Когда я пришёл в терминал, погрузка шла полным ходом. Всюду сновали транспортные тележки. Манипуляторы снимали с конвейера ящики, и ставили взамен другие. На крюке портального крана раскачивался модуль странной формы. Ума не приложу, куда его собирались поставить.

Я отыскал дежурного администратора, чтобы узнать, в чём дело, ведь обычно к моему появлению погрузочные работы завершаются. Дежурный отмахнулся от расспросов:

– В последний момент поменяли компоновку отсеков, – сказал он и вернулся к своей консоли.

Найдя свободную консоль, я вывел на экран схему отсеков и на всякий случай проверил распределение грузов в трюмах. Капсула выглядела непривычно. За шесть лет работы оператором грузового орбитального лифта, я не встречал такой странной конфигурации. На внутреннем кольце установили пять пассажирских кают, а на внешнем, возле основного шлюза, небольшой грузовой модуль.

Грузовой лифт универсален, но для перевозки пассажиров используется редко. Обычно я рад попутчикам. Общение с новыми людьми разнообразит монотонную работу, но пятеро, пожалуй, перебор.

***

Вопреки опасениям, погрузка завершилась в срок. Я спешно проверил герметичность отсеков и готовность оборудования, после чего вышел встречать пассажиров.

В небольшом зале ожидания их было четверо.

Невысокий пожилой мужчина в старомодном костюме нервно расхаживал по залу. Чуть поодаль от него, но достаточно близко, чтобы понять, что они вместе, на скамейке сидел высокий и круглолицый молодой человек. Он был одет в светлые брюки и футболку, словно старался ничем не походить на своего спутника. В отличие от пожилого мужчины, он был спокоен и выглядел немного сонным.

В дальнем углу зала крепко сбитый бородатый мужчина беседовал с очаровательной белокурой девушкой. Густота загара и одежда выдавали в них туристов. Мужчина был в пёстрой гавайской рубахе, сандалиях и шортах цвета хаки. Девушка в лёгком светлом платье и широкополой соломенной шляпке. В руках она держала небольшую сумочку и солнцезащитные очки.

Чуть наклонившись, мужчина что-то сказал своей спутнице. Девушка вежливо улыбнулась, словно поняла, что это шутка, но не поняла её смысла.

«У неё приятная улыбка», – отметил я.

Девушка была красива, знала о своей красоте и умела ею пользоваться.

Я откашлялся, привлекая внимание, и сказал:

– Прошу всех на борт.

– Наконец-то, – буркнул старик и дал знак молодому коллеге.

Старик подошёл первым и протянул ID-карту пассажира, которая заменяла билет. Я провёл картой через сканер, вернул её владельцу и посмотрел на экран.

Таймас Саяров – профессор Байконурского Технологического Института.

Его коллега: Пьер Лафарг – математик, Монреальский университет.

Проверка документов по большей части формальность. При сканировании билета активировался встроенный дозиметр. Данные об облучении пригодятся медицинским службам на орбите. Путешествие через радиационный пояс может отразиться на здоровье, но пассажирам лучше об этом лишний раз не напоминать.

Следующая ID-карта – Анна Фишер, актриса.

Её спутник – Генри Драйден, актёр.

Я объяснил пассажирам, как пройти к каютам, и посмотрел на часы. Пятый пассажир задерживался. Если не появится за пять минут до старта, придётся отправляться без него.

Пассажир появился буквально в последнюю минуту. Он вбежал через дверь, ведущую в служебные помещения, и сразу крикнул:

– Подождите меня!

Это был мужчина среднего роста и среднего телосложения. Можно сказать, что и возраста он был среднего – где-то чуть больше сорока. Он ещё не начал лысеть, но уже было заметно, откуда начнётся этот процесс. В левой руке пассажир нёс тяжёлый чемоданчик, а через правую перекинул плотный плащ. Он вообще был одет не по погоде – в вязаный свитер на молнии и шерстяные брюки. По его лбу ручьём стекал пот.

– Извините, я немного заблудился, – сказал он.

– Ничего страшного.– Я провёл картой через прорезь сканера и посмотрел на экран. – Главное, что вы успели, мистер Смит. Хотя ещё чуть-чуть, и пришлось бы стартовать без вас.

Кристофер Смит – литератор. Так было написано на экране.

Мы вошли в шлюз.

– С самого утра день не задался, – начал оправдываться Смит.

– Бывает… – сказал я и закрыл внешнюю дверь.

Смит, тем времен, продолжал:

– Из-за снегопада в Нью-Йорке задержали вылет стратоплана. В Сингапуре я замешкался в аэропорту и опоздал на рейс. Представляете, не успел буквально на одну минуту…

«Представляю, – мысленно ответил я. – Даже в XXII веке остались растяпы».

Внутренняя дверь шлюза с шипением герметизировалась.

– Пришлось мчаться на попутном экраноплане к стартовому комплексу на островах Бату, чтобы успеть на ваш рейс.

– Следуйте за мной, – поторопил я.

– Да-да, конечно.

Мы пошли по коридору к центральной части капсулы. Возле своей каюты стоял профессор Саяров.

– Нам нужно поговорить, – обратился ко мне профессор, и бросил недоверчивый взгляд на Смита.

– Добрый день, – сказал Смит профессору и поднял руку к голове, будто хотел приподнять шляпу. Шляпы на нём не было, отчего Смит смутился.

В том, что он мог прошляпить собственную шляпу, я не сомневался.

– Я занят, профессор. Скоро старт. Вернитесь, пожалуйста, на своё место, – сказал я и двинулся дальше.

Мы дошли до внутреннего полукольца, огибающего центральный силовой агрегат, где повернули налево и, миновав два боковых коридора, добрались до рубки управления.

– Мистер Смит, ваша каюта в следующем коридоре. Постарайтесь не мешкать, старт через три минуты. Перегрузки не опасны, но лучше встретить их в специальном кресле.

– Хорошо, хорошо, – Смит быстро удалился.

Я занял своё место в рубке, пристегнулся и сказал в микрофон:

– Уважаемые пассажиры, меня зовут Стэнли Мортон. Пожалуйста, займите свои места и пристегните ремни. Старт через две минуты.

Я бегло осмотрел приборы. Все показатели находились в пределах нормы. Балансировка не нарушена. Заряд сверхпроводящего накопителя – 95%. Двигатели разогнаны симметрично, и реактивная мощность в порядке. Я нажал кнопку готовности.

По-настоящему сложными и требующими моего внимания являются этапы разгона, большая же часть рейса проходит с постоянной скоростью, когда с управлением приводами справляется автоматика. Мне оставалось следить за энергетическим балансом и изредка подправлять команды компьютера. Работа не напряжённая, но требует усидчивости и постоянного внимания.

Операторы грузовых лифтов – чернорабочие космонавтики. На такой службе не сыскать ни денег, ни славы. И, конечно же, не ради денег я выбрал эту профессию. С детства я мечтал о космических путешествиях, получил профильное образование и готовился стать пилотом, но не прошёл медкомиссию. При углублённом обследовании у меня выявили врождённую аномалию в работе сердца. В жизни она ничуть не мешала, но длительное пребывание в невесомости могло состарить сердце за несколько лет. Мне оставался доступен единственный способ регулярно «путешествовать» в космосе – работа на орбитальном лифте. Им я и воспользовался.

Из динамика раздался гудок, предупреждающий о начале обратного отсчёта. До старта тридцать секунд.

На грани восприятия я почувствовал вибрацию. Она постепенно нарастала – приводы переходили в рабочий режим. Четвёртый электродвигатель работал с небольшим опережением, но автоматика быстро выровняла скорости.

Вновь раздался предупреждающий сигнал: – 5

Затем ещё: – 4

Пуск.

Перегрузка вжала в кресло. Паровые катапульты стартового комплекса подбросили лифт вверх. Плавно включилось сцепление, Редукторы взвыли, и перегрузка начала постепенно спадать. Скоро угасла и вибрация. Лишь низкий гул напоминал о работе приводов.

Я следил за равновесием приводов и остатком энергии в накопителе. Всё шло в штатном режиме.

На высоте около двухсот километров, пришёл запрос с орбитальной энергостанции. Автоматика подтвердила готовность, и на приёмный контур лифта полился поток СВЧ-излучения. Теперь лифт двигался с постоянной подпиткой, набирая энергию для второго этапа разгона.

Я облегчённо вздохнул, включил микрофон и сказал:

– Уважаемые пассажиры, можете отстегнуть ремни. В течение сорока минут можно свободно перемещаться по салону. – Чуть поразмыслив, я добавил. – Можете обращаться ко мне с любыми вопросами. Рубка находится между третьим и четвёртым коридорами.

Почему-то я не сомневался, что желающие побеседовать найдутся.

Через некоторое время в коридоре кто-то деликатно откашлялся, и я услышал голос Кристофера Смита.

– Можно?

– Конечно. Заходите.

Рубка не была отделена от коридора – широкий проём в стене делал её открытой для доступа, но Смит всё же не решался войти. С сомнением он спросил:

– Я вам точно не помешаю?

– Ни в малейшей степени, – с улыбкой сказал я.

– Я хотел вас кое о чём расспросить. – Смит всё стоял на пороге.

– С удовольствием отвечу на ваши вопросы. – Я взглянул на панель приборов. – В ближайшие полчаса мне абсолютно нечем заняться.

Смит всё же решился и прошагал к дивану, стоящему у дальней от входа стены. В рубке имелось всё для отдыха экипажа, пусть даже и состоящего из одного оператора.

Я нажал кнопку на сенсорной панели. Ставни на стене разошлись, открывая вид на звёздное небо и округлившийся горизонт.

Кристофер Смит подошёл ближе, чтобы взглянуть на Землю, но вдруг повернулся ко мне и разочарованно спросил:

– Стереоэкран?

Я кивнул и нажал ещё одну кнопку. Изображение стало медленно перемещаться вслед за поворотом камеры.

– Всё же лучше, чем запись. – Смит бросил взгляд на экран и сел на диван. – Вы не против, если я задам несколько вопросов о вашей работе?

– Думаю, у меня не самая интересная работа в ближнем космосе, – пошутил я. – Зато свободного времени много…

– Но чем-то вас эта работа привлекла? – спросил Смит.

Я задумался.

– Знаете, я стал работать лифтёром, когда только началась подготовка Третьей Звёздной. Наши рейсы обслуживают строительство звездолёта, и я горжусь своим вкладом в подготовку полёта к Сириусу.

Смит задумался, после чего спросил:

– Я так понимаю, что на вас возложено управление лифтом?

– Лифтом управляет автоматика. Моё вмешательство нужно только в крайнем случае.

– И часто бывают такие случаи?

Мне показалось, что Кристофер несколько напряжён. Должно быть, разговор он затеял только ради этого вопроса. Я решил убедить его в безопасности рейса.

– «В крайнем случае» – вовсе не значит, что капсуле угрожает опасность. Я помогаю автоматике, если она медленно восстанавливает равновесие. Даже мелкие неприятности случаются не в каждый рейс. Но, смею вас заверить, пассажиры едва ли что-то заметят.

– А серьёзные поломки? – Кристофер не удовлетворился ответом.

– Космические лифтовые системы – крайне надёжный вид транспорта, – я непроизвольно приосанился. – Никакая одиночная поломка не приведёт к аварии. Системы управления резервированы четырёхкратно. Отказ любого из шести приводов лишь снизит скорость подъёма, а для продолжения движения достаточно двух симметричных приводов.

– Но если оборвутся тросы?

– Тросы имеют десятикратный запас прочности. За многие десятилетия эксплуатации лифтов случилось лишь несколько обрывов из-за попадания метеоритов. Но, как и в случае с приводами, двух симметричных тросов достаточно для продолжения подъёма.

– А если целыми останутся несимметричные тросы?

– Тросы можно перемещать на другие приводы с помощью манипулятора. Но даже если случится невероятное, и все тросы оборвутся, на капсуле есть двигатели и запас топлива для выхода на стабильную орбиту. А если высота недостаточна, – предупредил я его вопрос, – можно вернуться на Землю и плавно опуститься на парашютах в океан…

– Здравствуйте, молодые люди.

В рубку вошла Анна Фишер. Очень вовремя. Если бы Смит напрямую спросил о слабых местах капсулы, я не стал бы врать. Уязвимым местом лифта был сверхпроводящий накопитель энергии. Если сверхпроводящие кольца разорвать или просто нагреть выше критической температуры, вся запасённая в них энергия выделится мгновенно. Капсула тут же испарится, а мы даже почувствовать ничего не успеем. Но защита у накопителя крепкая, пробить её может разве что метеорит размером с кулак. Впрочем, капсуле не поздоровится от попадания такого метеорита в любое место.

– Добрый день, – сказал Кристофер и жестом пригласил девушку садиться.

Анна посмотрела на усеянный звёздами экран, едва заметно улыбнулась и спросила:

– Вы уверены, что сейчас день?

– О, недавно я был уверен, что буду единственным пассажиром на борту. Как хорошо, что я ошибался. Моё имя – Кристофер Смит.

– Анна Фишер. Можно просто Анна. – Девушка посмотрела на меня. – А как обращаться к нашему капитану?

– Стэнли Мортон. Можно просто Стэнли, и я вовсе не капитан. – Я улыбнулся и обернулся к мониторам, чтобы скрыть смущение.

– Стэнли… – Анна задумалась, будто оценивая имя по одной ей ведомой шкале. – Можно я буду звать вас капитан?

– Как вам угодно. – Я махнул рукой.

– Крис, можно вас так называть? – спросила Анна. Кристофер кивнул. – О чём вы беседовали с капитаном, когда я вас прервала?

Смит чуть смутился.

– Мы обсуждали… Э-э-э… – Кристофер задумался, но быстро нашёлся: – Мы обсуждали надёжность космической техники.

– Право же, я этим совершенно не обеспокоена. Что может быть крепче алмазных нитей?

– Углеродная нанолента, из которой сделаны тросы, в сто раз прочнее алмаза, – заметил я.

Анна с укором посмотрела на меня.

– Кому интересны технические подробности, капитан? «Алмазные нити, ведущие к звёздам» – звучит куда романтичнее…

– Для нашего рейса есть романтичное название, – сказал Крис. – Знаете, как раньше неофициально называли орбитальную станцию, на которую мы поднимаемся?

– Баллистический космодром среднего космоса, номер какой-то там. Я в этом плохо разбираюсь. – Анна махнула рукой.

– Таково официальное название, но раньше употребляли и другое. Более ста лет назад началось строительство комплекса орбитальных станций, который мы знаем как «Звёздное Ожерелье». Пространство стационарной орбиты разделили на сектора, условно названые по именам зодиакальных созвездий: Aries, Taurus, Virgo… Согласитесь, название придумал романтик…

– Да-да, я что-то такое слышала.

– В секторе Libra на высоте 100 000 км построили пусковую площадку для стартов к Марсу. К ней подвели два лифта: из Сингапура и от островов Бату. В ясную безлунную ночь с Земли можно видеть тросы этих лифтов. Они сходятся в одну точку, как острие кинжала, устремлённого во Вселенную. Поэтому, станцию запуска, а за ней и станцию на стационарной орбите стали называть Остриём. Острие Весов или Острие Равноденствия. Согласитесь, звучит, и не так важно, из чего сделаны тросы.

– Действительно… – Анна задумчиво посмотрела в потолок. – Но почему вы усомнились в надёжности лифта?

Должно быть, она разгадала попытку Криса сменить тему.

– Я писатель, – сказал Крис. – Пишу приключенческий роман о начальной эпохе освоения космоса, как раз про Острие Равноденствия. Рабочее название – “Происшествие в лифте”. Но я долго не мог придумать, какие могут случиться происшествия. Решил сам прокатиться на орбиту для вдохновения.

– И как впечатления?

– Замечательно! Вот только на свой рейс я опоздал. Пришлось срочно переправляться на соседний стартовый комплекс. – Крис улыбнулся. – О чём я ни в малейшей степени не жалею.

– Мы не докучаем вам своим обществом, капитан? – уделила и мне немного внимания Анна.

– Нет, что вы. Кристофер, прекрасный рассказчик, продолжайте…

– Крис, вы пишете под своей фамилией? – спросила девушка.

– О, разве можно вообразить американского писателя по фамилии Смит? Я работаю под псевдонимом, даже под несколькими для разных жанров…

В рубку быстрым шагом вошёл профессор.

– Добрый вечер, – сказал он и встал возле обзорного экрана.

Я не стал уточнять, что сейчас разгар дня, ведь мы живём по времени своего сектора. Заглянув в список пассажиров, я представил вошедшего:

– Это профессор Таймас Саяров из Байконурского института.

– Очень приятно, профессор. – Девушка обворожительно улыбнулась. – Меня зовут Анна, это Крис, а нашего капитана зовут Стэнли.

– Вот, значит, как? – Профессор внимательно посмотрел на Анну. Реакция была несколько странной, но Анну это не обескуражило.

– Саяров? – Анна оценивала необычную фамилию. – Вы русский?

– Я казах! – Профессор вздёрнул подбородок и отвернулся к «окну».

Анна посмотрела на меня, чуть заметно пожала плечами, а затем спросила:

– Как впечатления от рейса, профессор?

– Отвратительно… – сухо проговорил профессор – И ваши дурацкие расспросы только действуют мне на нервы.

Анна вспыхнула. Я заметил, как дрогнули её губы, но девушка быстро взяла себя в руки.

– Хам! – негромко, но отчётливо сказала она и вышла из рубки.

– Извините, – сказал Крис и тоже вышел.

Я недоумённо проводил их взглядом. Девушка пошла направо, а Крис повернул налево к своей каюте.

– Вы чем-то недовольны? – спросил я профессора.

– Я просто взбешён! – профессор ударил кулаком в ладонь. – Здесь космический транспорт или бардак? Никакой дисциплины.

– Что-то вы не в духе, – попытался пошутить я.

– Я покажу, почему я не в духе! – прокричал профессор. – Идите за мной!

Я посмотрел на показания приборов.

– Это не займёт много времени?

– Мне не важно, сколько это займёт времени. Или вы пойдёте со мной, или я буду жаловаться на вашу некомпетентность.

Признаться, мне стоило огромного труда сдержаться, но я всё же сказал:

– Если вы настаиваете…

– Конечно я настаиваю! Каким нужно быть тупицей, чтобы этого не понять?! – Выместив раздражение, профессор чуть остыл и сказал уже спокойнее. – Следуйте за мной.

Поначалу я думал, что профессор ведёт меня к своей каюте, и стал прикидывать, что в ней может быть не так. Но он прошёл мимо каюты и остановился возле следующей двери. Я понял, что это и есть странный грузовой модуль с выходом в общий коридор.

– Взгляните на это!

Профессор показал на узкий бумажный прямоугольник, приклеенный неподалёку от ручки. На нём был нарисован синий круг с каким-то узором.

– Откуда это здесь? – спросил я и протянул руку к листку.

– Не смейте прикасаться! – взвизгнул профессор. – Вы ещё ответите за то, что печать сорвана!

– Какая печать? – Я понял, что груз очень важен для профессора. На двери было установлено три сенсора сигнализации, но ни один из них не зафиксировал взлома. – Всё в порядке.

– Ничего не в порядке! Моя печать… – профессор ткнул пальцем в клочок бумаги, – сорвана. Её сорвал кто-то из пассажиров или халатные работники в погрузочном терминале.

Я ещё раз посмотрел на целый листок с печатью и спросил:

– Когда вы её наклеили? Ещё до старта?

– Сразу после того, как разместил там свои вещи перед погрузкой.

– Для защиты от микроорганизмов модули перед установкой в капсулу облучают ультрафиолетом и нагревают. Клей просто отсох.

– Клей не мог отсохнуть…

– Не волнуйтесь. Сигнализация работает. С вашими вещами ничего не случилось, и не может случиться. – Я посмотрел на часы. – Вернитесь, пожалуйста, на своё место, скоро начнётся второй этап разгона.

Я за локоть проводил профессора в каюту.

Вернувшись за пульт, я собрался с мыслями, всё же профессор порядком меня разозлил. Люди по-разному воспринимают неприятности. Одни считают, что всему виной простая случайность, другие в первую очередь ищут чей-то злой умысел. Профессор Саяров относился ко второй категории, к тому же обладал талантом выводить людей из себя. Даже вежливый и немного робкий Кристофер не выдержал его общества.

– Уважаемые пассажиры, прошу вас занять свои места, – сказал я в микрофон. – Второй этап разгона начнётся через три минуты.

На этом этапе нет больших ускорений, ощущение перегрузки появится лишь из-за заметно ослабевшей на высоте силы тяжести. И всё же в предупреждении есть прок. Во время разгона пассажиры не должны перемещаться по капсуле, чтобы не нарушалась центровка. К тому же, мы приближались к радиационному поясу, и находиться в хорошо экранированных каютах полезнее для здоровья.