Государственная Дума Российской империи 1906-1917 гг

Когда земцы-конституционалисты представили Святополк-Мирскому программу намечаемого земского съезда, они, естественно, декларировали свою легитимность, в таком духе министр изложил дело императору, испрашивая разрешения на всероссийский съезд представителей земств. Царь не дал безусловного согласия. Он выразил сомнение по составу, как он выразился, созданного по импровизации левых сил съезда, лучше его отложить на несколько месяцев. Министр попал в трудное положение, ведь в предварительном порядке он уже разрешение свое дал. На встрече с руководителями съезда, уже прибывшими в столицу, министр заявил, что официально разрешить съезд не может, но не возражает, если съехавшиеся в столицу деятели «негласно» проведут свои встречи и обсудят проблемы как бы частным образом, без официальности. На том и сошлись.

С 6 по 9 ноября в столице прошли «частные» совещания земцев-конституционалистов. Решения съезда означали победу сторонников конституции в земском движении. В краеугольном вопросе о ликвидации неограниченного самодержавия, законодательном закреплении принципов конституционной монархии победили радикалы. Умеренные во главе с председателем московской губернской земской управы Д.Н. Шиповым, кстати председательствовавшим на съезде, остались в меньшинстве (38 голосов против 60). Западник-англоман П.Н. Милюков восторжествовал над почвенником Д.Н. Шиповым, идея европейского парламентаризма взяла верх над принципами земской соборности.

Когда министру стало известно о решениях съезда, он был более чем смущен, его попросту конституционалисты подвели, ведь были же с их стороны заверения, что не о конституции пойдет у них речь, а лишь о земской хозяйственной работе. Дебаты о том, как лучше обустроить и укрепить Русскую землю, неожиданно обернулись принятием конституционной хартии. В императорской фамилии не смогли скрыть досаду: «Мирский допустил обсуждение, сделал грубый промах», – записал в дневник великий князь Константин Константинович¹⁷.

Император выразил министру свое неодобрение, но отставки не принял, повелев «выправить» свою политическую линию.

Более того, царь принял предложение министра – созвать специальное совещание высших сановников империи для обсуждения плана возможных государственных преобразований.

В ноябре князь Мирский подал императору доклад с приложением проекта указа «О различных вольностях», в том числе о привлечении в Государственный Совет выборных и о даровании полной свободы вероисповедания старообрядцам. Это был первый шаг к преобразованиям, задуманным министром¹⁸. Оба документа были подготовлены по поручению князя чиновником его министерства С.Е. Крыжановским, они «содержали обширную программу реформ», – пишет Ольденбург¹⁹.

Здесь мы впервые встречаемся с именем Сергея Ефимовича Крыжановского (позже товарища министра при Столыпине). Выпускник столичного университета, просвещенный бюрократ, но шла молва, что он и «вашим и нашим», смотря по обстоятельствам. Крыжановский сохранил старые университетские связи, был близок со многими видными кадетами (братьями Ольденбург, Вернадским и др.) и не случайно стал автором пакета важнейших законопроектов, составивших по их одобрению императором Конституцию Российской империи 1906 г.

С.Е. Крыжановский свидетельствует:

«4 ноября 1904 г. я был вызван к министру внутренних дел князю Святополк-Мирскому, он предложил мне составить верноподданнейшую записку о преобразованиях, назревших в общем строе государственного управления. Исходная точка – невозможность двигаться дальше по старому пути и необходимость привлечь общество к участию в делах законодательства. Указания князя были весьма неопределенны: ничем не затрагивать основ самодержавного строя, не намечать никаких новых учреждений, не касаться земских начальников, а с тем вместе облегчить общественную самодеятельность и наметить ряд льгот, могущих быть благоприятно принятым общественным мнением и не угрожающих прочности ни государственного строя, ни порядка управления.

Все это было высказано отрывочно и в значительной части в виде ответов на вопросы. Видно было, что мысль явилась у князя или была ему указана недавно, неожиданно и что он сам мало еще с нею освоился и в ней разобрался. В разговоре князь упомянул, что обратиться ко мне ему посоветовали, но кто именно, не сказал. По некоторым признакам я заключил впоследствии, что совет исходил от князя А.Д. Оболенского (вскоре ставшего обер-прокурором Святейшего синода. – А. С.). Срок дан был две недели.

Нечего и говорить, как я был рад неожиданному поручению. Весь вечер я пробродил по набережной, размышляя, как приступить к делу, и чувствуя себя едва ли не вторым Сперанским. К назначенному сроку всеподданнейший доклад был готов и конечные выводы облечены в форму манифеста… В докладе проводилась мысль, которую я теперь считаю правильной, что правовой строй, необходимый для развития и общества, и государства, вполне совместим с самодержавием. Во главу угла были положены вверху – объединение правительства, укрепление надзора за законностью путем постановки в независимое положение Сената и призыв выборных от губернских земств и крупных городов в состав Государственного Совета на равных с прочими членами основаниях; внизу – постепенная замена общинного владения единоличной собственностью и развитие деятельности местных самоуправлений с восстановлением православного прихода и по всей линии раскрепощение личности от отживших ограничений и от правительственной опеки в пределах, которых мне, всегдашнему стороннику сильной государственной власти, казались возможными и согласными с охранением преобладания русского народа как народа державного. Лишне, конечно, говорить, что доклад не заключал в себе чего-либо нового и не делал открытий. Все, отмеченное в нем, было выдвигаемо жизнью и не раз служило предметом суждений и мечтаний в правительственных и даже более высоких кругах» (курсив мой. – А. С.).

Несколько замечаний вызывает это весьма ценное свидетельство осведомленного лица – важного соучастника задуманных реформ. Во-первых, замечание о Сперанском, мы еще не раз встретимся с подобными реминисценциями. Именно великому кодификатору принадлежала счастливая мысль приведения в единую систему всех структур управления – от волости, прихода, общины, крестьянского мира (волостная дума) вплоть до Государственной Думы и Госсовета. Эта мысль гения так и не была осуществлена в полном объеме при трех императорах (почему, это особый вопрос). И теперь уже при четвертом царе интуиция, эрудиция, опыт подсказали Крыжановскому счастливую мысль вернуться к источникам попыток, к первоисточникам замысла о преобразовании России в правовое государство. Отмена крепостного права открывала для этого все возможности, отсутствовавшие во времена Сперанского. Крыжановский использовал это обстоятельство, и это дает ему право на благодарность соотечественников. Фактически все последующие преобразовательные действия правительства Николая II восходят к этому докладу Крыжановского, забегая вперед, отметим, что этот гениальный план преобразования, основные контуры которого видны уже во времена князя Святополк-Мирского, не был осуществлен и к февралю 1917 г. (об этом и пойдет речь впереди).

Для рассмотрения представленных Мирским документов (доклада и проекта указа) царь решил прибегнуть к советам членов императорской семьи и выслушать одновременно руководителей важнейших министерств и ведомств. В конце ноября Николай II под своим руководством проводит необычное по составу и задачам совещание.

Витте свидетельствует, что в совещание были приглашены «все министры», обер-прокурор Святейшего синода Победоносцев, председатель Госсовета и его товарищ, виднейшие чины императорской канцелярии, великие князья. Совещание должно было высказаться по проекту указа «О предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка»²⁰. Главный смысл указа состоял в необходимости упорядочения дела подготовки законов и проведения их в жизнь в целях укрепления императорской власти.

Как повестка дня, так и состав совещания говорили о желании царя прислушаться к общественному мнению, учесть, так сказать, дух времени, а он был таков, что заставлял умы, и не только молодые, буквально клокотать. Витте, также приглашенный в совещание, замечает, что поворот в сторону общества был симптомом изменения политических взглядов царя, что ранее он при упоминании о мнении общества, необходимости с ним считаться неизменно парировал: «А какое мне дело до общественного мнения?» Государь полагал, что последнее суть мнения не народа, а горстки «интеллигентов». А его отношение к последней, считавшей себя носителем национального самосознания, лучше всего передает его реплика князю Мирскому: «Мне противно это слово». И добавил не то с иронией, не то саркастически, что следует повелеть Академии наук вычеркнуть это иноземное слово из словаря русской речи²¹. В свое время Павел I совершал уже нечто подобное, повелев не употреблять слово «гражданин» – как несущее вольнолюбивый дух, а говорить «обыватель» (термин, приобретавший уничижительное значение, хотя этимологически он не являлся таковым. В Западном крае обыватель – это владелец, постоянный, уважаемый житель местности). Но суть была, конечно, не в филологических лингвистических тонкостях. За словами стояло нечто более важное.

Император был убежден, что за него стоит весь народ, простой люд. «Все тебя обожают», – уверяла Николая II супруга, тогда как интеллигенция, и только она одна настроена против. Императрица в разговоре с князем Мирским резко заметила: «Да, интеллигенция против царя и его правительства, но весь народ всегда был и будет за царя». Мирский пробовал возражать: «Да, это верно, но события всегда творит всюду интеллигенция, народ же сегодня может убивать интеллигентов за царя, а завтра – разрушит царские дворцы. Это стихия».

Этот взгляд вытекал из обшей историософии императора, считавшего, что Петр I совершил крупную ошибку, отойдя от политики своих предков, разрушил формы управления и национальный образ жизни, достигшие расцвета во времена Алексея Михайловича – его любимого государя. Интеллигенция – это один из результатов ошибочного курса Петра Великого и, еще более, его незадачливых преемников. Надобно сказать, что на эти темы Николай II говорил не часто и только с самыми близкими ему по духу, по настроению лицами²².

В этом плане совещание, организованное царем в исходе 1904 г., многозначительно. Речь пошла по-крупному, о выборе политической стратегии. Выступивший первым Витте говорил в пользу реформ, ибо вести прежнюю политику реакции невозможно, это приведет нас к гибели. Он получил поддержку председателя Госсовета графа Сольского и ряда министров. Победоносцев, как обычно, считал, что «лучше всего ничего не менять». «По наиболее важному стержневому вопросу о привлечении выборных к участию в законодательстве большинство говорило за, против говорил Победоносцев К.П.», – вспоминает Витте²³.

Важные уточнения информации содержатся в уже отмеченных «Воспоминаниях» С.Е. Крыжановского: «1 декабря Святополк-Мирский сообщил мне, что государь, оставив у себя записку и проект манифеста, распорядился созвать на следующий день, 2 декабря, Особое совещание из высших сановников, в числе их Д.М. Сольского и С.Ю. Витте, для обсуждения изъясненных в записке предложений, причем определенно сказал, что Победоносцева он умышленно не приглашает как очевидного противника всякого новшества. Вечером 2 декабря, приехав к Святополк-Мирскому узнать, чем кончилось дело, я застал его пришибленным. Усталый, упавшим голосом рассказал он подробности заседания. Оказалось, что Его Величество изволил изменить свое решение и поздно ночью послал Победоносцеву записку, в которой писал примерно так: „Боюсь, что мы запутались, приезжайте, помогите нам разобраться“. В заседании, в которое прибыл и Победоносцев, первым открыл прения С.Ю. Витте, обрушившийся на предложение о допущении выборных от населения в Государственный Совет, доказывая, что это есть шаг к ограничению верховной власти. Витте поддержал, конечно, Победоносцев. Прочие, за исключением очень немногих, тоже отнеслись враждебно к предложениям, изложенным Святополк-Мирским, и дело свелось к назначению Особого совещания для соображения, что именно следует сделать. Стремления Витте, по словам Святополка, были направлены исключительно к тому, чтобы ценою чего угодно вырвать почин и захватить его в свои руки, как это впоследствии и оказалось. Видно было, что Святополк отстаивал свои положения неумело и слабо и был сразу сбит с почвы более искусными противниками. На вопрос мой, был ли оглашен всеподданнейший доклад в совещании, Мирский сказал, что не успел сделать это, так как начал кратким словесным изложением, в середине коего сразу возникли споры, и что проект Манифеста он передал С.Ю. Витте. Немного дней спустя я узнал кое-какие мысли и выражения этого Манифеста в последовавшем Высочайшем указе 12 декабря 1904 года. Кто составил этот указ, не знаю, равно как не присутствовал и при бесконечных заседаниях Комитета министров и Особых совещаний, обсуждавших под руководством Витте способы осуществления изложенных в этом указе Высочайших предначертаний, которые, впрочем, в большинстве остались на бумаге»²⁴.

В выборе курса реформ ведущая роль осталась за Витте. Уже здесь мы видим его склонность к авторитарности, к созданию сильного императорского правительства, главою которого он, естественно, видел себя. Это мнение возобладало.

Император согласился с мнением большинства, но определенного, четко зафиксированного решения совещание не приняло. Император подобных заключений всегда избегал, оставляя для себя возможность маневра. Проекты указов по материалам совещания и документов, представленных Мирским, царь поручил подготовить Витте, как председателю Комитета министров, и барону Э.Ю. Нольде (управляющий делами Комитета министров, крупный юрист), во время совещания Нольде молчал, пишет Витте. При подготовке проекта указа надобно было учесть ход прений, их направленность, позицию царя. «Указывалось, – вспоминает Витте, – на необходимость восстановить в империи законность, которая была значительно поколеблена в последние годы (то есть время Сипягина и Плеве), а в настоящее время и совсем свергнута в пропасть (это писалось во времена Столыпина. – А. С.). На необходимость изменения законов об инославных и иных неправославных вероисповеданиях (и в особенности много говорилось о смягчении суровых законов относительно старообрядцев) указывалось неоднократно, как и о веротерпимости и большей свободе вероисповедания, высказывались о необходимости привлечь общественных деятелей к общественным делам, особливо местным, то есть расширить земские полномочия и земскую деятельность (коих Витте до сего был врагом упрямым. – А. С.), а равно и городские полномочия и городскую деятельность и пр. При этом был возбужден вопрос: «Каким путем пересмотреть все надлежащее законодательство и сделать в нем и в жизни Российского государства необходимые преобразования». Было решено, что все эти вопросы должны быть рассмотрены в Комитете министров. Последний должен дать направление всем этим преобразованиям, испрашивая в случае необходимости высочайшие указания.

«Это Совещание, – заключает Витте²⁵, – окрылило дух присутствующих, все были взволнованы мыслью о новом направлении государственного строительства и государственной жизни. <…> Граф Сольский обратился к государю с прочувственными словами благодарности, которую питают все присутствующие и разделяет вся Россия». Эта сцена была настолько трогательна, что некоторые не могли удержать слез радости и умиления. И сам Витте – злой гений этого указа, называет его историческим. Он мог им быть, но не стал именно по вине председателя Комитета министров.

Характерные признания о том, как указ 12 декабря был изуродован, сведен на нет, содержатся в мемуарах С.Ю. Витте. 11 декабря император вызвал председателя Комитета министров для беседы перед подписанием указа. На встрече в Александровском дворце присутствовал дядя царя великий князь Сергей Александрович. В начале встречи, определяя ее цель, император сказал: «Я этот указ одобряю, но у меня есть сомнение только по отношению одного пункта». (Речь шла о привлечении общественных деятелей к работе Госсовета. – А. С.) Витте отвечал с истинно византийским витийствованием, он заявил, что указ написан под его «непосредственным руководством» и он этот пункт считает совершенно необходимым, своевременным, но проведение этой меры – привлечение в выборной форме представителей общественности к законотворчеству, к участию в Госсовете – «есть первый шаг к представительному образу правления, к конституции», и если государь не желает конституции, то, конечно, «осторожнее было бы этот пункт не помещать». Короче, министр запугивал царя конституцией, стараясь попасть в тон царю, об опасениях которого он знал. Следует также учесть, что Витте попытался бросить тень и на идею Земских соборов, которую Николай II (особенно после бесед с А.И. Гучковым и речи С.Н. Трубецкого, приятно его изумившей) активно был готов поддержать. Земские соборы рисовались Николаю II именно как его совет с выборными «лучшими людьми» «всея Русской земли».

Николаю II эпоха Алексея Михайловича чрезвычайно импонировала, тогда как к западничеству его сына он относился весьма критически. Этим определялся и выбор имени сына, и желание принять постриг и стать патриархом всея Руси, передав престол своему сыну Алексею, как было встарь. Поэтому выпад Витте против Земских соборов – это не второстепенная деталь, это выбор политической стратегии.

«Я высказал убеждение, что Земские соборы – это есть такая почтенная старина, которая при нынешнем положении неприменима; состав России, ее отношение к другим странам и степень ее самосознания и образования и вообще идеи XX и XVI веков совсем иные». Ссылка Витте на «самосознание» работает, однако, против него. Значительная часть общественности как раз высказывалась за то, чтобы учесть опыт Земских соборов. Труды о «советах всея Русской земли» Ключевского, Платонова и других специалистов привлекли внимание. Платонова активно поддерживал президент Академии великий князь Константин. Так что в вопросе о Земских соборах Витте явно передергивал. Речь шла о чем-то большем, чем соборы, о том, по какому пути пойдет становление представительных учреждений – эволюционным путем снизу, привлекая к законотворчеству по выбору от всех чинов и сословий «лучших людей», или это будет единовременный акт, реализация какой-либо «модели», изготовленная «русским Солоном» по иноземному образцу, разумеется самому разумному, единственно верному и пр., что позволяет стране сразу же прорваться в круг «культурных стран света», как изящно выразился Витте.

Следует признать, что лукавый царедворец добился своего. «Когда я высказал свое мнение, его величество посмотрел на великого князя, который, видимо, был доволен моим ответом и одобрял его (Витте знал и учел, что Сергей Александрович играл в императорской фамилии роль не то нового Торквемады, не то Победоносцева в мундире: «Лучше всего ничего не менять!»). После этого государь сказал мне: «Да, я никогда ни в коем случае не соглашусь на представительный образ правления, ибо я его считаю вредным для вверенного мне Богом народа, и поэтому я последую вашему совету и этот пункт вычеркну». В тот же день Витте навестил князя Мирского. Указ был утвержден для публикации, но пункт о расширении Госсовета вычеркнут. Это, замечает мемуарист, очень огорчило князя Мирского. Текст был опубликован в Собрании узаконений 12 декабря 1904 г.²⁶

Указ начинался с весьма обещающего вступления, признавалось, что назрела потребность в переменах и к ним необходимо приступить «хотя бы намеченное преобразование вызывало внесение в законодательство существенных изменений». Но после удаления пункта о преобразовании Госсовета эта декларация зависала в воздухе. Более того, в тот же день, 12 декабря, публикуется специальное правительственное сообщение, разъясняющее недопустимость пожеланий земств о «реформе внутреннего управления», более того, указывалось, что сторонники этих реформ – земская, дворянская общественность, весьма, кстати, тогда еще умеренная и в своих домогательствах стоящая на почве ортодоксальной легитимности, – тем не менее обвинялась в соучастии в антиправительственной деятельности: «сами того не сознавая, действуют на пользу не родины, а ее врагов», земцы объявлялись пособниками японцев²⁷. Сторонники эволюционного, естественно-органического пути развития объявляются изменниками, тем самым расчищается поле деятельности для «русских Солонов», Робеспьеров и прочая. Витте знал, что делал.

Указ 12 декабря вызвал в обществе неоднозначные оценки. Совершенно бездоказательным, явно преувеличенным является утверждение редакции «Освобождения», что в указе виден «полный разрыв со всей политикой последних десятилетий!»²⁸.

Другой крайностью было заключение большевиков – указ и его поддержка в многочисленных адресах земств и дворянских собраний доказывают, что «русское либеральное общество ищет не свободы, а реформы, облегчающей существование». Но от самой существенной стержневой реформы правительство как раз отказывалось. Именно это заметил великий князь Константин Константинович, подчеркнувший двойственность актов 12 декабря, признание необходимости реформ и одновременно суровое обвинение их сторонников²'⁹.

Нельзя не отметить замечание С.С. Ольденбурга – и исследователя, и современника, – что «одновременно с указом о реформах (в нем говорилось о свободе совести и о пересмотре законов о печати) было опубликовано правительственное сообщение, предупреждающее, что «земские и городские и всякого рода учреждения и общества обязаны не выходить из пределов, предоставленных их ведению».

На это сообщение было обращено больше внимания, чем на указ: Московское губернское земское собрание демонстративно прервало свое заседание, мотивируя это «волнением», которое вызывало у его членов правительственное сообщение³⁰. Ольденбург смягчает правительственную угрозу, содержащую по существу обвинение земцев в невольном пособничестве врагам России.

Витте, выхолостивший указ 12 декабря, позже в мемуарах оправдывался, мол, «указ даже и с вычеркнутым пунктом» мог бы успокоить общество, но он фактически не был введен в действие, «встретив скрытое затруднение». Указ 12 декабря, констатирует Витте, «не мог послужить к успокоению общества, а, напротив, иногда служил еще большему возбуждению общества, ибо если не все, то часть общества скоро и легко разобралась в том, что дело уже желают свести на нет»³¹. Министр, как видим, целит в императора, обеляя себя, но факты, им же приведенные, скорее говорят, что часто происки таких «политических хамелеонов», как Витте, сводили на нет законодательные инициативы императора.

Примечания

¹ Проект Сперанского впервые опубликован в 1809 г. в «Историческом обозрении», издаваемом Санкт-Петербургским университетом. Т. 10. С. 1—62. Опубликовано неточно в известном труде Шильдера Н.К. «Император Николай I». СПб., 1903. Т. 2. С. 372–394.

²Ленин В.И. ПСС. Т. 12. С. 345–347.

³Ключевский В.О. Письма, дневники, афоризмы. М., 1968. С. 391, 306.

⁴ Юристы составляли до 40 %.

⁵Ольденбург С.С. Царствование императора Николая II. М., 1994. Т. 1. С. 149. Во главе Пушкинского юбилейного комитета стоял великий князь Константин Константинович, президент Академии наук. Он много сделал для увековечивания памяти поэта, равно как и для академии.

⁶ Самодержавие и земство: Конфиденциальная записка министра финансов С.Ю. Витте / С предисл. и прим. Р.Н.С. Штутгарт, 1901. В.И. Ленин широко использовал записку в статье «Гонители земства и аннибалы либерализма», где резко осудил конституционалистов-земцев. В анализе генезиса антиконституциональных принципов Ульянова эта работа его имеет первостепенное значение. Не конституция, а революция спасет Россию. К этому сводилась позиция молодого Ленина (Старика) уже в 1901 г. Г.В. Плеханов, наоборот, настаивал на союзе с либералами конституционалистами. См.: ПСС. Т. 5. С. 25–70.

⁷Ольденбург С.С. Указ. соч. С. 151–152.

⁸ Там же. С. 156. Дмитрий Сергеевич Сипягин (1857–1902) – выпускник Петербургского университета, по жене, урожденной княжне Вяземской, в родстве с древними родами – Шереметевыми, Мещерскими. Любитель и ценитель древностей российских, сторонник самодержавия с Земским собором, «как встарь», что особенно нравилось царю. Сипягин считал, что, прежде чем Россию реформировать, ее надо хорошенько изучить. Он был одним из инициаторов Особого совещания о нуждах сельского хозяйства.

⁹ Там же. С. 157.

¹⁰Мосолов А.А. При дворе последнего российского императора. М., 1993. С. 20–21.

¹¹Ольденбург С.С. Указ. соч. С. 161.

¹² Исследование экономического положения Центрально-черноземных губерний. Труды Особого совещания. 1899–1901 / Сост. А.Д. Поленов. СПб., б. г.

¹³ Нужды деревни по работам комитетов о нуждах с.-х. промышленности. Издание Н.Н. Львова и А.А. Стаховича при участии редакции газеты «Право». СПб., 1904.

¹⁴Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. М., 1992. С. 391–398.

¹⁵ 27 января 1904 г. японский флот без объявления войны напал на русские корабли, стоявшие на внешнем рейде Порт-Артура. Русский флот понес потери. В строю осталось только 9 тяжелых кораблей против 14 японских. Японцы имели к тому же огромное преобладание в крейсерах и миноносцах. Господствуя на море, противник быстро перебросил в Маньчжурию огромную армию, обеспечив себе огромное превосходство. Россия имела на Дальнем Востоке менее 100 тысяч войск. Сибирская магистраль, еще не завершенная, пропускала только 4 эшелона в сутки. Год ушел на создание маньчжурской армии, но к тому времени пал Порт-Артур и погиб весь флот. Россия могла вытеснить японцев из Маньчжурии, но защитить Сахалин, Камчатку не могла. Тупиковая ситуация завершилась таким же мирным трактатом.

¹⁶Ольденбург С.С. Указ. соч. С. 158.

¹⁷ Дневник Константина Романова // Красный архив. 1931. № 1 (44).

¹⁸Витте С.Ю. Воспоминания. М., 1960. Т. 1. С. 327.

¹⁹Крыжановский С.Е. Заметки русского консерватора // Вопросы истории. 1997. № 4. Публикация С.В. Пронкина. Крыжановский – последний государственный секретарь Российской империи (1911–1917), а до этого начальник департамента, товарищ министра внутренних дел при П.Н. Дурново и П.А. Столыпине. Имел репутацию эрудированного правоведа и был главным архитектором большинства законопроектов о преобразовании высших органов власти: Государственного Совета, Совета министров, Учреждения Государственной Думы, а также избирательных законов, в сумме составивших пакет конституционных реформ Николая II, то есть правовой основы думской монархии. Автор мемуаров пишет: «Я старался смотреть на все оком беспристрастного наблюдателя. Заметки эти изложены мною в 1912–1913 гг. по свежей памяти и по руководству во многих случаях теми записями, которые я делал, участвуя в разных совещаниях, а равно выписками из подлинного делопроизводства разных учреждений». В эмиграции автор опубликовал свои мемуары: Крыжановский С.Е. Воспоминания. Берлин, [1929]. Второй расширенный текст, конечно, более полон, но он несет отпечаток позднейших тяжелых размышлений и сетований о нереализованных возможностях.

²⁰ Собрание узаконений и распоряжений правительства, издаваемое при правительствующем Сенате. 1904. № 189. Отдел 1. Ст. 1916.

²¹Петрункевич И.И. Из записок общественного деятеля. Воспоминание. Архив русской революции. Берлин, 1934. Т. 21. С. 360.

²²Витте С.Ю. Указ. соч. Т. 1. С. 328–329. См. также: Мосолов А.А. Указ. соч. С. 26, 116. Автор – генерал-лейтенант, начальник канцелярии министерства императорского двора, игравшего исключительную роль при престарелом и влиятельном графе Фредериксе.

²³ Там же. С. 331–332.

²⁴ Вопросы истории. 1997. № 2. С. 120–121.

Упомянутый в тексте Д.М. Сольский (1833–1910) – граф, воспитанник Лицея (пушкинского), статс-секретарь, действительный тайный советник первого класса (что равнялось званию канцлера, фельдмаршала). Активный участник реформ.

М.Т. Лорис-Меликов – в 1878–1889 гг. государственный контролер, позже член, директор департамента, председатель Государственного Совета. Сторонник реформ, проводник принципов правового государства. В период реформ последнего царя возглавил Особое совещание, в котором сосредотачивается вся работа по подготовке правовых актов, составивших в совокупности конституцию 1906 г. Отметим, что в Советской исторической энциклопедии (1971) ему места не нашли.

Рядом с Сольским часто видим еще одного лицеиста. Это Владимир Николаевич Коковцов (1853–1943), из новгородских дворян, окончил в 1872 г. Александровский лицей, с 1872 г. статс-секретарь Госсовета, затем государственный секретарь и министр финансов с февраля 1904 г., позже премьер, попечитель, защитник пушкинского Лицея. Коковцов как министр финансов сыграл крупную роль в создании бездефицитного бюджета, укреплении золотого курса рубля. Как глава правительства он провел в жизнь первые пятилетние планы развития железных дорог, водного транспорта, сельского хозяйства и т. д. При нем широко развернулось переселение крестьян за Урал и в Среднюю Азию. Был сторонником активного сотрудничества с Думой (о чем ниже).

²⁵Витте С.Ю. Указ. соч. Т. 1. С. 333.

²⁶ Там же. С. 335.

²⁷ Текст Манифеста хранится в СГАОР. Ф. 540. Оп. 1. Ед. хр. 739. Л. 30.

²⁸ Освобождение. 1905. № 63. С. 217.

²⁹ Из дневника Константина Романова // Красный архив. 1931. № 1 (44).

³⁰Ольденбург С.С. Указ. соч. T. 1. С. 256.

³¹Витте С.Ю. Указ. соч. T. 1. С. 337.