– Из «бура» стреляли, пробурили скважину, так сказать. Вряд ли выживет, – вынес печальный вердикт прапорщик.
– Князь… – схватившись за капитанский воротник, прохрипел Кравченко и отдал концы. Все сняли каски и с минуту помолчали. Наконец командир прервал молчание:
– Вот и первые потери… Фёдорыч, вы вчетвером оттаскивайте трупы вон в тот крайний дом, Кравченко пока с ними положи, вы втроём загоните гражданских в один дом, в тот, напротив, и запри их. Я пока осмотрюсь.
Все в траурном молчании и со скорбными лицами взялись за исполнение приказа. Капитан направился за дувал с целью осмотреть окрестности. Уже смеркалось, и жара постепенно спадала.
– Приказ выполнен, – доложили Фёдорыч с Борисовым.
– Тогда занимаем позиции. Ты занимай место ворошиловского стрелка, ты дом напротив, вы вдвоём два соседних дома, ты тот дом, Фёдорыч со мной, Борисов с РПГ на крышу. Когда они остановятся, стреляй в упор. Это будет условный сигнал для начала операции. Всё ясно?
– Так точно!
– Фёдорыч, бери рацию и за мной. Нужно доложить командованию об наших «успехах», – последнее слово командующий произнёс с горькой усмешкой в голосе. Все заняли указанные позиции, Князь доложился об «успехах». В штабе посочувствовали, но приказали дальше действовать по плану. В обстановке тревожного ожидания прошло около часа, на улице окончательно стемнело.
– Может это всё подстава, и никого не будет? – запереживал прапорщик.
– Возможно, да и охранение было какое-то хлипенькое. Не похоже это на Ахмад Шаха, – выразил сомнения и Князь.
– Смотри, командир, кажись, едут.
Действительно, вдалеке показались несколько приближающихся огоньков. Минут через шесть возле кишлака остановились два пикапа с крупнокалиберными пулемётами в кузове и один джип. Из него вышли четыре человека, один из которых действительно напоминал легендарного полевого командира. Через мгновение прогремел выстрел из РПГ, взорвав джип. Из ближайших к кортежу домов автоматными выстрелами сняли пулемётчиков, прочих убили не успевшими выйти из машины.
– Вот и конец пришёл нашему Ахмаду! – обрадовался Фёдорыч, но ненадолго.
– Твою мать, Князь, это засада! Это засада! – закричал во всю прыть Борисов.
Это была именно она. Буквально со всех сторон посыпались душманы, сопровождаемые множеством огоньков дальнего света.
– Борисов, кричи всем, чтобы занимали крыши! Фёдорыч, занимай оборону на доме гражданских. Я буду вызывать подкрепление.
– Штаб, это засада! Срочно высылайте подкрепление!
– Вас понял. Минут десять продержитесь?
– Вы там совсем охерели? Через десять минут нас всех положат!
– Хорошо, хорошо. В нескольких километрах от вас есть пара Ми-24 и один Ми-8, через пять минут будут!
– Мухой!! – волнение Князя перешло все границы, и он в чувстве швырнул микрофон в стену. Он заметил, как к пролому с воинственными криками приближалась группа «духов», и принялся их сдерживать. Патроны таяли на глазах, хотя капитан стрелял одиночными.
– Командир! У меня последний магазин! – отрапортовался прапорщик.
– Держись, Фёдорыч, скоро будет подкрепление! – заорал командир во всю глотку, однако его крик затерялся среди оглушительной пальбы. Грешным делом, он отсчитал для себя один патрон и начал готовиться к худшему, когда как ночное небо озарилось салютом из неуправляемых ракет.
– Я знал! Я знал! – в приступе какой-то детской радости воскликнул Князь.
Стрельба понемногу затихла и минут через пять стихла окончательно. Капитан в порыве экзальтации выбежал на улицу, ему навстречу побежал Фёдорыч. Они обнялись. Рядом с горящими авто, заградившими выход из кишлака, лежала кучка трупов. Все спустились с крыш и направились к командиру. В метрах десяти от заграждённого выхода приземлился Ми-8.
– Грузитесь в вертолёт, ребята, мы летим на базу! – как ребёнок радовался командир «ребят».
– Так точно! – с такой же радостью отвечали они. Прапорщик даже пустил слезу.
– Фёдорыч, нужно идти за Кравченко, отнесём его к вертушке!
– Есть!
Тем временем Ми-24 сбросил световую бомбу и на бреющем добивал остатки мятежников из пулемётов. Наконец, он вместе со вторым вертолётом закончил, и они принялись барражировать возле места посадки. Князь нёс за ноги, а Фёдорыч тянул вперёд. Им оставалось метров пять до вертолёта, как вдруг опять послышались многочисленные крики.
– Вторая волна! Нужно быстрее грузиться! Ребята, подсобите! – крикнул прапорщик. Ребята поспешили помочь занести тело Кравченко. Последним во взлетающий вертолёт запрыгнул капитан. Он ещё не успел закрыть дверь транспортного отсека, как Фёдорыч, глядя в иллюминатор, заорал не своим голосом:
– Твою мать!!!
Через секунду вертолёт хорошенько тряхнуло, и капитан выпал с двухметровой высоты в песок. Ми-8 попытался набрать высоту, но не смог из-за второго выстрела РПГ и взорвался в воздухе – сдетонировали полупустые топливные баки. Князь очнулся и, потрогав лицо руками, увидел на ладонях кровь. Тело ломило. На щеках проступили слёзы, когда командир увидел столб огня над своими ещё живыми товарищами. Воздух сотрясался от грохота пальбы, когда Князь увидел пролетающий на бреющем «крокодил», которому в хвост засадили очередью из ДШКМ. Хвостовая балка разделилась на две части, «крокодил» закружился в вальсе и с грохотом приземлился. Второй пустым улетал вдаль, подальше от побоища. Капитана уже окружали «духи». В то же мгновение адреналин в сочетании с вновь открывшимся дыханием заставил его подняться и побежать назад в кишлак. По дороге Князев бессознательно остановился, взял китайский АКМ и засел в ближайшем строении.
– Давайте, суки, сразимся, – забубнил капитан себе под нос.
К нему уже приближалась группа из пяти человек, которых он встретил короткой очередью. Те залегли, причём кто-то навсегда, однако продолжали вести заградительный огонь. Князь, сидя на полу, пытался восстановить дыхание. Тщетно. Неожиданно из-под матраса, находившегося рядом, на него напрыгнул мальчик лет семи и попытался отобрать автомат. Судя по всему, при обыске мальчик умело спрятался, а после начала заварушки переместился под матрас. И без того обескураженный капитан бессознательно толкнул мальчика со всей силы в стену, но тот и не думал сдаваться. В драке они не слышали ни стрельбу, ни звук рядом затормозившего пикапа. Князев опять отбросил мальчика к стене, правда, радость его была недолгой. Из душманских тачанок на улице выросла стена. Один из «воинов Аллаха» выстрелил по дому из АГС-17. «Пламенем» снесло всю левую половину здания, завалив обломками и контузив последнего из могикан. Оный очнулся в тот момент, когда мальчик поднял автомат и уже передёргивал затвор.
– Ну давай, мелкий ублюдок! – заорал Князь, раскрыв глаза настолько широко, насколько смог. Мальчик уже наставил автомат, однако тут же в обрушенный дом очередью застрочил ДШКМ и снёс мальчику голову и всю верхнюю часть тела до груди. Кровавые ошмётки полетели в лицо обезумевшему капитану. Всё, что было в нём человечного, погибло в тот момент вместе с тем мальчиком. Слёзы глухим потоком хлынули из его глаз, отчего раскалённое лицо почти уже засветилось от жара. Капитан встал на карачки и дополз до автомата, с которым выбежал на улицу и стал беспорядочно палить по стене «духов». Пуля угодила ему в руку, другая в ногу, и он сначала выронил АКМ, а затем упал и сам. Душманы будто в насмешку стреляли перед ним, однако Князь того уже не замечал. Он лишь орал что-то бессвязное и полз к автомату. Наконец ему удалось доползти до АКМа, из которого вылетели последние пять пуль. Обезумевший офицер продолжил в ярости сжимать спусковой крючок, пока сзади его не вырубили прикладом.
В сознание капитан пришёл от дикой тряски. Тело его перемалывали в мясорубке, причём особенно досталось рёбрам, а ногу и руку сверлили тупым сверлом на малой подаче. По крайней мере такие у него сложились впечатления. Вокруг раскинулась беспросветная тьма, и тяжело дышалось, Князь быстро сообразил, что причиной тому был мешок на голове. Он сделал над собой усилие и пошевелился, но немедленно получил удар в живот и какие-то неразборчивые восклицания. Неразборчивые из-за мешка на голове и общего тяжёлого состояния. Капитан пролежал бездвижно целую вечность. Во всяком случае ему так показалось. В какой-то момент измученный воин снова потерял сознание. Очнулся он уже от того, что его усиленно будили прикладами, больше в издёвку. В какой-то момент осознав недееспособность пленника, они взяли его за руки и ноги и вытащили из кузова. Насколько можно было разобрать во тьме и в том состоянии, тело несли в какой-то кишлак, затерянный среди горных пиков. Пленители остановились возле импровизированного зиндана, растворили дверь «темницы сырой» и бросили изнемогшее тело на циновку. Пленник и моргал уже с болью, и всё же силился осознать масштаб трагедии, его постигшей. Дабы хоть как-то заглушить в себе нестерпимую боль всех видов, капитан зажмурил глаза. Постепенно тяжёлый сон одолел его.
Ему снился Кравченко. Кравченко с пробитой грудью и с фонтанирующей кровью подошёл к нему в том кишлаке и обнял. Причём с каждой секундой руки мертвеца сжимались всё сильнее и сильнее, с хрипами выдавливая из себя имя своего командира. Боль стала нестерпимой, Князь вскрикнул и проснулся. Рядом с ним стояло несколько человек, один из которых ногой давил на рану на ноге. Из толпы вышел опрятно одетый мужчина с бутылкой водки и хирургическими принадлежностями. Мужчина срезал куски одежды возле ранений на ноге и на руке и промыл их водкой. Толпа скандировала нечто напоминающее слово «водка» и громко смеялась, видимо пытаясь перебить орущего пациента. Опрятно одетый мужчина достал из кармана бензиновую зажигалку и поводил над огнём скальпель, пока на нём не появились цвета побежалости. Ту же операцию он провёл над вынутым зажимом. Далее мужчина надрезал рану, достал зажимом частицы одежды и осколки кости, притом оперируя ткани, поражённые некрозом, удаляя лишнюю кровь спринцовкой. Операция произошла не без некоторых затруднений, так как пациент кричал из последних сил и судорожно дёргался, хоть его и держала пара душманов. Видно было, что подобное ему уже приходилось испытывать, потому как дёргался подопытный не сильно. Доктор достал иглу с нитью, точно так же поводил её над огнём, и зашил сквозную рану «на живую». Те же манипуляции были проведены и с рукой. Самым стерильным из всей хирургической амуниции оказались бинты, коими и обмотали поражённые участки.
Измученный пациент полежал немного, бездвижно смотря в потолок, пока сон вновь не заволок его. На сей раз ему снились товарищи, обезображенные огнём и выходящие из обломков вертолёта. Они окружили лежащего и начали водить вокруг него хоровод, пока наконец сам капитан не вспыхнул огнём. Его взяли на руки и понесли к горящим обломкам. В этот момент Князь дёрнулся и открыл глаза. Его лихорадило, бросало то в жар, то в холод. Он повернулся лицом к стене и вновь попытался уснуть. На сей раз перед ним предстал тот мальчик без головы и верхней части тела, стрелявший в него из автомата. Князев проснулся. На улице послышались разговоры, дверь в темницу отворилась, и порог зиндана переступил человек, похожий на полевого командира, и до боли знакомый афганец в сопровождении стражи.
– Посмотрите на нашего пленника, ещё живой, – произнёс по-русски афганец, хоть и с ужасным акцентом. Его спутник что-то сказал.
– Он говорит, он Ахмад Шах Масуд, за которым вы вели охоту.
– Я… я тебя узнал… ты стоял с полковником… хохол, – через силу выговорил пленник.
– Халиль. Да, я был тогда с полковником.
– Но… почему?
– Ты думаешь, мне нужна ваша коммунистическая казарма? Нет, не нужна. В какой-то момент я понял, что хочу строить социализм, только для себя, и тогда вышел на Ахмад Шаха. Он предложил мне условия, от которых я не смог отказаться. Я рассказал о готовящейся операции. И мы придумали этот план с «подменой понятий».
– Почему… вы меня… не убили?
– Сначала хотели, потом решили, что за пленников можно взять хороший выкуп. Вы же своих ребят не бросаете, правда? В этом ваша сила и одновременно слабость. Взяли бы и больше, да только больно прыткими вы оказались.
– Почему… снайпер был один?
– Один мёртвый снайпер лучше, чем два. Он был нужен для приманки.
– Что… будет со мной… дальше?
– По своим каналам мы объявим размер выкупа, если откажутся, то пристрелим как собаку. Мы тебя только проведать зашли, поэтому мы пойдём. Прощай, капитан.
И они удалились восвояси. Дверь, а точнее решётка, со скрипом закрылась за ними. Капитана распирала злоба, однако бессилье взяло вверх, и остатки сознания растворились в глубоком сне.
***
Прошло несколько недель. На рынке в одном афганском городишке прогуливался мужчина, одетый по-местному, притом выделявшийся из людской массы европейскими чертами лица. Он походил немного, огляделся и зашёл в лавку к старому пуштуну. Они пошли вглубь лавки и уселись вдвоём за столиком.
– Зачем ты пригласил меня, Бабрак? – полюбопытствовал мужчина с европейскими чертами.
– У меня есть информация по поводу твоего капитана, Алексей.
– Где он?
– Не торопись. Что мне будет за эту информацию?
– Смотря что хочешь.
– Я хочу, чтобы вы перестали устраивать рейды на территории моего господина и сконцентрировались на Масуде.
– Ты же знаешь, это решает штаб, а не наше ведомство.
– Такова моя цена.
– Хорошо, я что-нибудь придумаю.
И старый пуштун написал на бумаге координаты горного кишлака где-то рядом с границей.
– Скажи мне, Бабрак, если не секрет, откуда у тебя информация?
– Да так… Один доктор рассказал.
Они пожали друг другу руки и разминулись.
***
К утру следующего за роковым походом дня у пленника поднялась температура и начала гноиться рана. Не отходивший от пациента доктор пророчил уже гангрену. К счастью, повторная операция по удалению гнойника и антибиотики спасли дело. Последние очутились в распоряжении доктора с помощью личного «провизора», который и сообщил о пленнике враждебной Масуду группировке. За него назначили хороший выкуп, по сути спасший ему жизнь. Сам же пленник за эти недели сильно спал с лица, ибо питался пресной кашей и овощными очисткам. Форма его превратилась в грязный запаршивленный мешок, раны успели затянуться, однако моральная боль до сих пор разрывала на части. Целыми днями опустившийся офицер лежал на циновке и реконструировал в голове ход событий того рокового дня. Иногда пленённый капитан прерывался на удовлетворение естественных потребностей прямо тут же, в ведро. Каждый новый день был ужасен, как предыдущий, но один из них ему запомнился навсегда.
Тот день начался как всегда: ему принесли похлёбку, и пленник уплёл её руками за обе щеки. Посреди трапезы где-то в противоположном конце кишлака послышались выстрелы из танковых пушек и автоматные очереди. Князь быстро доел свой скудный завтрак и прислонился к решётке. Командир без войска ущипнул себя, однако это был не сон. Между тем стрельба усиливалась и постепенно приближалась. Минут через пять к зиндану подбежал душман с явной целью уничтожить того, за кем пришли «советы», однако очередь из АК-74 его остановила. К решётке клетки подбежали два десантника и вдвоём её выломали. Десантники взяли измученное тело под руки и побежали к месту высадки. Бой перешёл в другой конец кишлака. Освобождённого капитана усадили на скамейку и дали флягу с водой, из которой афганский пленник стал жадно пить, смакуя каждый глоток. Минут через десять бой прекратился, и Князев увидел пленных.
– Эй, капитан, запрыгивай на броню, отвоевался уже! – весело крикнул какой-то майор с брони бронетранспортёра.
Когда Князь увидел своих мучителей и угнетателей, бивших и издевавшихся над ним все эти дни, как будто какое-то реле щёлкнуло у него в голове. Он отобрал у рядом стоявшего десантника автомат и всадил весь «рожок» в своих врагов. Бывших.
Глава 8. Новое знакомство
– Слышь, Алёна, вдруг он сегодня не приедет?
– Приедет, никуда не денется.
Две авторитетные особы сидели в салоне «министерской» тридцать первой «Волги» и второй час кого-то дожидались. Расположились они возле подъезда общежития, в котором проживали офицеры и некоторые особо отличившиеся солдаты с семьями и без. Спустя ещё некоторое время к подъезду подъехал армейский «бобик», из которого выпорхнул «особо отличившийся» прапорщик. Тогда же щёлкнул дверной замок «Волги», и ему наперерез зашагала тучная особа.
– Валерий Николаевич, вечер добрый.
– Алёна Дмитриевна! Добрый, добрый. Чем обязан? – при виде знакомого лица прапорщик смутился и вспотел.
– Не могли бы вы составить нам компанию в такой чудесный вечер? Специально для вас поедем с министерским комфортом.
– Что вы, матушка, мне пора домой, у меня там дела. Давайте в следующий раз. Завтра вас устроит? – затараторил он.
– Не прибедняйтесь, Валерий Николаевич, такой вечер пропадает, – Алёна Дмитриевна вцепилась в руку Валерия Николаевича и насильно повела его к машине. Жертва с сожалением посмотрела вслед уезжающему «УАЗику», но сопротивления не оказала. Вдвоём они уселись на передних креслах, и, захлопнув двери, Алёна Дмитриевна завела двигатель. Прапорщик сглотнул слюну и скорбно посмотрел в окно.
– Что ж вы не здороваетесь с дамой, ещё кавалер называется, – упрекнула нового пассажира Нинель Григорьевна.
– Ах да, конечно, здравствуйте, только мы не знакомы, скажите, как мне вас величать? – опомнился Валерий Николаевич и быстро застрекотал.
– Такому грубияну, как вы, я ни слова больше не скажу, – с задетым достоинством ответила Нинель Григорьевна. Прапорщик осёкся и замолчал. Наконец они тронулись. Соблюдая гробовую тишину, странная компания приехала на широкую поляну возле реки с обрывистым и высоким (около пяти метров) склоном. Вокруг не было ни души, лишь природа пела, провожая вдаль кроваво-красный закат. Алёна Дмитриевна заглушила двигатель, и Валерий Николаевич вскрикнул:
– Голубушка моя, зачем вы меня сюда привезли?!
– А вот зачем, голубок, – Алёна Дмитриевна резко взялась за затылок пассажира и от души приложила его лбом об торпедо. Валерий Николаевич растерялся настолько, что стал податлив, как говно.
– Да смеете ли вы?!
– Теперь слушай сюда, утка тыловая, вчера ночью меня чуть не превратили в решето, и я знаю, ты имеешь к этому отношение.
– Помилуйте, я об этом первый раз слышу!
–Ответ неверный, – Алёна Дмитриевна локтем ударила собеседника в грудь, отчего тот зарделся и закашлялся.
– Мне доподлинно известно, что после нашей встречи за моими ребятами выехал хвост. Время и место знали только мы вдвоём, то есть выходит, сдал меня ты.
– Вы немного путаете… – он всплеснул руками, в ответ на что молчавшая доселе Нинель Григорьевна прислонила к пассажирскому подголовнику воронённый ствол и спокойно сказала:
– Да ты не суетись.
Валерий Николаевич повернул голову и увидел отлично сохранившийся комиссарский Маузер с позолоченной гравировкой «Небоскрёбу от братвы». Нинель Григорьевна нанесла на такую бестактность удар рукоятью по носу, воскликнув:
– Говори, что знаешь или карачун тебе! – и взвела курок.
– Хорошо, хорошо, я всё скажу! – загнусавил грубиян со сломанным носом, вытирая кровь грязным рукавом. – После того как мы договорились с вами о встрече, меня возле подъезда встретил ваш батюшка. У вас это видимо семейное. Так вот, мы зашли ко мне, и он заявил, что знает о встрече, затем спросил время и место. Я подумал, раз ему известно, то смысла скрывать нет и рассказал.
– «Батюшка» говорил ещё что-нибудь?
– Да, про тех, с кем вы должны были встречаться.
– И?
– Он говорил, это какие-то неместные гастролёры, которые решили подмять город под себя, а покупка оружия только предлог, чтобы вас перестрелять. Ещё Дмитрий Николаевич рассказывал, мол, их возглавляет какой-то Князь, который вроде воевал в Афгане, попал в плен, и когда его освободили, то перестрелял всех пленных афганцев. Дело вроде как замяли, и его комиссовали по состоянию здоровья.
– Тогда почему этот Князь своих шестёрок на меня ночью натравил?
– Этого я не знаю. Теперь-то вы меня отпустите?
– Как же я тебя отпущу, если ты пойдёшь и всё расскажешь.
– Но вы же…
В то же мгновение хлопнул раскатистый выстрел, и содержимое черепной коробки Валерия Николаевича окрасило салон, кожаный плащ и лицо Алёны Дмитриевны.
– Да твою же мать, Нинель, уже пятая машина! – испугавшись, закричала оглушённая Алёна Дмитриевна, ударив ладонью по рулю (если бы не опущенные стёкла и не воля случая, они бы обе скорее всего оглохли), – зачем ты его грохнула?!
– Мне показалось, он полез в кобуру.
– В какую ещё… – приходя в себя, выпалила Алёна Дмитриевна, стряхивая с лица остатки головного мозга и приподнимая потяжелевшее тело. Рука мертвеца действительно лежала на кобуре.
– Твою мать, у него была кобура. И что теперь делать?
– Надо забивать гастролёрам «стрелку» у «кричи-не-кричи» и мочить их.
– На чём мы поедем, если я последнюю «лавеху» на «Волгу» спустила, а все тачки братвы заняты?
– Мне почём знать?
– Ладно, у «батюшки» есть старый «космич», он на нём гонял, пока на «служебку» не пересел. Давай-ка покойничка спровадим. Сука, всё кровякой своей заляпал.
Водитель снялся с «ручника» и воткнул передачу, после чего две авторитетные особы вдвоём откатили машину к обрыву и сбросили её в пучину. Компаньонки отошли чуть подальше, спустились к реке и на скорую руку оттёрли кровавые подтёки, благо на чёрной коже не сильно выделялось. Уже на трассе Алёна Дмитриевна бросила «неразменную двушку» на верёвочке в таксофон и сделала звонок:
– Алло, Мишенька, здравствуй. Короче, подымай братву, забивай «стрелу» «гастролёрам» завтра на шесть вечера у «кричи-не-кричи». Всё ясно?
– Яснее ясного, Алёна Дмитриевна, не переживайте, всё будет в полном ажуре.
– Уж постарайся. Всё, до связи.
Алёна Дмитриевна положила трубку, достала «двушку», и они со спутницей отправились в тускнеющий закат.
Весь следующий день растворился в хлопотах. Все силы были брошены на подготовку к предстоявшему рандеву. «Залётные фраера» вызов приняли под предлогом «обсудить сложившиеся непонятки». Намечалась бойня. Как и договорились, в шесть вечера у «кричи-не-кричи» показалась кавалькада, во главе которой, задыхаясь, и через силу перемещался старенький «Москвич». Его кузов немного подржавел, где-то насквозь, на кочках колымага хлопала крыльями, одно из которых было не в цвет кузова – в общем, всё как положено. Внутри воняло дешёвым куревом от кучки окурков, которые Алёна Дмитриевна тушила непосредственно об торпедо и вследствие того разбросанных по салону.
– Смотри, Алён, вот они, соколики. Вон то похоже их командир, упакованный весь с ног до головы. Сразу видно, парняга центровой, – Нинель Григорьевна указала на сухощавого высокого мужчину лет тридцати, загоревшего, если не сказать выгоревшего донельзя. При виде приближающихся машин «парняга» встал с капота своей Audi 80 и пошёл навстречу. Подчинённые достали автоматы и передёрнули затворы. Головной «Москвич» остановился, и из него появились на суд общественности Алёна Дмитриевна со своей спутницей. Остальные члены группировки в пику конкурентам достали автоматы и также напоказ передёрнули затворы.
– Здравствуй, Князь, – Алёна Дмитриевна протянула правую руку оппоненту. Ей в ответ тяжёлыми цепями загремел едкий смех.
– Да чтоб я бабе руку жал, – сквозь лавину смеха процедил Князь.
– Ты кого бабой назвал? – Алёна Дмитриевна накинулась на собеседника с кулаками, на что тот среагировать не успел, и борцы рухнулись в траву. Окружающие было напряглись, наставив на парочку автоматы, но тут же передумали и опустили «стволы» – ситуация складывалась, в общем-то, неортодоксальная. Меж тем шефы конкурирующих организаций мутузили друг друга кулаками до тех пор, пока Князь не засмеялся и не крикнул: «хватит, хватит!» Борцы встали, отряхнули с себя остатки боя в виде травы с землёй, и на сей раз пожали друг другу руки.
– Чем обязан, Алёна Дмитриевна?
– Хочу разъяснить одно щекотливое обстоятельство.
– Какое же?
– Как тебе, Князь, известно, не так давно, а точнее недавно, твои быки чуть не превратили меня в склад для пуль…
– Это были не мои быки.
– Возможно. В любом случае действовали они по твоей указке. И меня интересует вопрос – кто меня заказал?
Князь немного замялся, однако тут же на его лице мелькнула мысль:
– Мент один с полковничьими погонами, если не ошибаюсь, ваш отец.
– Откуда мне знать, что ты мне сейчас кашу на воротник не накладываешь?
– Оттуда, что ваш папаша на нас вышел сам и попросил встретиться. Ну, мы встретились, потрещали. Он говорит, мол, доча моя без моего участия проворачивает левые схемы и вообще гребёт дело под себя, отчего серьёзные дяди негодуют. Вот и решили они вас убрать.
– У меня есть другая информация – ты решил меня убрать и подмять город под себя, когда на тебя вышел мой отец.
– Эта информация случайно не от того прапора, который сдал место стрелки вашему отцу, который сдал её мне?
– Откуда ты…
– Да раскройте ты глаза, Алёна Дмитриевна! – не сдержался Князь, – они сговорились за твоей спиной, а ты на дым смотришь вместо огня.
– Как же так? Я же дочь ему, козлу общипанному, – Алёна Дмитриевна потерялась и спросила, как бы желая услышать, будто бы всё это неправда или несмешной розыгрыш.
– Вот так. В этом деле нет родственников, а есть только чьи-то интересы, – для неё это прозвучало как приговор. Все самые ужасные догадки подтвердились. Дабы разрядить обстановку, Князев решил пойти на мировую:
– Мне жаль, но такова жизнь. От жизни лучше не ждать ничего хорошего – не так больно будет обламываться. Это я ещё в Афгане понял. Все виновные в покушении на вас, конечно, кроме вашего отца уже мертвы, поэтому предлагаю считать сложившуюся ситуацию недоразумением и продолжить наше сотрудничество, – он протянул руку. Она отвлеклась от печальных дум и пожала ему руку.
– Может быть отметим наш союз? – лицо Алёны Дмитриевны просияло.
– Гулять так гулять, не каждый день отца теряю! Только не могли бы вы подвезти нас с моей спутницей, а то наш хлам на последнем издыхании.
– Конечно, вы можете даже порулить.
– Прекрасно, рулить я люблю. Братва! Все в «Голубую лагуну»!
Все расселись по своим тарантасам и поехали в означенное заведение, оставив «Москвич «отца» в одиночестве. Как обычно, игнорируя существование правил дорожного движения. Особенно отличилась Алёна Дмитриевна, любившая полихачить. Нынешнее её чувство походило на чувство игрока, поставившего последние штаны на рулетку в надежде отыграться и проигравшегося вдребезги. Это было чувство некой мучительной свободы, когда последний моральный ориентир оказался потерян, и уже ничего не могло остановить стремительное скатывание в пропасть.
В тот вечер Алёна Дмитриевна выпила больше обычного. Она заказывала музыку, исполняла пьяные вызывающие танцы, и даже подралась с конферансье, за которого в какой-то момент объявила музыкальные номера. Если бы не находившийся рядом Мишенька, сунувший в карман конферансье банкноту, дело могло бы закончиться на приёме у отца, уже переставшего быть таковым. В свою очередь Князь воспользовался нынешним состоянием новой коллеги и повторно заключил с ней ту самую сделку о продаже оружия, правда, с хорошей скидкой. Тогда он предстал для неё чем-то сродни мессии, наконец-то открывшей ей глаза на истинное положение вещей. Ближе ко времени закрытия увеселительного заведения рассудок лишившейся отца дочери помутился окончательно, и её проспиртованная туша упала на столики в первом ряду. Проснулась она под утро в новых для себя интерьерах с заживо отлитой свинцовой головой. Полежав какое-то время на перинах с тщетными попытками начать мыслительный процесс, Алёна Дмитриевна осознала, что лежит абсолютно голая. С неимоверным усилием повернув голову, её глаза уставились на полностью голого Князя, вид которого её поразил. Всё тело его зияло шрамами, при том он был худощав, как дворовая псина.
Какие обстоятельства послужили причиной такой внезапной развязки вечера? Вряд ли здесь можно назвать одну причину. Нерегулярная из-за нервного рода деятельности половая жизнь, стресс на фоне текущих событий и врождённая предприимчивость Князя, соединённые алкогольными узами, безусловно, оказали своё влияние. Но всё же главным можно считать потребность Алёны Дмитриевны найти поддержку в сложную для себя минуту. Конечно, существовала Нинель Григорьевна, лучшая (потому как единственная) её подруга, однако в последнее время она держалась на какой-то дистанции от своей покровительницы. Алёна Дмитриевна чувствовала эту дистанцию, хотя и старалась не подавать виду. В новом знакомом она почувствовала пережитые им страдания и затаённую душевную муку, которые и расположили её натуру в его сторону. В общем, всё способствовало этому, с первого взгляда случайному, соитию.
Алёна Дмитриевна тихо, дабы не разбудить ночную пассию, принялась одеваться, как вдруг за широкой спиной послышался сонный голос:
– Далеко ли собрались, свет очей моих?
– Я думаю, после того, что между нами произошло ночью, мы можем перейти на «ты».
– Как скажешь, Алёнушка. Так куда тебя нелёгкая понесла?
– В ментуру пойду, писать явку с повинной.
– Не рановато ли?
– В самый раз.
– На чём поедете? То есть поедешь. На трамвае с бабушками и рассадой?
– На чём бог пошлёт.
– Давно ли в бога уверовала, Алёнушка? Хотя не отвечай. Давай лучше я тебя подкину. Только сначала поедим, потом поедем. Сама понимаешь, после ментовки вряд ли есть захочется. У меня как раз где-то макароны завалялись. Будешь?
– А знаешь, буду.
Через час к околотку подъехала серебристая Audi 80. Вклинившись между «козелогами» и автозаками, она остановилась, и из неё высунулся окорок. Владелица окорока ловким движением метнула чинарик мимо урны и схаркнула мимо курившего рядом капитана. Она отчеканила каблуками по коридору до нужной двери и, не обращая внимание на протесты секретарши, ворвалась в офицерские палаты.
– Ты что себе позволяешь, у меня совещание! – вскрикнул толстый седой старичок с полковничьими погонами, от неожиданности даже привставший.
– И вам тоже здравствуйте, Дмитрий Николаевич. Или как там у вас – здравие желаю.
– Выйди немедленно!
– А вы меня не гоните! Небось обсуждаете тут, кого ещё без вины со свету сжить. Про вас по телевизору уже всю правду рассказали.
– Пошла вон, соплячка! – заорал на весь кабинет Дмитрий Николаевич. Рядом сидевшие офицеры в количестве двух штук с недоумением переглянулись между собой.
– Я, собственно, чего пришла. Меня тут вопрос один гложет. Правду говорят, что ты меня заказал?
Плешь Дмитрия Николаевича заблестела как полярная звезда, сам же Дмитрий Николаевич с открытым ртом осел, как баржа на мелководье. Секунд через несколько он всё-таки смог выдавить из себя: