– Кирилл Викторович, к Вам посетитель.
– Кто? – спросил Кирилл, хотя прекрасно знал, кто именно ждал за дверью.
– Панкратов Герман Сергеевич, генеральный директор ЗАО «Алмаз-Аллегро».
– Пусть зайдет.
Таня ушла, и через минуту на пороге кабинета появился средних лет лысеющий мужчина в светлых брюках и кремовой рубашке с коротким рукавом. Он пытался засунуть в карман брюк носовой платок, которым, наверное, вытирал в приемной вспотевший лоб.
– Здравствуйте, Кирилл Викторович! – с порога поздоровался мужчина.
– Добрый день, Герман Сергеевич, проходите, садитесь, – на лице Кирилла появилось непроницаемое мрачное выражение. Не глядя на посетителя, он начал перебирать бумаги на столе. Герман Сергеевич подошел поближе, некоторое время постоял, ожидая, пока Кирилл укажет ему, куда именно сесть. Не дождавшись, выдвинул один из стульев посередине длинного приставного стола для совещаний и сел, положив перед собой черную кожаную папку.
– Вы догадываетесь, зачем я вас пригласил? – по-прежнему не глядя на собеседника, спросил Кирилл.
– Нужно полагать, что в связи с проверкой, которую ваши сотрудники проводят в нашей компании.
– Абсолютно верно. И вам, должно быть, уже известно, что нами обнаружены серьезные нарушения, в результате которых государственный бюджет не дополучил налоговых поступлений на общую сумму свыше восьмидесяти миллионов рублей?
Герман Сергеевич едва заметно побледнел. Кирилл наконец-то поднял на него глаза и, запахнув пиджак, небрежно откинулся в кресле.
– Ваши инспектора говорили об ошибках в ведении бухгалтерского учета, но не больше чем на несколько миллионов. Я уже уволил главного бухгалтера, готов выполнить любые предписания, но не понимаю, откуда вы взяли такую огромную сумму.
– Вот акт проверки, – Кирилл достал из ящика стола и протянул Панкратову пухлую стопку листов. – Рекомендую вам внимательно с ним ознакомиться. Там потребуется ваша подпись. Вы, конечно, можете написать, с чем именно не согласны, но поверьте, любой суд подтвердит нашу правоту. Вы укрыли от налогов серьезную часть прибыли компании, и в результате ваших действий государству нанесен очень крупный ущерб. Вы понимаете, что это уголовная статья?
– Если мы и допустили по незнанию какие-то ошибки, то все можно компенсировать. Заплатим штрафы, и государство в накладе не останется.
– По незнанию! Я понимаю, когда мне это говорит индивидуальный предприниматель, который с лотка торгует фруктами: он сам себе и директор, и бухгалтер. Но вы – собственник и руководитель крупной ювелирной компании, у вас в организации только юристов больше, чем сотрудников в моей инспекции. И вы говорите о незнании. Скажите честно, что на эти деньги дом себе построили в Испании, не делайте из меня дурака!
Герман Сергеевич побледнел еще сильнее, но по-прежнему держал себя в руках.
– Это уже откровенная клевета и оскорбление деловой репутации. Если бы это было сделано публично, еще неизвестно, кто выиграл бы суд.
– Хватит ломать комедию, Герман Сергеевич. Вы знаете, что я прав. Украли вы эти деньги или действительно Налоговый кодекс никогда не читали – мне все равно. Но года на два-три вам сесть придется. За уклонение от уплаты налогов в особо крупном размере.
Панкратов посмотрел на чиновника с нескрываемой ненавистью. Тот спокойно выдержал этот взгляд, а потом снова углубился в изучение разложенных на столе бумаг, будто забыв про своего посетителя. Герман Сергеевич машинально пролистал несколько страниц акта проверки. Через минуту он громко вздохнул, как человек, принявший важное решение.
– Есть какой-то выход из этой ситуации? – спросил он, поджав губы.
– Какой может быть выход? – с притворным удивлением посмотрел на него Кирилл. – Вы подписываете акт, мы передаем дело в суд. Я думаю, что дальнейшая процедура вам ясна. Поверьте, Герман Сергеевич, у меня нет к вам какой-то личной неприязни, но вы своими действиями (или же бездействиями) нанесли ущерб государству. Такие деяния не могут оставаться безнаказанными.
Во время этого монолога Кирилл взял маленький листок бумаги, что-то на нем написал и передал Панкратову. На листке стояла одна цифра, правда, с шестью нулями. Бизнесмен положил бумажку перед собой и потер переносицу. Кирилл выжидающе смотрел на него.
– Я согласен с вами, – после секундной паузы сказал Герман Сергеевич, сделав особое ударение на слове «согласен».
– Ну вот и славно! Я рад, что мы наконец пришли к взаимопониманию, – Кирилл расплылся в улыбке и снова откинулся на спинку кресла. – Я думаю, что вы должны внимательно прочитать акт проверки, посоветоваться со своими многочисленными юристами и бухгалтерами. Изложите ваши возражения. Со своей стороны обещаю, что мы их рассмотрим, и если они окажутся убедительными, сможем пересмотреть результаты проверки. Ведь все ошибаются, никто в этом мире не безгрешен. В любом случае для консультаций по нашему делу я пришлю своего помощника, его зовут Илья. Он подъедет к вашему офису в понедельник, вы можете встретиться с ним в каком-нибудь ресторане неподалеку и обсудить ваши замечания по акту. Договорились?
– Да, – вежливо ответил Панкратов. – Я могу идти?
– Конечно, не буду вас задерживать. Всего доброго.
Бизнесмен встал, забрал свою папку и, не глядя на Кирилла, вышел из кабинета. По его спине в дорогой рубашке расплывалось огромное мокрое пятно. Листок бумаги с суммой взятки остался лежать на столе. Кирилл протянул руку, смял его и засунул в карман пиджака.
Задумчиво улыбаясь, он подошел к окну и несколько минут наблюдал, как внизу суетится людской муравейник. Казавшиеся маленькими с высоты пятнадцатого этажа фигурки спешили ко входу в метро, заходили в торговый центр, курили у дверей офисов. На душе у Кирилла было спокойно: он ожидал, что потребуется гораздо больше времени и сил, чтобы добиться от Панкратова нужного результата. Но основная часть дела сделана, теперь оставалось только дождаться получения денег, поделиться с начальником инспекции, что-то отстегнуть курьеру, а потом можно со спокойной совестью лететь в отпуск с Алиной. Кирилл с удовольствием подумал о том, как будет рада его подруга сменить подаренный им год назад внедорожник на новую модель.
Работать сегодня больше не хотелось. Сказав секретарше, что отправляется на совещание в управление, он спустился на подземную парковку, сел в машину и выехал в задыхающийся от духоты город. Выставляя комфортную температуру климат-контроля, Кирилл снова вернулся к мыслям о Панкратове и его деньгах.
«И ведь этот лощеный боров еще пытался уверить меня, что денег не воровал и все случайно получилось. А даже если бы и так, значит, в другом месте где-то украл. В нашей стране любой бизнес построен на воровстве, коррупции и крови. Если поковырять как следует каждого из этих директоров, обязательно найдется, за что его посадить».
Кирилл испытывал едва ли не физическую ненависть к отечественным предпринимателям, а потому и вымогать у них взятки давно уже вошло у него в привычку, совершенно не обременявшую совесть. Начальство было в курсе, имело свою долю, поэтому Кирилл чувствовал себя безнаказанным, а порой даже приносящим пользу обществу.
Он поставил машину в гараж и вошел в дом. Алины еще не было, –видимо, уехала за покупками. Кирилл снял осточертевший пиджак, развязал галстук и, взяв из холодильника бутылку холодного кваса, повалился на диван. Некоторое время он смотрел в потолок, занятый приятными мыслями, пока незаметно не задремал, утомленный жарой и несколькими днями напряженной работы.
* * *
Кириллу приснился странный сон. Во сне тоже было жарко, однако первое, что он увидел, было море, с тихим шорохом накатывающее на отлогий берег, усыпанный крупной галькой. По выцветшему небу лениво ползли белые облака, изредка закрывая палящее солнце. Над водой летали чайки, по временам с криком падавшие вниз и поднимавшиеся с трепещущей рыбой в клюве. На нагретой солнцем гальке сушились рыболовные сети. Вдоль берега вилась проселочная дорога, а затем берег поднимался выше, переходя в холмистую равнину с разбросанными по ней рощицами деревьев и большими серыми валунами, видимо, обозначавшими границы полевых наделов.
Между берегом моря и дорогой приютилась небольшая хижина с плоской крышей, сложенная из грубо обработанных камней. В ее тени прямо на земле лежал человек. Он был одет в просторную одежду наподобие греческой туники, на поясе висел короткий меч, скорее даже большой кинжал, а рядом, прислоненное к стене, стояло копье на длинном древке.
Из хижины вышел другой человек. Он был довольно молод, красивое правильное лицо обрамляла короткая темная бородка. Из-под повязанного на голове платка выбивались смолисто-черные пряди волос. На нем была длинная, до щиколоток, одежда, напоминавшая восточный халат. Золотые перстни на пальцах выдавали небедного человека, а жесткий взгляд и волевой подбородок говорили о властности и твердости характера.
Подойдя к лежащему, он сильно пнул его ногой, обутой в сандалию.
– Хватит валяться, ты должен нести службу, а не спать целыми днями.
Спящий быстро поднялся на ноги, с недовольством глядя на разбудившего его человека.
– Левий, ну почему нельзя хоть немного отдохнуть? В это час ни один караван не тронется в путь. Посмотри, какое пекло!
– Мы должны всегда быть на своем месте, ленивая ты свинья! Любой проходящий крестьянин может донести, что мы спим, вместо того чтобы собирать подати с караванов. Твое дело – всегда быть начеку, чтобы ни один купец не прошел мимо, не заплатив положенного по закону.
Собеседник не стал спорить с Левием. Взяв в руку копье, он отправился разминать ноги, прохаживаясь по дороге недалеко от хижины. По временам он кидал полные злобы взгляды то на нещадно палящее солнце, то на Левия, расположившегося на его прежнем месте в тени хижины.
В этот момент вдали на дороге показалась черная точка. Она медленно приближалась, и вскоре стало понятно, что это старик, ведший под уздцы понурого ишака, на боках которого болтались две плетеные корзины.
Стражник никак не отреагировал на его приближение, но Левий поднялся с земли и вышел на дорогу. Старик, стараясь не глядеть в его сторону, продолжал свой путь, однако Левий взмахнул рукой, приказывая остановиться. Старик нехотя повиновался и встал, придерживая своего мула и глядя бесцветными водянистыми глазами прямо перед собой.
– Куда ты направляешься? – спросил Левий.
– Эта дорога ведет в город, значит, я могу идти только туда, – сварливо ответил старик.
– Что ты везешь?
– Везу немного пшеницы.
– На продажу?
– Да.
Левий небрежно откинул крышку одной из корзин, привязанных к мулу. Там действительно были зерна пшеницы, но далеко не высшего сорта, мелкие и плесневелые.
– Если ты везешь пшеницу на рынок, то должен знать, что за проезд по этой дороге полагается уплата пошлины.
Старик с удивлением посмотрел на Левия и ничего не ответил. Тот выжидающе глядел на старика, а потом жестом приказал стражнику подойти поближе.
– Ты что, оглох? Или у тебя руки отсохли, и ты не можешь заплатить установленную законом подать?
– Но ведь пошлина установлена только для купеческих караванов не меньше чем из трех верблюдов или пяти мулов? А я простой крестьянин, живу в соседнем селении и за свою жизнь сотни раз ходил этой дорогой в город на рынок. Какую пошлину ты хочешь взять с меня?
– Такую же, как и со всех. Две монеты с груженого мула.
– Ты несправедлив, сборщик податей. Нет такого закона и обычая нет.
– А вот это мне лучше знать, потому что закон здесь я, – Левий повысил голос, а вставший рядом с ним стражник выразительно положил руку на рукоять меча.
– У меня нет с собой денег, – твердо сказал старик. – И дома тоже нет. Я беден и иду продавать свою последнюю пшеницу, чтобы хоть немного заработать.
– Значит, ты отказываешься выполнять закон? – тихим голосом спросил Левий.
– Даже если бы такой закон был, у меня просто нет денег, чтобы…
Левий не дал ему договорить и, размахнувшись, ударил старика в челюсть. Тот рухнул в придорожную пыль, выпустив из рук уздечку. Мул остался стоять на месте, недоуменно повернув голову в сторону людей.
– Ты не должен спорить, старик, ты должен повиноваться. Потому что если ты не отдашь мне сейчас положенной пошлины, то больше никогда не пройдешь этой дорогой и подохнешь от голода в своем селе.
Старик ничего не отвечал. Он пытался встать на ноги, одновременно вытирая кровь с рассеченной губы.
– Поскольку денег у тебя нет, я возьму половину твоей пшеницы.
Старик наконец поднялся и непослушными руками начал отвязывать от мула одну из корзин. Левий в нетерпении оттолкнул его, выхватил нож и, разрезав веревки, снял корзину.
– Теперь иди своей дорогой и в следующий раз не забудь деньги на пошлину!
Старик, кое-как закрепив оставшуюся корзину, поплелся прочь, а Левий понес свою добычу в хижину, приговаривая на ходу:
– Дрянная у этой старой свиньи пшеница, дорого ее не продашь, но хоть что-то можно будет выручить. А ты чего стоишь? – прикрикнул он на стражника. – Ну-ка помоги мне!
Вдвоем они донесли корзину до дверей хижины. Перед тем как укрыться от палящего солнца, Левий еще раз оглядел окрестности. Со стороны города, там, куда направился старик, вздымались клубы пыли. По дороге к ним шла большая толпа. Левий попытался рассмотреть ее получше, но в этот момент звонок в дверь выхватил Кирилла из сна.
* * *
Он сел на диване и потер глаза, пытаясь избавиться от наваждения. Звонок раздался снова, на этот раз более требовательно. Кирилл нехотя пошел открывать. Он решил, что это вернулась Алина, которая, как обычно, не может найти свои ключи. Однако за дверью стоял пожилой мужчина с короткими седыми волосами, крепкий и коренастый, одетый, несмотря на жару, в джинсы и ветровку. Лицо посетителя показалось Кириллу знакомым.
– Добрый день! Я могу вам чем-то помочь? – настороженно поздоровался чиновник.
– Нестеренко Кирилл Викторович? – мягко спросил человек в ответ.
– Да, это я.
– А я – Михаил Семенович Крейцер, полковник полиции, начальник Окружного управления по противодействию коррупции. Разрешите войти?
С этим словами мужчина поднес к глазам Кирилла удостоверение и, не дожидаясь ответа, шагнул через порог.
На лице Кирилла не дрогнул ни один мускул, хотя он вспомнил этого человека: несколько лет назад он приезжал к ним в инспекцию в рамках расследования уголовного дела против одного из крупных городских чиновников.
– Чем могу быть полезен? – вежливо спросил он, отходя на пару шагов и пропуская посетителя в дом. Крейцер вошел в холл и по-хозяйски огляделся вокруг.
– А домик у вас неплохой и обставлен недешево.
Эта манера поведения совсем не понравилась Кириллу, за шиворот пополз неприятный холодок.
– Можно узнать, по какому вопросу вы ко мне пожаловали? – стараясь предать голосу металлические нотки, спросил он.
– Да вот хотел узнать, какой дом можно купить на зарплату заместителя начальника налоговой инспекции.
– Вы со мной так разговариваете, как будто я совершил какое-то преступление, – не выдержал Кирилл. – Если вы меня в чем-то подозреваете, то где бумаги, уполномочивающие вас проводить допрос и обыск в моем доме?
– Полегче, Кирилл! – остановил его полковник. – У меня к тебе действительно есть дело, притом очень серьезное. Но обсуждать его у двери я не буду. Пойдем на кухне, что ли, посидим.
Кириллу еще больше не понравился этот мгновенный переход на «ты». Не говоря ни слова, он провел незваного гостя в комнату, которую называл своим кабинетом. Там он сел за массивный стол, сразу почувствовав себя более уверенно. Полковник, впрочем, тоже не утратил своего довольного и загадочного вида и устроился напротив Кирилла в широком кожаном кресле.
– Даже кабинет у тебя здесь есть, – сказал он после краткого осмотра помещения. Кирилл хранил ледяное молчание, ожидая, когда гость объяснит цель своего визита. Тот глубоко вздохнул, закинул ногу на ногу и наконец заговорил. – Парень, ты очень крупно попал.
– Куда попал? – уточнил Кирилл.
– В переплет попал. Притворяться нет смысла, Кирилл, мы все про тебя знаем. Панкратов прямо из твоего кабинета поехал к нам, написал заяву, дал показания, в общем, все сделал как полагается.
Кирилл похолодел, но внешне по-прежнему оставался спокоен.
– Вы говорите о Германе Панкратове из ЗАО «Алмаз-Аллегро»? Интересно, какую, как вы выразились, заяву он мог написать? Мы с ним сегодня действительно встречались, я передал ему акт проверки, которую инспекция проводит в его организации. Что в этом незаконного?
Крейцер тяжело вздохнул, но продолжал говорить тем же мягким размеренным тоном.
– Кирилл, ты вроде парень неглупый. Будь мужиком, имей смелость признаться, когда тебя приперли к стенке. Тем более я сейчас пришел с тобой неофициально поговорить. Рабочий день у меня уже закончился, – полковник с улыбкой постучал по циферблату своих наручных часов.
– Мне не в чем признаваться, я вообще не понимаю, о чем вы говорите. Все это напоминает какой-то шантаж.
– Да все ты прекрасно понимаешь! Ты уже давно под колпаком, парень! Мы знаем и про твои делишки с «КапРемТрастом», и про то, как ты на пять миллионов развел ООО «Спец-Сервис». И еще парочка эпизодов на тебя точно есть.
Вот теперь Кирилл по-настоящему испугался. Похоже, полковник знал обо всех источниках его неофициальных доходов по крайней мере за последние полгода. Сердце сразу же забилось быстрее, в руках и ногах появилась предательская слабость. Кирилл понял, чем ему грозит эта ситуация.
– Ты же просто обнаглел, – продолжал тем временем Крейцер. – Я понимаю, что у вас там в налоговой все воруют, но ведь надо и меру знать! А сдал тебя твой собственный начальник: все нужные нам показания он уже подписал. Кстати, а знаешь почему? Ведь я уверен, что ты его в накладе не оставлял.
– Почему? – сухими губами спросил Кирилл.
– Он на твое место хочет свою любовницу посадить. Молодая, но бойкая девица, зовут Алина. Не знаешь такую?
Кирилл закрыл глаза и сцепил в замок руки. Он хотел бы не поверить полковнику, но, честно говоря, сам давно подозревал, что между его подругой и начальником существует какая-то связь. Кирилл почти физически ощущал, как на глазах разваливается на части его красивая, сытая и спокойная жизнь. У него даже не было злости по отношению к этому самоуверенному полицейскому. Только чувство глубокой безысходности и темного страха за свое будущее.
– Вообще, предательство в нашей жизни – дело совершенно обычное, – продолжал Крейцер. – Вот, например, твой подчиненный и доверенный – Илья Макеев. Ты столько раз его в качестве посредника использовал, наверняка отстегивал какие-то копейки с барского плеча, а он сдал тебя по первой же нашей просьбе, как только мы пообещали, что проведем его как свидетеля, а не как соучастника.
Кирилл заскрежетал зубами от злости, но быстро взял себя в руки. Ему стало интересно, зачем полковник пришел к нему с явно неформальным визитом.
– Все должно закончиться в понедельник. Панкратов передает Макееву меченые купюры, мы вешаем на него жучок и скрытую камеру. Вы с Макеевым как всегда встречаетесь вечером в ресторане «Рыцарский замок» на улице Плещеева. Половина посетителей будет нашими операми, и как только Илья передаст тебе кейс, тебя задержат. Поскольку мы знаем, что ты не носишь с собой оружия, операцию решили проводить в людном месте.
– Зачем вы мне все это рассказываете? – выдавил Кирилл. – Я же могу туда не пойти или просто сбежать, в конце концов.
– Даже если ты не получишь деньги на руки, у нас уже достаточно доказательств, чтобы упрятать тебя за решетку. В том числе и показания твоих предыдущих «клиентов», а вернее – жертв. Ну не будет в этот раз эффектного финала, который можно по телевидению показать. Мы переживем. Но ты не сомневайся, хотя бы бегущей строкой в новостях о твоем аресте расскажут. А скрыться ты не сможешь: за домом следят уже неделю. У ребят инструкция: задержать тебя, если только заметят что-то подозрительное.
– Значит, вы пришли просто надо мной посмеяться? Вам нравится смотреть, как вы уничтожаете мою жизнь?
– Ты сам уничтожил свою жизнь, когда в первый раз присвоил нажитые нечестным путем деньги. Но я пришел не смеяться над тобой, я пришел тебе помочь.
– Интересно, как?
– Я могу сделать так, чтобы тебе дали условный срок. Или просто отстранили от государственной службы. Сам понимаешь, какие-то документы могут затеряться по дороге в суд, какие-то свидетели и потерпевшие от своих показаний откажутся…
Кирилл, кажется, начал понимать, куда клонил полковник – эта схема была ему давно знакома.
– Сколько будет стоить ваша помощь? – прямо спросил он.
Крейцер снова тяжело вздохнул.
– Эх, Кирилл, опять ты все меряешь деньгами… Не можешь поверить, что не все в этой жизни покупается и продается? Мне не нужны твои деньги, мне вполне хватает того, что я имею. К тому же я бы хотел спокойно доработать до пенсии.
– Тогда как сделать так, чтобы вы мне помогли?
– Я хочу, чтобы для начала ты искренне раскаялся в своих проступках. А потом как-нибудь искупил их. Не знаю, как именно: можешь перечислить все деньги, что ты получил в виде взяток, в фонд борьбы с раком или в сиротские приюты. Или оплати несколько дорогостоящих операций бедным детям. Решай сам. А еще продай дом, деньги тоже на хорошие дела пусти, оставь немного себе и займись каким-нибудь общественно полезным делом: мой бомжей в ночлежке или устройся в социальную службу и бабушкам лекарства разноси – тут я твою фантазию ограничивать не буду.
– Вы что, сумасшедший? – воскликнул Кирилл. Он не мог понять, серьезно ли говорит полковник или шутит, а сам ждет конкретного предложения в рублях? Но лицо Крейцера оставалось спокойным и серьезным, вежливая улыбка пропала с его губ. – Даже если я поступлю, как вы сказали, и пойду мыть бомжей, что с этого получите вы?
– Скорее всего, ничего, – развел руками полковник. – Но, возможно, то, чего нельзя купить ни за какие деньги.
– Я вас не понимаю, вы несете какой-то бред.
– Ты знаешь, что ты крещеный? – неожиданно спросил полковник, подавшись вперед.
– Нет, не знаю, – опешил Кирилл. – Насколько мне известно, меня не крестили.
– Ошибаешься, парень! Тебя крестили во младенчестве, тебе не было еще и года. Твоя мать, Елизавета Андреевна, крестила тебя втайне от отца в одной деревенской церкви в Псковской области, пока он ездил в командировку. Он же был партийный активист, идейный коммунист. Для того времени нередкая ситуация. А через два года твоя мать умерла, не успев тебе ничего рассказать.
– Откуда Вы это знаете? И какое отношение все это имеет к нашей проблеме?
– Я твой крестный отец, Кирилл. Мы с твоей матерью учились в одном классе и долгое время дружили. Когда ты родился, я еще учился в институте, о службе и не помышлял, и Лиза, то есть Елизавета Андреевна, попросила меня стать твоим крестным. Мы с ней и еще с одной ее подругой, которая стала крестной матерью, возили тебя крестить почти на самую границу с Эстонией.
– Удивительная история, честное слово! И вот мой крестный отец, о существовании которого я даже не подозревал, по прошествии трех десятков лет вдруг является ко мне, чтобы до основания разрушить мою жизнь, а потом великодушно позволить мне избежать тюрьмы? Как-то многовато новостей для одного вечера!
– Верить или не верить в то, что я рассказал, – решать тебе. Сейчас я ухожу, но каждый час мне будут докладывать обо всем, чем ты занимаешься. Я надеюсь, ты все же последуешь моему совету. Это все, что я могу для тебя сделать.
С этими словами полковник встал и направился к выходу. Кирилл, опешив от столь внезапного окончания разговора, пошел за ним. В холле Крейцер еще раз повернулся к молодому человеку и сказал:
– Я действительно тридцать лет не давал о себе знать. Но я старею, Кирилл, и начинаю задумываться о смысле жизни. Возможно, если я помогу тебе сейчас, это окажется лишь бессмысленным благородным поступком; возможно, самой большой ошибкой в моей жизни, которая будет стоить мне обеспеченной старости; но почему-то мне кажется, что у меня может появиться шанс спасти самое ценное – свою душу. Поверь, у меня самого не меньше, а может быть и больше грехов, чем у тебя.
– И вам за них не грозит тюрьма? – с издевкой спросил Кирилл.
– Подумай обо всем, что я сказал, парень! Хорошо подумай! В любом случае, решать тебе.
Крейцер вышел на крыльцо и в сгущающихся сумерках направился к припаркованной неподалеку машине, а Кирилл со злостью захлопнул дверь и некоторое время стоял, в бессильной злобе сжимая кулаки.
Как прошли следующие несколько часов, Кирилл помнил плохо. Словно в бреду он метался по дому, злился, швырял об стену попавшиеся под руку вещи, даже разбил несколько тарелок и хрустальную вазу. Потом успокаивался, пытался взять себя в руки, садился за стол и напряженно искал выход из сложившейся ситуации. Он понимал, что не выживет в тюрьме. Но и последовать совету полковника Крейцера он тоже не мог – это значило бы потерять все, что он имел, признать крушение собственной жизни, упасть в своих глазах и глазах окружающих на самое дно. Взлелеянная годами вседозволенности гордость не позволяла ему пойти по этому пути. Упасть с вершины построенного собственными руками успеха до униженного подчинения другим – это было выше его сил.
Голова Кирилла готова была лопнуть, но выхода из этой западни он не находил. Людей, стоявших выше Крейцера, он подкупить не мог – не тот масштаб и не те деньги. Сердце жгла злость на тех, кого он раньше считал своими близкими. Уже заполночь Кирилл вдруг решил, что у него дома наверняка спрятаны жучки, иначе бы этот самоуверенный полковник не смог его вычислить. Он принялся искать их везде: переворачивал столы, отрывал плинтусы, срывал люстры. Так ничего и не найдя, он плотно задернул все шторы на окнах, потому что ему казалось, что за ним следят из припаркованных поблизости машин и даже из окон соседнего коттеджа, а после этого в изнеможении упал на диван. Почти сразу же он провалился в тяжелое забытье, в котором увидел продолжение своего странного сна.
* * *
Щурясь от палящего солнца, Левий и стражник смотрели на приближающуюся толпу. Не меньше сотни человек спускались от города к морю, поднимая клубы пыли. Впереди шел мужчина среднего роста в белой одежде с непокрытой головой. Его длинные темно-русые волосы волнами падали на плечи. С ним рядом шел человек в одежде священнослужителя, они оживленно о чем-то беседовали. Толпа за ними двигалась в молчании, внимательно прислушиваясь к разговору.
Стражник с удивлением смотрел на подходящих людей.
– Левий, кажется, это тот пророк из Назарета Галилейского, который вчера излечил расслабленного Иосифа! Он сказал, что по его слову ему простились все грехи!
Не обращая внимания на слова стражника, Левий стоял у обочины, широко расставив ноги, и молчал.
Толпа приблизилась к ним. Заметив стоящего у дороги мытаря, сборщика податей, шедший впереди фарисей прервал беседу со своим спутником, брезгливо отошел в сторону и приподнял полы одежды, не желая, чтобы на них осела пыль, которой касались ноги этого грешника. За ним потянулась вся толпа, со злостью и презрением глядя на Левия. И только пророк из Назарета, казалось, не замечал мытаря. Он почти прошел мимо неподвижно стоявшего сборщика податей, но вдруг остановился, повернул голову и тихим голосом произнес:
– Оставь все, что есть у тебя, Левий, и следуй за мной.
Стражник удивленно открыл рот, толпа в недоумении замерла, а Левий со страхом и надеждой заглянул в бездонные глаза Христа, обрамленные выгоревшими на солнце ресницами. Его непослушные, окаменевшие ноги сделали один маленький шаг вперед, потом еще один, а Спаситель едва заметно улыбнулся уголками губ и пошел дальше. За ним, не видя ничего, кроме спины Христа, следовал Левий, а в отдалении – удивленная, неодобрительно гудящая толпа.
* * *
Первые лучи утреннего солнца пробились в щель между шторами. День снова обещал быть жарким, но пока ночная прохлада не спешила уступать место зною, в воздухе висела легкая дымка, а на газонной траве бесчисленными жемчужинами сверкали крупные капли росы.
Кирилл сидел на диване в мятой одежде, с всклокоченными волосами. Его воспаленный взгляд блуждал по сломанной ночью мебели, разбросанным всюду предметам интерьера и разным безделушкам, когда-то много для него значившим. В дрожащих руках мужчина вертел новенький матово-черный пистолет.
Неожиданно Кирилл резко встал, подошел к окну и рывком раздвинул шторы. Комнату залил мягкий и теплый утренний свет. Несколько минут Кирилл стоял у окна, переводя невидящий взгляд с одного соседнего коттеджа на другой и бессмысленно вертя в руках оружие. Когда он заметил, что из припаркованной неподалеку машины вышли два крепких молодых человека и направились к дому, губы сами искривились в безумной улыбке. Подождав, пока молодые люди подойдут ближе, Кирилл медленно поднял руку и вставил дуло пистолета в рот. Полицейские остановились в нескольких шагах от двери коттеджа, на блестящем от росы идеально подстриженном газоне, удивленно глядя на молодого чиновника. Щека Кирилла дернулась в нервной судороге, и в ту же секунду палец нажал на курок.
* * *
Эфиопский князь Фульвиан, поддерживаемый под руки своими вельможами, сошел с носилок и приблизился к распростертому на земле человеку. Апостол и евангелист Матфей, прежде известный как мытарь Левий, лежал лицом вверх на пыльных камнях, его руки и ноги были пробиты острыми деревянными кольями, воткнутыми в землю. Вокруг страшных ран растекались лужицы темной крови, смешиваясь с грязью и пылью. Но апостол безропотно молчал, глядя в высокое южное небо широко открытыми глазами.
Фульвиан с гордой улыбкой встал около головы Матфея, загородив солнце. За его спиной развевался плюмаж из страусиных перьев – знак княжеской власти. Вокруг столпились приближенные. Стерегущие апостола воины упали ниц перед князем.
– Здравствуй, Матфей, – с издевкой проговорил князь и ненадолго замолчал, разглядывая пленника. – Неужели ты думал, что сможешь так легко заставить мой народ забыть своих богов? Тех богов, которым поклонялись их отцы, деды и деды их дедов?
Матфей молчал, спокойно глядя в лицо князю.
– Ты думал, что своим волхованием можешь затуманить их разум? Что они поверят тем чудесам, что ты сотворил с помощью злых бесов? Глупец! Эй, слуги, принесите побольше хворосту и смолы! Разведите костер прямо на этом человеке, а когда разгорится пламя, поливайте его смолой, а мы посмотрим, сможет ли он славить своего Бога, когда по его бокам потечет раскаленная смола, а внутренности будет выжигать огонь.
Несколько человек тут же бросились исполнять волю князя. А Фульвиан с отвращением плюнул в лицо Матфею и некоторое время презрительно смотрел на него сверху вниз. Апостол спокойно выдержал этот взгляд, его растрескавшиеся от жары и жажды губы шептали слова молитвы.