1945: Черчилль+Трумэн+Гиммлер против Сталина. Книга вторая

Глава тридцать девятая

Две лавины войск – с запада и востока – устремились навстречу друг другу, а заодно и судьбе. На роль лавины русские претендовали в гораздо большей степени. Они выходили на линию размежевания на более широком фронте и большей массой войск. Западные союзники ни широтой, ни массовостью похвастать не могли: Сталин был прав, когда обозвал это их мероприятие «желанием застолбить участок». Но, хотя бы участок они «застолбили», и теперь перед Эйзенхауэром во весь рост встала проблема «направления главного удара»: ограничиться демонстрацией намерений – или взяться за русских всерьёз?

И Черчилль, и Трумэн, и подчинённые генералы с маршалами и фельдмаршалами советовали действовать по обстановке. То есть, в зависимости от того, как будут вести себя русские, и насколько глубоко они зайдут в своей решимости отстаивать дипломатию на поле боя. Пока у Эйзенхауэра не было оснований сомневаться в этой решимости. И всё – потому, что русские ещё ни разу не дали ему их.

Двадцать пятого апреля случилось то, что должно было случиться, то к чему шли не только стороны, но и естественное – пусть и в своей неестественности – развитие событий.

В пятнадцать часов тридцать минут в полосе, занимаемой Пятой гвардейской армией, в районе Стрела, на реке Эльба, части 58-й гвардейской дивизии встретились с разведгруппой 69-й пехотной дивизии 5-го армейского корпуса Первой американской армии. Ни одна из сторон почему-то не спешила заключать друг друга в объятия. Хотя, почему это «почему-то»: как минимум, с русскими всё было ясно. По всем армиям, находящимся в зоне досягаемости союзников, был оглашён приказ о повышении бдительности в отношении «товарищей по оружию». Объяснялось это просто: возможны провокации, потому, что «сколько волка ни корми, а капиталист капиталисту – «друг, товарищ и брат».

В итоге, с каждого берега Эльбы союзники смотрели друг на друга не только в бинокли, но и сквозь прицелы винтовок и автоматов. Возможный исход уже не удивлял: несостоявшийся акт «непрошенной союзнической помощи» американского генерала Симпсона всем «заинтересованным лицам» Красной Армии осветили во всех подробностях. Особенно впечатлял характер «тесного взаимодействия» американцев и немцев, в том числе, и СС. Поэтому большой разъяснительной работы по части коррекции взглядов на союзнические обязательства проводить среди красноармейцев не потребовалось: начальство лучше знает, в кого стрелять.

Американских солдат и младшее офицерство такой расклад смущал заметно больше. Ведь им всем объявили о том, что встреча с русскими произойдёт под Лейпцигом. Что это будет согласно договорённостям со Сталиным. Что это будет встреча союзников, товарищей по оружию. И вдруг их погнали, как на пожар, «на бегу» заняли «неожиданно оставленный немцами город – и рванули на Эльбу с явным намерением перемахнуть её! Зачем? Что изменилось? Американцы – даже солдаты – более свободны в нравах, и поэтому вопросы не задержались в их головах, и вскоре уже соскальзывали с языков.

Пришлось начальству «просветить» войска о «коварных замыслах русского медведя», которой якобы растоптал все прежние договорённости, не хочет считаться с американскими интересами в Европе, а, напротив: старательно насаждает безбожный коммунизм. «Сталин готовится к броску на Париж и Рим!». Объяснение «хромало»: какое дело американским солдатам до состава правительств в Польше, Венгрии, Болгарии, Австрии, Румынии? От Гитлера и прислужников их освободили? Освободили! А дальше пусть разбираются политики: армия своё дело сделала!

Но, какой-никакой, фундамент для приказа объяснение подготовило: «русские – враги демократии и свободной Европы». И сдавать свои позиции – в том числе, и буквально: американским войскам – они не намерены. А ведь ещё русский писатель Макс Горки однажды верно заметил: «Если враг не сдаётся – его уничтожают!» Враг был в наличии, он не сдавался – оставалось лишь последовать совету писателя!..

… – Сэр!

Перед командиром разведчиков квалифицированно пригнулся здоровенный сержант.

– Мы связались по рации со штабом дивизии.

– Штаб дивизии связался со штабом корпуса…

Несмотря на вроде бы неподходящую обстановку, капитан рассмеялся.

– А теперь ты скажешь, что штаб корпуса связался со штабом армии?

– Так точно, сэр! – не улыбнулся сержант: не положено.

– И?

– Оттуда передали, что на том берегу реки оборону держат… то есть…

Сержант видимо смутился, и капитан пришёл на помощь.

– … Тот берег реки занимают…

– Так точно, сэр: занимают войска Пятой гвардейской армии русских.

Искривив гримасой щеку, капитан подёргал себя за мочку уха.

– Значит, мы вышли на их разведчиков?

– Похоже, что так, сэр!

– Что ещё передали?

– По данным воздушной разведки…

– ???

– Немцев, сэр!

Уточнение тут же сняло вопрос в глазах капитана. Полёт американских самолётов над русскими войсками представлялся куда менее вероятным, чем «братская помощь» американцам со стороны немецких лётчиков. В войсках уже было известно о том, как русский маршал Жуков «обрезал» генерала авиации Спаатса, который заявил: «Американские самолёты будут летать везде, где пожелают!». «Над нашей зоной вы летать не будете!» – окаменел желваками маршал. И после нескольких «ошибочных» зенитных обстрелов, а также совсем даже не условных воздушных боев с летальным – чтобы больше не летали! – исходом, американцы как-то сразу поняли, что маршал совсем даже не пошутил.

А ещё в войсках стало известно о том, что неожиданно устанавливается и даже ширится сотрудничество с вчерашним врагом. В армейские штабы зачастили высокопоставленные немецкие генералы – и там их принимали, пусть и без дружеских объятий, но вполне радушно. Предположение о том, что дружба эта – неспроста, уже очень скоро подтвердилось. Американцы и англичане «неожиданно» перестали встречать хотя бы условное сопротивление со стороны даже превосходящих сил противника. Немцы «по-товарищески» и даже «по-братски» уступали им дорогу, оружие и самих себя. Условие подразумевалось только одно: «спаси и сохрани!»

От большевистского хама, естественно…

– И что – «по данным воздушной разведки»?

– Это – только передовые части русских, сэр!

Капитан задумался.

– Намёк понял…

Сержант почему-то не торопился уходить.

– Что ещё?

Сержант замялся.

– Ну?

– Сэр, из штаба… из штабов просили разведать… то есть, нащупать…

– Ну, что ты мямлишь? – не выдержал капитан.

– Виноват, сэр! – лёжа подобрался сержант. – Оттуда просили нас провести разведку боем!

– Фь-ю!

Капитан поскрёб аккуратно выбритый затылок.

– Ну, так бы сразу и сказал… Значит, «там» приняли решение потеснить русских… Ну, что же…

– Командовать переправу? – упал духом сержант. Капитан с весёлой ухмылкой покосился на него.

– Нет, сержант, разведка боем – это не обязательно… разведка боем! Шуметь будем в «эфире» – языком, а не автоматами! Будем «валять Ваньку», как говорят русские! Давай – к рации!

– Что передать? – заметно повеселел сержант: жизнь продолжалась.

Капитан потратил несколько секунд на задумчивость – и лицо его расплылось в очередной ухмылке.

– Значит, так: «Обнаружили группу немцев, маскирующихся под русских. Жду приказа». Передать открытым текстом: должна же быть у «иванов» рация!.. Надеюсь, что хоть кто-то из этих варваров понимаетр по-английски…

– Есть!

Сержант уполз, чтобы вернуться через пару минут.

– Готово, сэр!

Капитан приложил бинокль к глазам: русские были на месте.

– Поможем радиоигре!

– Как, сэр?

– Обозначаем движение! В кустах вдоль линии берега. Будем условно демонстрировать скрытность!

– Условно???

Капитан усмехнулся.

– Конспирируемся так, чтобы нас заметил даже слепой. Шумим, как стадо буйволов! Ступать так «осторожно», чтобы трещали даже отсутствующие ветки. Кто-нибудь знает немецкий язык?

– Я, сэр…

Сержант тут же опустил глаза.

– … Немного, правда…

– Ну, на пару матерков наберётся? – ухмыльнулся капитан.

– Так точно, сэр!

– Ну, вот, и давай!

Усердствовать по линии «саморазоблачения» американцам не пришлось: русские помогли. Если не с первого, то со второго взгляда «иваны» поняли, кто «оппонирует» им: не первый день в разведке. Но и американцы помогли русским, как по линии демонстрации «скрытности», так и своей замечательно корявой радиограммой. Правда, весь текст русские не осилили – и вынуждены были обратиться за помощью «в Центр». Капитан не ошибался: у русских действительно имелась рация. И хорошая рация: трофейная, от фирмы «Телефункен». Поэтому уже скоро штаб развеял остатки их сомнений насчёт визави.

Как итог, спектакль продолжился. Каждый из «актёров» знал свою роль, не забывая при этом подыгрывать «коллеге». Русские «также обнаружили группу немцев, переодетых американцами». И тоже выдали результат в эфир. И тоже – «оригинально»: «Наткнулись на немцев, работающих под американцев. Ждём приказаний». Теперь уже американским коллегам пришлось обратиться за помощью в свой штаб. За уточнением деталей: общий смысл «валяния дурака» был ясен обеим сторонам. Потому что роли могли быть лишь такими. Другой расклад – честный обмен пулями и гранатами «под своим лицом». Но это не входило в программу.

Так, стороны «заочно познакомились» друг с другом. Капитану даже не требовалось предъявления иных доказательств, хотя и их хватало: в бинокль он разглядел не только типично русские маскхалаты, но и типично русские физиономии разведчиков. После этого ему уже не требовалось ни погон, ни орденов, ни партбилетов. Тем более что, русские, как и все нормальные разведчики, перед «выходом в поле» обязаны были сдавать «до востребования» все «опознавательные знаки».

И насчёт того, что русские не ошибаются «насчёт него», капитан тоже не сомневался, несмотря на весь маскарад. А, может – и благодаря ему. В этом убеждала и перехваченная – для того и запущенная – радиограмма «иванов». Разоблачить визави русским помогал и разведывательный самолёт с американскими опознавательными знаками, который завис прямо над группой. Не дураки же русские, чтобы не понять всё, как надо! Плюс – внешний вид: с немцами и при желании не спутаешь. Да и русские не слепые, тем более, при таких биноклях. В чём, в чём, а в этом капитан разбирался: бинокли у русских были немецкими, с цейссовскими стёклами. А потом, вряд ли их воздушная разведка не заметила «организованной передислокации» немцев. И вряд ли русские всерьёз могли думать о том, что «свято место» осталось пустовать: уж, больно «святым» оно было.

Исполняя роль, а заодно и приказ, сержант выдал из себя немца на ужасном квазинемецком языке. Но, пусть и плохо, выдал он себя хорошо: в полный голос. Как есть – «разведчик»! Русские не остались в долгу. Правда, кричать на тот берег они не стали, и вместо этого «прокричали в эфир»: «Немцы»! Старательно приняв друг друга за противника, стороны «закрепились на занятых рубежах». Следующий ход был за капитаном. Как у «немца», у него имелась возможность ретироваться. Но тогда пришлось бы отказаться от выполнения задачи. Был и другой вариант: немножко пошуметь уже не только словами, и всё под той же маской.

Капитан подумал – и избрал его. Но эта мысль случилась уже после того, как дефиле в кустах было закончено, и вся группа «десантировалась в обратную сторону». После этого участники словесного контакта на время превратились в участников контакта огневого, но совсем не страшного. Главной целью было по-прежнему доработать образ, а буде возможно – прояснить диспозицию и намерения друг друга. Как и задумывалось, стрельба приняла рекогносцировочный характер.

Но сколько верёвочки ни виться, а в каждой шутке лишь доля шутки. То есть, шутить ещё было можно, но уже ненужно: численность и дислокация русских были установлены. Приказ был выполнен, хотя бы и методом «условного боя». Фланги русских были нащупаны – «не фронт, однако». Но аналогичного «успеха» добились и русские: ориентируясь по «вилке», которую устроили «коллеги с того берега», капитан в этом нисколько не сомневался.

– Сержант!

– Да, сэр?

– Сообщи в дивизию наши координаты и доложи о том, что приказ выполнен.

– Слушаюсь, сэр!

Сержант уже изготовился к обратному маневру, но капитан придержал его рукой за плечо.

– И ещё…

Капитан не выдерживал паузу: колебался. Недолго.

– Вызывай подкрепление!

– Ещё одну группу?

Нервическая усмешка расчертила лицо капитана.

– Да, группу. Только – авиационную.

– ??? – отвесил челюсть сержант.

– Бомбардировщиков и штурмовиков!

– Слушаюсь, сэр… – тихо прошептал сержант: понял, что шутка зашла далеко, но капитан ещё дальше.

– И пусть следом отправляют парашютный десант. Доложи: разведка боем показала, что помощь русским ещё не подошла. Артиллерии не слышно, авиации не видно. Значит, разрыв между ними и войсками – достаточный для того, чтобы освоить его, и закрепиться на плацдарме.

Капитан помедлил – и ещё раз усмехнулся, теперь уже иной усмешкой.

– И передай, что мы просим закрепить наш образ «немцев». Пусть в эфире «устроят спектакль» для русских. Да, и пусть «накроют» волну, на которой работают «иваны». Хватит с них и того, что они уже доложили на базу об обнаружении «американских немцев».

– Есть, сэр!

Сержант уполз, а командира не отпускали сомнения. Нет, судьба русских его совсем не занимала. В отличие от некоторых коллег, он предпочёл бы иметь союзником немцев, а не русских. Занимало его исключительно принятое решение. Может, следовало попросить «удалить» русских втихую, без шума? То есть, одним десантом, без подключения авиации? Но, с другой стороны – где гарантия, что шума не случится? «Иваны» наверняка примут бой, да ещё и начальство оповестят. А и не оповестят – один хрен: в штабе русских обязательно всполошатся «молчанием» – и вышлют новую группу, а то и настоящую помощь!

– Нет!

Капитан решительно перекусил зубами травинку. Плацдарм должен быть занят, а «иванам» нужно показать, что это – дело рук немцев. Всё равно, каких: наступающих, отступающих, прорвавшихся! Дурака следовало валять по полной программе! Конечно, все и всё отлично поймут. Если, уж, разведчики поняли, то в штабе, тем более, дураков нет… по части валяния дурака! Но там уже пусть разбираются «большие звёзды»! А они своё дело сделали: «прокукарекали»! Вопрос «рассветать или нет» – вопрос начальства!

…Через пятнадцать минут американская авиация – большой специалист по части налётов на незащищенные объекты – совершила налёт на другой берег Эльбы. В отличие от времени, бомб у союзников оказалось в достатке, и они не пожалели их на «товарищей по оружию». Малочисленная разведгруппа была «оптимизирована» в кратчайшие сроки и со стопроцентным результатом. Следом пошёл десант. И всё это – в сопровождении радиошума открытым текстом на тему «Добьём фашистского зверя в его логове!». Текст был «открыт», разумеется, специально для русских. Ни слов, ни эмоций для такого дела американские «союзники» не пожалели: эмоций – своих, слов – немецких…

– Здравия желаю, товарищ Сталин!

– Здравствуйте, товарищ Конев. Слушаю Вас.

Маршал откашлялся в трубку – явно от волнения.

– Товарищ Сталин, только что командующий Пятой гвардейской армией генерал Жадов доложил мне о том, что в районе Стрела на реке Эльба его разведчики вышли на разведгруппу американцев.

Сталин помолчал.

– А его разведчики не ошиблись?

– Никак нет, товарищ Сталин… потому что никогда уже не ошибутся.

Вождь несколько секунд дышал в трубку.

– Подробности есть?

– Да, товарищ Сталин. Командир успел передать «на базу» координаты места встречи и примерный состав группы. Американцев в них он «расшифровал» сразу.

– По физиономиям, что ли? – мрачно усмехнулся Сталин.

– Никак нет, товарищ Сталин: настроился на волну американцев. Как мне доложил Жадов, со слов командира дивизии, у разведчиков была мощная рация, трофейная. Так что возможности для подключения имелись. Да и американцы явно выходили в эфир для того, чтобы их «послушали».

Конев решительным маневром отсёк Хозяина от его сомнений – и упредил наверняка уже готовый вопрос.

– А как их… ну…

– Авиация, товарищ Сталин. Авиация и воздушный десант. Разведчики прослушали радиограмму командира американской группы «на базу» с точными координатами и просьбой обработать противника с воздуха, а потом выбросить десант на плацдарм.

– Прослушали?

– Так точно, товарищ Сталин: передача шла открытым текстом.

– Типично американская наглость, – буркнул Сталин.

– Так точно! А так как мы не исключали возможности такой встречи, то в группе был человеком со знанием языка. Во всех группах.

– Понял, товарищ Конев. Продолжайте.

– Вскоре связь с группой прервалась. Получив сообщение о намерениях американцев, командир дивизии начал срочно перебрасывать к берегу подкрепление. Батальоны тоже попали под бомбы, а вскоре наткнулись на пулемёты и миномёты… Вы меня слышите, товарищ Сталин?

Вероятно, Хозяин настолько качественно «отсутствовал в эфире», что Конев заподозрил «повреждение на линии».

– Слышу. Продолжайте.

– Самое интересное, товарищ Сталин: американцы старательно разыгрывали в эфире «войну с прорвавшимися немцами». Текст давался в открытую, явно для нас.

– Что Вы предлагаете?

Сталин решительно дал понять собеседнику, что пора уже перейти к вопросу о принятых мерах. Но Конев предпочёл бы услышать от Верховного не вопрос, а готовый приказ: ситуация вынуждала. От неё за версту несло политикой с далеко идущими и непредсказуемыми последствиями.

Командующий откашлялся.

– А точнее? – усмехнулся в трубку Сталин.

– Я думаю, товарищ Сталин, так: а чем мы хуже?!

– Правильно думаете, товарищ Конев, – потеплел голосом Верховный. – Потому, что «каков привет – таков и ответ». Или, говоря словами Шекспира, «любовью – за любовь». Мы тоже «не увидели» союзников и «не услышали» их. Приказываю: ситуацию вернуть в исходное состояние!

– Слушаюсь, товарищ Сталин!

Уже предвкушая исполнение, Конев вытянулся у аппарата с трубкой в руке.

– Авиацию применять?

– По обстановке!

– «Есть «по обстановке», товарищ Сталин!

…«Недолго музыка играла» – американские военные марши. Через пару часов занятый десантниками участок «советской территории на немецкой земле» перестал быть плацдармом. В этом мероприятии приняли активное участие ствольная и реактивная артиллерия, бомбардировочная и штурмовая авиация, танки и самоходные артиллерийские установки. Плацдарм, де-юре ещё и не успевший стать таковым, был «оптимизирован» вместе с личным составом и вооружением. Разумеется, «оптимизации» он повергался исключительно как «немецкий плацдарм, созданный в результате прорыва остатков армии обергруппенфюрера СС Штайнера на левый берег Эльбы». О характере мероприятия англо-американские союзники были поставлены в известность анонимно. То есть, через «случайно просочившиеся в эфир обрывки приказов и матерки красноармейцев»…

– Сэр, может, имело смысл информировать маршала Конева и Москву об оказании им помощи в разгроме «недобитков» Штайнера?

Начальник штаба Пятого армейского корпуса постарался не встречаться лицом с командующим армией: тот лично прибыл «для оказания методической помощи». Генерал Ходжес скривил губы.

– А потом они попросили бы нас вернуться на исходные позиции?! Нет, уж, генерал: что сделано – то сделано! И сделано правильно… хоть и неправильно!

– ??? – не потянул такой логики начальник штаба.

– Правильно по замыслу, неправильно по исполнению! Нужно было основательно закрепляться. Так, чтобы русские поняли: здесь нахрапом не возьмёшь. А потом начались бы переговоры, консультации и прочая «бодяга». То есть, именно то, чего мы и добиваемся.

Ходжес махнул рукой.

– Теперь – всё?

В голосе начальника штаба промелькнула надежда: как и все штабисты, он не был сторонником «экстремистских действий».

Ходжес покосился на него и усмехнулся.

– На этом участке – да. Здесь нам уже ничего не светит: русские основательно подготовились к «дружеской встрече непрошенных помощников».

– «На этом участке»?! – досрочно упал духом начштаба.

– Будем теперь пробовать в районе Торгау, – выразительно покосился в него Ходжес. – Дайте мне командира Шестьдесят девятой пехотной дивизии…

Глава сороковая

Гросс-адмирала давно и след простыл, а Шелленберг никак не мог водворить на лицо улыбку.

– Что, Вальтер?

Лицо Шелленберга дополнительно посерело.

– Вы не заметили ничего странного, рейхсфюрер?

Если Гиммлер и не заметил ничего странного раньше, то сейчас уже не мог не заметить. Шелленберг вёл себя странно, будто не был самим собой – и рейхсфюрер тут же «подвергся».

– Что Вы хотите этим сказать, Вальтер?

– Он ни разу не назвал Вас рейхсфюрером! – сразу же «захотел сказать» Шелленберг. – Ни разу!

Гиммлер оперативно посерел в ответ.

– Вы полагаете, что…

– Да! – решительно приговорил сомнения рейхсфюрера Шелленберг. – За всем этим что-то стоит. Неспроста он тут сорил намёками. И неспроста фон Грейм прилетел к нему. И вряд ли – с пустыми руками.

– Вы думаете, что это – правда?

Гиммлер мужественно дрогнул голосом.

– Что именно?

– Ну… то, что Грейм прилетел к нему… из Берлина?

Шелленберг не стал уходить глазами.

– Фон Грейм – фанатик, рейхсфюрер. Безмозглый фанатик. А, если его «везла» эта психопатка Райч, вывод ясен: на пару они могли и пробиться в Берлин, и «выбиться» из него. «Нам нет преград», как поётся о подобной публике в одной русской песенке! Наверняка, и с Гитлером они побеседовали: оба – в авторитете у этого шизофреника!

– В-а-аль-тер!

Шелленберг поморщился.

– Не о том Вы думаете, рейхсфюрер…

Гиммлер молча побледнел в ответ. Вскоре ему захотелось поделиться мыслями: эта ноша была слишком тяжёлой для одного. Делился он в формате «я возвращаю Ваш портрет».

– А что Вы думаете «о том», Вальтер?

– О шизофренике и политкорректности? – ухмыльнулся Шелленберг. Ухмыльнулся кисло, без оптимизма, лишь покосив щекой. Ни глаза, ни губы не участвовали в иллюстрации.

Гиммлер поморщился.

– Ва-а-ль-тер!

Шелленберг оперативно выправил щеку.

– Я не исключаю худшего, рейхсфюрер…

Даже сидя, Гиммлер пошатнулся на подкосившихся ногах: так невыносим был груз догадки.

– ???

Ни сил, ни политического мужества на текст у него не набралось. Но перевода не требовалось – и Шелленберг «занёс меч»:

– Полагаю, рейхсфюрер, что фон Грейм, хоть и прибыл к Дёницу, но по другую голову…

И таким выразительным оказался его взгляд в рейхсфюрера, что тот немедленно потерял лицо. Маски под рукой у него не было, и на месте остались лишь глаза: выкатившиеся из орбит, с расширенными, как у кокаиниста, зрачками. Догадка состоялась…

… – Рейхсфюрер: только что получено!

Закрепляя новую традицию, Шелленберг без стука вошёл в комнату Гиммлера. Вновь не случилось то, чего не случалось никогда: рейхсфюрер не указал Шелленбергу ни на злоупотребление доверием, ни на дверь. Всё потому, что бригаденфюрер никогда не заходил с пустыми руками – даже, если они были пусты. Правда, нередко Гиммлер предпочитал бы обратный расклад: по части «профессиональных обязанностей» Шелленберг всё время напрашивался на родство с Кассандрой. Ни одна его информация не тянула ни на елей, ни на бальзам. Но все укоризненные взгляды рейхсфюрера отбивались одним-единственным Шелленберга, формата «предостережён – значит, вооружён!». Ничего равноценного этому доводу выставить против рейхсфюрер не мог.

Но сейчас руки бригаденфюрера были не пусты. Одной из них Шелленберг и положил на стол перед рейхсфюрером какую-то бумагу. Гиммлер заранее дрогнул рукой – и потянулся за листом. Вскоре буквы заплясали у него перед глазами: «Раскрыт новый заговор. По радиосообщениям противника, Гиммлер через Швецию добивается капитуляции. Фюрер рассчитывает, что в отношении заговорщиков Вы будете действовать молниеносно и с несгибаемой твёрдостью. Борман».

– Кому адресовано?

К дрожащей руке Гиммлер добавил не менее дрожащий голос.

– Гросс-адмиралу Дёницу!

Гиммлер побледнел – и тут же упал духом. Не только потому, что Шелленберг опустил неизменное «рейхсфюрер», хотя и это не могло быть случайностью. В их общении «рейхсфюрер» было то же самое, что и «сэр» – в общении между англичанами: попробуй, не скажи! И вряд ли бригаденфюрер всего лишь зарвался: за этим стояло что-то более серьёзное. А это «что-то» могло стоять лишь на пару с вопросом. С вопросом Гиммлера и его рейхсфюрерства. И поставить этот вопрос мог только один человек в рейхе: фюрер.

– А почему именно Дёницу?

Гиммлер и сам бы не узнал своего голоса: так заметно тот сел.

– Почему Борман пожаловался именно Дёницу?!

– «Пожаловался»! – криво ухмыльнулся Шелленберг. – Ну, Вы скажете! Нет, он не пожаловался: он проинструктировал! А, вот, почему именно Дёница – это действительно вопрос… Хотя…

Лицо Шелленберга начало осеняться догадкой – и лицо Гиммлера ещё больше обесцветилось. Рейхсфюрер не был ни «страусом», ни дураком, поэтому и догадка не могла быть исключительным достоянием бригаденфюрера.

– Что «хотя», Вальтер?!

Присутствие мысли не мешало отсутствию духа. Гиммлер явно боялся озвучить догадку, предоставляя эту сомнительную честь визави. Шелленберг дополнительно прокис взглядом.

– Возможно, это не вопрос, а ответ.

– ???

– Не исключено, что фюрер уже положил глаз на Дёница.

– Не понял…

– Возможно, гросс-адмирал Дёниц намечен преемником фюрера. Точнее, рейхспрезидентом и Верховным командующим вермахта.

Даже стул под задом не помешал ногам Гиммлера качественно подкоситься.

– Этого не может быть…

– Нет, как раз это и может быть!

Шелленберг оппонировал не резко, а с горечью. И не потому, что «соблюдал дистанцию» или проливался бальзамом. Ему самому эта гипотеза была поперёк горла – уже тем, что являлась всего лишь отложенной правдой.

– Доказательства! – художественно дёрнул кадыком Гиммлер.

– Анализ последних событий, так или иначе связанных с именем Дёница. Дать хронологию?

Гиммлер мотнул головой: Шелленберг был прав. Рейхсфюрер и сам мог дать и хронологию, и анализ. Но сейчас он неожиданно отступился от самого себя: предпочёл отработать в стиле «а ля рюсс». «Не ошибаюсь, к сожалению, но вдруг?!». Только в политике счастливых «вдруг» не бывает: все – «обратного свойства». Что и подтвердил сейчас Шелленберг, как всегда, прямолинейный и безжалостный. В такой ситуации Гиммлеру оставалось лишь одно: «вскрывать нарыв до конца». Самому, не дожидаясь, пока это сделает бригаденфюрер, но куда менее деликатно: «грубыми руками и без анестезии».

– То есть, Вы хотите сказать, Вальтер, что и рейхсфюрер… что я как рейхсфюрер…

– … больше не рейхсфюрер! – хладнокровно «добил раненого» бригаденфюрер.

И Гиммлер умер – «по состоянию на сегодняшний день». Но «умер» он рейхсфюрером, с надеждой «на воскрешение» в должности уже завтра. И потому, что надежда умирает последней. И потому, что русский «авось», подкреплённый немецкой предприимчивостью – это неиссякаемый источник надежды. И потому, что Шелленберг, всё-таки, расщедрился на анестезию, заключив свой «приговор» словами: «может быть». Отсутствие уверенности в плохом – разве не шанс на хорошее?!

Да и «умирать» Гиммлер не собирался. По совокупности доводов он собирался лишь отлежаться, и дождаться подхода свежих сил, как физических, так и умственных. Так что, если Дёниц и в самом деле был накануне производства, то рано он радовался: Гиммлер уже стоял на очереди. С явным намерением отсмеяться последним…