С момента прощания с Настасьей Филипповной прошло минут семь. Никого кроме одинокого путника возле кабинета, точнее мастерской или ещё точнее кабинета-мастерской, не стояло. За минуту до звонка к нему присоединились Никодимов и Чистоплюев, судя по запаху, вышедшие из столовой. Минут через пять появился квартет, не И, но Фалафель, Громов, Рыбченко и Кривенко.
– Ну Пёс сегодня, конечно выдал, – как бы невзначай обронил Михаил. Остальные будто бы того и ждали, кто заведёт болтовню первым.
– А что он выдал, я просто не успел разглядеть? – подключился Никодимов.
– Да этот чеконте прокусил Жорику правую руку, а потом сидел с кровавым ртом, как у вампира, – с улыбкой на лице поделился Игорь своим видением ситуации.
– Почему он сразу чеконте? Представь, тебя сначала просто так за уши дёрнули, потом по яйцам дали, то ты бы чё сделал? – укоризненно спросил Фалафель, в отсутствие Каравайного ставший смелее и развязнее.
– И чё, кусаться сразу? Вот ты, Батый, чё бы сделал на месте Пса? – Игорь похлопал по плечу Громова, когда тот даже не подозревал, что с ним кто-то заговорит.
– Я не знаю…, наверное, дал бы сдачи, – Захар неестественно задёргался, смущённо спрятал руки в карманы и потупился в носки кроссовок. У Вити и Михаила данные конвульсии спровоцировали гомерический хохот.
– Ты? Дал сдачи? – вторил им и Игорь.
– Да он бы тебя убил прямо там, только б ты на него криво посмотрел, – сказал Чистоплюев.
– Слушай, Семён, чтобы сделал ты? – Фалафель решил найти повод для очередного «подкола».
– Я бы не сел с таким человеком, как Каравайный. В обыденной жизни подобных индивидуумов надо за световые годы обходить.
– А если бы насильно посадили? – продолжал допытываться Витя.
– Что они, прокуроры, чтобы насильно посадить? – напомнил о себе Василий.
Тем временем в закоулке появился мужчина лет сорока пяти, стриженный ёжиком, одетый как Джон Макклейн из первой части, в левой руке нёсший макет автомата АК-74М. Звали «русского Макклейна» Валентином Игоревичем Гуляшовым или в кругу школьников просто «Гуляшом». Валентин Игоревич притягивал людей неким мужским магнетизмом и, не побоюсь этого слова, харизмой, которая вкупе с подвешенным языком сделала из него желанного посетителя учительской. Парадоксально, но факт – Валентин Игоревич не имел педагогического образования, правда, данное обстоятельство никак не мешало ему совмещать профессии трудовика, физрука и обжшника. Вызвалась парадоксальная «конъюнктура рынка» то ли сложностью найти трёх разных учителей, то ли жадностью администрации, не желавшей искать трёх разных учителей, то ли талантами самого Валентина Игоревича, позволявшими одновременно заменять трёх разных учителей. «Лысый физрук», как величал его Чистоплюев, в целом показывал пример человека скромного и вместе с тем умного вопреки расхожим стереотипам.
– Здравствуйте, Валентин Игоревич, на войну собрались или гвозди забивать нечем? – полюбопытствовал Чистоплюев.
– И ты тоже здравствуй, Миша, лесной зверь. Иду на тебя охотиться, – Гуляшов направил ствол автомата на «лесного зверя» и мгновенно отвёл его обратно, засунул ключ в замочную скважину, и толпа вступила в скромную обитель мастера. Скромность её позволяла вместить шесть верстаков в ряд, настольный сверлильный станок, два ряда парт по пять штук в каждом, учительский стол и всякое по мелочи. Некогда по мелочи там простаивал и токарно-винторезный станок, правда, однажды оный исчез. Куда исчез и почему (или зачем), никому известно не было, и дела до его судьбы также не было никакого. Чуть левее входа (или выхода) находился стеллаж с различным металлоломом, а венчал композицию старый музыкальный центр примерно девяносто седьмого года рождения, из которого весь учебный год лились шлягеры примерно тех же лет. Чего было не занимать кабинету-мастерской, так это атмосферы, атмосферы ретро, того времени, когда трава росла голубее, а небо виделось зеленее.
Все уселись за парты, Валентин Игоревич положил макетик на стол и, следуя всеобщему примеру, аналогично опёрся пятой точкой на стул. Воцарилась тишина, все выжидающе уставились в Валентина Игоревича, тот уставился в ответ. Возможно, так бы урок и кончился, однако Василий не стерпел первым:
– Почему мы все молчим, мент родился?
– Нет, просто захотелось помолчать. Ну, раз не хотите, будем работать, – изрёк «Гуляш», довольный осуществлённой провокацией.
– Может быть не будем? – попробовал договориться Чистоплюев.
– Нет, Миша, надо работать, ведь именно труд сделал из обезьяны человека, без труда вы превратитесь обратно в обезьяну.
– Откуда вы знаете? Уже кто-то превращался? – зацепился за слова Фалафель.
– Ты же превратился, – контратаковал Валентин Игоревич. Фалафель не нашёл ничего умнее, кроме как занять глухую оборону:
– Может быть всё-таки вы?
– Нет, я же лысый в отличие от тебя, – в очередной раз контрапунктировал Валентин Игоревич. Бессмысленная фаллометрия могла бы продолжаться бесконечность, не войди Собакин в ту минуту.
– Вы только посмотрите, кто к нам пожаловал – Волкодав из рода серых псов, – не удержался Надеждинский.
– Семён, лучше промолчал бы, – сдерживая злобу, выцедил через клыки Собакин.
– За молчание мне нужно доплачивать, но ради тебя я помолчу бесплатно.
– В чём дело? – полюбопытствовал «Гуляш».
– Да так, Влад сегодня кое-кого покусал, – иронично сообщил Чистоплюев. Собакин вышел из себя, зарычал и ударил кулаком по стене.
– У-у, зверюга, – проговорил Михаил, однако от дикого взгляда стушевался и замолк.
– Ладно, укротись, строптивый. И не надо на меня смотреть зверем, сядь лучше успокойся, – слегка разрядил обстановку Валентин Игоревич. Собакин послушался и занял место рядом с Громовым. Глаза и в целом выражение лица Громова производили впечатление, словно его, как древнеримского христианина, бросили в клетку с голодным тигром.
– Значит так, граждане алкоголики, хулиганы и тому подобные, чем будем заниматься? – вновь нарушил тишину Валентин Игоревич.
– У меня есть прожект. Суть прожекта заключается в том, что я хочу подарить персоне А портрет персоны Б, для чего мне нужна нестандартная рамка. А когда мне что-то нужно, у меня это появляется.
– Материал у тебя есть для персоны?
– Материал всегда со мной, – рамочных дел мастер достал из рюкзака заранее напиленные рейки.
– Отлично, приступай.
И он приступил. Оставшиеся граждане занялись изготовлением фигурок для больших шахмат, сердец из оргстекла и прочей бесполезной херни. Надеждинский примерял рейки, когда к нему нагрянул Чистоплюев.
– Это что, Сталин? – удивлённо спросил он.
– Не что, а кто. А так да, Сталин.
– Для чего? – всё ещё продолжал не верить глазам своим Михаил.
– Для форса бандитского. Точнее, исторического, потому как хочу застать врасплох именно «историчку».
– Зачем?
– За плинтусом, Михаил, к чему нам ненужные вопросы? Нас, работников стамески и ножовки, должен интересовать вопрос не «зачем», а «как».
– В принципе, мне всё равно. Я чего пришёл. Можно я с тобой буду заниматься, знаешь, не хочу сердечки выпиливать.
– Ещё раз, чем вы хотите со мной заниматься?
– В смысле чем, рамкой!
– А, рамкой, не то я за грешным делом уж подумал… Ладно, я размечаю, вы отпиливаете.
– Договорились.
– Тогда пилите, Шура.
– Я же Михаил.
– Ножовке всё равно, Михаил вы или Франциск Ассизский.
На том и порешили. Каждый был при деле, даже Пёс чем-то занимался, правда, в виртуальной реальности, но всё же лучше, чем лежать на полу и ловить блох. Идиллию нарушил крик, раздавшийся откуда-то из тёмных глубин коридора. Его источником оказался не кто иной, как Каравайный с перебинтованной десницей.
– Ну чё, уже не ждали? – заорала «мумия» во все семьдесят четыре децибела. Надеждинский сразу понял, что Жора за перемену успел где-то надерябаться в какашку. За годы жизни с учебным пособием, во всех подробностях демонстрировавшим вред алкоголизма, у него выработалась способность безошибочно определять алкогольное опьянение по поведению. Хотя там и без способностей было всё очевидно.
– Зачем пришёл, Жора? – брезгливо спросил Валентин Игоревич. Чувствовалось, наличие Каравайного ему неприятно.
– Говна нашёл!
– Я так и понял.
Каравайный в приподнятом расположении духа взял напильник и подошёл сзади к Надеждинскому, который примерял детали будущей рамки, и ткнул его напильником в нижнюю оконечность спины. Тот подпрыгнул, окружающие засмеялись.
– Жорик, после такого ты должен на нём жениться, – злорадствовал Фалафель, которому как обычно нужно было больше всех.
– Сударь, вы нанесли мне и всему моему роду оскорбление, посему извольте же смыть свой позор кровью. Защищайтесь, сударь, – оскорблённый взялся за напильник, лежавший неподалёку, заложил левую руку за спину и встал в фехтовальную стойку. Стартовала битва на напильниках. Каравайный по привычке пытался наносить колющие удары, однако оппонент успешно защищался. Дошло до того, что противники скрестили свои рапиры, и тут Семён ретировался. Куражившийся Каравайный в запале бросился на него и попал в ловушку, споткнулся о ножку парты и прилетел головой в верстак.
– Шах и мат, месье Карнавальный, – в очередной раз за день триумфировал Надеждинский. Валентин Игоревич пришёл в замешательство, но в мгновение ока оклемался и экспроприировал орудие победы.
– А чем мне торцы обрабатывать?
– Языком своим острым.
Поверженный дуэлянт со стонами поднялся. Естественно, боевой задор не думал проходить, и пьяное тело поплелось к Собакину со словами:
– Где там мой пёсик? Иди сюда, я тебя поглажу. Если не придёшь, сучка, я тебя кастрирую.
Каравайный взял напильник и пошёл в сторону питомца, правда, Валентин Игоревич среагировал быстрее, взял неугомонного за руку, вынул напильник из руки и выпроводил нарушителя спокойствия за дверь.
– Ах вы, суки-прокуроры… – по дороге напел Каравайный какой-то полузабытый мотив, прерываясь на мерзкое хихиканье. Все спокойно выдохнули. Через десять минут урок кончился. Портрет был закончен вместе с ним. Фалафель оценивающим взглядом осмотрел изделие и с завистью спросил:
– Надеждинский, это кто, дедушка твой?
– Ага, по отцовской линии.
После опроса Семён и Михаил взяли дело рук своих и поднялись на третий этаж, где им удалось застать Маргариту Леопольдовну уже в дверях.
– Мы к вам, профессор, и вот по какому делу, – остановил её автор идеи.
– Чего хотели, мальчики?
– Именем девятого «А» класса мы вместе с Михаилом хотим вручить вам скромный презент.
– Какой презент, небось цветы или конфеты?
Увиденное её поразило. Тот недоумённый взгляд стоил каждой калории потраченных усилий, физических и мозговых.
– Это Сталин? Зачем? – Маргарита Леопольдовна шёпотом попыталась раскусить чудовищный замысел двух наглецов.
– Для стенда, с рабочим названием «Россия их запомнила».
Глаза Маргариты Леопольдовны раскрылись настолько широко, будто бы решили переместиться на лоб.
– Хорошо, мальчики, спасибо. Когда дойдём по истории до его времени, я обязательно покажу. Теперь идите, – Маргарита Леопольдовна с немного дрожавшими руками спрятала презент в самый нижний ящик стола и накрыла его всяческими бумаженциями. Домой она шла с испуганным и вместе с тем задумчивым лицом. Шутники же спустились в фойе первого этажа, где их ожидали покинутые товарищи.
– Подарили портрет? – для приличия осведомился Фалафель.
– Сделали всё в лучшем виде, – отчитался Чистоплюев.
Компания выдвинулась к выходу. Необходимо отметить следующее. Дверь парадной заступила на службу ещё в те времена, когда на детях не экономили, что позволяло ей выдержать не только каждодневные открытия и закрытия. При возможности, она, пожалуй, смогла бы выдержать лобовое столкновение с современной легковушкой. Со знанием этого факта продолжим.
– Слышь, Надеждинский, сможешь также? – снова взял на слабо Витя и ногой открыл дверь парадной.
Надеждинский размял кисти рук, пять раз присел и со словами «пошла родимая» в прыжке вынес дверь. Замешкайся он пару секунд, то как минимум сшиб бы с ног приличную на вид даму. В получившейся сумятице было не понятно, кто из них испугался больше – дама, с отвисшей челюстью вставшая у порога, или дверной вышибала, взявший вторую космическую скорость и за пару секунд оказавшийся за территорией школы. В скором времени его нагнали.
– Вы чё творите, Семён? – неистово засмеялся Рыбченко. Казалось, Игоря мог рассмешить любой выходящий вон поступок.
– Кто же знал, что там будет идти мадам? Она жива хоть?
– Вроде жива, испугалась только, – подтвердил Фалафель.
– Не каждый день у неё перед лицом двери ногой открывают, – высказался Чистоплюев.
– Вдруг она сама хотела дверь с ноги открыть? – подключился уже и Никодимов.
– С той стороны дверь с ноги не откроешь, – первый раз за день Фалафель выдал нечто умное.
– Тогда, скорее, хотела закрыть, с ноги, – парировал Никодимов.
– По-любому.
Продолжая развивать проблематику открытия и закрытия дверей ногами, все очутились за углом дома неподалёку. За этим углом традиционно курили школьники, ибо приличные люди обходили данный закоулок стороной, а всё шастала голь кабацкая. Здесь путники совершили остановку.
– И всё-таки я не понимаю, зачем надо было кусать Жорика, а, Пёс? Может ты проголодался? – завёл Рыбченко бесконечную шарманку демагогии.
– Чё вы ко мне пристали все, укусил и укусил. Значит, так надо было, – с пол-оборота завёлся Собакин.
– Может ты как лев из «Мадагаскара» не по своей вине, а на инстинктах? – развил Михаил тезис Игоря.
– Он же зебру за жопу кусал, – уточнил обладатель собачьей проницательности.
– Так ведь и ты не лев, – пошутил Чистоплюев и получил за остроту удар в плечо.
– Спасибо, хоть не укусил, – поблагодарил Михаил, умевший радоваться даже подобным мелочам. Фалафель, Кривенко и Рыбченко докурили свои дешёвые сигареты, и на мажорной ноте одноклассники разминулись. Каждый из них пошёл своим путём.
Глава 7. Панджшерский гамбит
Над чистым небом Баграма вставало солнце. День обещал быть душным, как, собственно, и большинство дней в это время года. Афганская природа щебетала, флора пахла, фауна бороздила унылые пустынные пейзажи. Взлётная полоса или «взлётка» уже успела накалиться до всякого предела и источала обжигающий жар. Первая смена летальных, точнее, летальных, аппаратов вылетела исполнять свой интернациональный долг, и технический персонал взял небольшой перекур. Техник Кузьмич по старой памяти колхозника забивал «козла» вместе с вчера прибывшим солдатиком. Прибыл тот в составе группы из человек восьми таких же, как и он. Кузьмич сразу про себя подметил, что солдатик непростой, специального, так сказать, назначения, но вида не подал. Человеком Кузьмич был общительным, поэтому от приглашения в перерыв «зарубить козла» не отказался. Делалось это тут же, в ангаре, на готовой к установке фугасной бомбе. В разгар игры их азарт отвлёк подошедший лётчик.
– Здоров, Кузьмич, не боишься на воздух взлететь со всей богадельней? – в шутку осведомился лётчик, увидев, с каким усердием техник бьёт доминошками по снаряду.
– Здравие желаю, товарищ майор. Куды нам, сухопутным, мы же не лётчики, чтобы в воздух взлетать. Да и взрывателя то там нет, – для демонстрации субординации привстал Кузьмич, случайно задев доминошки, которые посыпались на бетон.
– Рыба, – заключил солдатик. Здороваться с лётчиком он не пожелал, да и лётчик сделал вид, будто бы в ангаре никого кроме Кузьмича не находилось. Неловкое положение прервал очутившийся тут же солдатик в той же форме, что и первый.
– Князь, вставай, нас к замполиту вызывают. Все наши уже там, – Князь видимо только того и ждал, так как подскочил с деревянного ящика, словно получил занозу. Солдатик попрощался с новым товарищем и покинул ангар вместе со старым.
– Ага, приходите ещё, – сказал вослед Кузьмич и занялся собиранием доминошек.
– Что-нибудь уже известно о цели нашего визита? – завязал разговор Князь.
– Пока ничего. Думаю, у замполита всё разрешится. Говорят, из штаба армии прилетело высокое начальство, – ответил «дружинник» Князя.
– Решили делать по-большому, – глубокомысленно заметил последний.
В темпе пулемёта MG-42 они добрели до большого двухэтажного здания. В коридоре не виднелось ни души. Они постучали в искомую дверь и вошли по первому «войдите». Внутри располагались шесть человек в уже знакомой нам форме, полковник, судя по всему из штаба, и какой-то афганец.
– Капитан Князев и старший лейтенант Борисов по вашему приказанию прибыли, – взял капитан под козырёк.
– Вольно, – мягко приказал полковник. Офицеры повиновались.
– Значит так, товарищи бойцы, вам предстоит выполнить очень важную боевую задачу. В штабе готовится план операции по ликвидации системного сопротивления группировки оппозиции во главе с Ахмадом Шах Масудом. По агентурным донесениям ХАДа, предоставленных нам товарищем Халилем, – полковник посмотрел на афганца, – Ахмад Шах собирается сегодня посетить горное поселение в этом районе, – он ткнул пальцем в карту, лежавшую на столе, – то есть у границы с Пакистаном. Из разведсводок выходит, что Масуд собирается заключить сделку с пакистанцами о поставках оружия из Китая. Правильно мы понимаем? – обратился полковник к афганцу.
– Именно так, – по-русски с ужасным акцентом подтвердил тот.
– Ваша задача заключается в преждевременном занятии поселения и ликвидации лидера оппозиции. Это позволит нам лишить их группировку централизованного управления и даст стратегическое преимущество в готовящейся операции. Вас высадят на вертолёте за пять километров от поселения, где вы зачистите территорию и займёте кишлак. Далее вы дождётесь Ахмада Шаха, ликвидируете его вместе с сопровождением и отойдёте вот сюда, – полковник снова ткнул в карту, – где вас подберёт вертолёт. Вопросы?
– Товарищ полковник, почему бы сразу не выслать звено вертолётов и звено «грачей», которые сравняют там всё с землёй?
– Позвольте, товарищ Князев, как мы узнаем, когда прибудет Масуд, чтобы, как вы говорите, выслать звено «грачей»? Как вы понимаете, точного времени прибытия нам не известно, поэтому кружащие неподалёку вертолёты не вариант. Это раз. Два. Кишлак кишит гражданскими, поэтому «сравнять всё с землёй» нет никакой возможности. И три, нам нужно подтверждение, что Масуд убит, а не ушёл из-под удара через туннели или пещеры, как уже бывало. Ещё вопросы.
– Тогда почему вы считаете, что никто не заметит нас при приближении к кишлаку и не отменит встречу? –допытывался Князев.
– Вы пойдёте в обход путём, который почти не используется из-за сложного рельефа и который почти не контролируется. К тому же они не ожидают нашего вмешательства, поэтому охранения будет по минимуму. Если события будут развиваться не по плану, у вас будет возможность вызвать авиаподдержку. Вопросы ещё есть?
– Вопросов больше нет.
– Тогда прямо сейчас берите амуницию и загружайтесь в вертолёт. Удачи, ребята.
Ребята отдали под козырёк и строем вышли за дверь. Они направились прямиком в «оружейку», где все взяли по «десантным» АКС-74 с несколькими цинками патронов, несколько гранат и один РПГ-7 с двумя выстрелами «на всякий случай». Из «оружейки» солдаты удачи направились к ожидавшему их на «взлётке» Ми-8.
– Не нравится мне вся эта ситуация, попахивает авантюрой, – выразился один из них по дороге.
– Думаешь, убийство Ахмада что-то поменяет? – спросил второй.
– Духи оченно его уважают, поэтому это действительно может их застать врасплох. Во всяком случае на некоторое время, – ответил третий.
Князев предчувствовал нечто нехорошее, подвох, что ли, хотя план внешне казался неплохим.
– Князь, ты как думаешь? – справился старший лейтенант Борисов.
– Мне тот афганец не понравился, Галиль или Хохол, или как там его. Какой-то уж больно загадочный и на нас косился всё время. Сдаëтся мне, он сказал не всю правду, если вообще говорил хоть что-то правдивое.
В сомнениях тяжёлых все восемь бойцов оказались у вертолёта и по очереди загрузились. Из-за знойного безветренного пекла гружённый вертолёт отказывался взлетать вертикально. Пришлось стартовать с разбега, как самолёту. В иллюминаторах проносилась однообразная пустыня, сменявшаяся на не менее однообразные горные ландшафты. Наконец, в сопровождении звена «крокодилов» экипаж машины боевой высадился на протяжённом горном плато. Вертолёт не садился, поэтому пришлось спрыгивать с висящей в воздухе «вертушки», благо расстояние было не более полуметра. После высадки вертолёты полетели обратно, временно унося за собой все сомнения.
– Слушай, командир, как думаешь, на кой ляд им убивать Ахмада Шаха? По сравнению с остальными командирами он, читай, рыцарь в белых доспехах, – осведомился один из бойцов.
– Бес их разберёт, наверное, афганцы надавили на наших. В последнее время его популярность растёт вместе с контролируемыми территориями, – отметил Князев.
– Ага, почти какое-то средневековье, когда король с князьками не мог землю поделить, – провёл исторические параллели Борисов, из-за чего все невольно засмеялись. Сам старлей видимо не понял причины товарищеского веселья. Через пару минут с левой стороны над ними пролетела пара самолётов, причём пронеслись они довольно низко.
– Опять полетели. По звуку на «Сушки» похоже, как думаешь, командир? – поинтересовался боец, спрашивавший о резонах убийства. Лет ему было не больше сорока, хотя до сих пор на нём красовались «прапорские» погоны.
– Они самые, «грачи» полетели. Судя по всему утренние, отбомбились и на базу.
– Тебе бы, Князь, знак качества выдавать за умение определять «грачей» по звуку, или медаль, – продолжил беседу сорокалетний прапорщик.
– Да сразу запатентовать и отправить на соискание ленинской премии, – заметил ещё один солдатик лет тридцати, до этого молчавший всю дорогу, которого все звали Кравченко.
Меж тем дорога успела свернуть к спуску в небольшую, но вытянутую горную долину. Спуск случился без происшествий, благо склон выдался пологий и невысокий. Пройдя метров двести, странники заметили человек пять молодых парней лет по двадцать в компании старика, скорее всего отца, и двух навьюченных ослов. Навьючены они были чем-то бесформенным, оттягивающим почти до земли. Путники остановились.
– Надо бы проверить, чего они там несут, авось оружие для Ахмад Шаха, – выразил мысли вслух великовозрастный прапорщик.
– Отставить, нас послали не за тем, – перешёл на более серьёзный тон капитан.
– А коль действительно оружие? Надо проверить, – настаивал прапорщик.
– Фёдорыч, если не успокоишься, я тебя прям здесь под трибунал отдам, а потери спишем на боевые, – загорячился командир. Фёдорыч недоумённо глянул на него, но всё-таки высунулся с автоматом наперевес с целью оценить обстановку. Один из молодых сразу подметил их приближение, отчего напряжённо на них косился. Когда прапорщик высунулся из укрытия с автоматом, нервы его не выдержали, он стянул с осла АКМ и открыл огонь по открывшейся мишени. Первый едва успел увернуться от шальной пули.
– Я говорил, оружие везут! – крикнул Фёдорыч. Остальным было не до криков – трое отползали вправо, трое влево. Капитан с прапорщиком остались на месте спора. Молодые люди уже в полном составе обстреливали солдатиков. Двое из них залегли у обочины, оставшиеся трое отбежали за массивные валуны. Перестрелка продолжалась минут пять. Первыми слегли лежавшие у обочины тропы. Один из них попросил кинуть ему запасной «рожок», однако ловец вышел из него не очень, поэтому за «рожком» пришлось ползти. Тут его пуля и сразила. Второй лежавший, не помня себя, побежал к нему, однако и ему не удалось уйти от судьбы. Пуля попала в горло, и он забился в конвульсиях рядом с телом брата, затыкая фонтан крови ладонями. Пользуясь непрофессионализмом противников, солдатики короткими перебежками добрались до обочины. Весь огонь нарушители спокойствия обрушили на эти две кучки с правого и левого флангов. Наконец у того, кто укрывался в центре, закончились патроны, и он полез за магазином. Князев вместе с прапорщиком, оставаясь на возвышении, открыли стрельбу по флангам. Двое солдатиков забросали их гранатами, благо расстояние позволяло. Раздался взрыв и вместе с ним истошные вопли. Двоих с флангов убило на месте, центрального посекло осколками. Он лежал с истекающей кровью грудью, откашливаясь с глухим хрипом и отхаркиваясь густым багрянцем. Группа ликвидаторов собралась у отходящего тела.
– Может быть его добить? – неуверенно произнёс прапорщик.
– Не по-людски это, – печально отметил капитан.
– А в муках по-людски подыхать? – крикнул в порыве чувств Борисов.
– Так добей, раз не по-людски! – завёлся капитан.
Выстрел поставил точку в их споре. Старик, на протяжении перестрелки лежавший ничком на земле, осматривал трупы сыновей. Скупые старческие слёзы покатились по его морщинистым щекам. Князев подошёл к навьюченным ослам и ножом вспорол один из тюков, из которого посыпались соцветия опиумного мака.
– Вот оно в чём дело, – выдал командир с удивлением и злобой, срезая верёвки, державшие тюки. Звуки стрельбы заставили животных разбежаться, поэтому пришлось немного походить. Капитан приказал снести содержимое мешков в одну кучу, затем достал бензиновую зажигалку и подпалил кучу. На ломаном местном диалекте Князь сказал опечаленному старику примерно следующее:
– Сегодня ты, старик, потерял всех своих сыновей, но подумай сам, скольких сыновей погибло из-за того, что вы везли в этих мешках. Бери своих ослов и иди домой.
Солдатики закрепили трупы сыновей на ослах. Старик не проронил ни слова, взял животных за поводья и поплёлся в обратном направлении. Дальше ликвидаторы тянулись по горным пластам молча, думая каждый о своём. Так они дошли до «зелёнки, где на их лицах блеснула краска удивления. «Зелёнку» уже сложно было назвать таковой, ведь собой она представляла дымившееся пепелище, по всей площади коего зияли воронки от неуправляемых ракет. Среди обугленных и сломанных стволов догорали два БТРа, по территории раскинулись обезображенные трупы. Кто-то лежал без ног, у кого-то не было головы и части туловища, кто-то и вовсе превратился в кусок зажаренного мяса.
– Наших нет, – доложил Борисов.
– Уж не сюда ли летели «сушки»? – задал больше риторический вопрос прапорщик.
– Наших уже забрали, – угрюмо ответил капитан, будто бы не заметив предыдущей реплики.
– Скажи мне, командир, кто этих заберёт? – вспылил Фёдорыч.
– Держите себя в руках, боец! – контратаковал Князев.
– Вы мне, товарищ капитан, объясните, зачем мы здесь воюем? Для того чтобы сначала своих угробить, а потом этих? Чтобы они валялись и гнили здесь? – крикнул прапорщик в исступлении.
– Этих свои заберут, – сбавил обороты «товарищ капитан», – а воюем мы здесь, чтобы то дерьмо, которое мы сожгли у дороги, не появилось у наших детей, и не только у наших.
– Известно дело, – сквозь зубы выцедил Фёдорыч и быстро зашагал вперёд.
– Стоять! – не своим голосом закричал Князев. Тот инстинктивно повиновался и встал, как вкопанный. Остальные замерли в ожидании. Капитан осторожно подошёл к прапорщику, сел на корточки и начал руками копать перед ним взрыхленную землю, пока из неё не показался корпус мины.
– Но как? – удивился прапорщик.
– На стволе рядом с тобой есть две засечки, – спокойно констатировал чудеса наблюдательности Князь. Все посмотрели на обугленный ствол дерева. На оном действительно выделялись две резные засечки.
– Пойдём в обход, здесь всё заминировано.
Они действительно обогнули роковую «зелёнку» и очутились в метрах ста от выхода из долины. Выход выглядел как узкая щель между двумя склонами горы, напоминая тем самым дно ущелья. Солдатики шли в ряд на расстоянии примерно метров пяти друг от друга, возглавлял колонну Фёдорыч. Подходя к выходу из «ущелья», он нечаянно споткнулся об камень. Эта случайность спасла его от пули снайпера, которая задела шлем лишь по касательной. В голову словно прилетел булыжник, и прапорщик рефлексивно упал на землю.
– Лежать! – взревел капитан, чуть не задетый пулей. Все немедленно выполнили приказ.
– Фёдорыч, ты там живой?
– Вроде да.
– Видишь вон тот камень?
– Вроде вижу.
– На счёт три беги и прячься за ним. Ты его отвлечёшь, как добежишь, я стреляю. Ясно?
– Ясно.
После выстрела снайпер переменил позицию и затаился. Когда Князев вслух досчитал до трёх, Фёдорыч подскочил и побежал к валуну, с ходу рухнувшись на землю. Снайпер демаскировал себя, пальнув в его сторону. Мимо, хоть и близко. Капитан воспользовался сложившимся обстоятельством и выпустил в него короткую очередь. Мёртвое тело свалилось со стометровой высоты на дно «ущелья». Все встали и переместились к телу.
– Не повезло, – заключил Борисов.
– Лишь бы нам повезло. Двигаемся дальше, – приказал Князь.
– Почему он пальнул ровно тогда, когда я споткнулся? – недоумевал задумавшийся прапорщик.
– Случайность, на войне такое бывает, – предположил Кравченко.
– Да нет, тут больше, чем просто случайность, – продолжил измышления «неслучайный выживший».
– Меня другое беспокоит: почему снайпер был один? – поделился переживаниями Князев, – да и тот стрелял как-то вяло, из «весла», хотя мог бы спокойно всех из «Калаша» положить. Странно это всё.
Они покинули «ущелье», и их взору предстало продолжение долины, с располагавшимся в ней пунктом назначения. Сам кишлак не назвать большим, состоящим из десяти домов, обнесённых дувалом. С противоположной стороны долина опять сужалась до «ущелья», откуда и должен был появиться Ахмад Шах Масуд. В полусогнутом положении двумя кучками бойцы добрались метров за сто до дувала. По периметру на каждом углу располагалось по часовому, всего шесть человек. Убедившись, что за самим поселением никого нет, капитан приказал атаковать. Завязался бой. Троих удалось уложить сразу, ещё трое успели укрыться за дувалом. Пули вязли в глиняной толще, поэтому командир отдал приказ выстрелить из РПГ. Глиняный свод обрушился, один из часовых в неполной комплектности отлетел на полметра. Группа из четырёх человек ринулась в атаку в образовавшийся разлом, вторая группа обходила с правого фланга. К разлому уже спешили пять «духов», укрывшихся за стенами домов. Борисов бросил гранату, остановив двоих, оставшиеся продолжали обороняться. Князев вместе с Фёдорычем пошёл на тактическую хитрость, обойдя обороняющихся с фланга. Прапорщик подсадил капитана, и последний с дувала в упор расстрелял сопротивлявшихся. С противоположного конца кишлака стрельба постепенно затухала, пока не затихла совсем.
– Осмотреть дома! – приказал Князь. В них преимущественно прятались женщины с детьми или старики. Осмотрев все дома кроме одного, солдатики в полном составе собрались в центре кривой улочки.
– Кравченко! Осмотри последний дом! – прикрикнул для апломба Князь. Последний начал осматривать территорию, прикидывая диспозицию. Кравченко подбежал к двери дома, и, собравшись спрятаться за стеной, потянул руку дабы открыть дверь. Мгновенно прогремел выстрел из винтовки, который прошил дверь и Кравченко насквозь. Ему пробило лёгкое, и он бессильно упал на землю. Князь подбежал к злополучному зданию и из-за угла закинул в окно гранату. Стрелка это успокоило навсегда, но Кравченко был безнадёжен. Смертельно раненный задыхался и истекал кровью. Фёдорыч осмотрел гнездо стрелка и вышел с винтовкой Ли Энфилд наголо.