным смерчем, который переваривал в своем горниле в прах все, начиная от особей считающих себя венцами природы, до мелких грызунов мирно забившихся в норки. И оставалась голая изувеченная земля. Нагая, но не мертвая, как запугивают создатели экологических кошмариков, а благодатно сдобренная, готовая к новому перерождению. Только вот наступит оно не сразу, не в один день, а может и год.
О, многострадальная расейская сторона и непутевый, но прекрасный народ, живущий на ней. Как мало радости тебе доставалось от твоего, то до иссупления любимого, то проклинаемого бога. То засуха сжигает твои посевы на плохо возделанных полях, то наводнения смывают небогатый урожай. То мороз столь сильный, что птицы замерзают на лету, и рвутся ржавые трубы системы водо и теплоснабжения. То злобный ветер опрокидывает добротные с виду кровли, вырывает с корнем столбы линий злектропередач. То недобросовестные чиновники не запасают вдоволь угля и мазута, оставляя без отопления в зимнюю стужу целые города. Но еще чаще беспробудное пьянство приводит к жутким трагедиям. Как многотерпив ты и как страшен в ярости Расейский люд. За что же еще тебе богоизбранная Родина такие неимоверные испытания? За какие старые грехи и древние проклятия? Одно только ясно в твоей судьбе, – и это ты переживешь. Как священная птица твоя Феникс, восстанешь из любого пекла. Неистребимым женским началом своим вберешь в себя любые народы и языки. Растворишь их и сама частично растворишься, но возродишься еще более величественной и неимоверно прекрасной.
Батя привычно матерился, но против обыкновения тирада его была недолгой.
–
Вот так-то, сынки, он и настал, ёжовый на песец …, кагалым пля, …, … и последний … день на, той самой … Помпеи, только…, короче на в мировом … масштабе. Но мы …, как в добром в … старом анекдоте …, выполним планы
на
…, пятилетки …, за три оставшиеся дня, на!
Позже, отозвав Пашку в сторону, Батя распорядился:
–
Возьмешь двух желторотиков, из вновь прибывших. Один полный валенок, а другой дюже борзый, но, похоже, из него может, что и получится. На первое время с тебя достаточно, но смотри, спать давай не более пяти, ну ладно, шести часов в сутки. Гоняй сильнее, чем тебя гоняли раза в два. Будут ворчать, ответишь, мол в морге и отдохнут и отоспятся, недолго уже осталось. Если перспектив никаких, скажешь мне, переведу в пехоту, тебе других дам. Учти, кого подготовишь, с тем и в бой пойдешь.
Кроме прочих умений был Батя еще и провидцем.
Один, растерянный до полусмерти паренек, из приданных Пашке, оказался земляком с Небрежневых Челнов – города славного своими грузовиками. Но на этом его связь с авто-техникой окончательно заканчивалось. Обладая довольно высоким ростом при худом теле, был он неимоверно прожорлив и ленив. «Да, я согласен служить, даже и на войне, но где нибудь на хлебозаводе оператором тестомешальной машины. Мне много не надо – буханок шесть, ну пусть восемь с маслом и молоком, на весь день. Главное чтоб поспать часик после обеда и после ужина перед сном. А агрегат свой я буду содержать в чистоте, не сомневайтесь. Если тесто оставшееся на стенках соскрести, сдобрить масличком и солью, затем поджарить или просто подсушить, то его огого сколько умять можно».
Павлу, как инструктору надо было сразу от него отказаться, да пожалел парнишку, первой же оказией отправили бы его на фронт. А там такому не умелому и не старательному наверняка достанется первая же пуля. Второй, внешне и избалованный и не в меру хорохористый, короче «тоже не подарок», позже оказался, что называется, подарком судьбы.
Первыми словами его при знакомстве были:
–
Мудрые латиняне говаривали: «Аб акту ад поссе, валет конзекутио» – по действительному можно судить о возможном. Прямо в точку о вашем, о пардон, теперича ужо нашем подразделении. Я этим наскоро проникся и готов стать Вашим паладином.
–
Чево?
–
Поступить в Ваше распоряжение, для скорейшего обучения.
Насупившись, Пашка сказал:
–
Умничаете, рядовой. Сразу видно из буржуев.
–
Вы имеете в виду тех, которые рябчиков ананасами закусывают или которые право дройт де сеньор
на
подчиненных секретуток распространяют? Увы, я
корнями
також из пролетариев, – это те, которые вечно в пролете? А латынь, если её ассоциируете с понятием – «умничаете», кроме во
зможности блеснуть ерундицией, еще и авторитетно констатирует факт. Ну а умничать тута бесполезно, поскольку
невозможно вытащить себя за волосы из этого дерь… болота.
Свежеиспеченный инструктор постарался приобрести грозный командирский вид. Такой же, от которого сам трепетал по прибытию в армию, рыкнул: – разговорчики! Тебе что-то у нас не нравится?!
Но, салага, в еще сидящей мешком нулёвой форме, отчего-то не проникся сознанием своей вновь приобретенной мелкозначимости и непочтительно буднично заявил: – Мне всё нравится. Извините, но только немного приходится не по нраву, что уродился я в этой стране, в это время, и еще, возможно, вообще родился. Вы представляете, да тут уже с шести-семи лет от роду одиннадцать лет отсидки… в школе вламывают. Ну, за хорошее поведение могут годика два-три скосить и отправить на низкооплачиваемую работу. А мне как раз3,14здяю еще пять хотели добавить – вышки, образования. Но я к вам удрал….
Поняв, этого кадра не переслушать и наказать как положено, еще не принявшего присяги, нельзя, Павка перебил монолог – Отставить пререкания. Больно грамотный гляжу, родился. И за какие-то грехи такой на мою голову свалился.
–
Так точно, всех умных к умным направили, а меня к тобе. Еще Конфуций сказал – из хорошего железа не делают гвоздей – умный не пойдет служить солдатом.
– А вот это уже тянет на оскорбление вышестоящего начальника и весит минимум на два наряда вне очереди.
– Нарядами меня испугать можно разве мамкиными. У ея есть такие, крышу сносит напрочь. Видимо благодаря ним она пристроила меня при комендатуре в родном городе. Там тоже, вот так сразу, был наряжен на уборку толчков в туалетах для рядового и начальствующего состава. Неприлично, да, но теперь могу сознаться в авторстве неких надписей. После чего сам военком в проникновенной беседе рассказал про ваше подразделение. Понятно, мое творчество его бы на какую ответную пакость могло вдохновить, но тут не меня обидеть боялись, а уважали мать мою. Направление и отправление оформили в течении суток. И тута тож самоё, с первого же дня. Но поскольку здесь я намерен задержаться, то советую не брать меня гонором, а раз в дальнейшем придется работать в связке, то понять, в чем-то простить и отпустить для адаптпации на койко-месте казармы. При этом новобранец неумело приложил руку к непокрытой голове изображая воинское отдание чести.
– На такую наглость инструктор не нашелся с ответом и потому только рассерженно буркнул – к пустой голове руку не прикладывают. Засопел, прикидывая как сбить спесь с этого лишенного должной субординации новобранца. А тот, по-прежнему, не слишком почтительно продолжил:
–
Я ж не к Ва… к офицерской. Да командир, как инструктора, я тебя обязан уважать. Но если ты считаешь себя дедом, то по возрасту я немного постарше. Коли у вас этот аргумент не авторитетный, то кулаками я дерусь плохо, поэтому мало кому позволяю пускать их в ход. Тому порукой коричневый пояс дзюдо, зеленый айкидо, и тэквандо…. Я еще много таких же страшных словов знаю. Сегодня устраивать проверки не будем? Вот и ладушки. А за излишнюю болтливость извини, честное слово буду стараться изжить в себе данный недостаток. И основное, что требуется при знакомстве, и о чем за собственной словесной диорией забываю, меня Александр Олегович зовут. Тет на тет можно в славянской транскрипции – Саша. Простите, а как Ваше имя – отчество?
– Эй, новобранец, – к Вам автор обращается – не слишком ли борзеете для первых дней в армии? Тут Вам не там, здесь типа все стогое: дисциплина, субординация, выправка и еще много тому подобного. Короче, не хухры-мухры а вооруженные силы.
– Да вроде не. В смысле не слишком, не борзею. Судя по твоей задумке вероятно в самый раз. Да и кто мне историю приплел во славу нахальства в наше время.
НАГЛЕЖ?
Один мой хороший знакомый. Нет нехороший, но хорошо знакомый, подвизался в одной мелкой фирмочке по выпуску всякой электронной дребедени. Как он там работал не суть дела, а главное, открыл свой мелкий бизнес по реализации экспоприированных запчастей да и самих изделий. Все бы бассёхоньки, только однажды заметил, что его деятельность на основной, т.е. оформленной по трудовому законодательству, работе не прошла незамеченной. А поскольку в цеху на каждом шагу камеры слежения, то невозможно просечь, где и на сколько спалился. Вывод напросился непреложный, как теорема, не требующая доказательств. То бишь пока доказательства не нарисовались – надо делать ноги – увольняться по совсем собственному желанию и черт с ним, с выходным пособием.
Все это меня не касалось, а касалось только что я тоже возмечтался приобрести у данного кента приборчик. Маленький такой – для обнаружения металлов. Замечательно, причиндал, по аннотации, за метр грунта или кладку в полкирпича определял и состав металла и даже примерное количество в граммах. (Да вот, подумывал о профессиональном занятии кладоискательством. Тем паче почти точно знаю о нахождении огромных тарелок персистской династии Сасанидов из драгоценного электрона116. Те припрятанны еще с гражданской войны, на территории моей Alma mater. Не знаю только где точно. Территория-то огого).
Столь нужный приборчик был почти в руках. Недоставало только нескольких мелких деталек. И тута такой облом. Тот, кто может собрать артефакт уже здесь, а нужные элементы еще там. Понятно, доступ за недостающим творцу, ну нет просто изготовителю, как говорится – заказан.
Остался на недоступном ныне заводишке, у неудавшегося исполнителя моей мечты, дружок, имеющий возможность достать то, что надо достать. Но товарищ також напуган до крайности и пошел в резкий отказ. Ладно, хоть помочь исподволь не забз…. Что?
Я то, по дурацкому воспитанию, отступать не привык и наш триумвират, под моим чутким руководством, разработал дерзкий план. Видимо все соорганизовалось под воздействием легкого плана.
Уволившийся, без заявления и всяких обходных квитвов умелец, из своего не сданного электронного пропуска, соорудил новую ксиву и объяснил алгоритм действий. Вроде бы вынести и малюсенькой микросхемки нельзя. Сработает автоматика на проходной. Но это только если не удален хитрый маркер. А его удалить и показать где, что и откуда, с явной неохотой, но за явные деньги уговорился заранее внедренная в стан предполагаемой жертвы экспориации пятая колонна или если кому не в тему, то третий не лишний из нашей шайки.
На предприятие (да всего-то большущий ангар с достаточно антисанитарными условиями) я проник без особого трепета и затруднений. Тоже с добычей желаемого. Все там настолько заняты изображением собственной значимости и необходимости для осуществления производственного процесса, что кому я интересен? Оставалось только эвакуироваться согласно плану эвакуации. Но тут мой подельник побледнел и позеленел одновременно. Сдавленным голосом напоминающим скорее предсмертный хрип повешенного сообщил о приближении босса. Это что-то типа смеси хозяина с директором? Я усек, что имечко начальника вроде как Аркаша, а отчество не разобрать в связи с агонией информатора. Шеф концерны скорее всего и прошел бы мимо, но такого количества ужаса выплеснувшегося в окружающее пространство невозможно не заметить. Мельком взглянув на своего работника столь не вписавшегося в коллективную производственную ауру, начальник оценил и взвесил меня. Толи в его мозгу моя персона не песонофицировалась с наличным штатом, толи просто от ощущения отсутствия наличия должного трепета.
– А это хто? – Вопросил руководитель и все камеры слежения вслед за его указующим перстом впярились в меня. Всё, спалился – мелькнула мерзкая мыслишка и от безысходности нарисовавшегося положения я ринулся в последний и решительный. А тут зачастую, откуда чего берется сам, даже спустя некоторое время, не осознаешь. Такое у многих студентов на экзаменах проявляется – вспоминаешь чего никогда не знал. Наглость второе счастье при отсутствии первого. Выкатив глаза, я проникновенно обратился к патрону, не давая возможности воспламениться его капсулю. – Аркадий, извините, запамятовал Ваше отчество. НАМ стало известно, что на Вашем предприятии существует утечка неких комплектующих, вполне возможно имеющих стратегическое значение. Один Ваш, теперь уже бывший работник, практически уличен и находится под негласным следствием. Мне было поручено внедрение с целью выявления сообщников. К глубокому сожалению теперь моя миссия провалена и нужно будет разрабатывать альтернативные меры.
Глава шарашки сначала ошарашено призадумался, но быстро включился и энергично закивал головенкой. – Я давно подозревал подобное. Куда годятся самые современные меры безопасности? Ну, хоть что-то вам удалось раскопать? Я, про себя усмехнулся. (Осталось только вынести все в сохранности и собрать металлодетектор, вот тогда покопаю). Конкретно пока очень немного. Но вот на этого – кивок в сторону потеющего от страха подельника, – можете вполне положиться.
– Хорошо, я приму это к сведению, но хотелось бы как-то узнавать о результатах.