Золотой Бантустан

Ларион подошел к кухонному столу и включил электрический чайник.. , затем достал одну чашку и поставил на стол рядом с Марией.

– Неужели чаю не попьешь со мной? – спросила Мария.

Ларион недовольно поморщился и протянул нехотя:

– Ты же знаешь, я пью жидкость только утром, и то не каждый день. А от еды этой, – Ларион показал на сверток, – вообще тошнит.

– Ларион, твой отец совсем болен, понимаешь. Ты думаешь, я слишком мнительная? Что я просто ищу предлог, чтобы побыть с тобой или что-нибудь в этом роде? Честное слово, я боюсь… – голос Марии прервался -, он долго не протянет.

Ларион никак не отреагировал на ее слова, он продолжал ходить по комнате, затем взял закипевший чайник, подошел к столу и начал медленно наливать чай.

– Конечно, конечно, я знаю, что ты подписался на эту программу на два года, и у вас всякие требования, все это я знаю, – с трудом произнесла Мария. – Но неужели все эти строгие правила не учитывают болезнь или какие-то непредвиденные обстоятельства?

Ларион посмотрел на Марию безучастным взглядом и сказал:

– Я дам тебе денег.

– Деньги ему не помогут. Он очень хочет тебя видеть, правда, – Мария сделала глоток из чашки. – Мать тоже про тебя спрашивает. Жалко ее, она очень одинока. Кроме тебя, у нее никого не останется.

Ларион подошел к окну и сосредоточенно посмотрел на улицу. Затем взял в руки маленькую коробочку и покрутил ее в ладонях – откуда-то изнутри раздался натужный женский смех.

– А ты знаешь, – продолжала Мария, – у нас ведь тоже уже начали набирать людей в эти группы, как у вас здесь. Но после всех этих ужасных нападений и смертельных случаев что-то не очень идут туда. Да и дорого это очень, откуда у людей столько денег. А потом…, никто ведь точно не знает, что из этого выйдет. Всего-то десять лет прошло. Ты вот здесь один живешь, чего-то изучаешь, принимаешь всякие лекарства, а волосы у тебя совсем исчезли. И что изменилось-то, кроме того, что ты один и так далеко от дома? – возникла неловкая пауза, во время которой Мария тщетно ждала хоть какого-то слова от Лариона. – Только отец твой что-то слишком быстро таять начал…

Ларион снова покрутил в руках коробочку – дверь открылась, и в комнату вошла лысая девушка, которая встретилась Марии в коридоре.

– Как видишь, я здесь не один, – сказал Ларион. Девушка подошла к столу, волоча за собой одну ногу. Ларион подошел к ней, нежно обнял ее за талию одной рукой, а другой взялся за ее ногу ниже бедра и помог ей сесть на стул. Усевшись на стуле, девушка требовательно поманила пальцем Лариона, и он тут же склонился к ее уху. Она начала быстро говорить ему на ухо. Ларион ей отвечал очень коротко, но Мария не слышала, о чем они говорят. Пока они обменивались между собой репликами, Мария развернула сверток и подвинула его в сторону девушки, предлагая присоединиться к трапезе. Девушка с недоверием посмотрела на сверток, затем подняла голову и уставилась невидящим взглядом на Марию.

Мария съежилась под этим холодным взглядом и промолвила первое, что ей пришло в голову: – Ларион, что же ты мне ничего не говорил? Я и не знала, что у тебя такая симпатичная знакомая. Может, ты нас познакомишь?

Но Ларион и не думал представлять девушку:

– Мне пора на процедуры. И ей тоже надо идти. – С этими словами он пошел к шкафу и достал оттуда одежду. Девушка тем временем взяла в руку кекс из свертка, сжала его в кулаке и начала разбрасывать по всему столу. Мария с изумлением наблюдала за этим надругательством над едой и беспомощно смотрела на Лариона. Вдруг девушка замахнулась рукой с зажатым в ней кексом и попыталась бросить его в лицо Марии, но Ларион вовремя подскочил и схватил ее руку. Мария в ужасе вскочила из-за стола:

– Она что, сумасшедшая?

– Нет, но на всех по-разному действует замедление метаболизма, объяснил Ларион, продолжая держать руки девушки. – Мария, я прошу тебя, это невыносимо. Тебе лучше уехать....

Девушка, пытаясь вырваться из рук Лариона, приложила ладони к глазам:

– Не пойду, не пойду туда.

– Сагида, но ты же знаешь, что сегодня очень важная процедура, – умоляюще произнес Ларион. – Всего один раз в месяц.

Но Сагида только качала головой из стороны в сторону: – Там ужасно, так больно, как будто проваливаешься в какую-то бездну, и главное, ничего сделать не можешь.

– Но это же всего какие-то полчаса, не больше.

– Мне кажется, за эти полчаса можно сойти с ума. – Сагида встала и направилась к дверям. – Ладно, я пойду.

– Так я тебя буду ждать у восьмого корпуса, – сказал Ларион.

Сагида ничего не ответила, повернулась и вышла из комнаты.

– Бедная девушка, – участливо пробормотала Мария. – Ее зовут Сагида? А что, там действительно больно?

– Ну в общем, мало приятного. Но здесь все через это проходят.

– Но ей-то от этого не легче. Она очень милая, только эти процедуры, по-моему, ей не на пользу. – Мария встала, подошла к Лариону и попыталась дотронуться до его плеча. – Скажи, Ларион, она твоя… знакомая или…, – голос у Марии дрогнул, она не знала, как спросить.

– Мария, мне надо идти к врачу, – сказал Ларион, отодвигаясь от ее руки, – а тебе пора ехать. Потому что сегодня все равно не разрешат здесь оставаться.

– Но ты не ответил на мой вопрос.

– Я не знаю. Трудно привыкнуть к одиночеству. – Ларион вдруг заторопился, решительно подошел к вешалке, надел куртку и пошел к дверям. Мария смотрела на него с сожалением, как бы раздумывая, стоит ли продолжать этот разговор, затем взяла свою сумку, еще раз оглядела комнату и подошла к двери.

– Ты совсем чужой стал, Ларион, – Мария еще раз умоляюще взглянула в глаза Лариона.

– Нам пора, Мария.

3. Сагида

Сагида твердо решила, что не пойдет больше на эту ежемесячную процедуру, которую и процедурой-то нельзя было назвать – настоящая пытка. Когда тело пациента покрывалось этими микроорганизмами, добытыми на островах, бывших когда-то дном океана, человек оказывался в полной беспомощности перед болью, перед парализующим его страхом. Все участники говорили одно и то же: кажется, будто тебя пожирает какая-то мощная энергия, превосходящая человеческие возможности в миллионы раз. И никто не понимал, почему это нельзя делать под наркозом. Медики утверждали, что организм человека должен оставаться бодрствующим, необходимо осознавать, ощущать действие микроорганизмов, иначе процедура будет малоэффективна.

Из-за враждебного отношения общества во многих странах к программе «Новая молодость Земли» всем пациентам медицинского центра было запрещено покидать пределы охраняемой территории. Разумеется, центр не был тюрьмой в буквальном смысле этого слова, и любой пациент мог на свой страх и риск выехать за его пределы, пользуясь различными уловками. Некоторые пользовались париками, переодевались в бутафорские, нарочно испачканные одежды, чтобы походить на местных рабочих, и придумывали разные истории, чтобы руководство разрешило им выйти в город хотя бы на несколько часов. Во время таких вылазок пациенты старались быть незаметными и не вступали ни в какие контакты с местным населением, дабы не быть узнанными и не провоцировать конфликты или столкновения с горожанами. К тому же всем было известно, что подавляющее большинство пациентов центра – это весьма богатые люди. Мало кто мог позволить себе заплатить 12 миллионов новых экю за участие в эксперименте. Так что к общему недовольству примешивалось еще и агрессивное отношение к богатым бездельникам, которые хотят, как выражались некоторые, «двести лет кататься на шее простых смертных».

Что касается Сагиды, то ее мало волновали все эти проблемы недовольных местных жителей. Она была единственным ребенком у родителей, которые владели многомиллиардным состоянием. В самом раннем детстве, всего около 4 лет от роду, ее поразил полиомиелит с осложнениями, и в результате она осталась навечно инвалидом. Позвоночник у нее имел серьезные дефекты, а одна нога была как высохшая веточка. Ее отец, в крайней степени отчаяния, потратил миллионы на лучшие клиники и докторов, но никто не мог ей помочь. Единственное, что удалось сделать – это вживить ей биопротез вместо ноги и поставить специальный поддерживающий панцирь на лазерных термодиодах для позвоночника, которые позволяли Сагиде передвигаться более или менее самостоятельно. Родители любили ее больше жизни и выполняли ее любые прихоти, в связи с чем она постепенно выросла в довольно капризное и даже жестокое существо, с весьма несносным характером. Она привыкла к тому, что ей, как физически неполноценному ребенку, никто не имеет права сказать нет или не подчиниться ее требованиям.

Как только был объявлен набор желающих принять участие в эксперименте «Новая молодость Земли», Сагида заявила отцу, что хочет поехать в один из центров. Отец всячески ее отговаривал, пытался убедить ее хотя бы подождать несколько лет, пока все это наладится, пока будут получены более достоверные данные эксперимента. Но дочь, которую родители боготворили и сделали таким образом из нее эгоистку, и слушать не хотела, она заявила, что поскольку лишена многих радостей в жизни, которые имеют ее сверстники, она должна, по крайней мере, превосходить их в продолжительности жизни. Она будет смеяться над ними, когда они будут старыми и дряхлыми, а ей предстоит прожить еще сто лет.

Таким образом, Сагида оказалась в медицинском центре на южном побережье европейского континента. Ее отец постарался сделать все, чтобы его дочь жила там на привилегированном положении. Он заплатил чуть ли не вдвое больше, чтобы ей предоставили специальные апартаменты, ей готовили особую пищу, кроме того, в ее распоряжении был дежурный водитель, который всегда был к ее услугам.

****

В центре проходили регулярные занятия – лекции и семинары по медицине, разработанные специально для участников программы. Лекции читали лучшие профессора, они рассказывали им о самых последних достижениях в области медицины и физиологии, с расчетом на то, что эти люди-долгожители будут иметь втрое больше времени на развитие науки и научные исследования. Предполагалось, что эти люди, предназначенные для долгой жизни в следующем, двадцать втором веке, в будущем составят костяк научного потенциала во многих странах мира. На одной из таких лекций Ларион заметил эту девушку с правильными чертами очень бледного, немного болезненного лица. Сагида раньше мало общалась с мужчинами, опыта у нее никакого не было, и она совсем не привыкла к мужскому вниманию, поэтому ее маленькие, немного раскосые, темные глазки сразу почувствовали, что на нее смотрят. Это было очень необычно.

Ларион заметил, конечно, что Сагида странно вставала с кресла после лекции, что у нее какой-то неуклюжий высокий воротник сзади, а поступь у нее вообще неживая, словно она передвигается на механических подпорках. Тем не менее, возможно эта непохожесть на живого человека, возможно, ее холодные глаза притягивали его, ему захотелось с ней познакомиться.

На первых порах знакомство было не очень тесным. Девушка не отвечала взаимностью, в ней не было теплоты, похоже было, что она боится Лариона или подозревает его в чем-то. Правда, Ларион все же выяснил, что она, также, как и он, была из Восточной Европы, сначала жила в России, а потом в Венгрии, так как у ее родителей были дома в разных странах. Последнее время она училась в Швейцарии, а потом оказалась в этом центре. Она была наполовину татарского происхождения, но на этом языке не говорила, так как ее мать-татарка с детства общалась с ней только по-русски. Ларион вел себя очень тактично, не спрашивая ничего о причинах, заставлявших ее ходить таким странным образом и носить этот жесткий каркас на спине. Постепенно, спустя месяц после их знакомства, он начал ловить себя на том, что перестал замечать эти явные недостатки в ее теле, так как его всецело поглощало ее милое личико и какая-то врожденная женственная сила, несмотря на все эти искусственные устройства.

Поскольку Сагида жила в отдельном блоке, у Лариона было мало шансов видеться с ней чаще. Возможно это, а может быть, просто скука и одиночество, которые были типичны для всех подобных заведений, только распаляли его чувства, толкали его на более тесный контакт. Прошло еще несколько месяцев, и Лариону наконец представился случай сойтись с Сагидой поближе. На одном из семинаров им задали коллективное задание, которое нужно было делать в группах по три человека. Ларион тут же выбрал в партнеры Сагиду. Третьим членом их группы вызвалась быть очень красивая яркая испанка Габриэла. Договорились встретиться в апартаментах Сагиды, так как там было больше места для работы над проектом. Габриэла говорила, что ни черта не понимает в этом задании и откровенно строила глазки Лариону.

Когда они втроем разместились в просторных апартаментах Сагиды, Ларион старался держаться поближе к хозяйке и все время отстранялся от навязчивой Габриэлы. Та никак не могла понять, чего это здоровый симпатичный парень тянется к этой инвалидке. Ну да, она слышала, что у нее папаша мультимиллионер, но… не будет же он заниматься сексом с полуфабрикатом. После того как они просидели за бумагами около часа Габриэла поняла, что не добъется ничего от Лариона – он был всецело поглощен Сагидой. Они ворковали друг с другом и быстро что-то рисовали. Габриэла зевнула и сказала, что они вполне могут без нее обойтись, а она предпочитает пойти в бар и чего-нибудь выпить. Ларион тут же с готовностью согласился сделать за нее задание, и пусть она не волнуется – профессору они ничего не скажут.

Ларион и Сагида остались одни в комнате. Теперь Сагида сама видела, как Ларион отверг красивую испанку, которая совершенно откровенно вешалась на него. Если бы он просто хотел секса, наверное, он бы от той не отказался. И она повернулась к нему всем телом и спросила:

– Тебе не понравилась Габриэла?

– Мне нравишься ты, Сагида.

– Ты что, извращенец?

Ларион изумленно уставился на девушку. – Что ты мелешь? Разве влюбиться – это извращение? – С этими словами Ларион взял Сагиду за руку, придвинулся к ее губам и резко прижался к ее лицу. Он давно решил, что сделает это – будь что будет. Он ожидал встретить резкое сопротивление, крик озлобленного неполноценного существа, которое должно ненавидеть таких, как он, вроде бы нормальных. Но вместо этого губы Сагиды раскрылись и ответили ему нежностью и страстью. Так они целовались, не замечая времени. Наконец Сагида оттолкнула его и сказала:

– Подожди-ка, – Сагида встала и поманила за собой Лариона. Он послушно последовал за ней в спальню.

– Сейчас я тебе покажу кое-что, – сказала Сагида, поднимая одну ногу высоко над кроватью. – В настоящем виде, потому что я не хочу ничего от тебя скрывать. – Она пошевелила пальцами холеной белой ноги. – Видишь это? Сначала я показываю тебе мою настоящую живую ногу. – Затем Сагида подняла вверх и положила на эту ногу другую. – А вот это уже не настоящая, называется «антропьез».

Ларион не замечал большой разницы между двумя ногами, разве что та, которую Сагида называла ненастоящей, была более белой и лоснящейся.

– Ну, ты готов? – вызывающе спросила Сагида и пошевелила ненастоящими пальчиками.

– Конечно, готов, милая, – сказал Ларион и решительно подошел к распростертой на кровати Сагиде. Он склонился к ее ногам и нежно поцеловал именно эту ненастоящую. Далее все произошло совершенно естественным образом. Сагида сняла верхнюю одежду, затем белье, потом отстегнула один из нескольких ремешков на поясе и один под грудями и осторожно легла на постель.

Ларион решительно шагнул к распростертой девушке, и это было началом их совместной жизни.

Прошло несколько месяцев, в течение которых Ларион тайно встречался с Сагидой. Тайно, потому что сексуальные контакты были под запретом, а все пациенты подписывали соответствующие обязательства на этот счет. Но молодой паре помогало особое положение Сагиды, ее премиальные апартаменты, большие взносы, оплачиваемые родителями. К тому же начальству центра и в голову не могло прийти, что кто-то из пациентов позарится на несчастную девушку-инвалида. Однако ближе к рождеству бурно завязавшиеся отношения вдруг начали затухать. Ларион никак не мог понять, почему он перестал чувствовать подъем, прилив энергии при встречах с Сагидой, почему прикосновение к ней не вызывает такого желания, какое было во время первых встреч. Он долго мучился, скучал, а потом решился все-таки на откровенный разговор с Сагидой.

– Как поздно я понял, что совершил ошибку, когда согласился на это идиотское продление жизни, – говорил ей Ларион как-то вечером, когда они спрятались в самом углу музыкального бара, где их никто не мог слышать.

– Зачем же ты согласился? – спросила его Сагида.

– Молодость, амбиции, тщеславие… Знаешь, я всегда, еще со школы, был не уверен в себе. Может, из-за маленького роста, недостатка физической силы. Как-то назначил свидание одной девушке, вроде она была не очень большого роста, мы с ней танцевали на вечеринке накануне – и мне показалось, что ее губы находятся почти на одном уровне с моими, когда я пытался ее поцеловать. Так вот я ее прождал почти час – она так и не пришла. Я позвонил – вместо нее к телефону подошла ее мать. Она извинилась и сказала, что дочка хотела одеть туфли на каблуках, но побоялась, так как в них она была бы выше меня ростом.

– Печальная история, – сказала Сагида. – Но с тех пор ты, наверное, нашел более подходящих по росту?

– Да, нашел, находил, – вяло ответил Ларион. Но все они были не совсем то, что хотелось. То есть, получается, что я сам все время ставил планку все ниже и ниже… Но даже и с ними все как-то не получалось, особенно, когда доходило до секса. – Ларион замолчал и внимательно посмотрел в глаза Сагиде, как бы размышляя, стоит ли так раскрывать ей свою душу. – Вообще, для того чтобы заниматься любовью, мне всегда нужно было особое сочетание, целая комбинация определенных обстоятельств и условий…

– То есть, ты хочешь сказать, что у меня нет этой комбинации, – усмехнулась Сагида.

– Нет, что ты, у тебя как раз все есть, но здесь другие причины, видимо, это связано с изменением нашей вегето-сосудистой системы…

– Ну хорошо, допустим. Так что там за особое сочетание было? Расскажи…

– Зачем тебе, тебе правда интересно?

– Не то, чтобы очень интересно, просто все равно у нас с тобой вряд ли что получится, а делать тут особо нечего, так что…

Ларион смотрел на Сагиду и чувствовал, уже в который раз, что, как и раньше, на него накатывает волна безразличия, абсолютного равнодушия. Он не понимал, почему это происходит, как ни старался он заставить себя проникнуться хоть каким-нибудь чувством к Сагиде, ничего не получалось. – Ну в общем, сначала я, как и любой мужчина, наверное, – продолжал Ларион, – обращал внимание на фигуру, формы, естественно. Как и любую мужескую особь, меня, конечно, привлекали выпуклости, прежде всего в тех местах, которые имеют отношение к детородной репродуктивной функции. Хотя, впрочем, не только это, я думаю. Поскольку ноги также весьма привлекали, а ноги, как известно, к деторождению отношения не имеют. Причем, я имею в виду не просто банально стройные ноги, которые обычно выставляют на обложках и на экранах. Это могли быть и очень своеобразные ноги, даже с небольшой кривизной, если хочешь, но с намеком на скрытую сексуальность. – Ларион замолк на мгновение. – Мне, в общем, трудно это объяснить, но в любом случае меня привлекали исключительно уникальные непохожие на стандартное представление черты женщины. Я думаю, большинство людей не назвали бы тех женщин, которые мне нравились, красивыми…

– А та, которая не пришла на свидание на высоких каблуках, была красивая? – спросила Сагида.

– Да, для меня очень красивая. У нее было довольно простое лицо, даже совсем простецкое, я бы сказал. Но именно это меня и привлекало, просто захватывало дух от сознания, что я могу обладать ей, могу осчастливить, отдать все, что у меня есть, этой простушке…

– Ну в этом нет ничего необычного, – разочарованно протянула Сагида. – Любому мужчине доставляет удовольствие играть роль принца, взявшего в жены бедную крестьянку.

– Принцы, как правило, не женились на крестьянках, – возразил Ларион. – Им подбирали по равенству титула и крови. Нет, принцем я себя не представлял. Скорее наоборот – мне хотелось сделать из нее принцессу. Но потом я встретил другую, и вот тут-то…, – Ларион вздохнул так глубоко, что Сагиде стало его жалко. – Короче говоря, все, о чем я мечтал, воплотилось в одной женщине, которую звали Мария. Я не буду описывать ее внешность – у меня все равно не получится. Не знаю почему, но фактически это была единственная женщина, с которой я мог и, главное, хотел заниматься любовью.

– Мог, хотел, – повторила Сагида, – почему все в прошедшем времени?

Ларион уставился на нее стеклянным взглядом:

– Мне кажется, ты и сама понимаешь, почему.

Сагида пожала плечами и вздохнула:

– Знаешь, Ларион, ты слишком большое значение придаешь своим чувствам, всяким ощущениям. Очень уж ты впечатлительный, даже нервный какой-то. Наверное, в детстве тебя изнежили родители.

– Возможно и так, но сейчас это уже не имеет значения. – Лариону не хотелось дальше рассказывать о Марии, о том, как они познакомились, как пытались начать совместную независимую жизнь, как сначала ругались, а потом мирились, какие планы строили на будущее. Сейчас все это ему казалось далеким и ненужным, воспоминания о Марии только раздражали его, а сам он чувствовал себя как огарок свечи, которую уже невозможно зажечь. – Слушай, Сагида, – внезапно Ларион повернулся и продолжал резким, даже грубым голосом: – В общем, я решил – хватит с меня этой «молодости Земли». Пора валить отсюда…

Сагида с удивлением вскинула брови:

– Ты можешь официально подать заявление, никто не запрещает.

– Нет, официально не получится. Как только мои спонсоры узнают, мне конец. Но я…, – Ларион замялся, раздумывая, стоит ли говорить ей то, что он пока и сам не очень-то представлял, – …в общем, не знаю, можно ли тебе сказать, все это пока неопределенно, но я не собираюсь уходить с пустыми руками. Я прихвачу с собой баночку с червячками.

Сагида медленно повернулась всем телом и направила тяжелый взгляд на Лариона. После долгого молчания она наконец тихо произнесла:

– Они ведь долго не живут, ты же знаешь.

– Ничего, есть специальный контейнер, кроме того, я уже нашел кое-какие концы, за два-три месяца найду покупателя.

– Слушай, Ларион, ты что совсем спятил? Это же очень опасно – тут столько всего непредсказуемого…

– Да, понимаю, – вздохнул Ларион и с нежностью посмотрел на Сагиду. – Но это все равно лучше, чем жить импотентом сто восемьдесят лет.

– Так может это пройдет через год-другой. Потерпи. Ведь ты понимаешь, что половые функции тоже притормаживаются, как и все другие.

– Не уверен в этом. Но даже если это и так, я чувствую, как во мне что-то происходит. Что-то противоестественное, как будто все внутри превращается в пластмассу. Включая мозги и нервы.

– Так в этом-то и заключается смысл этой «новой молодости», ты что – не понимаешь? – Сагида с удивлением посмотрела на Лариона. – Искусственное продление функций организма, в нас зарождаются новые клетки, которые, как известно, прочнее и долговечнее наших врожденных природных элементов.

– Я знаю. Именно поэтому я и пришел к выводу, что продолжительность жизни сама по себе вовсе не является наивысшей ценностью, какой-то сверхзадачей, к которой надо стремиться. Более высокая прочность организма может быть достигнута только за счет упрощения и обесценивания всей нервной и биологической системы.

Сагида усмехнулась: – ты рассуждаешь, как какой-то философ из забытого прошлого. А мне, например, на это наплевать. И всем людям тоже плевать на твои рассуждения. Любой живой человек хочет жить как можно дольше, даже те, у кого смертельные болезни, и то цепляются за любую возможность. А ты про какое-то обесценивание болтаешь.

– Да, человеческие особи все равно будут стремиться завладеть этим планктоном, – медленно сказал Ларион, внимательно разглядывая Сагиду. – Присосаться к нему, паразитировать на нем, как вирус на здоровой клетке… Когда он будет у меня в руках, они так и будут протягивать свои жадные лапы к стеклянной банке. Но я просто так не отдам….

– Это какое-то безумие, – Сагида покачала головой, встала и отошла к окну, за которым был все тот же унылый пейзаж с одинаковыми серо-белыми корпусами 6-го сектора МПЖ. – Мне жаль тебя, Ларион, больше мне нечего сказать.

4. Процедурный Кабинет

В кабинете все было оборудовано по последнему слову техники. Медицинские приборы блестели, даже сверкали стерильностью. В середине зала стоял длинный стол со специальным подъемным механизмом и с огромным сканнером над ним.

Временно назначенный лечащий врач Лариона имел довольно приятное, немного расплывчатое, лицо с бородкой. Правда глаза у него были мутноваты, и почему-то он избегал смотреть собеседнику прямо в лицо. В центре некоторые пациенты утверждали, что он якобы биокон, то есть, имеет вживленный чип и бластфон в голове. Но биоконы обычно не боялись смотреть людям в глаза, так что эти слухи не следовало принимать всерьёз. К тому же он был первым заместителем и ассистентом главного врача центра Розенфельда, который в настоящее время был в отъезде, в другой стране, где проходила международная конференция.

Увидев Лариона, врач нахмурился и спросил:

– А почему Сагида опаздывает?

Ларион пожал плечами: – Понятия не имею.

– Как она себя чувствовала последние дни?

– Да ничего вроде бы, – промямлил Ларион.

Врач ухмыльнулся, встал из-за стола, обошел его вокруг и остановился перед сидящим Ларионом, глядя при этом на полупрозрачный экран на столе:

– Ларион, неужели ты думаешь, что мы ничего не знаем и не видим. Пока вы здесь, пока не закончена программа биотизации, у вас нет и не может быть никакой личной жизни. Ты понимаешь, я надеюсь?

– Понимаю.

– Мы не запрещаем вам вступать в контакты, иметь тесные дружеские отношения и другие личные отношения. Но вы должны понимать, что все это может сильно осложнить вашу жизнь. Ты не можешь жить с ней так, как живут другие люди. Выбрось это из головы, не строй иллюзий.

– Я не строю…

– Но ты способствуешь таким иллюзиям у нее. У Сагиды наблюдаются отклонения от нормального курса, рассчитанного на два года, и это нас беспокоит. – Врач подошел к большому аппарату в центре комнаты и начал настраивать его. – Не понимаю, почему наша программа и все наши учреждения наводят такой страх на людей. – Он внимательно посмотрел на Лариона. – Надеюсь, ты сам–то не считаешь нас какими-то монстрами, злодеями, которые плетут заговор против человечества?

– Нет, не считаю, – спокойно сказал Ларион. – Я добровольно стал членом МПЖ, никто меня не принуждал. Только понимаете…

– Какие-то проблемы? – насторожился врач.

Ларион замялся, раздумывая, стоит ли заводить разговор на волновавшую его тему, провел несколько раз рукой по голове, затем начал смотреть в сторону.

– Так в чем дело, Ларион? – врач не скрывал раздражения. – Что ты там прячешь?

– У меня тут…, – решился было Ларион, но тут же осекся: – …да ничего особенного, но вот Сагида.... – Ларион в последний момент все же не решился рассказать доктору о своей собственной проблеме, которая все больше мучила его. Он чувствовал последнее время, что у него вроде бы желание никуда не исчезло, но что касается физических отношений с женщиной, то в этом что-то изменилось. Он смутно догадывался, что это как-то связано с процедурами обработки организма зоопланктоном. Несколько раз он собирался поговорить с кем-нибудь из мужской части населения медицинского центра, но здесь не так просто было завести более или менее тесные отношения. Будущие долгожители неохотно заводили дружеские связи.

– Ларион, ты ведь человек неглупый, – продолжал врач, изучая досье пациента, – у тебя хорошее образование. Ну как ты сам думаешь, может ли гормональная система человека оставаться неизменной, если ей предназначено функционировать в два-три раза дольше обычного?

– Но Сагида остро реагирует на все, и вообще, переживает по всякому поводу.

– Во-первых, у женщин по-другому устроена гормональная система. Во –вторых, у них естественно повышенная чувствительность к изменениям. Все это детально исследовано и изложено в вашем кратком справочнике по второму году программы. Там и по поводу переживаний и стрессов много объяснений. Ты хоть просматривал справочник и другую рекомендованную литературу?

– Да, конечно…, но не до конца, – задумчиво сказал Ларион.

Врач отметил что-то в компьютере и продолжал: – Кроме того, у Сагиды целый ворох эмоциональных комплексов из-за ее…, ты сам знаешь. Даже наши уникальные микроорганизмы никогда не вернут ей ногу и не восстановят полностью функции позвоночника. Ты ведь помнишь, наверное, сколько было борьбы вокруг этого вопроса – можно ли инвалидам становиться участниками этой программы. Победили, как всегда, великие гуманисты, которые любят свои теории больше, чем обычных людей. Но теории и модели – это всего лишь теории, а жизнь, – доктор задумчиво потер свои виски ладонями, – а жизнь существует для того, чтобы опровергать всяческие умные теории. Ну ладно, пора тебе инъекцию перед процедурой делать, – с этими словами доктор нажал кнопку: Ким, препарат для Лариона подготовили? – он кивнул головой Лариону. – Потом отдохнешь минут пятнадцать – и сюда, – врач показал на стол в центре кабинета.

Ларион встал и ушел в боковую дверь кабинета. Врач снова нажал кнопку на переговорном пульте:

– Сагида появилась?

Голос секретаря: – Нет, месье, ее вызывали из корпуса, но консьерж сказал, что она ушла…

– Ушла? Но ее здесь нет!

– Не знаю, месье. У меня нет никакой информации.

– Так сообщите в службу охраны, черт возьми! Скажите, что она ушла и не появилась у врача в назначенное время.

– Хорошо, месье.

Врач встал и достал снимки из картотеки в шкафу. После долгого рассматривания одного из снимков, он положил его обратно и подошел к столу. Затем поднял стеклянный кокон и щелкнул выключателем. Вокруг стола загорелись приборы. Из боковой двери появился Ларион, раздетый догола. Врач сделал ему знак рукой:

– Ну, Ларион, давай. Готов? Не забудь сделать дыхательные упражнения. Правильное дыхание во время процедуры очень помогает. Так, вытянул руки вперед – вдох.

Ларион вытянул руки, сделал несколько дыхательных упражнений и лег в специальное ложе под коконом. Врач положил ему на грудь металлическую сетку с проводами, закрепил ремнями руки и ноги и произнес медленно и успокаивающе:

– А теперь погружаемся. Не забывай – одинаковый счет на вдох и выдох. Раз-два-три-четыре, – после этих слов доктор закрыл стеклянный кокон. – Дышать, дышать! – Врач отошел к одному из приборов.