– Цирк – это боевое искусство!
Я бы так никогда не смогла. Девочки вытворяли такое! По вертикальным стенам бегали, по шесту на потолок забирались, что только, по воздуху не летали, вернее летали, но на маленькое расстояние. Пришло время, когда тренер доложила мне, что войны уже восстановились, пора их привлекать к операциям. Я решила не рисковать. Первой операцией была посещение каменоломни и добыча плит для кладбища. Девчонки начали делать волокуши. Вы знаете, что такое волокуша? Мне объяснили, это приспособление для транспортировки плит. Блин! У меня в голове, чтобы все живы остались и не попали в руки дикарям, а они думают, как камни перетаскивать будут. Мы выбрали тёмную безлунную ночь, накрапывал мелкий дождь, заготовили много факелов из пакли и жира. Девочки целую ночь работали в каменоломне, нам повезло, никто на нас не напал, плит заготовили впрок, на два года хватит. Не зря говорят, не загадывай на будущее, я не знала, что после сеанса дождей всё изменится в нашей жизни, мир перевернётся, нам даже придётся вступить в коалицию с нашими соседями-дикарями. Гимнастка стала моим заместителем, начальником штаба и главным военным комендантом нашего замка. Это она ввела караулы на стенах замка – наблюдение за условным противником и способы сигнализации и оповещения. Теперь никто не сможет приблизиться к замку незаметно, а тем более напасть, без боязни получить отпор. Она же и проводила учения среди послушниц. Правду говорят: – Спасение утопающих, дело рук самих утопающих. У меня даже гордость появилась за обитателей нашего замка. Мы выполняли всю работу, что давала нам настоятельница, укрепляли оборону, стали дисциплинированнее и сильней. Мы перестали бояться. Страх ушёл сам собой, без сопровождения. Но дикари всё не нападали, и не нападали. Настоятельница больше нас всех провела в этом замке, она говорила, с тех пор, как первые миссионеры ордена появились в этой стране, аборигены убивали только мужчин, но никогда не нападали на женщин. Оказывается, у них была «обратная картина», в племени дикарей катастрофически не хватало женщин. Может и права настоятельница – дикари не совсем дикари. Я после дождей привела кладбище в нормальное состояние, девочки помогли мне установить надгробную плиту на могилу неизвестных и выбить надпись. Я не забывала и про свой проект – ножницами уничтожила колючки в кустарниковой норе, пробралась в инопланетное подземелье и нашла нишу с зеркалами. Я притянула в склеп зеркал, сколько смогла утащить за раз; раствор из глины и песка, я научилась делать, укрепляя стены замка. Я облепила зеркалами весь туннель, наощупь, только видимости это не добавило, не работала в склепе технология инопланетян. Из склепа я вылезла злая. Было обидно, столько труда, и всё зря. У меня даже настроение упало. Я возвращалась в замок, как оплёванная, чувствуя, что потерпела поражение в борьбе с собой. Но, всё равно, надежда оставалась разобраться до конца, раскрыть тайну двух учёных. Никто не знал, почему один склеп имеет вход, но его могила пуста, не считая куклы с идиотским смехом, а второй склеп не имеет входа, и не имеет доступа к могиле. На обеих склепах нет ни одной надписи. И, только я знала про подземный туннель. Мне кажется, что этим туннелем соединены оба склепа, но зачем?
Глава 36
Сезон дождей, в этом мире, повторяется с цикличностью, один раз в три года, он длится чуть больше шестидесяти дней, и никто не знает почему так. Дождь идёт, не прекращаясь, превращая жизнь животных в мучение. Все птицы улетают высоко в горы, перед сезоном дождей, остаются только пещерники. В этом мире нет летучих мышей, их с успехом заменяют маленькие хохлатые птички, похожие на шарики пинг-понга. Пещерники питаются всей нечистью, плодящейся в подземелье. Звери тоже, как-то приспособились к дождям, в лесах почти не осталось живности. Только вдоль рек бродили бобровые медведи. Их плотины, вместе с подводным жильём смыло потоком воды. Наводнение нам не грозило, замок находился на горе, и с продуктами было всё в порядке, последний конвой был за две недели до начала сеанса дождей. Вся округа стала заливаться водой, земля вокруг нашего замка, потихоньку, стала превращаться в остров, дикари пятились от воды, давно покинув затопленные стойбища, и напоминая цыганские таборы, всё ближе, и ближе приближались к границам нашей обители. У них не было палаток, у них не было ничего, кроме промокших тентов, сплетённых из травы. Впервые, за много лет, в ворота замка постучал их вождь и попросил приюта для своего племени. Это было, что-то из рода, вон выходящего! Сам вождь унизился перед женщинами, обратившись с просьбой, признав себя беспомощным и побеждённым стихией. Язык дикарей знала только настоятельница, она и вела переговоры с вождём, потребовав гарантию безопасности. Мы рисковали, открыв ворота для врага, зная про хитрость, лицемерие и подлость дикарей. Вождь переломил стрелу и острым кварцевым наконечником разрезал свою ладонь, пролив кровь на стол перед настоятельницей, это был жест дружбы, закон крови. Если кто нарушит этот договор, да будет убит племенем. Наши женщины-воительницы, экипированные, как амазонки, были всё время начеку, вместе с комендантом во время переговоров. Наконец, и настоятельница и вождь поднялись из-за стола, из нас никто не понял и слова, из их диалога. На столе осталась поломанная стрела и пятно, от пролитой крови. Комендант дала распоряжение открыть ворота. Дикари медленно входили во двор, крутя головами по сторонам. В племени были преимущественно мужчины, но вскоре, среди вошедших, я стала узнавать, и женщин, и детей. Все они, одетые в звериные шкуры, казались однородной бесполой массой, с грязными лицами и хитрыми глазёнками, осматривающими всё вокруг. Я знала, что долгое присутствие «гостей» обязательно приведёт к конфликту. Психология дикаря отличается тем, что у них нет такого понятия, как благодарность. Есть злость, ненависть, месть, а благодарность – что это? Ты можешь протянуть руку тонущему дикарю, он откликнется на твою помощь, схватившись за спасение одной своей рукой, а в другой руке у него будет зажат нож, заточенный на тебя. Я переговорила с комендантом, чтобы патрули были всегда начеку, на всё время, пока гости находятся в замке. Мы договорились так, что при возникновении любого конфликта между нами и гостями, должна вмешаться одна из самых подготовленных воительниц, чтобы не дать разгореться конфликту, до состояния войны. Пора показать дикарям, кто здесь хозяин. Настоятельница водила вождя по замку, показывала достижение своей общины. А вечером она пригласила его на ужин с семьёй. Семьи у вожака не было. Не получилось как-то. Настоятельница неудачно пошутила: – У нас женщин много, и у вождя такого племени, ещё будет шанс найти свою вторую половинку. Дикари пока осматривались, расположившись под навесом на улице. Настоятельница поделилась с ними продуктами питания, копчёное мясо у племени было своё, и не смотря на непрекращающийся дождь, каждый день дикари выходили на охоту. Они вели себя на территории замка, непривычно тихо, старались не обращать внимания на прихожанок, пытающихся наладить с ними контакт. Блин! Девчонки сами нарывались на инцидент, но закон крови останавливал любого горячего дикаря. Дикари, обычно, сидели у костров, поджаривая тушки каких-то неизвестных мне животных, похожих на опоссума, с ушами кролика, при приближении кого-нибудь из послушниц, дикари переходили к другим кострам. Меня это, даже бесить начало, вся моя философия рассыпалась, как карточный домик. Дикари нас избегали и старались, просто, не замечать. Это было до тех пор, пока наши амазонки сидели в засаде, но, видимо, им тоже надоело бездействие дикарей, они, нарушив дисциплину, во всеоружии, вышли во двор. Я ещё успела увидеть, как загорелись глаза у мужиков, при виде композитных луков наших воительниц. Их руки, сами, непроизвольно, потянулись к оружию этих странных женщин, с перевязанными грудями, одетых в доспехи из кожи буйвола, очень редкого животного для этих мест. Всю экипировку воительниц настоятельница заказала, через конвой. Теперь амазонки решили пофорсить перед молодыми дикарями, своими нарядами. Я сама, впервые видела это одеяние. Чертовки были, вне критики. Но они помнили, что в пределах замка, они прежде всего – войны, и на любые попытки дикарей дотянуться до оружия, ответили агрессивно. Права была настоятельница – эти южанки по своему характеру, ничем не уступали в дикости дикарям. Назревал конфликт, южанки раскидали грозных мужчин, как связки бананов по двору замка, выбросив их на дождь, охладить немного пыл, и унять темперамент. Вот я и дождалась конфликта! Я уже думала – начнётся неуправляемая бойня, зная про горячий характер дикарей, но реакция вождя и слабой половины племени, была совсем неожиданной. Раздался смех! Особо изощрялась детвора, перекривляя своих соплеменников, падающих носами в лужи. Было действительно смешно – четверо девушек, против двух десятков мужчин, с хорошо развитой мускулатурой, и со смелостью пещерного льва. Дикари валялись под дождём и не могли пошевелиться, пока комендант не пожалела поверженных, и раскрепостила их мышцы. Бедные мужики! Вернувшиеся нервные импульсы, в их тела, вызвали ещё одну волну смеха: дикари начали дёргаться, как клоуны, и их походка напоминала движение испорченного робота. Блин! Откуда у меня эти воспоминания? Я не помню, где родилась, не знаю, где жила, и ничего не помню о себе, зато помню цирк, помню роботов. Странно. Может со временем память восстановится? Детвора была в восторге от представления. Мужики заползли под навес и до самого конца сезона дождей их не было видно, иногда, только гонялись за малышнёй, перекривляющих их движения. Девочки немного перестарались, за это получили втык от тренера, некоторых дикарей приходилось с ложечки кормить, как младенцев. Настоятельница закрепила послушниц за ними, в сезон дождей всё равно масса свободного времени, общайтесь, изучайте язык. Я не знала, что руководительница нашей обители, двадцать лет провела в плену у дикарей соседского племени, пока не погиб её муж, спасая дочь в реке от напавшего на их плот бобрового медведя. Девочка пропала, а фрагменты костей мужа, вместе с одеждой выкинула на берег река. По закону племени, женщина должна была умереть, чтобы удостоиться чести быть похороненной вместе с мужем, либо выйти замуж за соплеменника, если есть кандидат, желающий её. Кандидатов оказалось четверо. По закону племени они должны были воевать между собой, за владение женщиной. Про такие понятия, как любовь, дружба, верность, дикари даже не слышали, но женщина помнила, что это такое. Её ребёнка никто не искал, выжить в этом мире гораздо тяжелее было, чем умереть. Тем более беспомощному грудному младенцу. Пока вождь племени проводил бои среди претендентов, Кармин удалось убежать и набрести на конвой ордена, который спас дикарку. Орден строил каменный замок, а Кармин была в беспамятстве, её сжигала болотная трясучка, женщины ордена ухаживали за больной. И суждено было Кармин быть первой гостьей кладбища, она уже почти не дышала и была двое суток в беспамятстве, если бы с очередным конвоем не прислали в эти края двух ссыльных учёных, придумавших и сотворивших мир испорченного времени. Никто не мог понять, что это такое. Этим учёным запрещали заниматься наукой, за ними следили, как за врагами народа. Единственно, где они могли работать – это в лазарете, а когда состарились совсем, то строили для себя склепы на кладбище. Учёные и выходили нашу будущую настоятельницу, Кармин ещё помнила вкус горького лекарства, которое заставляли пить эти лекари с учёными степенями. Обычно молчаливая и строгая настоятельница, разговорилась сегодня, как никогда, может близость племени дикарей напомнило ей про эпизод её миссионерской жизни, про погибшего мужа, про потерявшуюся дочь. Я спросила её про учёных. Мне была не безразлична их судьба, меня интересовало, что случилось, если в склепе нет их трупов. Кармин думала о чём-то своём, её мой вопрос застал врасплох. – А, учёные? Нет, они не умерли, они пропали. Раньше вокруг замка не было дикарей, и на конвои никто не нападал, мы две недели искали пропавших людей, но бесполезно, после них осталось только два склепа и мои воспоминания. Учёные были достаточно стары, и в книге судеб записаны, как умершие – это для отчётности перед орденом, ну а про настоящую судьбу их, я тебе рассказала. Кармин попросила, чтобы амазонки больше не обижали мужчин. Вмешался вождь племени, по их законам, мужчина обязан смыть свой позор кровью врага, вы не являетесь нашими врагами, но пятеро самых молодых и горячих мужчин покинули племя. Я не усмотрел. Это плохо. Между племенами и так, шаткий мир, а молодёжь может притащить войну в наш дом. Вождь оказался прав, от молодёжи пострадали мужчины соседских племён. Свой позор дикари смыли кровью врага, только их следы не смог смыть даже непрерывный дождь. В сезон дождей война – табу для многих племён, получилось так, что дикари нарушили запрет, и пока шли дожди, вождь пострадавшего племени, от налёта головорезов, прошёлся по соседям, заручившись поддержкой, чтобы наказать виновных. И, как только закончился сезон дождей, вместе с последней каплей влаги, упавшей на землю, посыпались стрелы на наши головы. Началась война за перекрой территорий и зон охоты. Нашему племени, как и нам, был вынесен приговор – мы должны умереть или навсегда покинуть замок. Пришло время испытания смертью. Дикари вместе с амазонками заняли ниши в стенах замка и хладнокровно расстреливали неприятеля. Я впервые увидела, как работают композитные луки ё бою – они поражали противника на далёком расстоянии от стен замка, были очень скорострельными и точными. Композитный лук – это было орудие массового поражения нашего мира, от него нельзя было спастись за кожаным или деревянным щитом, стрела, выпущенная умелой рукой амазонки, пробивала любой доспех, а красивые наконечники стрел из обсидиана пробивали человека насквозь, девочки умудрялись нанизывать на одну стрелу по несколько дикарей, такова была сила удара у композитного лука. Как только начались боевые действия, дикари, все, как один, и женщины и мужчины встали на защиту замка. Настоятельница попросила меня спрятать детей, если враги прорвутся внутрь замка, то детям, несдобровать, они будут первыми жертвами неприятеля. Против нас выступили, не менее десяти племён, таких же хитрых, сильных и подготовленных воинов, как и люди нашего племени. Я поражалась хладнокровности наших девочек, раз за разом, откидывающих меткими стрелами валы неприятеля. За стенами замка солдат противника было так много, как муравьёв в муравейнике. Но мне уже некогда было смотреть, наши ряды защищавшихся тоже таяли, я подождала, когда возникнет, перерыв в обстреле наших позиций и увела детей на кладбище, где я их могла ещё спрятать. Я потащила эту притихшую банду в склеп, успев убрать страшную куклу. В склепе было достаточно места для укрытия народа и хорошая звукоизоляция, а ещё я знала, что дикари боятся заходить на места захоронения, и нас точно, здесь искать никто не будет. При любом исходе битвы, у нас есть шанс уцелеть. Дети сидели тихо, как мыши, боялись разговаривать и шуметь, некоторые из них, те, кто поменьше, беззвучно плакали, слезинки катились по их щекам, сверкая бисером, даже в полутьме. А я, не могла их даже успокоить, я, в отличии от настоятельницы, совершенно не знала языка дикарей. Лучики света проникали через вентиляционные отверстия, преломляясь в зеркалах, давали нам возможность ориентироваться в этом склепном туннеле и видеть друг друга. Детишки, инстинктивно отодвигались от тёмного продолжения туннеля, но хорошо, что эти дети ничего не знали о капризах и истерике, просто их так же, как и меня, пугал этот чернеющий проём. Напряжение последних часов сказалось и на моём здоровье, я даже не заметила, как отключилась. Проснулась оттого, что стало темнее и холоднее, дети нашли страшную куклу, которая испугала меня при первом посещении склепа, и играли с ней, как и все дети вселенной, пытавшиеся уложить любимца. Бедная крыса, она за всё время своего существования никогда не удостаивалась такого внимания. Я выглянула из склепа, над кладбищем вечерело, над замком стояло пламя, видимо горел настил, служивший крышей, для дикарей, в сезон дождей, в небе подымалась круглая полная луна. В этом мире было две луны, одна была меньше и видна только днём, а эта красавица выходила из-за туч по вечерам, освещая всё окрест своим колдовским светом. Весь мир становился неестественным, пугающим, особо страшными были голубые лица людей на кладбище, они казались ожившими покойниками. Когда я вернулась к детям, меня встретила приятная неожиданность – от лунного света, сработала технология инопланетян и зеркала засветились разными переливами во всём диапазоне светового спектра. Весь туннель осветился, детишки, с непривычки, старались прикрыть ладошками глаза. Если бы вы знали, сколько у меня было радости! Я осторожно, шаг за шагом, стала обследовать туннель, детишки шли за мной на расстоянии, проникшись моей осторожностью. Но, никаких каверз, никаких ловушек здесь не было, и никто страшный не живёт в этом подземном туннеле, он привёл нас вполне уютную комнату, со столом, стоящим посредине, и с удобными лавками, для сидения. На столе лежала доска с квадратами, на которой стояли вырезанные из дерева фигуры, они были обработаны тщательно с любовью и отполированы кожей и теплотой рук их создателя. Я знала, что это была настольная игра для двоих, но не могла вспомнить где я про это слышала. Неугомонная детвора, разгребла эти фигурки, как новую забаву для игр. Я им не мешала. Но то, что мне удалось найти за ширмой, повергло даже меня, ко мне опять вернулся кладбищенский страх: за ширмой были скелеты, маленькие скелеты животных и дикарей этого мира, ювелирно вырезанные из костей. Не знаю, чьи останки были применены для этого творчества, но это тоже были куклы, с привязанными к ним верёвочками. Марионетки, – вспомнила я. Странное увлечение было у этих учёных, я не сомневалась, что всё, что находилось в склепах принадлежало им, и они использовали эти склепы, точно так, как и я – они служили убежищем двум старикам от этого сумасшедшего дикого мира. Эта находка заставила меня вспомнить Изумруду с её костяными человечками, сомневаюсь, чтобы она могла смотреть сквозь землю, но что-то её напугало на кладбище, учёные вполне могли оставить какой-нибудь сюрприз на поверхности, среди могил. Сколько раз я ругала себя за трусость, вот и сейчас, только взгляну на эти скелетики, знаю, что это игрушки, поделки, а поджилки трусятся и по коже мурашки от страха бегают, волосы стоят дыбом и пропадает голос вместе с появлением мокроты ниже пояса. Я взяла один скелет за верёвочки, кажется это был скелет кошки – пещерного льва, или саблезубого тигра, и он запрыгал в моих руках, дети, от неожиданности, в ужасе, шарахнулись от меня. Я совсем забыла, что они рядом и видят все мои действия. Я прикрыла телом свою игрушку, и немного потренировавшись, показала им, как кошка гладит себя сама, и как пытается встать и не может, то голова не подымается, то нога отваливается, сопровождая свои картинки урчанием и мяуканьем. Детворе понравилось, их глазёнки засверкали, на лицах появились улыбки, они повторяли за мной мои слова и звуки, подключившись к игре. Я поняла, что между первобытным ребёнком и ребёнком из цивилизованного мира почти нет никакой разницы, моё предпочтение склонялось в сторону детей дикого мира – мне кажется, что они более адекватны, чем дети из нашей прошлой жизни. Всё-таки я права, память постепенно начала возвращаться ко мне, по-моему, у меня раньше уже были дети. На утро, я постаралась проникнуть в замок. Детей надо было чем-то кормить. Защитники ещё держались из последних сил, весь двор был завален трупами, и нашими, и чужими. В стенах замка появились проломы, в которые, запросто, могли пройти два дикаря, проломы тоже были завалены трупами. На моём пути мне встретилась одна из амазонок, собирающая стрелы во дворе. Её шатало от усталости, и она не могла говорить, по её шёпоту, я поняла, что наша настоятельница погибла, вместе с вождём племени. Я знала, где хранится запас съестного, первым делом я разнесла сыры и копчённое мясо защитникам на стенах крепости, их осталось мало, совсем мало, дикари, в отместку за потери от композитных луков, применили против защитников замка отравленные стрелы. Тело человека, от малейшего пореза, начинало разлагаться, вонять и отваливаться частями, как у прокажённого или, как от укуса варана. Многие из наших не могли есть и умирали от ран. Из пяти амазонок, в живых осталось трое. Самая старшая из них сказала; Мы долго не продержимся, набери продуктов на несколько дней, спрячьтесь и сидите тихо, как мыши. Бирюза, спаси детей, чтобы наша гибель не была напрасной. Мне пришлось несколько раз возвращаться в кладовую. Двое старших мальчиков, заметали и путали мои следы. Мы пять дней провели в склепе. Когда я рискнула выйти на разведку, во дворе замка был конвой. Он пришёл с опозданием на три дня, помог разогнать горстку нападавших дикарей. Из нашего войска осталось всего пятеро – мать и дочь из дикарей, заменившие погибшую знахарку, одна амазонка и две послушницы. Люди из конвоя сносили трупы на кладбище, в одну большую яму, и смотрели на меня с неприкрытым ужасом, как я вытаскиваю живых детей из могилы. Некоторые неандертальцы держали в руках скелеты непонятных зверей, а у некоторых были деревянные слоны и лошади, в этом мире никогда не было похожих животных.
Глава 37
Конвоем руководила женщина лет сорока, одетая в мужскую одежду, в кожаных сапогах, и в шляпе с широкими полями. Она, не стесняясь, курила травку, прилаживалась к фляге с «диким» коктейлем, и совсем не являлась символом подражания для молодёжи. Говорят, первыми адептами ордена были дети из приютов и детских домов, другие говорят иначе – орден зародился в тюрьмах, и первые послушники вышли оттуда, третьи кивали на уничтоженную планету пиратов. Во всех этих слухах была своя доля правды, в ордене были представители всех течений содружества государств. Никто не знал, кто руководил орденом, но орден решал проблему с неуравновешенными, потенциально опасными гражданами содружества, за все структуры власти союза, направляя их стремления в полезное русло и изолируя самих граждан от государства. Эта дама, маскирующаяся под мужика, говорила хрипловатым низким голосом и была, явно, из приюта. Она, именем ордена назначила новую настоятельницу замка – последнюю из амазонок, к нам добавилось ещё пятнадцать новых членов общины, в этой группе были и мужчины, это я ещё на кладбище заметила. Дикарки ушли из замка, вместе с детьми, детей никто не напрягал, они сами заявили желание жить племенем на земле отцов. Ушли все мальчики, две девочки, остались в замке, они прилипли ко мне, амазонка и поселила их в мою келью. Девочки, по тихонько, начали осваивать волшебный язык, считавшимся базовым в нашей обители. Амазонка старалась их сильно не нагружать, а работы после войны было валом. Я попала в наряд на восстановление стен, ко мне прикрепили двух мужчин, я попросила ещё кого-нибудь в помощь, камни были тяжёлыми и раствор из песка, мелкого известняка и глины, очень тяжело было замешивать после дождей. С новой партией послушниц, к нам попал настоящий врач, с дипломом и приличным образованием, единственным недостатком его было то, что доктор являлся мужчиной, и довольно-таки, симпатичным мужчиной. У него раз в неделю был осмотр всего состава замка, к нему выстраивалась длиннющая очередь с самого утра. Этот день осмотра – в нашем замке был выходным днём. Врач и забраковал мою помощницу из послушниц старого состава. Он сказал настоятельнице о её болезни. Впервые я увидела амазонку с таким глупым лицом: она и злилась, и улыбалась одновременно. Девушка была беременна. Блин! Амазонка допытывалась у неё:
– Как она смогла, когда успела?
Послушница отвечала ей:
– Стрелой принесло.
Жаль только, что её жених погиб! Девушку отправили в наряд по кухне. У нас, как в племени, некому было заниматься детьми, мои соседки – сорвиголовы, тоже большую часть времени проводили на кухне, помогали мыть посуду и искать специи для пищи, по всей округе. Я поняла их бесхитростные планы, они околачивались на кухне, в надежде, что перепадёт что-то вкусное от поваров. Кухарки баловали детей, в нашем замке их все любили. Амазонке доставалось больше всех, теперь уже не я, а она доказывала вновь прибывшим, что в диких мирах нет места романтике, здесь, чтобы выжить, нужно пахать круглосуточно, в том числе и головой. Все новые послушницы были с севера содружества, с острыми ушами и немного заторможенными мозгами, как все северяне. Но им, с первого дня прибытия в замок, пришлось вступить в бой, а смерть злых дикарей развеяла все мечты о романтике. Им ещё повезло, что дикари были ослаблены, и никто не погиб из них. Про парней, с которыми мне пришлось работать, я знала мало, они представились, как кадеты, которых выгнали с последнего курса за какую-то провинность. У них единственных из всех нас, был пятилетний контракт с орденом. Про содержание контракта они молчали, как мы им все завидовали! В замке не приветствовалось любопытство, за работой некогда было заниматься расспросами. А зря! Эти послушники были не простыми ребятами – они были кадетами академии колдовства, а их маленькой провинностью было испытание формулы заморозки миров, они, чуть всех колдунов не превратили в сосульки, вовремя вычислили озорников. Им, можно считать, повезло, встретиться с рекрутерами ордена. И контракт был интересный – шпионить за всем, что происходит в замке, такой аудиторский надзор за всеми членами ордена. Как же им не нравилось месить раствор, для стен замка, но что поделаешь, контракт надо выполнять. Этих ребят раскусила амазонка, у неё был опыт общения с колдунами на своей планете. Я её спросила: Как ты определяешь, кто колдун, а кто нет? Настоятельница ответила:
– По запаху! Они пахнут гнилью и серой, как болотная зелёная вода в старых карьерных выработках.
Не знаю, может у меня, что с чувствительностью не так? Но однажды вечером я шла на кладбище и уже подходила к склепу, как заметила слежку за собой. Я решила разыграть немного шпионов, поделившись планами с соседками. Девочки были идеальными помощниками в моей затее, их никто не контролировал, и они были свободны всё время. Я им сказала, что хочу напугать мужчин, чтобы они не кичились своим бесстрашием. Девчонки поддержали меня, в ход была пущена вся наша фантазия. За мной следили, поэтому весь сценарий и режиссура «спектакля», легли на плечи детей, они же и были артистами и исполнителями наших планов. Девчонки даже успели провести репетицию. Они назвали одного из кадетов «суфлёром». Я им рассказывала про спектакли, про театр и жизни артистов, черпая информацию из уголков нестёртой памяти. Когда я поинтересовалась, что им понравилось из моих рассказов, они обе, не сговариваясь назвали суфлёра – он самый настоящий театральный шпион. И вот, настал день, когда дети доложили мне о готовности репертуара. Я легко скользила по кладбищу, среди могильных плит. Отбрасывающих тени от света луны, вдруг под ногами взрывается пакет, и всё кладбище окутывается дымом. Бирюза пропала из видимости «суфлёра». Но коварный шпион знает, где может прятаться этот «замковый цветок», он, слившись с могильной травой, крадётся к склепу, и осторожно, постоянно прислушиваясь, старается отодвинуть плиту. На него из могилы набрасывается полуметровая крыса с писком и с криком, леденящим сознание. Кадет, пробкой вылетает из склепа и бежит в сторону замка. Из-за могил начинают подыматься скелеты и протягивать руки к беглецу, откуда не возьмись, появляется Неясыть, или другая местная сова, со своим знаменитым криком:
– Уг-фу.
Кадет выхватывает пистолет и начинает палить во все стороны. Патроны у него быстро кончаются. Это уже было не по сценарию, шпион давит на курок пистолета, раз за разом, а он молчит. Ночной шум на кладбище разбудил гарпий, я знала, что у этих причудливых птиц было гнездовье в этом углу кладбища, когда – то они напугали и меня, но это было днём. Луна проскользнула между двух туч, и лучом голубого света наткнулась на потревоженную пару. Оба чудовища возникли перед колдуном, как из-под земли. Потом был мой выход, я, в образе утопленницы, плыла над могилами…, но это было уже лишнее. «Суфлёр» не реагировал ни на что, пускал слюни, улыбался, и говорил так:
– Гы, гы.
На звуки выстрела сбежались все послушницы с настоятельницей, но мы с девчонками уже сидели в своей келье и пили чай с баранками и хитрющими улыбками. Утром меня вызвала настоятельница к себе и сделала такой втык – за всё хорошее, и за спектакль тоже, но больше всего досталось за то, что я подвергла девочек опасности. Я со всем соглашалась молча, и откуда она про всё узнала? Амазонка мне подала скелет аборигена с верёвочками:
– Сегодня, Бирюза, твой наряд на кладбище, прибери там хорошенько.
Я поняла, по всему кладбищу столько детских следов, это ночью их не было видно. Девочки прибежали, помогли собрать весь разбросанный театральный реквизит, потом мы закрылись в склепе и насмеялись от души. До самого вечера мы убирали мусор с кладбища и загребали следы. Руководительница конвоя возмущалась, что здесь у вас творится такое? Второго послушника в клетке вывожу за последние полгода. Руководительница конвоя не знала, что делать с контрактником. Конвой уезжал к границам дикого мира, под скрип колёс телеги, которую тянули неторопливые волы. Со всего багажа, на телеге, была клетка с безумным колдуном
– Гы, гы; Гы, гы; Гы, гы!
Второй кадет пропал, сам, без конвоя, наверное, включил знания, приобретённые в академии и остался должен ордену, не выполнив условия контракта. Без шпионов в обители дышать стало легче. Наставница каждый день воевала с северянами, она им была и за тренера, и за коменданта, и за военного начальника. Я удивлялась, как у неё терпения хватало разжевывать послушницам каждый манёвр. Девочки всё понимали, со всем соглашались, но стоило стреле просвистеть около уха, как они бросали оружие и старались убежать с поста. Потом этих горе-воинов можно было найти где угодно: они прятались под кроватями, залезали в водослив, в кастрюли в столовой, и даже в туалете, приняв позу страуса – закрыв голову руками. Каждый раз амазонка зеленела, но успокаивалась, и начинала сначала: