Как всегда в самый неподходящий момент начинает что-нибудь чесаться. В данном случае был нос Геннадия. А зачесался он потому, что граф курил какой-то специфический табак и выдыхал дым прямо в номер. Терпение Лопухова лопнуло и он почесал, наконец, свой нос.
– Он, кажется, проснулся, – тихо сказала женщина. – Уйди.
Она отодвинула рукой графа, и тот исчез. Дама нежно поправила прическу и ослепила Геннадий своей обворожительной улыбкой. Она была настолько хороша собой, что наш проснувшийся герой смотрел на нее во все глаза и не мог пошевелиться. Парализация речи и тела никогда еще не владели им с такой силой и не завладели бы, если бы ни этот случай. Словно волшебная муза с зелеными глазами, она манила его к себе. Своей улыбкой. Своим взглядом. Наконец, дама стала оголять свои плечи, избавляясь от платья, и Геннадий почувствовал зов природы….
Он поднялся с постели и как голодный пес бросился к уже оголенной груди своей жертвы. Дама, видимо, не рассчитала горячий темперамент жильца и непроизвольно отшатнулась, а голова Геннадия оказалась внутри картины. Теперь Лопухов увидел даму в полный рост. Ей было около тридцати на вид, бретельки от летнего платья свисали на талии стройной фигуры, а пышная грудь вновь стала возбуждающе действовать на него. Геннадий попытался дальше пролезть в картину, словно в какое-то окно, но руки и ноги не могли договориться с его телом, особенно с животом, и Лопухов застрял, чем, собственно, очень рассмешил даму. Голос ее был чистый и звонкий как трель соловья. На несколько мгновений мужчина замер и стал рассматривать таинственное и, быть может, запретное место для простых смертных. Это была комната эпохи ренессанса или барокко, он в этом не разбирался. В старинном кресле вальяжно развалился граф, держа в руках современный глобус, а его насмешливый взгляд окончательно разбудил Геннадия. Он вновь попытался пролезть внутрь комнаты, посмотрел на даму и уже брезгливо бросил:
– Хоть бы прикрылась, бесстыдница!
За что тут же получил звонкую пощечину.
– Сюда нельзя! – с той же улыбкой рявкнула дама и ударом в лоб вытолкнула его из картины.
Геннадий вновь оказался в своем номере. Он включил свет и посмотрел на стену. Портрет графа выглядел так, будто с ним ничего и не происходило.
«Галлюцинации закончились», – подумал Лопухов, но тут вспомнил, что оставлял картину в ванной. Естественно там ничего не оказалось. Он умыл лицо холодной водой и посмотрел на себя в зеркало. Убедившись, что он в здравом уме, накинул халат и вызвал по телефону портье.
Через несколько минут сонный служащий стоял у него в номере. Зевота не давала ему покоя.
– Я конечно извиняюсь, беспокоя вас в такое время, – начал Геннадий, – но у меня к вам есть одна маленькая просьба.
– Слушаю, вас.
– Не могли бы вы унести отсюда эту картину? – не глядя на нее, указал Геннадий.
Портье посмотрел на стену, затем на другую стену и непонимающе спросил:
– Какую картину?
– Да вот эту! – возмутился было Геннадий и повернулся лицом к стене.
Картины не было. Вместо нее на гвозде красовался вьющийся цветок.
– Откуда он взялся?
– Кто, я? Вы же сами меня вызвали.
«Дебил», – подумал Геннадий, но молча подошел к зеленому растению и стал трогать листья.
– Кажется, – зевая произнес портье, – вы хотели, чтобы я отсюда что-то унес….
– Да. Унесите этот цветок.
– Цветок?
– Да, он мешает мне спать, у меня аллергия на цветы, и поживее пожалуйста.
– Хорошо. – Невозмутимо ответил портье и, сняв горшок с цветком, удалился из номера.
Геннадий с облегчением вздохнул, но для страховки достал из портфеля снотворное и жадно запил водой.
– Всё! – констатировал он и зарылся под одеяло. Однако свет Лопухов решил не выключать – так спокойней….