Ссор крепко не любил; всегда имел искреннее усердие служить прихожанам в разных их требованиях: оставит, бывало, собственные нужные дела, чтобы написать для какой-нибудь крестьянки письмо к сыну, или прочитать письмо мужа к жене и детям, или заняться какими-нибудь недоразумениями крестьянина в делах свадебных, или сказать какой-либо совет, прочитать молитву при случаях чьей-либо болезни и проч. Любил и умел он сказать к случаю и сердечное слово назидания, поучить того страху Божию, другого почтению к родителям; в одном месте утешался согласием супругов, в другом журил нетрезвых за бесчиние. Особенно он любил детей, и дети также везде его любили.
В своем домашнем кругу он был удивительно тих и кроток, с степенною важностию; мы, дети, любили и боялись его, хотя он вовсе не был строг к нам. Когда мы еще росли, он должен был сам обрабатывать землю; и как все это дело шло у него ровно и тихо! Другие с утешением и назиданием для себя указывали, как он, без работника или работницы, с одними своими детьми, работал в тишине, в порядке, с благодушием, не отставая от прочих многолюдных и крепких здоровьем семей. Всякую нужную для хозяйства вещь умел он, бывало, устроить сам.
Ему всегда обычно было спокойное и светлое расположение духа, выражавшееся добродушными речами. Но при этом и характер человека духовного всегда был виден в нем: это была именно благочестивая, духовная его рассудительность. Бывало, пойдет со мной, маленьким еще мальчиком, в место какой-нибудь сельской работы, начнет разговаривать о чем-нибудь так попросту и незаметно, как десятилетнего отрока заставит думать и рассуждать с ним о чем-нибудь духовном и полезном. Учиться у него было для меня истинное наслаждение; благочестивая отеческая его любовь сделала то, что я сам не видел, как выучился с понятием читать и церковные, и гражданские книги, какие он давал мне.