Мы энергично закивали головами. Но Машка логично заметила:
– Миша! Мы с удовольствием вас послушаем, но давайте отложим вашу историю на завтра. У нас еще будет достаточно вечеров.
Назавтра мы, разморенные и тепленькие после выпивки и бани, вновь расселись вокруг стола. Гришка и в этот раз куда-то сбежал, то ли к курам, то ли к нутриям. Он, добрая душа, старался держаться в стороне от нашей команды. Поначалу девчонки вроде пытались затащить его к нам, но это ни к чему не привело. А когда те совсем ему надоели, он просто строго на них посмотрел. Этого было достаточно.
…Мы тупо сидели и ждали, когда Дух, наконец, соберется и начнет рассказ, а тот молча вертел в руках то ли сосновую, то ли еловую шишку. Пауза затягивалась, и Дух, как будто спохватившись, вдруг заговорил:
– Я молчал, потому что не знал, как начать. Можно ли назвать мой рассказ историей? Не знаю, потому что в нем, по сути, нет сюжета. Если можно так выразиться, это мое личное жизненное наблюдение.
Дух посмотрел на Кима.
– Забавно, но повествование можно начать с него.
Тот выпучил глаза.
– Да-да, Кимушка, с тебя. Точнее, с твоей специальности. Наверно, девочки этого не знают, но мы, потрепанные жизнью выпускники школы № 254 Кировского района города Москвы, после многих лет полного неведения, что с каждым из нас происходит, однажды по чистой случайности встретились вновь. Зверек и Ким повстречались в бане, потому что были грязные и решили помыться. А я привел к Киму маму на консультацию, не зная, что там сидит мой однокашник.
Ким засмеялся.
– Знал бы, небось, не пошел.
Дух согласно закивал.
– Такой вариант не исключен… Так вот… Обратиться к врачу пришлось из-за того, что у моей мамы на лице появилось некрасивое багрово-красное зудящее пятно в виде бабочки. Гадкое пятно через нос и щеки. Как сказали врачи, экзема. И выписали всякие мази, в основе которых, как я понял потом, были гормоны, преднизолон и подобные ему. Но ничего, кроме временного и не стопроцентного эффекта, лекарства не дали. В конце концов, обойдя нескольких врачей, я решил пойти к «светилу», – серьезное выражение лица Духа сменилось на насмешливое. Он поглядел на Кима. – А им оказался один знакомый мне кореец.
Ким показал ему кулак.
– И он, кстати, первый объяснил, что к чему. Другие только важно кивали головами, брали деньги и выписывали рецепты. А он честно сказал, что никаких других препаратов, кроме тех, которые мама уже и так получила, у медицины нет. Разница в мазях – лишь в силе гормона. А так болезнь у кого-то проходит, у кого-то исчезает на время, а у кого остается навсегда. Лотерея. Главным итогом моего визита к тебе была не эта не очень оптимистичная, но правдивая информация, а то, что мать его как врача зауважала и поверила. И, насколько это возможно, успокоилась. А самое интересное оказалось то, что, как только она поняла, что делать нечего, болезнь пошла на убыль. По крайней мере, «выход на люди» у нее теперь не вызывал такого ужаса, как раньше.
Ким удовлетворенно кивнул. Он, видимо, хотел что-то сказать, но передумал, не желая мешать Духу.
– Как-то мы с матерью поехали к родне на годовщину смерти ее сестры, моей тетки. Она глупо и трагически погибла. Пьяный водила въехал в автобусную остановку, где была она.
Мы с мамой возвращались домой с поминок, когда она вдруг сказала:
– Миша! А меня ведь экземой бог наказал.
– ?
– За то, что я Ленку не уберегла. (Ленка – моя покойная тетка.) Была бы я понастойчивей, может, та и пожила бы еще.
Я, понятное дело, удивился. Как так, спрашиваю. А мать говорит:
– Предчувствие у меня в тот день было нехорошее. Помнишь, она тогда так, мимоходом ко мне заглянула. Посидели мы с ней, поболтали, чай попили, только неспокойно мне было. Неспокойно и все. Безо всяких причин. И Ленка была здесь не причем. Я уж подумала, что, может, заболеваю. Или с тобой, не дай бог, что не так. А Ленка-то? Вон сидит напротив. Живая, здоровая, веселая. Что ей сделается? Посидели мы, посидели, и засобиралась она домой. А я пошла посуду мыть. И тут телефонный звонок. Мы-то с покойницей вроде уже и попрощались, она в дверях стоит, за ручку держится, а у меня как раз руки мокрые. Я ей и говорю: «Подойди к телефону». Ленка вернулась в комнату, а через некоторое время и я за ней. «Ну, что?» – говорю. «Да ничего, – отвечает. – Наверно, номером ошиблись. Помолчали в трубку и все». Я пошла домывать посуду, а она опять к двери, и снова та же самая история. Звонок и молчание. Ленка засмеялась, что это мне неизвестный, но очень застенчивый кавалер звонит. Ладно, пошутили. Я похихикала и пошла ее до лифта проводить. А ты помнишь, у нее бзик был – каждые пять минут причесываться. Стоим, ждем лифта, а Ленка по привычке за расческой в сумочку шасть, а там пусто. «Ой, – говорит, – забыла, наверно, щетку у тебя в ванной». Я, естественно, предлагаю ей вернуться, но она не захотела. «Нет. Теперь уже не пойду. Возвращаться – плохая примета. Дороги не будет. А дома у меня этих щеток с десяток». Так и поехала. А минут через пять слышу с улицы грохот, крики людей. Так Леночки и не стало. Я себя все виню. Надо было удержать ее. И звонки не зря были, и расческа эта.
Дух, разминая спину, поводил плечами.
– Я с сомнением выслушал мамин рассказ. В жизни ведь бывают всякие разные совпадения. Но мама настаивала. И в продолжение рассказала другую историю, про свою мать, мою бабку. Я ту очень хорошо помню. Она была веселым оптимистичным живчиком, несмотря на кучу поставленных ей диагнозов и целую аптечку таблеток, которые она должна была принимать и не принимала. Я сам видел, как она их выковыривает из коробочек и выбрасывает в мусор. А дочерям в доказательство соблюдения назначений демонстрировала пустеющие упаковки. Но многих вещей я о ней не знал. Оказывается, в молодости она тайком увлекалась спиритизмом, но не любила об этом рассказывать. Боялась неверия и насмешек. С мамой же она все-таки чем-то поделилась. Бабушка верила, что загробный мир существует. Более того, по ее словам, духи умерших нередко пытаются помочь живущим. Только их возможности очень ограничены.
Мы с интересом, но с большим сомнением слушали Духа. Это его не смутило.
– Вот и я так же смотрел на маму, когда она мне начала это рассказывать, хотя ее не волновало, верю я или нет. Я сказал ей тогда:
– Ты пытаешься меня убедить, что духи подстроили телефонные звонки и спрятали расческу, чтобы Лена задержалась и избежала аварии?
Мать не очень уверенно кивнула.
– Но ведь тогда концы с концами не сходятся. Я с такой же вероятностью могу утверждать, что они хотели обратного. Если бы тетя не потеряла у тебя несколько минут времени, то она, скорее всего, уехала бы другим лифтом, успела на предыдущий автобус и благополучно добралась домой живой и невредимой. И зря ты себя коришь.
Мама пожала плечами.
– Что бы ты сейчас не имел в виду, но твои слова, в сущности, не исключают того, что духи существуют. А действуют они с добрыми или злыми намерениями, это второстепенный вопрос.
Мама тогда тяжело вздохнула.
– Ты, Миша, учти, я тоже не склонна к мистике, но объясни мне тогда один факт. Это уже касается твоей спиритистки-бабки. Помнишь, у нее в комнате над кроватью на потолке был нарисован компас?
Еще бы не помнить. Это была диковинная странность в комнате, заполненной обычными вещами пожилого человека. Он был размером с тарелку, а стрелка у него была настоящая. Она была привинчена к потолку, ее концы традиционно раскрашены в синий и красный цвета севера и юга. Я не раз спрашивал, когда был ребенком, для чего он, но бабушка каждый раз загадочно отвечала: «Это – компас моей жизни». Я удивлялся и злился на этот ответ, а стрелка, как ей и полагалось, смотрела синим концом на север, а красным на юг.
Пока я молчал, вспоминая, мама терпеливо ждала, но когда увидела, что я что-то собираюсь спросить, заговорила сама.
– И тебя, видимо, интересовал вопрос, зачем нужен этот не подходящий к интерьеру предмет. А я знаю. Мама как-то проговорилась. Мы однажды опять вспомнили о духах, и она сказала, что иногда с ними общается, хотя и не объяснила как. Я реагировала недоверчиво, а она вдруг и говорит:
– Хочешь узнать, для чего этот компас?
Она странно на меня поглядела, но потом все-таки решилась.
– Однажды, – сказала она, – я разговаривала с одним моим хорошим знакомым. Точнее, с его духом. И попросила его об одолжении. Я хотела знать, когда умру. Выяснилось, что духи могут не так уж много и способны предвидеть жизнь людей только на короткий срок. Но в просьбе дух не отказал. Для этого он и придумал эту стрелку. Так вот, если стрелка повернется на 180 градусов, значит, вскоре я умру.
С тех пор, по ее словам, мама, твоя бабушка, и жила с компасом над головой. В конце жизни она захворала, но почти всегда оставалась бодрой и оптимистичной. Я забыла эту историю и, как любую привычную вещь, перестала замечать этот компас. Но 17 июля 1994 года вечером она позвала меня. Ты знаешь, у нас в доме мы не ходили друг к другу пожелать спокойной ночи. Я решила, что маме, скорее всего, нужно что-нибудь принести. Мама уже лежала в постели. Безо всяких предисловий она задала мне странный вопрос, как будто это было самое главное, что должно меня интересовать: «Мы точно закончили с юридическими формальностями о моем домике, который я переписала на Мишу?» Я кивнула. А мама стала задавать мне какие-то сутяжнические вопросы о ее собственности, как будто она настоящий стряпчий. Я даже рассердилась, но, по мере возможности, ответила. Она успокоилась и неожиданно сделала то, чего не делала давно. Она обняла меня и поцеловала. Я была тронута, но не более того. Честно говоря, по телевизору в то время начинался сериал, который я хотела посмотреть, а потому была в некотором нетерпении. А ночью твоя бабушка умерла. Во сне. Не хочу вспоминать то, что я испытала, но одно помню отчетливо. Случайно я посмотрела на потолок. Синяя стрелка смотрела на юг. И до меня дошло, что мама-то еще вчера знала о близком приходе смерти, и те вопросы задавала, чтобы удостовериться, что ничего из ее небольшого наследства из семьи не уйдет.
Дух сказал: «Уф! – и откинулся на стуле. – Все. Притомился я, братцы».
Ким не удержался и прокомментировал:
– И Шахерезада прекратила дозволенные речи. – А затем обратился к нам: – А вы еще нахально утверждали, что я врун. Да я мальчик по сравнению с ним. И в подметки ему не гожусь.
Мы все дружно и невнятно загалдели. Мы даже чуть не поссорились, поскольку все были уверены, что именно его мнение о рассказе Духа самое умное и оригинальное.
– А я ведь не говорил, что моя история окончена, – неожиданно произнес Дух. – Это только начало.
Но в тот вечер продолжение мы не услышали.
На следующий день стало ясно, что скрытый скептицизм нашей команды к вечерним разговорам исчез. Девчонки притащили с собой одеяла и, укутавшись, расселись поудобнее. Мы, глядя на них, поступили так же. Я достал из своего загашника коньяк. Вообще-то мы, мужики, предпочитали водку, но перед отъездом мне пришло в голову, что, может, дамы не захотят пить приготовленное для них вино, и, не говоря никому ни слова, сделал запасец. Гришка откуда-то приволок маленькие, буквально на тридцать грамм рюмочки. Мы предвкушали развлечение.
Дух нарочно пришел в комнату последним и чопорно всем кивнул.
– Боюсь вас разочаровать, – сказал он. – То, что вы услышите, может показаться вам псевдонаучной лекцией. А мне не хотелось бы упасть в ваших глазах, – он повернулся к своей девушке, – особенно, в твоих, Тася.
Было видно, что той это приятно. Но она одернула кавалера.
– Хватит выпендриваться, Дух. Не тяни уже, начинай.
Мы, переглянулись. Тася назвала Духа нашей кличкой, чего раньше не делала. Эдак и Машка, глядишь, станет звать меня Зверьком, а я это прозвище не очень любил.
– Как вы догадались, – возобновил свой рассказ Дух, – мама меня сильно озадачила. Я пытался эту историю не вспоминать, как глупую и неправдоподобную, но мои мысли не хотели меня слушаться. Тогда был не лучший период моей жизни, и мне нужна была какая-то отдушина, чтобы отвлечься от неприятных для меня реальностей. Я стал размышлять о спиритизме и загробной жизни. Можно было, конечно, пойти в библиотеку или залезть в интернет, но из этого ничего не вышло. Как выяснилось, во всех источниках за интригующим началом всегда следовал скучный конец. Или критика, не оставляющая камня на камне на идее загробного мира, или, наоборот, восторги по поводу бездоказательных рассказов, заканчивающиеся предложением обратиться за подробностями к колдуну, целителю, медиуму и т. п. В конце концов, я решил, что у меня и у самого есть голова.
На этом месте мы с большим сомнением дружно покачали головами. Дух усмехнулся.
– Можете смеяться надо мной сколько угодно, но, в отличие от других исследователей, у меня было огромное преимущество, которое в миру называется невежеством. Я, конечно, имел общее представление о предмете, почерпнутое в основном из художественной литературы и кино, но был свободен от шор всяких авторитетов и принятых концепций.
– Ты еще скажи, что «Гамлета» прочитал, – заметил я.
– И «Гамлета» тоже, – спокойно отреагировал Дух. – В первую очередь я подумал о том, что загробный мир – это ужасное место. Ведь в нем одновременно сосуществуют души всех когда-либо существовавших людей, то есть неандертальцев, шумеров, египтян и прочее. И пытался представить, каково египетскому фараону общаться со слесарем-сантехником ДЭЗа № 863 из Бибирево. Но не только это смущало меня. Традиция утверждает, что духи в какой-то степени, если не полностью, сохраняют черты нашей индивидуальности. А мы, слава богу, ой какие разные. И не только по статусу и образованию, но и, что намного серьезнее, по характеру и интеллекту. А значит, после смерти меня ждет встреча с моим покойным абсолютно придурошным двоюродным дедушкой Федей, от общения с которым уже через две минуты хотелось повеситься. У меня даже мелькнула мысль, что в этом-то и заключается ад. Представьте, вы умерли, и ваша душа попала на «тот свет» прямиком в объятия отшлепавшей вас в детском садике воспитательницы Марьи Ивановны, побившего вас в пятом классе Костика и притеснявшего вас ненавистного начальника Игоря Леонидовича. Или, того пуще, людей, которых вы когда-то обидели. И деться-то вам некуда. Я понял, что, в сущности, в моем представлении потусторонний мир выглядит достаточно абсурдно, а потому его существование маловероятно. Но это был лишь умозрительный аргумент «против». И я вовсе не был первым скептиком, исследовавшим вопрос. Но все равно миллионы людей верили и верят в загробный мир. И я решил пойти на контакт с духами.
Мы просто пораскрывали рты.
– Да-да. Для приобретения опыта я сходил на один спиритический сеанс и посидел в компании с истерическими дамочками средних лет. Когда вернулся домой, то, как Ленин, первым делом сказал: «Мы пойдем другим путем». Я полагал, что вокруг каждого из нас просто обязаны витать мириады душ умерших самого разного времени и происхождения, занятых своими загробными делами, а вероятнее всего, вовсе не проблемами оставленного ими мира. Для меня спиритизм, основанный на допущении, что человек способен вынудить дух к контакту, неубедителен с точки зрения логики. Нельзя вызвать дух, к примеру, покойной бабушки, если она по случайному стечению обстоятельств не находится поблизости и при этом не против того, чтобы ее побеспокоили. Я рассуждал. Если контакт духа с человеком – это скорее инициатива и добрая воля первого, а не наоборот, то нужно просто найти способ обратить на себя внимание. И у меня возникла бредовая идея. Для чего, в принципе, подумал я, изобрели компьютер?.. И, ничтоже сумняшеся, отбарабанил на экране послание. Я такой-то, такой-то. По таким-то причинам заинтересовался спиритизмом и возможностями контакта с потусторонним миром. И если, мол, среди находящихся поблизости духов возникнет желание к общению, буду рад увидеть ваше сообщение. И оставил текст открытым. Я ничем не рисковал. Более того, если моя логика была верна, то я еще и получил бы подходящего собеседника, то есть знающего русский язык и умеющего пользоваться компьютером или хотя бы печатать на машинке. Несколько дней ничего не происходило, а затем появилась надпись безо всяких предисловий и приветов: «Трудно поверить в вашу бескорыстную любознательность. За вашим обращением, скорее всего, скрывается только желание узнать, есть ли жизнь после смерти. Считайте, что ответ вы получили».
Я протестующе поднял руки.
– Дух! Всему есть граница. Не станешь ли ты на самом деле утверждать, что вступил в контакт с духами?
Девчонки энергично закивали в знак поддержки, а Ким замкнулся в неопределенном молчании.
Дух встал, подошел к двери и, чуть повозившись с замком, распахнул ее настежь. Было уже поздно. В глубине за бревенчатыми стенами дома и неширокой полоской снега, таинственно сливаясь с черным, с утра покрытым тучами небом, скрывался лес. Из дверей потянуло холодом. Разыгравшееся воображение подсказывало, что он должен быть могильным, но это был всего лишь холод мерзнущего зимнего леса. И, тем не менее, наши современные, ничего не боящиеся девчонки зябко поежились.
– Да, черт возьми. Я вступил в контакт с духами, – просто сказал Дух. – И, возможно, я являюсь единственным в мире настоящим специалистом по загробной жизни.
– По этому поводу не грех и выпить, – добавил я, но публика меня не поддержала. Она погрузилась в размышления. А что, если Дух действительно говорит правду…
Дух изучающе разглядывал нас.
– Я то, о чем вы сейчас думаете, уже проходил. Вначале я был слегка в шоке, а потому первые пару дней после получения ответа вообще не приближался к компьютеру. Боялся. Боялся, что запись и вправду существует, и боялся, что ее вдруг не окажется. Но, наконец, решился и взглянул на экран. Все оставалось по-прежнему. Это и обрадовало, и огорчило. Огорчило, что никакого активного интереса к моей персоне духи не проявили. Не поинтересовались, куда я пропал и почему не пишу. Но я все-таки преодолел колебания и дрожащим пальцем отстучал вопрос. Не буду говорить какой. Он слишком личный, чтобы делиться им, к тому же ответ на него я так и не получил. Точнее, мне ответили, но это был не ответ. И вскоре я понял, что у духов, очевидно, есть своя этика, и свое вмешательство в личную жизнь смертных они стараются свести к минимуму. Для меня, например, абсолютно бессмысленным было бы ждать, что дух расскажет, где закопан клад, или какие номера лотереи станут выигрышными. Духи лишь до некоторой степени согласны приоткрыть завесу тайны их существования и поведать о своем мире совсем немного. Я, кстати, до сих пор не знаю, общался ли я только с одним конкретным духом или с несколькими по очереди. Они избегали раскрывать свои личности, хотя, как объяснили, это вовсе не невозможно. Они так и остались для меня во множественном числе. Отвечали они нерегулярно и не сразу. Мой вопрос мог долго оставаться без ответа, пока не появлялась очередная запись.
Как вы понимаете, после этого нашей компании было о чем поговорить, но, как и в предыдущий раз, Дух предпочел на сегодняшний день закончить, объясняя это тем, что тогда ничего не останется на завтра. Мы не возражали, хотя спать никому еще не хотелось. Я, кстати, забыл рассказать, что вчерашняя ночь прошла забавнее предыдущей. Когда мы с Духом уже совсем собрались укладываться, к нам, стесняясь, подгреб Ким.
– Ребята! – жалобно попросил он. – Вы сегодня не поспите здесь со своими девочками? А я там с Нелли.
Мы состроили ханжеские физиономии. В створе дверей виднелась мордашка его подружки, которая по этому случаю приняла безразлично-вызывающее выражение.
Я померил руками ширину кровати.
– Ким, здесь сантиметров восемьдесят, не больше. На двоих не хватит.
– Вообще я не понимаю, в чем проблема. Нельчик! – позвал я. – Приходи спокойно и ложись с ним. Мы клянемся не подглядывать.
Нелли презрительно на меня посмотрела, а Ким возмутился.
– Ты что, Зверек! Охренел совсем?
Мы с Духом рассмеялись, после чего Мишка великодушно проговорил:
– Ладно-ладно, голубки, пользуйтесь нашей добротой. Занимайте жилплощадь и воркуйте себе на здоровье. Наслаждайтесь халявным интимом в ущерб друзьям.
Так оно и вышло. Мы спали вчетвером с нашими девушками, а Ким со своей Нелли занял свободную комнату. Было тесновато, но я бы погрешил, сказав, что мне не было приятно чувствовать рядом с собой и обнимать Машку.
А на следующую ночь, к моему удивлению, вновь произошла подобная история, но с другими персонажами. Машка вдруг сказала, что хочет, чтобы я остался с ней на ночь. А девчонки, мол, уйдут. Они вроде бы как уже заранее договорились, что будут уступать по мере надобности друг другу комнату. А я в очередной раз удивился женской предусмотрительности. Мы, мужики, этой темы не касались, хотя, понятное дело, каждый прикидывал, как в случае необходимости он исхитрится уединиться.
И эту ночь я провел с Машкой. Я, честно говоря, по ней соскучился. Физически. Не то чтобы с момента беременности она совсем меня отвергала, как это делают некоторые женщины, но доступ к телу, прости меня бог за похоронное словосочетание, ограничила. Однако не в тот раз.
Наконец, устав, Машка затихла, прижавшись к моей груди. Мы лежали спокойные и умиротворенные, и я потихоньку начал подремывать.
– А что он за человек? – неожиданно спросила Маша. – Дух, – пояснила она. – Ты ведь говорил, что он из военных, а для тебя это всегда означает «дуболом». А он выглядит интеллигентным, образованным и умным человеком.
Я засмеялся.
– Ты, Машенция, упрощаешь. Я вовсе не считаю военных дуболомами. Не военные дуболомы, а система, которой они служат, дуболомная, Хотя другой она, вероятно, и не может быть. Что же касается Духа, то мне легче рассказать, каким он был мальчишкой в шестнадцать лет, а не какой он сейчас. Тогда это был немножко замкнутый, непокладистый, драчливый, но хороший пацан. Отходчивый и жаждущий, чтобы все было по справедливости. И очень-очень неглупый. Но я плохо знаю Духа, которому под сорок. Мы много лет не интересовались друг другом, да и сейчас в нашей компании не принято лезть в душу. Так проще. А его автобиографические данные мне известны. Немудрено, что он образован. Дух закончил ВИЯЗ.
– ИнЯЗ? – с уважением переспросила Маша.
– Нет. ВИЯЗ. Военный институт иностранных языков. Очень блатное заведение. Потом где-то там отслужил. Точно не знаю, но, по обрывкам разговоров по пьянке, кажется, был, как принято говорить, в горячих точках. Работал в институте востоковедения. Не женат. Точнее, разведен. Скромен. Единственное, чем иногда хвастается, разрядом мастера спорта по стрельбе.
Я подпустил в голос таинственности.
– Кроме того, из некоторых непроверенных источников известно, что вероятнее всего сотрудничает с ФСБ, а должность менеджера – только «крыша».
Я не без смеха посмотрел в серьезные Машкины глаза.
– Родька! (Спасибо, что не Зверек.) – полюбопытствовала она. – А Дух врет насчет духов?
Я лег поудобнее и уставился в потолок, как будто на нем был написан ответ на Машкин вопрос.
– Я не знаю, врет он или нет. По здравому размышлению, да. Хотя и делает это красиво. А может, и нет, и тогда мысль о том, что мы, может, просуществуем дольше, чем несколько десятков лет, должна греть наши сердца.
Я задумался и продолжил:
– Но за этим кроется другой вопрос. И раз он пришел мне в голову, то, наверно, приходил не раз и другим. А будет ли следующая жизнь наказанием за прожитую или станет наградой за нее? Другими словами, что нас ждет? Ад или рай?
Машка с интересом и некоторым испугом посмотрела на меня, а мне уже поднадоело болтать и хотелось спать.
– Но давай-ка лучше зададим этот вопрос специалисту, то бишь Духу. Он-то должен знать ответ и что-нибудь соврать, – буркнул я и отвернулся.
Следующий день прошел быстро. Гришка все-таки уговорил нас пострелять из его карабина. Я попал в две бутылки из трех, Машка промазала вообще, да она и не целилась, а остальные – так, кто хуже, кто лучше. Гришка, естественно, был точнее. Он поставил пять бутылок метров на десять дальше наших и не промахнулся, но нахальный Дух заявил, что ему так стрелять неинтересно. И унес одну из бутылок вообще куда-то к черту на кулички. Она буквально превратилась в точку. Девчонки начали посмеиваться, что он, наверно, выпендривается, а тот, не обращая внимания, спокойно и недолго целясь, выстрелил. Бутылка ответила дребезгом разлетающихся осколков. Вот это стрелок, с уважением подумали мы. И дальше в течение дня наша команда то и дело возвращалась к теме его меткости. А он чуть фальшиво смущался и, как заученный урок, повторял, что является мастером спорта.
Наконец, наступил вечер, и Дух, снова завладев нашим вниманием, продолжил свой рассказ.
– Я знаю, – сказал он, – что, у вас появились вопросы. Заранее предупреждаю: скорее всего, удовлетворяющих вас ответов вы не получите. Я знаю слишком мало. Но расскажу о том, что успел узнать.
Первое, что меня заинтересовало: почему я так легко, с первой попытки, получил ответ на свое послание. Я ничем от других не отличаюсь, мой интерес к «тому свету» был случайным и праздным. У меня даже возникла самонадеянная мысль, что я обладаю какими-нибудь паранормальными способностями. Но, в конце концов, мне надоело гадать. И я спросил самих духов, чем, по видимости, их насмешил. Во всяком случае, ответ показался ироничным и, пожалуй, обидным. Духам, разве что исключая вновь преставившихся, до людей, в принципе, как бабочке до куколки, никакого дела нет. И им, бывшим нам, смешно, когда кто-то пытается вызвать дух какого-нибудь великого деятеля. Наполеона, к примеру. А тому давно уже до фонаря, выиграл он битву при Ватерлоо или нет. И, чтобы духи пошли на контакт, человеку должно очень сильно повезти, что и случилось со мной. Это была чистая лотерея, что одновременно и в том же месте, что и я, оказался русскоговорящий дух, умеющий печатать на компьютере, которому было настолько скучно, что он решил поболтать. Я, конечно, не сдержал любопытства и, намекая на предполагаемую перенаселенность «того света», поинтересовался, не путаются ли они друг у друга под ногами, на что получил чисто человеческий ответ: «Ха-ха-ха». Духи, оказывается, способны к одновременному сосуществованию в ограниченном пространстве. Их внетелесная сущность позволяет им не мешать друг другу, а то, что заменяет зрение, устроено в упрощенном понимании как линзы микроскопа, где определенный срез вещества можно видеть послойно, не замечая остальные. Так видят и духи. Поэтому они настраивают свои «линзы» так, чтобы видеть только то, что хотят. Умершие фараоны спокойно продолжают жить среди древних египтян, не видя других духов, хотя ничто не ограничивает их возможности познакомиться со средневековьем и современным миром. Для этого нужно только посмотреть по-другому. Кстати, такая «перестройка» требуется, чтобы взглянуть и на наш мир. Аналогичный фильтр существует и в «органе слуха».
Дух поднял было рюмку коньяка, но, передумав, продолжал:
– Я долго стеснялся задать этот вопрос, но мне всегда казалось нелогичным несоответствие краткосрочного земного существования и вечной жизни души. Уж слишком несоизмеримы десятилетия и бесконечность.
– И ты что, спросил, смертны ли духи? – развеселился Ким.
Дух кивнул.
– Именно это я и сделал.
– И что же?
– Ответ был, как всегда, расплывчат и длинен, и я постараюсь повторить лишь его суть. У духов тоже существуют своего рода юность и зрелость. Когда человек умирает и душа оставляет его, она бывает испуганна и растерянна и поэтому в первую очередь пытается отгородиться от чуждого ей нового мира. Именно те, кто умер недавно, чаще всего стремятся к общению со смертными. Со временем духи привыкают к загробному миру и вливаются в его обыденную жизнь. Но с течением времени у них угасает интерес и к загробной жизни.
Духи, как выяснилось, обладают еще одной удивительной способностью – избирательно становиться невидимыми для всех, включая их самих. Этим качеством пользуются «взрослые» духи. Они постепенно начинают изолироваться от остальных. Их общение с себе подобными потихоньку сходит на нет, а дальше они становятся невидимыми и недоступными. Это есть их эквивалент «смерти». Что происходит после нее, никто не знает. «Оттуда» – у них тоже не возвращаются. У духов есть предположения о их «посмертном» существовании. Но со мной этими теориями они не поделились. Хотя интересно уже то, что у духов смерть – это их добрая воля.
Дух, наконец, допил свой коньяк, а мы к нему присоединились.
– Жалко, что лимон кончился, – задумчиво сказала Тася.
Мы разбрелись по комнате. Каждый размышлял о чем-то своем, но все задавались вопросом, сумасшедший ли Дух или отличный мистификатор.
В конце концов, мне надоели их скучные лица, и я, налив всем еще по рюмке, сказал:
– На лимон, Таисия, наплевать. Пижонство это. Хороший коньяк хорош сам по себе. А кроме всего прочего, мне не нравятся ваши кислые физиономии. Подумайте. Это же великолепно. Загробный мир есть. Еще одна тайна мироздания раскрыта. Можно даже рискнуть вернуться в лоно церкви. Выбрать только сложно. У Машки, я знаю, точно возникнет проблема, хотя она и тяготеет к православию, а вот ты, Ким, попотеешь, пока себе пагоду найдешь. Но, как я понял, о загробных духах следует думать в другом аспекте, не мистическом, а бытовом, как о наших невидимых соседях. Ведь, может, именно сейчас мой покойный колдун-дедушка смотрит мне через плечо и тайно внушает: не пей, Родик, столько коньяка на ночь, родимчик случится… Представляешь, Нельчик, ты моешься себе спокойненько в ванной, холишь свое нежное тело, а за тобой сладострастно подсматривает душа убиенного передозировкой героина раба божьего Димитрия, незадолго перед смертью вышедшего после отсидки по статье УК 105, часть вторая.
Все осуждающе на меня посмотрели, а Машка сказала:
– Противно тебя, Родион Зверев, слушать. Циник ты и богохульник.
– Вот-вот, – поддержал ее Дух. – Циник – он циник и есть. Или, говоря по-русски, ёрник. Не надоело ёрничать, Зверек?
Хотя слова Духа и звучали осуждающе, было видно, что он не сердится. Привык к моей манере общаться с людьми. Скорее всего, он и сам относился с долей иронии к им же самим сказанному.
– О, почтенная публика! – патетически произнес я. – Я не собирался задеть ваши высокие чувства. Во всем виноват коньяк. Нельзя было полировать им выпитую ранее водку.
Я поднял глаза к небу.
– Дедушка-колдун! Ты прав. Пришел незванно злой родимчик.
Девчонки не удержались и хихикнули. Я повернулся к Духу.