Привет, Свет!

Глава 6

С тех пор я каждый день провожал Светку до дома. Чтобы снова не оконфузиться, старался не смотреть на неё, когда она смеялась или просто широко открывала рот. Но время шло, зубы у неё выросли, ровные, красивые, не то, что у меня. Теперь она могла спокойно смеяться, не опасаясь кого-либо испугать. И в этот момент она была так прекрасна, что глаз невозможно было оторвать. Я специально старался её рассмешить, чтобы лишний раз полюбоваться ею.

Друзья к новшеству в моей жизни отнеслись так, как обычно реагируют мальчишки на такие вещи. Сначала подшучивали, дразнили всячески, по-дружески, разумеется, чтобы я не обиделся и не накостылял кому. А затем, когда Кешино пророчество «Через месяц ты ей наскучишь, и она тебя бросит как надоевшую игрушку» не сбылось, тогда стали завидовать. Ну ещё бы! Ведь самая красивая девчонка в классе предпочла дружить со мной, а не с кем-то из них. А когда не сбылось очередное Кешино предсказание, что до весенних каникул мы с ней разбежимся, они смирились и стали относиться к Светке как к другу. Ведь друг моего друга – мой друг.

Тётя Аня и дядя Володя, Светкины родители, к концу учебного года относились ко мне уже как к родному. Приглашали в гости попить чайку или перекусить, но я всегда отказывался, ссылаясь на то, что меня ждут дома. А вот сестра её Катька, гадина такая, меня почему-то невзлюбила и, чтобы досадить, дразнила нас «жених и невеста» и делала нам всяческие гадости.

Во втором классе я вызвался носить Светкин портфель. Светка всячески этому противилась, но я всё-таки настоял на своём. Вернее, мне опять помог случай. В начале декабря, когда мы возвращались со школы, она вдруг поскользнулась около железнодорожного переезда, упала и ушибла локоть. Я помог ей встать, затем молча поднял её портфель и донёс его до дома. Локоть болел долго, и всё это время я носил портфель. С тех пор так и повелось. Мы выходили на крыльцо, я забирал у Светки портфель, а у калитки, прежде чем проститься, возвращал его.

А к концу третьего класса мы стали ходить, взявшись за руки. Это у нас получилось как-то само собой, вдруг. Однажды, шагая домой, мы слишком близко подошли друг к другу, наши ладошки соприкоснулись и помимо нашей воли тут же ухватились друг за дружку. Я удивлённо посмотрел на Светку, та на меня, но руку из нас никто не разжал. Так мы и дошли до её калитки.

В пятом классе мы поссорились. Впервые за всё время нашего знакомства.

К тому времени мы уже учились в средней школе №15, куда перебрались после окончания третьего класса, навсегда распрощавшись с начальной школой №3, которую я и Светка закончили на одни пятёрки. Маршрут нашего движения изменился, так как новая школа находилась в другом районе. Но путь к моему дому по-прежнему пролегал мимо Светкиного, так что, в принципе, ничего не поменялось, только дорога. Теперь мы заходили на Светкину улицу с другой стороны через переулок, который соединял Нижнегорскую и Стандартную, которую ещё один проулок соединял с улицей Больничная. Ну, а на противоположной стороне этой Больничной, через дорогу, возвышалось трёхэтажное кирпичное здание – наша новая школа. То есть она тоже был рядом. Хотя, если быть точным, дорога стала чуточку длиннее, что было нам только на руку, потому что позволяло подольше побыть вместе. Ведь в школе, чтобы избежать злых языков и насмешек, мы вели себя как одноклассники, которые сидят за одной партой, а свободно общались только после уроков по пути к её дому.

До сих пор не пойму, что же нас тогда со Светкой связывало. Детская дружба, которая с годами переросла в привычку? Так ведь мы и не дружили в обычном понимании этого слова, что подразумевало под собой свидания там всякие, встречи, охи-вздохи, походы в кино, например, или ещё куда. Поцелуи, в конце концов. Но ничего этого не было. Да и в принципе не могли быть. Какие к чёрту охи-ахи, тем более, поцелуи в двенадцать лет? Мы просто сидели за одной партой, а после уроков просто вместе шли до её дома. И всё.

Хотя чего сам себя обманываю? Лично для меня это было вовсе не просто. Я всегда с нетерпением ждал окончания последнего урока, а потом терпеливо стоял в ожидании на нашем заветном месте, если Светка задерживалась. После по-хозяйски забирал у неё портфель и с трепетом брал её за тёплую ладошку. А затем рассказывал всякие смешные глупости, лишь бы только рассмешить её, потому что она так заразительно смеялась.

Нет, скорее всего, это было подспудное желание быть ближе к человеку, который тебе нравился и был тебе дорог, только мы тогда этого не осознавали в силу малости своих лет, зато это хорошо понимали наши души, телепатически общавшиеся между собой.

Ведь Светка тоже не скрывала, что ей по душе наши совместные прогулки. Она также ждала меня около школы, если по какой-то причине покидала её первой, охотно вкладывала свою руку в мою и всегда сжимала её так, словно боялась, что я передумаю и отпущу её. В эти минуты она преображалась, становилась раскрепощённой, весёлой, я бы даже сказал, счастливой, болтала о чём-то своём, девчоночном и от души смеялась над моими шутками. Господи, какой же она была красивой, когда смеялась!

Опять вздыхаю и, прервавшись от воспоминаний, искоса смотрю на Светку, сидящую напротив через клумбу. Читаешь, голубушка? Ну-ну!

Возможно, и впрямь наши души, объединившись, ненавязчиво подталкивали нас друг к другу, но только в выходные дни и каникулы мы не встречались. И в это время я не скучал по ней, не страдал бессонницей по ночам, не мучился от того, что не видел её днями в каникулы, а летом – месяцами. Не знаю, как Светка, но я из-за постоянных игр то в футбол, то в хоккей, то в войну, то в индейцев напрочь забывал о ней. А когда помнить-то? Не успеешь проснуться, как пацаны на улицу уже зовут. За день так накувыркаешься, что вечером домой без задних ног приходишь. Наспех перекусишь и в постель. Голова подушки ещё не коснулась, а ты уже дрыхнешь. А на следующий день всё заново. И так все выходные и каникулы.

Лишь иногда, когда вдруг образовывалась пауза одиночества, передо мной вставал Светкин образ, и я с нежностью вспоминал её глаза, её улыбку, её смех, тепло её ладошки, которую всегда с благоговением сжимал в своей, и с грустью осознавал, как в эту минуту мне её не хватает. Но потом появлялись друзья, опять затевалось что-то интересное, и Светка тут же забывалась.

Вот такая у нас со Светкой была необычная дружба. И всё у нас шло хорошо, но вот в пятом классе…

Глава 7

Это был високосный год. Говорят, что он приносит несчастья. Но у нас-то было всё так замечательно! Все, кто раньше насмехались над нами, злословили всячески, теперь притихли и смотрели на нас с завистью. Казалось, ничто не предвещало беды, но накануне Нового года всё в одночасье рухнуло.

После осенних каникул у нашего класса появилась новая пионервожатая Марина Анатольевна. Чёрненькая, высокая и довольно симпатичная. Она поступала в пединститут, но не прошла по баллам. Вот и устроилась в родную школу пионервожатой, чтобы подготовиться и на будущий год снова попытаться поступить в институт. Вчерашняя десятиклассница, она была шустрой девчонкой, бойкой на язык и горазда на всякие выдумки. С нами держалась как старшая сестра, и потому всем нам сразу понравилась, и обращались мы к ней просто – Марина.

На Новый год она решила устроить нам праздник и на первый день каникул пригласила весь класс к себе в гости. Все, конечно, с радостью согласились. Но в гости пришли всего десять человек. Из них четверо пацанов: я, мой друг Костя Белов, Пашка Ефимов да Игорь Чернявский, который жил с Мариной по соседству. У меня до сих пор хранится фотография с того праздника, где мы вчетвером запечатлены у берёзы, росшей под окном её дома. Костя ещё подписал её так красиво и в рифму: «Костя, Саша, Игорь, Паша». Но Марина и этому обрадовалась. Она настряпала пирожков с повидлом, испекла торт, купила газировку и очень боялась, что вообще никто не придёт, и всё это ей придётся съедать самой. А тут привалило столько народа!

Сначала мы лопали пирожки с чаем, а потом торт с газировкой. В промежутках между перекусами играли в игры, участвовали в конкурсах, которые напридумывала наша пионервожатая. В общем, было весело и очень интересно. Мы веселились и бесились, как могли. И Марина вместе с нами, словно тоже была маленькой. А потом были танцы.

Конечно, никто из нас толком танцевать не умел, но под задорную и ритмичную музыку ноги сами пускались в пляс, а руки и тело уже подстраивались под них, и в результате получались красивые телодвижения. Я так думал тогда, но не был в этом уверен.

Но больше всего мне понравилось танго. Этот медленный танец придумал, наверное, сильно влюблённый, но очень застенчивый человек. Ведь в этом танце ты находишься в максимальной близости от партнёрши, держишь её тело в своих руках и при этом можешь шептать ей что-нибудь на ухо. И всё это на глазах у всех, и при этом никого не стесняясь. Не знаю, как другие, но лично я премного признателен человеку, придумавшему танго. Ведь благодаря ему, я впервые прикоснулся к Светкиному телу. До этого дальше её ладошки не доходило.

Когда Марина объявила танго, она разбила нас на пары и объяснила, что нужно делать – мальчики берут девочек за талию, девочки кладут руки мальчикам на плечи, – и как нужно двигаться.

Осторожно, словно брал в руки хрупкую стеклянную вазу, я взял Светку за талию и почувствовал, как вздрогнуло её тело, как напряглись мышцы спины. Я с недоумением посмотрел на неё – неужели так больно схватил? – и ослабил хват. Светка виновато улыбнулась, расслабилась и, положив руки мне на плечи, отчего мурашки пробежали по моему телу, тихо предложила:

– Давай танцевать?

– Давай, – согласился я.

И мы начали танцевать, если, конечно, топтание на месте и переминание с ноги на ногу можно было назвать танцем. Но мне на это было наплевать. Главное, я держал в руках Светку и был настолько к ней близок, что мог коснуться губами её лица. К тому времени я уже подрос и был с ней наравне. Кровь прилила мне в голову. Я так очумел от счастья, свалившегося на меня, что даже не заметил, как закончилась музыка. Светка тоже. Она, наверное, так же, как и я, всё это время находилась под властью обуревавших её чувств.

Спасибо другу, вовремя вернул в действительность. А то вот была бы потеха, вернее, для кого потеха, а для кого-то конфуз: музыка кончилась, все разошлись, а мы со Светкой продолжаем, как ни в чём не бывало, танцевать, погрузившись в своё счастье, как в нирвану.

Толчок в спину и удивлённый шёпот Кости «Санёк, ты чего?» вернули меня в реальность. Не услышав музыки, я сразу понял, что к чему и тут же остановился, и опустил руки. Очнувшись, Светка тоже мгновенно сообразила, что произошло, быстро убрала руки с моих плеч и отступила на шаг.

К счастью, нашу оплошность, кроме Кости, больше никто не заметил. Ну, разве только ещё Марина. Она так улыбнулась, когда я посмотрел на неё, что я стушевался и, покраснев, поспешил отвернуться. Но тут зазвучал барабан, потом заиграла гитара, её поддержала вторая, и зал заполнила музыка, захватившая нас в водоворот энергичного танца. После него опять был шейк, и мы почти без остановки снова стали кривляться, извиваться и крутить задами, подражая взрослым. Признаться, к концу этого танца я порядком устал, и следующий танец решил пропустить, чтобы отдохнуть. Но следующим было танго. Светка быстро подошла ко мне, и мои руки сами, словно только и ждали этого момента, тут же очутились на её талии. На этот раз она не вздрогнула, не напряглась, а улыбнулась и легко опустила свои руки мне на плечи, и мы медленно закружились среди остальных пар. Но на этот раз я был начеку. Не дай бог ещё раз проспать окончания танца. Вот тогда точно будет потеха!

Потом Марина опять поставила шейк. И хотя тонус мой восстановился за время танго, я всё же решил передохнуть. И пока Светка с подружкой Ольгой Балякаевой крутились вокруг Кости Белова, я преспокойненько отдыхал себе на диване. Время от времени я, конечно, поглядывал за Светкой. А та, заметив это, радостно улыбалась в ответ и ещё сильнее начинала виться возле Кости, словно дразня меня. Я тогда отворачивался и делал вид, что мне это по барабану. А через какое-то время снова оборачивался к ним.

Но один раз, посмотрев в их сторону, я вдруг наткнулся на взгляд Ольги Балякаевой. Светка в это время стояла ко мне спиной и извивалась перед Костей. Не успел я отвести от Ольги глаза, как она возьми и подмигни мне. Я тут же подмигнул ей в ответ. Чисто машинально. Точно так же как, когда вам говорят: «Спасибо», а вы, не задумываясь, автоматически отвечаете: «Пожалуйста». Ольга повеселела, словно этим я признался ей в любви, и прибавила темп. «Вот дура-то!» – подумал я ещё тогда, наблюдая за ней. Тут она снова посмотрела на меня и, убедившись, что я на неё гляжу, опять подмигнула. Я ответил. Ольга снова закрутилась так, словно получила допинг. Когда это повторилось в третий раз, мне это уже началось нравиться. Ты моргаешь, и девчонка начинает вертеться как заводная. Я, наверное, ещё пару раз ей подмигнул, а потом надоело, и, отвернувшись, стал ждать, когда же закончится музыка и начнётся другая, чтобы присоединиться к Светке.

Следующим был вальс. Им Марина решила закончить наш праздник.

– Белый танец! – весело объявила она, меняя пластинку. – Дамы приглашают кавалеров! Девочки, не зевайте – кавалеров у нас мало. Могут и не достаться.

Я встал, ожидая, когда подойдёт Светка. Сейчас мы возьмёмся за руки и попытаемся станцевать. Но Светка повела себя как-то странно. Она посмотрела на меня как на врага народа, постояла немного в раздумье, затем решительно подошла к Игорю Чернявскому и пригласила его. Тот аж оторопел от такой выходки. Светка редко обращала на него внимания. Пожалуй, Игорь был единственным в классе, с кем она избегала общения. Как-то я поинтересовался почему, и она ответила: «Растрёпа, какой-то неухоженный, не люблю таких, которые за собой не следят». А сейчас взяла и пригласила на танец!

Игорь, не веря в происходящее, поднялся в нерешительности и в ожидании поддержки посмотрел на меня. Но Светка схватила его за руки и утащила в круг.

Я остолбенел, нет, я окаменел, словно меня превратили в статую. Ничего не понимая, смотрел на Светку, и обида гремучей змеёй заползла мне в душу и больно ужалила. И боль эта, словно яд, тут же заполнила всего меня. «За что же ты меня так?» – возопила моя пострадавшая душа, выворачиваясь наизнанку от нестерпимой боли.

Остальные, не хуже Игоря, тоже растерялись. Они то в замешательстве смотрели на Светку, которая как ни в чём не бывало начала танцевать, подталкивая своего партнёра, то сожалеющее на меня.

– Девочки, не стойте! – вмешалась в происходящее Марина. – А то скоро танец кончится. Давайте, давайте, девочки, поактивнее.

Я не стал дожидаться, когда меня кто-нибудь пригласит – какие тут к чёрту могут быть танцы? – а развернулся и помчался в прихожую. Нашёл там свои вещи, по-быстрому оделся, обулся и выскочил на улицу.

Страсти в эту минуту бушевали во мне не шуточные. Эмоциональный срыв был настолько сильным, что слёзы хлынули ручьём. И я не мог их остановить, потому что это плакал не я, а душа.

За что? Почему? Что случилось? Эти вопросы терзали меня всю дорогу. Ведь всё было так хорошо. Когда мы второй раз танцевали танго, я настолько ошалел от близости, что решился прижать Светку к себе, правда, всего на мгновение, и почувствовал её живот. И Светка не оттолкнула меня, не отстранилась, а лишь посмотрела как-то странно и улыбнулась. У меня в тот момент сердце чуть из груди не вырвалось от радости! И тут – на тебе! Злобный взгляд, Игоря пригласила танцевать, на которого раньше сроду не глядела. Что же такое случилось, пока я отдыхал?

Я вытирал слёзы, шёл и думал. Думал и вытирал слёзы. Обида хлестала через край и не давала успокоиться. Лишь дойдя до своей улицы, мне наконец-то удалось справиться с обуревавшими меня чувствами. А когда зашёл домой, слёз уже не было, хотя глаза всё ещё были на мокром месте.

Отец, выйдя из кухни посмотреть, кто пришёл, удивлённо спросил:

– Что с тобой, жиган? Ревел, что ли?

– Да нет, с пацанами играли. Снег в глаза попал, – соврал я, раздеваясь.

– Есть будешь?

– Не хочу.

Отец молча скрылся на кухне. Несмотря на каникулы, мать была на работе, и он, как обычно, готовил ужин. В армии он почти год прослужил поваром, так что у него не плохо это получалось.

Когда разделся и прошёл в детскую комнату, я уже полностью себя контролировал и принял твёрдое решение: со Светкой всё покончено. Раз и навсегда! Даже если она на коленях будет умолять меня простить её, она никогда от меня этого не дождётся. Всё!

Тут к нам заглянул Васёк Кутиков, мой дружок со второго этажа и позвал на улицу. Сначала я хотел отказаться, а потом решил, и чего это из-за какой-то взбалмошной девчонки буду терзаться? Переоделся в уличную одежду и побежал играть.

Глава 8

Каникулы пролетели, я даже глазом не успел моргнуть. Зима была снежной. Снег валил почти каждый день. И автобазовский бульдозер, расчищавший дорогу на улице и подъезды к баракам, нагрёб в нашем дворе огромную гору снега. Такую огромную, что мы вырыли в ней лабиринт аж в три яруса. И в этом лабиринте играли и в прятки, и в догонялки. Ещё мы играли в крестоносцев. После просмотра по телику фильма «Александр Невский» это была наша самая любимая зимняя игра. Из листов фанеры мы изготовили себе щиты и разукрасили каждый на свой лад. На своём я нарисовал льва, стоящего на задних лапах. Из штакетников или другого схожего материала были выстроганы мечи. Некоторые в старых вёдрах сделали прорези для глаз и использовали их как шлемы крестоносцев. А ещё мы играли в хоккей, ходили на обвалы, где прыгали с большой высоты в сугробы. Так что за всё это время я про Светку даже ни разу не вспомнил. И про обиду, незаслуженно нанесённую ею мне, – тоже.

И вот после каникул, шагая с друзьями в школу, я даже не думал о том, что меня там ждёт. Как там поведёт себя Светка? Извинится или опять начнёт хамить, обвиняя во всём меня, как тогда в первом классе после столкновения? Потому что мне было всё равно. Я вырвал её из своего сердца, и теперь там зияла пустота, огромная, чёрная пустота.

Когда Светка вошла в класс, красивая, румяная от мороза с вздыбившейся непослушной чёлкой и поздоровалась, я сделал вид, что не заметил её. А когда она молчком опустилась рядом со мной на скамью, даже не повернул головы.

Светка тоже ни разу не посмотрела в мою сторону и не сделала никакой попытки, привлечь моё внимание.

«Значит, вот как?» – с горечью пронеслось у меня в голове. И я тут же осознал, что где-то в глубине пустоты, захватившей моё сердце, всё же остался осколочек надежды, что Светка раскается в своём проступке. «Ещё чего не хватало! – заявил я сам себе тогда. – Немедленно найти этот осколок и уничтожить!» И сделал это без сожаления.

После уроков я задержался, чтобы дать возможность Светке уйти. Но когда вышел на крыльцо, то увидел её, стоящей на том месте, где мы обычно дожидались друг друга. Выходит, всё-таки осознала, что была не права, и теперь хотела извиниться. Только зря она это затеяла. Я даже раздумывать не стал, как поступить в таком случае. Всё было решено ещё тогда, когда я шёл домой и плакал от обиды. А решений своих я не отменяю, даже если они идут мне во вред.

Не обращая на неё внимания, я вслед за друзьями прошёл мимо неё. «Раньше надо было думать!» – мысленно сказал я ей, пытаясь оправдать свой поступок.

Больше Светка не ждала меня после уроков. И всё у нас началось сначала. Школьные дни заполнились взаимной отчуждённостью, игнорированием друг друга и демонстративным безразличием. Так наши отношения, проделав круг в пять лет, вернулись к исходной точке. Всё было в точности, как когда-то в первом классе, с той лишь разницей, что теперь мы были на пять лет старше и обиды наши были уже не детские.

23 февраля Светка ещё подлила масла в огонь.

В «пятнашке», как мы ласково называли свою новую школу, была такая древняя традиция: в день рождения Советской Армии, двадцать третьего февраля, девчонки дарят пацанам, как будущим защитникам Родины, подарки, а потом, Восьмого марта, в Международный женский день, наоборот, пацаны преподносят подарки девчонкам. Хорошая традиция, что тут скажешь!

В четвёртом классе Светка подарила мне заводную машину. А я ей куклу, которая, если её качнуть, моргает глазами и произносит: «Мама». Мы с матерью все магазины в центре города обошли, пока такую нашли. И не зря старались. Подарок Светке понравился.

Что она подарит мне нынче, я даже голову себе не грел на этот счёт. И не потому, что мне было всё равно, а просто был уверен, что подарок мне не светит. Но, как оказалось, я ошибался.

23 февраля Анна Михайловна, наш классный руководитель, собрала нас на классный час. Анна Михайловна участник Великой Отечественной войны. Она была снайпером и на её счету немало убитых вражеских солдат и офицеров, за что её неоднократно награждали. Поэтому, когда начался урок, мы в первую очередь поздравили с этим праздником её. Наши родители скинулись по этому случаю и купили ей огромный букет красных гвоздик и коробку шоколадных конфет. Вот это мы ей и вручили от всего нашего класса. Она так растрогалась, что даже прослезилась.

А потом девчонки читали нам стихи про солдат и войну, пели песни военных лет и даже станцевали пару раз. Хорошо подготовились, молодцы!

В конце урока Анна Михайловна спохватилась.

– Скоро звонок, – объявила она, – так что, девочки, дарите нашим будущим защитникам Отечества свои подарки.

Сразу все оживились, зашевелились. Девчонки захлопали крышками, доставая портфели, а пацаны заёрзали в нетерпении, ожидая подарки. Только двое из всего класса не принимали участия в этой суматохе. Это я и Светка. Мне, конечно, хотелось подарка. Ведь я тоже будущий солдат как-никак. Но Светка не шевелилась, и мне ничего не оставалось, как только ждать звонка, чтобы побыстрее убраться отсюда. Пусть мне по фигу, но всё равно же неудобно: всем дарят, а тебе нет.

Наконец, прозвенел звонок. Пацаны с подарками рванули к двери. Девчонки устремились за ними. Светка тоже встала, но сделав несколько шагов, остановилась.

– Ах да, – спохватилась она и вернулась. Расстегнув портфель, вынула из него небольшую цветастую коробку, перевязанную красным бантом, и протянула мне, – Вот, поздравляю…

В её голосе просквозило ехидство. Или, может, это мне показалось? В любом случае я не обратил на это внимания, ошеломлённый тем, что подарок всё же получил.

– Спасибо, – ответил я машинально и взял эту чёртову коробку. Если бы заранее знал, что в ней, сроду бы не притронулся!

Светка тут же развернулась и ушла.

Я не стал открывать подарок, чтобы посмотреть, что там, хотя меня так и распирало от любопытства. Что же Светка такого могла мне подарить, обижаясь на меня? Конечно, я был заинтригован, но сдержался. Решил посмотреть его дома. Но и дома ещё долго не решался развязать бантик и поднять крышку.

Светка всё-таки поздравила меня. Возможно, только ради приличия, потому что все дарят, и она вроде как должна. А вдруг она это сделала от души? Решила признать свою ошибку и таким образом всё исправить? Может, вместе с подарком она положила туда записку, которая всё объясняет?

Не знаю, сколько бы я ещё так терзался, если бы мать не объявила, что пора спать.

Танюха, сестрёнка, уже давно спала. Она родилась, когда я пошёл во второй класс. Братела где-то ещё шлялся. Он был восьмиклассником, и ему разрешалось отсутствовать до одиннадцати часов. Так что мне никто не мешал вскрыть коробку. Я быстро сорвал бант, скинул крышку и…

Сначала я ничего не понял, а когда понял, то впал в ступор. В коробке лежал пупс. Голая пластмассовая кукла непонятного пола. Вот уродина, а! У пацанов подарки, так подарки. Вон Ваньке Хохлину настольную игру «Хоккей» подарили. Другу моему, Косте, ружье, которое из пробки стреляет. Игорю Чернявскому, которого девчонки не очень-то жалуют, и то в подарок получил машину-самосвал. А мне куклу! Даже не солдата, а какого-то пупса! Что к чему? Зачем мне, мальчишке, кукла? Я долго недоумевал, а потом до меня дошло: это был не подарок, а просто-напросто издевательство надо мной.

Кровь закипела во мне от негодования. Мало ей, что ли, моих слёз на Новый год? Ещё раз захотелось обидеть? Гадина такая! Я зашвырнул пупса в угол и завалился спать.

Но ещё долго не мог успокоиться, всё ворочался, вынашивая план мести. Уже Серёга домой пришёл и, наскоро перекусив, юркнул ко мне под одеяло. Мы с ним спали вместе на двуспальной кровати. Он повернулся ко мне спиной, и тут же уснул. Везёт же некоторым! А тут лежишь, места себе не находишь, стараешься придумать что-то такое в ответ Светке, чтобы она от собственной злости задохнулась. Планов было много и разных. От демонстративного презрения и пощёчины до её убийства и самоубийства. А что? Написать записку, что до смерти меня довела Светка Казанцева, и повеситься. Пусть потом в неё до самой смерти пальцем тычат, мол, довела парня до самоубийства. Это ей будет кара на всю жизнь.

Этот вариант мне больше всего понравился. Но тут я вспомнил о родителях. Это очень плохо, когда родители хоронят своих детей. Они так расстраиваются, что стареют раньше времени и потом умирают от переживаний. Мне стало жалко их, а потом и себя. Ведь я ещё мальчик, и у меня всё впереди. А вдруг в будущем я совершу подвиг и стану героем. А может, просто сделаю много полезных и добрых дел, за что люди от души скажут мне: «Большое спасибо». Так почему они, то есть люди, должны потерять всё это из-за какой-то вздорной девчонки?

Не помню, как заснул и к какому результату пришёл перед этим, помню только, что, когда мать подняла нас с Серёгой в школу, я уже точно знал, как отомщу Светке. Я подарю ей её же пупса! Пусть подавится! А когда отплюётся от злости, может, одумается и станет добрее. А сейчас я просто сделаю вид, что вчера ничего не было: ни классного часа, ни подарков, ни пупса.

Когда Светка вошла в класс, я по обыкновению уже сидел за партой и вытаскивал из ранца тетрадь и учебник. Она поздоровалась, причём, громче обычного, наверное, хотела привлечь моё внимание. Но я даже ухом не повёл. Я не смотрел на неё, но боковым зрением видел, как она внимательно наблюдает за мной. «Зря стараешься, пупсик, – подумал я про себя, – ничего ты от меня не дождёшься. Ведь вчера ничего не было. Но знай, месть моя будет жестокой».

Прозвенел звонок, и Светка поспешила занять своё место. В класс вошла «русачка» Валентина Семёновна, начался урок, и всё пошло в обычном русле.

Две недели пролетели быстро.

Как-то мать полюбопытствовала, что мне подарили на 23 февраля.

– Ничего, – буркнул я.

– То есть как ничего? – удивилась она. – Света тебе ничего не подарила?

– Подарила. Машинку, – спохватившись, солгал я; не говорить же ей о пупсе, который я спрятал в самое своё потаённое место – в подпол. – Но я её до дома не донёс. Мы её с пацанами по дороге разломали.

– Ну и нетулика же ты у меня, сынок, – вздохнула мать. – Вещи нужно беречь, а подарки – тем более.

– Мы же не нарочно.

– А какая разница?

А когда до праздника осталось меньше недели мать начала допытываться, что я собираюсь подарить Светке, и когда мы пойдём в магазин за подарком. На что я всегда отмахивался и говорил: «Потом». А за два дня до Восьмого марта на её вопрос «Так ты надумал что или нет?» снова солгал, сказав, что сделал ей подарок своими руками.

Я ведь хорошо рисовал. И рисовать я начал с тех пор, как научился правильно держать в руке карандаш. Когда мать бралась за изготовление аппликаций к своим урокам, я устраивался рядышком, брал листок бумаги, карандаши и старательно пытался нарисовать то, что рисовала она. Сначала, разумеется, получалось что попало, но со временем стали выходить вполне осмысленные рисунки.

Помнится, я ходил уже в старшую группу. В тот день детский сад по каким-то причинам был закрыт, наверное, на карантин, отцу с утра надо было на работу, и матери ничего не оставалось, как взять меня с собой. Но у неё был открытый урок, на котором должны были присутствовать учителя из других школ, и она привела меня к своей подружке Тамаре Константиновне, которая учила моего брата. Так я попал на урок рисования в третьем классе. Мать знала, как заставить меня сидеть на уроке тихо и никому не мешать.

Тамара Константиновна выставила на постамент обыкновенный эмалированный ковшик и дала задание классу его нарисовать. Чтобы я не скучал, она предложила и мне это сделать, Для этого одолжила альбомный лист и цветные карандаши. Каково же было её удивление, когда, собрав в конце урока рисунки, она обнаружила, что лучше всех изобразили ковшик мой брат и я.

Ну, а к двенадцати годам я мог перерисовать практически любую картинку, будь то всадник, животное какое там, танк, самолёт или ещё что. Следуя по стопам брата, я научился выпиливать лобзиком, работать с выжигателем, резьбе по дереву и выдавливать картинки на фольге, взятой от тюбиков из-под зубной пасты.

Так что я мог сотворить поделку, и мать мне поверила. Сказала, что я молодец, потому что подарок, сделанный своими руками, дороже, чем купленный, ибо сделан от души, и отстала от меня.

А я стал ждать дня возмездия, и не сомневался, что не колеблясь выполню задуманное.

Есть у меня такая черта. Не знаю, откуда она взялась и когда успела сформироваться, хорошая она или плохая, но она осталась у меня до сих пор. Я долго принимаю решение, мучаюсь, терзаюсь, стараясь взвесить все «за» и «против». Но если я что-то, в конце концов, решил, значит, так тому и быть. Сказал себе не думать о ком-то – всё, я о нём не думаю. Причём, без всякого напряга. Просто не думаю и всё. Самовнушение, что ли? Решил, например, не якшаться с Гришкой Казаковым за то, что он возвёл на меня напраслину, сказав Анне Михайловне, что это я сломал её указку. За это меня наказали и заставили изготовить новую. Я долго не здоровался и не разговаривал с ним, пока случайно не выяснилось, что эту чёртову указку сломал Санька Мурашов. Тогда на классном часе Анна Михайловна заставила Гришку при всём классе просить у меня прощения. Я едва не расплакался от радости – как же, оказывается, есть всё-таки справедливость на свете! – и простил Гришку, и стал здороваться с ним.

Пожалуй, это был единственный случай в моей жизни, когда справедливость восторжествовала…