Наивный мангуст

Глава 4

В концертном зале яблоку негде было упасть. Вокруг полукруглой сцены рядами в шахматном порядке стояли столики. И почти все уже были заняты. Заказы были сделаны заранее, но некоторые гости ещё только подходили. Первый ряд столиков находился в двух метрах от сцены. Его занимали исключительно мужчины с золотыми перстнями на пальцах, одетые в дорогие костюмы. Золотые зажимы и запонки с драгоценными камнями украшали галстуки и рубашки. Все – молодые и среднего возраста мужчины, с жёсткими взглядами, холёные, упитанные, с выпирающими животиками, на головах расшитые тюбетейки. Первый ряд столов ломился от шампанского и армянского коньяка, шашлыков из телятины и баранины, ароматного плова, фруктов и сладостей.

Алишер уверенно прошёл в первый ряд, приглашая за собой Семёна, Амана и Рафика, лейтенанта из Еревана. Их стол в первом ряду стоял почти посередине полукруга сцены. Завидное место, как объяснил Алишер. По его расчётам в этом месте будет танцевать прима варьете. Он предложил выпить до начала представления, чтобы потом не было страшно.

– А что может произойти? – удивлённо спросил Рафик, стройный, с гордой осанкой лейтенант, всегда любезный и немногословный.

– Когда начнётся, тогда и поймёшь. Это что-то! Волной может снести! – со смехом ответил Алишер.

– Какой волной? – на этот раз не выдержал Аман.

– О, это сложное чувство, так просто и не объяснить, – ответил Алишер, разливая в рюмки коньяк. Щёки его покрылись румянцем. – Выпьем товарищи офицеры за нашу успешную операцию и лично за тебя, Семён. Не обижайтесь на меня за самонадеянность.

Все его поддержали. На сцене в это время заиграла музыка, выбежал конферансье, похожий на клоуна, и начал смешить публику. Его принимали сдержанно. Народ был занят и серьёзно разогревался.

Семён из любопытства внимательно оглядывал зал, всё пространство – мужские головы и тюбетейки, ни одной женщины. Недалеко от их стола мелькнула голова мужчины с густыми чёрными с проседью волосами. «Что-то знакомое, он на кого-то похож, не может быть?» – удивился Семён.

Грянула музыка из фильма «Гусарская баллада», по сцене прошагал отряд девушек в офицерской форме гусаров царской армии. Лакированные сапожки отбивали ритм, нарумяненные щёки девушек горели, выправка и повороты были отменной чёткости. Но больше всего зрителям понравились белые рейтузы гусар, соблазнительно обтягивающие их бёдра. Зал разразился аплодисментами. Гусары показали несколько танцевальных сцен, имитирующих воинскую службу.

Не успел строй девушек-гусаров уйти со сцены, как в вихре танца вылетели высокие, стройные красотки в коротких юбочках, белых блузках, малиновых курточках-безрукавках. Они в танце строились в шеренги, колонны и снова рассыпались, потом начался невообразимый, летящий канкан на самом краю сцены. Стройные ноги взлетали выше головы. Они всего на полтора, два метра не доставали до первых столиков. Прозрачные колготки не скрывали блестящих, отливающих серебром трусиков. Запах манящей женской плоти сверху, со сцены наполнил пространство. Зал загудел, заворчал мужской хрипотцой, стали раздаваться пьяные выкрики. Десятки горящих чёрных глаз впились в это невиданное для большинства зрителей азиатской, скромной республики действо.

– Смотри-смотри, – показывал мужчина за соседним столиком своим приятелям, тыча пухлым пальцем, унизанным перстнями, на ноги танцовщиц. – Там у неё белая тряпочка выглядывает. Раздался хохот. Официанты понесли к сцене корзины с цветами, шампанским, конфетами. Среди цветов белели небольшие конверты с записками. Танцовщицы кланялись, благосклонно принимая подарки.

Вдруг раздался грохот падающего стула и недовольные голоса. Семён обернулся и увидел, что между столиков стремительно идёт, почти бежит Наркисов Исаак Керимович. Тот больной человек, который приставал к нему в магазине. Но его было трудно узнать. Чёрный дорогой костюм, белая шёлковая рубашка, чёрная бабочка, лакированные туфли сделали умалишённого похожим на преуспевающего директора предприятия или работника министерства.

Семён почти догнал Наркисова в служебном коридоре концертного зала, но тот юркнул в боковую дверь небольшой комнаты, похожей на кладовку, а из неё, спустившись по трём ступенькам лестницы в другую дверь, в помещение под сценой, где после света встретила кромешная темнота. Наркисов освещал себе дорогу фонариком, а лейтенант бежал за ним на ощупь, ориентируясь по жёлтому пятну фонаря.

Впереди раздался сдавленный крик, шум борьбы, стук падающего фонаря, который, звеня, покатился по бетонному полу и осветил лежащего там Наркисова. Когда Семён подбежал к нему, то услышал быстро удаляющиеся шаги и скрип закрываемой двери.

– Исаак Керимович, что с вами? – лейтенант стал поднимать Наркисова, освещая его и себя фонарём.

– Кто это? Это снова вы, ребята из наружки, днём меня в магазине пасли и сейчас тоже, лучше бы агента задержали, который вас всех перещёлкал и убежал.

– Нет, Исаак Керимович, в магазине я с вами случайно столкнулся, как и сейчас. И не из наружки я. Тут другая история.

Наркисов встал, отряхиваясь, взял фонарь и осветил лицо Семёна.

– А вот это кто? Дай отгадаю, командированный или курсант? Скорее второе. Ладно, пошли, сейчас всё увидишь.

Наркисов выключил фонарь. Вначале стало темно, а потом глаза привыкли к темноте. Это была даже не темнота, а серый полумрак. Впереди светилось круглое пятно. Когда они, осторожно ступая, подошли к нему, то оно оказалось круглым небольшим окошком прямо посередине сцены. Почти напротив столика, где сидели Аман и ребята. Они были хорошо видны, просматривались и другие столики. Стекло с окошка было снято и лежало на полу, Исаак Керимович чуть на него не наступил. На треноге у окошка стоял фотоаппарат.

– Технику руками не трогай, на ней могут быть отпечатки пальцев, – строго предупредил Наркисов. – Вызывай своих ребят, а я сейчас уйду. Только дай мне слова офицера, когда будешь писать рапорт, укажешь, что фотографа выследил я. И ещё у вас в школе, с тыла зданий, вдоль высокого бетонного забора, где вы бегаете по утрам, стоят видеокамеры. Но большая часть забора с наружной стороны ими не просматривается. Посмотришь, сам увидишь. Там тоже есть места подобные этому, найдёшь их. Ты, вижу, толковый сотрудник, меня как-то выследил. Поработай по фотографу, он должен крутиться у вашей школы. Но делай это сам, если хочешь иметь результат. Никому ни слова. Могут спугнуть, вот мой телефон. – Наркисов внимательно смотрел на Семёна что-то обдумывая, потом произнёс: –

– Если будут наседать на тебя в отношении меня, скажешь вот что..

Наркисов тихо исчез, а Семён так и не вернулся к столику в зале. Он позвонил начальнику школы. Прибыла спецгруппа. В ту же ночь в секретном кабинете, куда курсантам вход был запрещён, лейтенант написал подробный рапорт об этом происшествии. Утром его вызвал начальник школы.

– Зачем тебя вызывают, – поинтересовался Аман, – и куда ты вчера пропал? Это взаимосвязано?

– Пока не могу ничего сказать, – уклончиво ответил Семён.

– Я за тебя переживаю, – обеспокоенно произнёс Аман.

– Всё будет нормально, прорвёмся, – улыбнулся Семён.

В приёмной командира за столом у монитора телекамер сидел седой, сухощавый майор. Он ответил на приветствие и словно просверлил глазами Семёна. Молча встал и открыл дверь в кабинет начальника.

– Товарищ, полковник, разрешите!

– Входите, – раздался властный голос начальника школы. Он встал и пошёл навстречу Семёну. – Поздравляю, лейтенант, вы только что стали первым на прошедших ученьях и буквально в этот же день получили серьёзный оперативный результат. Он заслуживает заведения дела оперативной проверки. Разрешите представить, – командир чётко и красиво развернулся к человеку, сидящему в кресле у стола. Тот встал, серый, отутюженный костюм, военная выправка и взгляд выдавали в нём чекиста. – Лейтенант Семёнов Семён Николаевич.

– Рад, познакомиться, полковник второго управления КГБ республики Комиссаров Борис Иванович. Садитесь, лейтенант, и расскажите подробно об обнаружении фотографа.

Выслушав Семёна, Комиссаров попросил объяснить, зачем тот указал в рапорте Наркисова. Ведь последний – это больной человек.

– Он хороший артист, легко перевоплощается. Я случайно столкнулся с ним на учениях и навёл справки. Это помогло мне во время вчерашнего концерта заметить Наркисова и выйти на фотографа. Я дал ему слово офицера, что укажу в рапорте, кто выследил фотографа. –

Комиссаров был удивлён,

– Объясните, зачем это ему нужно? Он не говорил?

– Наркисов, с его слов, располагает серьёзной информацией о конкретных лицах, связанных со спецслужбами противника. Он хочет получить аудиенцию с председателем КГБ республики по этому вопросу. Но основная цель встречи – его реабилитация. Наркисов хочет просить направить его на службу в Афганистан на любую должность. Есть желание вернуться в систему и кровью искупить свою вину. Наркисов готов служить в Афганистане бессрочно и безвыездно. Знает языки английский, афганские дари и пушту, узбекский, физически здоров. Лейтенант закончил и внимательно смотрел на полковника.

В душе он симпатизировал Наркисову. Семён не рассказал, о чём Исаак Керимович поделился с ним, что не может жить без любимого дела. И не ради зарплаты или каких-то привилегий. Он материально обеспечен, есть большая квартира в центре города, машина, дом в горах с пасекой. Но он хочет вернуться в систему, ему всего тридцать восемь, ещё можно служить и служить. Семён ждал, что скажет полковник.

– Наркисов был замечательным оперативным работником. Талант от Бога! Так бездарно загубить свою карьеру! Он нам нужен, очень нужен. Я бы его сразу вернул. Но на нём стоит клеймо психушки, как доказать обратное. Москва на это не пойдёт, его там знают и тоже сожалеют. Но ничего против бумажки сделать не могут. Доложу, буду просить, чтобы генерал его выслушал. Может Афганистан всё спишет, как генералы решат, так и будет. А вас, лейтенант, мы отметим грамотой комитета республики за оперативную смекалку и настойчивость. Спасибо вам. Своим друзьям курсантам скажите, что вас вызывали по поводу вашей дальнейшей службы. Ну, допустим, в нашем управлении. Кстати, это и в самом деле мы может вам предложить, подумайте. И ни слова о Наркисове, – улыбнулся на прощанье Комиссаров и пожал Семёну руку.

Глава 5

Сообщение о том, что Семёну предложили служить во втором управлении республиканского комитета, повысило его авторитет среди курсантов. Для молодого сотрудника это большая честь – сразу попасть в центральный аппарат. Аман им гордился, но сам Семёнов на эту тему говорить не любил. Учёба шла своим чередом, напряжённые занятия по специальным дисциплинам, спорт, ориентирование и учения на местности в азиатскую жару, ежедневные стрельбы. Всё это занимало большую часть времени, но за неделю Семёнов успел обследовать высокий бетонный забор, окружавший школу с тыльной стороны офицерской гостиницы. Нашёл место, где в сумерках, пока не включены фонари и видеокамеры не покажут, можно было незаметно перелезть через забор. Это мог сделать физически хорошо подготовленный человек. Нужно было подтянуться на руках и переместить тело через ограду в узком разрыве ограждения из колючей проволоки.

Выйдя в выходной день за территорию школы, лейтенант обследовал забор с обратной стороны. Он находился в тихом тупике улицы из пятиэтажных домов красного кирпича. В пяти метрах от забора вдоль него росла аллея больших деревьев. Небольшая часть забора видеокамерами не просматривалась. В одном месте на стыке бетонных плит образовалась дыра. Отсюда хорошим фотоаппаратом или видеокамерой можно было заснять весь афганский спецназ и курсантов контрразведки во время их пробежек. Дыра оказалась в мёртвой зоне видеокамер.

Лейтенант, несмотря на просьбу Наркисова, доложил о своих наблюдениях начальнику школы, служба есть служба, а дисциплина её основа.

В редкие свободные минуты и вечерами после занятий Семён вспоминал черноглазую, стройную девушку, которую встретил на аллее после учений. Её изящную головку и печальные глаза, необычное имя Асмира. Вечером он пригласил Амана выйти на крыльцо школы, чтобы вместе попробовать позвонить по номеру, который они записали с тетрадки девушки. У стены школы располагались бесплатные телефоны-автоматы.

– Семён, ты хоть знаешь, что означает имя Асмира? – хитро прищурил раскосые глаза Аман.

– Нет, представить не могу.

– А ты раздели её имя на два слова, и поймёшь, – засмеялся Аман.

– Получается «ас» и «мира». Шутка, что ли? – удивился Семён.

– Шутка, да не совсем. Имя Асмира означает главная принцесса. Довольно близко к асу мира, – подшучивал Аман.

– Ты, так с именем моей девушки не шути, а то получишь, – улыбнулся Семён.

– Уже твоей девушки, тогда молчу и не шучу. Прежде чем будешь звонить, Сеня, я тебя проинструктирую. Восток, понимаешь, дело тонкое, но, если хорошо подготовиться, не сложное. Девушки у нас воспитаны в покорности и послушании перед мужчинами. С ними надо быть очень внимательным, искренним и щедрым, ну и мудрым. Ещё нужно показать девушке, что ты человек цивилизованный, и ваши отношения будут равноправными. Но, главное – понравиться маме. Это, может быть, даже главнее колыма.

На Востоке принято выкупать невесту. Купишь хорошие подарки родителям. Но, вообще, как сложится в твоём случае, всё зависит от многих причин. Если ты хочешь просто познакомиться, погулять с девушкой, хорошо узнать друг друга, то это я делать не советую. Это обычаями не приветствуется, тем более ты русский, а она узбечка. Если повстречаешься и не женишься, то можешь этим её опозорить. Но если решишься жениться, тогда иди напролом и ничего не бойся. Чем быстрее женишься, тем лучше. Потому что встречаться с этой девушкой тебе будет трудно. У неё есть охрана.

– Откуда ты знаешь? И что за охрана, что-то я её не заметил.

– В университете, возможно, в её учебной группе какая-нибудь родственница. А дома бабушка и мама. Таких принцесс обязательно охраняют круглосуточно. Заполучить тебе её будет трудно. И соперники у тебя будут. Так что подумай, прежде чем искать встречи с ней.

– Насчёт соперника ты прав, я понял по её глазам, что сын богатых родителей добивается её руки. Но она ему отказала. – серьёзно глядя Аману в глаза, ответил Семён.

– Выдумал или, в самом деле, сделал такой вывод по её глазам? – удивлённо воскликнул Аман.

– В самом деле, друг, ничего не придумываю.

– Семён, если это подтвердится, то ты опасный человек. Это на грани угадывания мыслей.

– Хотелось бы научиться этому, сейчас позвоним и узнаем, прав я или нет? – предложил Семён.

– Как ты узнаешь, спрашивать же не будешь об этом? – полюбопытствовал Аман. Да и к телефону её вряд ли пригласят!

– А ты позвони, скажи на узбекском языке расстроенным голосом, чтобы пригласили к телефону Асмиру. Ответит, допустим, бабушка, спросит: «Это ты Абдулла»? Ты согласишься. «А почему голос изменился?» Ты скажешь: «Приболел немного».

– Но она может вначале спросить: «Кто это?» – Аман вопросительно посмотрел на Семёна.

– Тогда скажешь: «Не узнаёте? Я так заболел, ханум, что и сам забыл, кто я. И голос свой не узнаю. Зовите скорее Асмиру, а то я умру». Аман восхищённо посмотрел на друга:

– Ну, ты даёшь, Семён.

– А что? Попробуем, Амангельды? Как ты думаешь, получится?

– Не знаю, но надеюсь на это, интересно и страшновато.

– Звони, всё будет хорошо. Бабушка пойдёт звать Асмиру, а ты передашь мне трубку.

Аман набрал номер телефона, и сказал на узбекском языке:

– Салам аллейкум. Да, это я Абдурашид, позовите Асмиру. – помолчал, потом продолжил: – Это очень нужно, скажите, что я заболел. И хочу ей сказать что-то важное.

Сверкнул глазами, улыбнулся и передал трубку Семёну. Тот помолчал некоторое время, а потом сказал:

– Добрый вечер, Асмира. Я не Абдурашид и не буду вам надоедать. Мы случайно встречались, но незнакомы. Меня зовут Семён. Мне так понравилось собирать ваши тетради, что я готов это делать всю жизнь. – Замолчал и снова заговорил: – Я хочу слышать ваш голос и иногда вас видеть. Хотя бы в окошке. Я свободен в субботу после четырёх, могу вас встретить у университета. Хорошо в следующую субботу. Спасибо, вам спокойной ночи.

– Что, сразу согласилась встретиться? – Аман был удивлён.

– Ей так трудно сейчас, что у неё нет выбора. Хотя, может быть, я ей небезразличен.

– Это она тебе сказала, что у неё нет выбора?! – воскликнул Аман.

– Нет, что ты, друг, моя Асмира – скромная девушка, она меня ещё пока не знает, чтобы так откровенничать. Это я почувствовал. И буду думать, как ей помочь, слово офицера.

– Ты такими словами не разбрасывайся. У тебя шансов стать её женихом почти ноль. Знаешь, как меня назвала её бабушка? Абдурашидик. Асмира не сможет с тобою встречаться, ей не дадут. Может, это будет у вас первая и единственная встреча. А за то, что угадал её состояние тебе плюс, почти провидец.

– Аман, ты читаешь мои мысли. Это будет первая и решающая встреча. Асмира начала со мной разговор словами: «Абдурашид, я просила тебя больше не звонить мне». Понимаешь, у меня есть шанс. Но мало времени. Ты должен мне помочь.

– Хорошо, друг, помогу, а сейчас пошли в спортзал. На конец недели зачёты по карате, нужно готовиться.

Время пролетало быстро, Семён занимался и готовился к встрече с Асмирой.

Он просыпался ночью, выходил из комнаты и в тёмном конце коридора смотрел через окно на чистое ночное небо. Оно на юге почти всегда чистое. И звёзды блестят так же, как глаза влюблённых. И у него блестели глаза и гудело сердце. Стоя у тёмного окна, Семён мечтал о юной необыкновенной восточной принцессе Асмире. То, что она необыкновенная, он не сомневался. Одна случайная встреча и один взгляд, глаза в глаза, когда они на мгновение словно слились и стали единым целым, решили для этого молодого офицера его судьбу. Случайный взгляд познакомил их души. Этой встреча затмила для него всё остальное. Он познал тревожное, манящее и загадочное чувство первый раз в своей жизни. Семён смотрел на звёзды, а видел глаза девушки, она стала его.

Оставалась ещё неделя, многое ещё предстояло сделать. Аман подробно его инструктировал и оказывал всяческую поддержку. Нужно было встретиться с Наркисовым и начальником школы. Но случай снова свёл их вместе. Пробегая каждый день мимо дыры в заборе, лейтенант видел, что она так и не заделана. Мелочь, но любая мелочь может сыграть свою роль в жизни и очень разную для разных людей.

В субботу занятия начинались позже обычного, и пробежка тоже начиналась позже. Командиров ещё не было, курсанты выходили по одному, группами кто, когда просыпался. И начинали бег. Семён пошёл по второму кругу, всякий раз, когда он пробегал у забора, дыра попадала в его поле зрения. Перед глазами проплывала сухая ветка, торчащая из неё, как ствол винтовки из амбразуры дзота. На этот раз было что-то не так, ветка исчезла. Лейтенант пробежал несколько метров, замедляя шаг. Дыра уже скрылась из глаз. Он резко свернул к забору, там было место, где можно перелезть через него. Подпрыгнул, уцепился за край бетонной панели, подтянулся на руках и осторожно переполз через неё в узком проходе между рядами острой, колючей проволоки головою вниз. Приземлился на руки, сделал кувырок через голову. Рядом с дырой лежал большой камень, из-за него выглядывала тюбетейка, и спина человека в синей рубахе. Он чем-то манипулировал у дыры. Семён подкрался сзади, человек прильнул к фотоаппарату, стоящему на небольшой треноге. Резкий удар ребром ладони сзади по шее, и фотограф упал на землю. Лейтенант оттащил его от фотоаппарата и вытащил ремень из брюк мужчины. Ремень в умелых руках не хуже наручников.

Фотограф резко оттолкнул Семёна, сидевшего перед ним на корточках, и тот упал, потеряв равновесие. Мужчина вскочил, ударил ногой лейтенанта и бросился бежать. Удар пришёлся по подставленной руке и скользнул по лицу, но в молодом теле было столько адреналина и жажды борьбы, что курсант не почувствовал боли, а только тупую тяжесть в голове. Вскочил и побежал вслед за фотографом. Здесь преимущество было на его стороне. Он уже разогрелся пробежкой. Если сравнить, это было соревнование лисы с мышью, которая если своевременно не юркнет в нору, то окажется в зубах лисы. Это понимал убегавший мужчина и шмыгнул в подъезд пятиэтажки. Ботинки его застучали по ступенькам, как барабанная дробь, Семён бросился за ним. Здесь они были на равных. Он едва поспевал за этим юрким человеком. Но убегавший не смог заскочить в квартиру, двери были закрыты, а звонить не хватало времени. Так он и пролетел до пятого этажа. Дверка-люк на крышу была открыта, чтобы протягивало сквозняком. Он взлетел по железной вертикальной лестнице и выскочил на крышу, за ним Семён. Здесь он едва не сделал подсечку фотографу, но не достал. Тот успел заскочить в будку над люком в другой подъезд, спустился по лестнице и бросился вниз, за ним по пятам гнался лейтенант.

Так они из подъезда на крышу, с крыши в подъезд, на улицу и вновь в подъезд обежали весь дом. Надо отдать должное фотографу, сил у него было достаточно, и страх гнал его так, что Семён никак не мог догнать. Фотограф стал осваивать подъезды следующего дома. Это было странное и непонятное со стороны действо: два человека со страшной скоростью вылетали из подъезда, исчезали в другом подъезде, появлялись из третьего и так далее. Сколько бы это продолжалось, и кто бы оказался выносливее, неизвестно. Но появился третий бегун, это был Наркисов, Семён крикнул ему на ходу, указывая на подъезд:

– Жди его там.

Наркисов добросовестно заскочил в подъезд. Но фотограф тоже это услышал и изменил тактику. Он по крыше пробежал до последнего подъезда и спустился вниз. Будь Наркисов на улице у подъезда, фотографу не уйти. Но когда лейтенант выскочил за ним, того нигде не было видно. Семён забежал за угол дома – никого. Впору было бы сказать, как сквозь землю провалился. Показался Наркисов, недоумённо оглядываясь по сторонам.

– Где этот спринтер? – крикнул он Семёну. Тот развёл руками. Вокруг на сотни метров открытое пространство, только метрах в пяти сбоку от торца дома под двумя хилыми деревцами спрятались мусорные баки, забитые отходами. Они обошли баки со всех сторон, даже поковыряли сверху картонные коробки и бумагу. Ничего, пусто.

Было, от чего прийти в отчаяние. Через всю щёку лейтенанта от скулы до виска бугрилась красная гематома. Внизу кровь выступила и запеклась. Семён сел прямо на бордюр дороги, рядом присел Наркисов. Так и сидели вдвоём, тягостное молчание продолжалось минут тридцать. «Так я отстал от него секунд на пять, ещё пять секунд мог потерять, когда выскакивал на улицу. Итого десять, двенадцать секунд. – размышлял Семён. – Даже, если фотограф сразу забежал за дом, там метров сто пятьдесят до следующего ряда домов. Я бы его увидел. Значит, он может быть только в мусорных баках». Семён неожиданно спросил Наркисова:

– У вас спички или зажигалка есть?

– Не курю, но, кажется, есть. И подал лейтенанту зажигалку.

Семён подошёл к бакам и стал поджигать бумагу.

– Ты зачем это делаешь? – удивился Наркисов.

– Выкуриваю нашего стеснительного гостя, или крысу, что-то она в баке шебаршит, – громко ответил Семён. – Сейчас подышит дымком и вылезет из норы. Бумага вспыхнула, и пламя стало охватывать весь бак. Вдруг мусор зашевелился и из-под него выскочил пропавший фотограф, пытаясь потушить на рукаве рубашки пламя. Лейтенант и Наркисов стащили с него тлеющую рубаху и затянули на руках ремень. Быстро увели от любопытных глаз к забору, где на небольшой треноге стоял фотоаппарат.

– Больно, куда затягиваешь, – закричал задержанный.

– А сейчас? – Семён ещё потянул ремень. Лейтенант второй раз ремень почти не затягивал, а только имитировал этот процесс, но он знал, что страх сам затянет ремень и усилит боль.

– Ты что делаешь, режет, больно, кровь в ладони не будет поступать, – снова закричал фотограф.

– Совершенно правильно, и ладони тебе через час отрежут, не сможешь больше не только фотографировать, но и ложку держать.

– Кто вы такие, что вы хотите, для чего всё это? – со страхом в голосе воскликнул фотограф.

– Это другое дело, мужской разговор. Мы сотрудники КГБ. Ты рассказываешь нам, зачем и для кого ты фотографировал, на кого работаешь? Честно и добросовестно всё рассказываешь, кто ты, где живёшь. Я ослабляю ремень или вообще его снимаю. В зависимости от правдивости показаний. – сказал лейтенант, глядя в испуганные глаза задержанного и придвинувшись к нему так близко, что их лица почти соприкасались.

«КГБ, уже выследили, я не думал, что так скоро», – губы у фотографа дрожали.

– Сейчас, я всё расскажу. У меня два сына, женить надо, а денег на свадьбу нет. Придумал продать фотографии сотруднику культурного центра, американского или английского точно не знаю. Встретился, предложил им, я знаю, что у вас здесь училище военное. Этот Джон посмеялся и сказал, приноси, только осторожно. Научил меня, как встретиться. Но я не понял, кто он – американец или англичанин. Они там были и те, и другие. Зовут меня Сабир, живу в старом городе.

Тщедушное тело его подрагивало, он поводил плечами, пытаясь от чего-то освободиться. Ладони рук побелели. Фотограф назвал свою фамилию и адрес. Лейтенант ослабил ремень.

– А зачем фотографировал людей в варьете? – спросил он и строго посмотрел на Сабира.

– Это Джон попросил сфотографировать всех на первых рядах.

– А когда первый раз начал снимать, в каком году? И откуда у тебя такая техника, она только фотографирует? От этого ответа зависит всё: поверим мы тебе или нет, поможем тебе или в расход. Ты понимаешь, что я не просто так спрашиваю? Мы многое знаем, но ждём, что скажешь ты, хочешь ли ты сотрудничать и искупить свою вину.

Семён наклонился к сидящему на земле Сабиру, взял его за плечо и впился глазами в его влажные, бегающие зрачки. Тот тяжело вздохнул, посмотрел на свои руки.

– Я познакомился с Джоном полгода года назад. В концертном зале фотографировал два раза, на авиационном заводе тоже два раза, здесь первый раз. Вначале я фотографировал своим фотоаппаратом, потом мне подарили два новых. Я передаю только кассеты с плёнками.

Лейтенант ещё ослабил ремень.

– Когда следующая передача?

– Через восемь дней, поэтому я и торопился. Хотя и боялся после варьете. Но мне нужны деньги.

– Так, всё это расскажешь следователю и не дай бог что-то утаишь. От этого зависит твоя судьба и судьба твоих сыновей, жены, всех твоих родственников. Ты понял меня?

– Понял, расскажу всё, только не говорите моей жене, сыновьям. Прошу вас. – Сабир умоляюще смотрел на лейтенанта и Наркисова.

– Посмотрим на твоё поведение. А теперь, Исаак Керимович, я пошёл к автомату звонить, не спускайте с него глаз. – указывая на задержанного, попросил Наркисова Семён.

Прибыла следственная группа и начала работать с Сабиром. Семён и Наркисов пошли к КПП школы, обходя вокруг её территорию.

– Спасибо тебе, Семён, что в рапорте указал меня. Мне назначена встреча с председателем комитета. Я очень рад. И спасибо, что завалил инициативника. Это хороший результат и не только для лейтенанта. – произнёс Наркисов, он преобразился, помолодел после последней встречи.

– Да, что там, – Семён улыбнулся. – У меня вот к вам есть несколько необычная просьба. Решил я жениться на местной девушке.

И Семён рассказал про обстоятельства знакомства с Асмирой и о своём плане при встрече сразу сделать ей предложение руки и сердца.

– Вы, понимаете, что она ждать долго не может, я тоже. Иначе потеряю её. Я уверен, что она ответит согласием. Она мне очень нравится. Хотелось бы до нашей с ней встречи получить подробную информацию о её семье. Представляете, как это важно для нас, чекистов. Кадры могут сказать или служи, или женись. Одно из двух. Я должен делать девушке предложение наверняка.

– То, что ты рассказал, этого достаточно, и задание несложное. Первичную информацию я получу в университете. А потом сам и через своих ребят узнаю всё остальное. Главное должна показать специальная проверка, от неё зависит, сможешь ты на ней жениться или нет. Я хочу тебя спросить, ты уверен, что любишь свою девушку? Захочет она оставить родину и уехать с тобой? В России холодно и не растут персики. Ей будет трудно адаптироваться.

– Она, я думаю, сможет привыкнуть в России, и я ей помогу. – уверенно сказал лейтенант.

– Это хорошо. Плохо, что у тебя щека с гематомой. Прилично он тебя саданул, болит?

– Нет, боли не чувствую. До свадьбы заживёт. – улыбнулся лейтенант.

– Действительно, до свадьбы. А до сватовства? – спросил Наркисов.

– В отношении этого спрошу у местных ребят, как поступить.

Семёнов смотрел на Наркисова, что-то обдумывая, а потом сказал:

– Исаак Керимович, хочу задать вам один нескромный вопрос. Не обидитесь?

– Говори, я тебя уже немного знаю, ты деликатный человек, Семён.

– Хорошо. Почему в универмаге, где мы впервые с вами встретились, вы были в таком виде? Это было обдуманное перевоплощение, с определённой целью?

– Конечно, Семён, правильно догадался! Я работал, мне нужно было кое-что проверить. После увольнения я продолжал работать сам. Понимаешь, каждый день я работал по определённому плану. – он понизил голос. – И я веду оперативные дела, получаю и накапливаю информацию. И у меня есть оперативные инструменты, сам понимаешь какие. Ты тоже перевоплощался, когда мы встретились. Теперь помог мне реализовать некоторые мои наработки. А после встречи с председателем комитета, которую мне обещали, я реализую все свои дела.

Семён развёл руками:

– Я вами восхищаюсь, Исаак Керимович, слов нет.

Собираясь уходить, Наркисов остановился:

– Знаешь, что сделай, Семён? После свидания пригласи свою девушку к нам в гости. У меня жена узбечка, а я наполовину русский. Сядем, поговорим, плов поедим, дыню, чай. Ты мне скажешь, где вы встречаетесь, а я приеду за вами на своей машине.

Семён поблагодарил и согласился.

Он появился в аудитории с опозданием. Щека у него было заклеена пластырем. Преподаватель поинтересовался, что случилось. Лейтенант сослался на то, что получил травму на тренировке, был у врача, поэтому опоздал. Через некоторое время в аудиторию пришёл посыльный и вызвал Семёна к начальнику школы. Курсанты смотрели на него и перешёптывались. В кабинете его встретили начальник и заместитель начальника второго управления Комиссаров Борис Иванович. После того как лейтенант доложил о своём прибытии, оба полковника поздоровались с ним за руку. Начальник школы Виктор Николаевич спросил, указывая на лицо лейтенанта:

– Это чем же он так вас задел, Семён Николаевич?

– Ботинком, товарищ полковник, когда я снимал с него ремень, чтобы связать.