Попроси меня. Матриархат. Путь восхождения. Низость и вершина природы ступенчатости и ступень как аксиома существования царства свободы. Книга 8

Символом народного восстания в Европе еще в Средние века стало красное знамя. История его своими корнями уходит в Древний Рим, где красный цвет означал войну. Одержав победу, древнеримские полководцы красили лицо красной краской в честь бога войны Марса. Как символ народного восстания против эксплуататоров он едва ли не впервые был применен в восстании крымских крестьян в провинции Торган в 162 году хиджры (778—779 гг.), проходившего под религиозной оболочкой учения хуррамитов и под лозунгами социального равенства и общинного владения землей. Одно из последних использований красного цвета во время восстаний на Востоке в доимпериалистическую эпоху относится к середине XIX в. (1850—1864 гг.), когда красные военные знамена применялись во время восстания тайпинов в Южном Китае. В христианской Европе красный цвет вначале означал любовь Бога, огонь веры, а также кровь Христа и гнев Божий, поэтому позднее его стали связывать с насилием, силой, страстностью, плотской любовью, отчего уже в XII веке он употреблялся как цвет сатаны и геены огненной и в период инквизиции стал атрибутом идущего на костер, например, в деле мистического натурфилософа Джордано Бруно, который, в свою очередь, красное знамя мог воспринимать как его личное восстание, борьбу против отсталого мировоззрения, что впоследствии перекинулось на собратьев по духу мистиков-гуманистов, в их деле борьбы и отрицания существующего мироустройства. Так во время французской революции 14 июля 1789 г. и в дни республиканского восстания в Париже 5—6 июня 1832 г. народ выступал под алым стягом. С тех пор он окончательно становится знаменем революций. В России красные флаги стали символом объединения социал-демократических* сил, выступивших на борьбу с самодержавием. Первое появление красного флага в России было зафиксировано 6 декабря 1876 г. во время митинга рабочих у Казанского собора в Санкт-Петербурге. На знамени был начертан девиз «Земля и воля» и первым красным знаменосцем стал уроженец Старицкого уезда Тверской губернии Яков Потапов. Яков недавно приехал в столицу и его участие в митинге стало первым и последним политическим актом.

Период 1907—1910 гг. большевиками назван период реакции, имея в виду действия царского правительства П. Столыпина по наведению порядка в стране и проведения экономического реформирования. Однако волна обострение народного недовольства, связанное со столыпинским реформированиям, дает возможность нового витка политической активности большевиков.

В 1911 г. Ленин поселился в местечке Лонжюмо, находившееся в 18 км от Парижа, где со своими соратниками открыл школу по подготовке профессиональных революционеров. Здесь они штудируют Маркса, изучают приемы конспирации, терроризма, агитационной деятельности. В июле 1912 г. Ленин перебирается в Краков, в то время, австро-венгерская часть Польши. В январе 1912 г. по настойчивой инициативе Ленина в Праге состоялась общепартийная конференция большевиков, конституировавший РСДРП (б), и оформивший официальный развод социал-демократов* «твердого» и «мягкого» курса. В феврале Ленин пишет Горькому: «Наконец удалось – вопреки ликвидаторской сволочи – возродить партию и ее Центральный Комитет»⁷⁰.

Во время Первой мировой войны Ленин воздвигнул лозунг, суть которого в том, что «революционный класс в реакционной войне не может не желать поражения своего правительства, не может не видеть связи его военных неудач с облегчением низвержения его»⁷¹. Будучи в эмиграции вождь большевиков сформулировал идею, согласно которой капитализм вступил в последнюю стадию своего развития – империализм⁷². На этом основании он сделал вывод, что передовые страны Европы созрели для мировой социалистической* революции, начать которую должна Россия, как наиболее слабое звено мировой империалистической системы, попросту говоря, Ленин увидел, что в Западной Европе рабочие жили на порядок лучше, чем в России, отчего революционные идеи их не сильно прельщали. Вывел мысль, что «социализм не осуществим иначе как через диктатуру пролетариата»⁷³, что в расшифровке означает усиление центральной власти.

Политика царской семьи и противостоящая ей Государственная дума привела к ситуации февраля 1917 г. Монархист В. В. Шульгин описывает обстановку тех дней: «Кто-то предложил в горячей речи, что всеми членами Думы в это начавшееся тяжелое время нужно сохранить полное единство – всем, без различия партий, для того, чтобы препятствовать развалу. А для того, чтобы руководить членами Думы, необходимо избрать комитет, которому вручить „диктаторскую власть“… Диктатура есть функция опасности: так было – так будет… В сущности, это было бюро Прогрессивного блока с прибавлением Керенского и Чхеидзе. Это было расширение блока налево… Страх перед улицей загнал в одну „коллегию“ Шульгина и Чхеидзе»⁷⁴.

В блоке были представители основных партий за исключением большевиков, которые мечтали о безраздельной власти, но взять ее честным путем не могли, и от того выбрали свой исключительный путь, вливаясь «живым, вязким человеческим повидлом»⁷⁵ в Таврический дворец. «Бесконечная, неисчерпаемая струя человеческого водопровода, – вспоминал В. В. Шульгин, – бросала в Думу все новые и новые лица… Но сколько их ни было – у всех было одно лицо: гнусно-животно-тупое или гнусно-дьявольски-злобное… Увы – этот зверь был… его величество русский народ…»⁷⁶

Восстанием был охвачен весь Петроград. Основным возмутителем спокойствия царь считал Государственную думу, постановив с 27 февраля отложить ее заседание до апреля. Однако это уже было поздно, быстрые Петроградские события поставили под вопрос сохранение внутренней государственной стабильности, и как следствие, целостность Российской империи. Император искал поддержки, но от него отреклась вся Россия речами и действиями своих генералов, фабрикантов и политиков. 2 марта император подписал акт об отречении, а в Царское Село с красным бантом на кителе, приехал генерал от инфантилии Л. Г. Корнилов, объявивший императрице решение о домашнем аресте. Участие большевиков, вожди которых находились заграницей, в тюрьмах и ссылках в Февральской революции было весьма незначительным. Всеобщая стачка, демонстрации и даже решение членов ЦК, Петроградского комитета и Выборгского района большевиков, о переводе стачки в вооруженное восстание не решали положение, можно точнее сказать, большевики пытались примазаться к движению. Вообще, используя реакционизм, в постоянных гонениях, Ленин осознал тот факт, что своими силами партия ни честным способом власть взять не может, ни переворот устроить. Поэтому ей нужна была поддержка другой сильной организации.

Отречение Николая II и полуотречение Михаила Романова разрешило накалившуюся обстановку. На этот шаг их подтолкнуло мнение членов «Временного комитета для восстановления порядка и для сношения с лицами и учреждениями» во главе с председателем IV Государственной думы М. В. Родзянко, отражавших интересы самых широких кругов русского общества, от либералов до монархистов, среди которых были такие крупные буржуазные предприниматели, как Гучков, Терещенко, Коновалов, Путилов и др., генералы Деникин, Алексеев, Крымов, представители высшей аристократии и даже родственники императора.

После падения монархии в России сложилась ситуация в форме двоевластия. По определению премьер-министра Г. Е. Львова Временное правительство было «властью без силы», оно должно было считаться с Советами, представляющими «силу без власти». С конца февраля и до начала сентября председателем Петроградского совета являлся меньшевик Н. С. Чхеидзе, а из семи членов Президиума четверо также представляли меньшевистскую партию, что определенным образом складывалось на политической линии Петросовета. Уже 1 марта 1917 г., т.е. с момента образования Петросовета, Н. С. Чхеидзе своим приказом №1 по гарнизону Петроградского округа Совет рабочих и солдатских депутатов фактически начинает устанавливать Советско-меньшевистскую власть. 2 марта Петросовет заключил с Временным правительством соглашение, по которому Петросовет поддерживал только те пункты правительственной программы, которые отвечали интересам демократии, и «в той мере, в какой порождающая власть будет действовать». «Временное правительство, – писал 9 марта военный и морской министр Гучков начальнику штаба верховного главнокомандующего генералу Алексееву, – существует лишь пока это допускается Советом рабочих и солдатских депутатов»⁷⁷.

8 марта, на фоне общей волне арестов бывших царских чиновников, Петросовет принял решение об аресте семьи Николая Романова и о заключении бывшего императора в Трубецкой бастион Петропавловской крепости. Но, несмотря на решение Петросовета Временное правительство отправило Николая II и его семью сначала в Царское Село, а в августе 1917 года – в Тобольск, самое безопасное, по мнению А. Ф. Керенского, место в России, место их династической древней вотчины.

Февральская революция значительно повлияла на политическую расстановку сил России. Нелегальные партии вышли из подполья. Крайне правые, монархические и националистические черносотенцы фактически были разгромлены напором огромной массы народа, вовлеченного в политическую жизнь страны. Тяжелый кризис переживали правоцентристские партии октябристов и прогрессистов. Даже самая крупная и влиятельная партия конституционных демократов раскалывалась. На VII съезде кадетской партии в конце марта 1917 г. произошел отказ от ориентации на конституционную монархию, а на VIII съезде в мае 1917 г. кадеты высказались уже за республику. В Думе фактической силой обладали социалистические* партии, ибо они представляли большинство народных масс. Самая многочисленная партия социал-демократов*, партия эсеров, к лету 1917 г. достигала 800 тыс. человек, в ее ряды записывались целыми деревнями и ротами. Партия привлекала радикальной и близкой крестьянам аграрной программой, требованием федеративной республики. Эсеры выступали за ликвидацию самодержавия, создание демократической республики, введение политических свобод, 8-часовой рабочий день, социализация земли (уравнительное землепользование. т.е. дать каждому крестьянину по 30 десятин земли), развитие кооперации и самоуправления трудящихся. Левое крыло эсеров выделилось в самостоятельную партию левых эсеров и стремилось к более решительным действиям по отчуждению помещичьих земель, «в сторону ликвидации войны» или изменения ее сущности, выступало против коалиции с буржуазными партиями и даже с кадетами. Партия эсеров выступала в блоке с меньшевистским крылом РСДРП. Меньшевики уступали в блоке эсерам по численности (в мае партия меньшевиков РСДРП насчитывала около 45 тыс. человек, в конце лета – 200 тыс.), но осуществляли «идейную гегемонию», несмотря на главенство в блоке правительства эсера А. Ф. Керенского (примкнувшего к эсерам в Февральскую революцию). Меньшевики считали преждевременными и пагубными крутые социалистические преобразования и выступали за сотрудничество с либеральной буржуазией. «Что произошло бы у нас, если бы власть немедленно перешла в руки социалистов, – катастрофично акцентирует Г. П. Плеханов. – Такой переход был бы ничем иным, как диктатурой „пролетариата и крестьянства“. Наша трудящаяся масса еще не готова для такой диктатуры. Как заметил Энгельс, для всякого данного класса нет большего несчастья, как получать власть в такое время, когда он, по недостаточному развитию своему, еще не способен воспользоваться ею надлежащим образом: его ожидает в этом случае жестокое поражение»⁷⁸. Выступая за сотрудничество с либеральной буржуазией меньшевики условно поддерживали Временное коалиционное правительство. «Мы должны критиковать буржуазию, мы должны всеми силами отстаивать от ея посягательств на интересы рабочего класса. Но мы должны делать это разумно и целесообразно; мы должны позаботиться о том, чтобы, идя в одну комнату, не попасть в другую; мы должны вести свою пропаганду и агитацию так, чтобы под их влиянием народ не вообразил, будто ему не остается ничего другого, как теперь же попытаться сделать социалистическую революцию»⁷⁹ – утверждал Г. В. Плеханов. Меньшевики-интернационалисты во главе с К. Мартовым, «оборонцы» во главе с А. Потресовым, «революционные» во главе с И. Церетели, Ф. И. Даном (Гурвичем) поддерживали лозунг «Война до победного конца!», вследствие этого меньшевистско-эсеровский блок соглашался с Временным правительством и по решению других важнейших социально-экономических вопросов с учетом окончания войны и созыва Учредительного собрания. И все же из меньшевистско-эсеровского-буржуазного блока вышла плехановская группа «Единство», «Новожизненцы», меньшевики-интернационалисты во главе с Ю. Лариным (М. З. Лурье), и небольшая группа межрайонцев во главе с Л. Троцким.

Социалистические* партии Думы и Петросовет оказывали сильный нажим на Временное правительство, показывая его несостоятельность в решении коренных преобразований. Вместе с тем, из ссылки возвращаются наиболее активные деятели российской социал-демократии*, особенно большевиков, вливаясь в политическую жизнь, они могли проявить себя как в собственной партии, так и в Советах, организации открытой для всех, кто ненавидел угнетение любой формы. Петросовет революционируется большевиками. В этом роде он явился не политической, но мощной организацией, где представители любых партий могли сойтись вместе без идеологической подоплеки и собственных программ, чем вскоре и воспользовались большевики.

12 марта из сибирской ссылки в Петроград вернулись видные большевики, Л. Каменев (Розенфельд), М. Муранов, И. Сталин (Джугашвили). В резолюциях ПК РСДРП (б), принятых 5 и 13 марта, отмечалось, что большевики «не противодействуют власти Временного правительства, постольку, поскольку действия его соответствуют интересам пролетариата и широких демократических масс народа…»⁸⁰ Более жесткую позицию заняло Русское бюро ЦК, в резолюции которого 4 марта отмечалось: «Теперешнее Временное правительство по существу контрреволюционно, так как состоит из представителей крупной буржуазии и дворянства, а потому с ним не может быть никаких соглашений»⁸¹.

29 марта на совещании большевиков по поводу отношения к Временному правительству Сталин высказал: «Поход против двоевластия начат, и по мере развития революции Временное Правительство будет (должно быть объективно) превращаться в оплот контр-революции, контр-революции не царской – отсюда опасность нам не угрожает – а империалистической. Готовиться к отпору – наша задача. Ввиду этого вопрос усложняется. Вопрос о поддержке – пусть и неприемлем. Поскольку Временное Правительство закрепляет итоги революции, – постольку ему поддержка, поскольку же оно контрреволюционно, – поддержка Временного Правительства не приемлема»⁸². Исходя из этого, Сталин предлагал: «Мы должны ждать, пока Временное Правительство исчерпает себя, когда, в процессе выполнения революционной программы, оно дискредитирует себя… а пока – организовывать центр – Сов. Р. И С. Д. [Центральный Совет рабочих и солдатских депутатов] – и укреплять его…»⁸³ Резолюция совещания смягчала положение доклада, проводила точку зрения умеренного Каменева – «осуществлять бдительный контроль над действиями Временного Правительства в центре и на местах, побуждая его к самой энергичной борьбе за полную ликвидацию старого режима»⁸⁴. Вскоре руководитель Русского бюро ЦК РСДРП А. Шляпников, отодвинутый на третий план каменевско-сталинским авторитетом, телеграфировал в Стокгольм для передачи Ленину: «Ульянов должен тотчас же приехать. Все эмигранты имеют свободный въезд. Для Ульянова специальное разрешение… Просим непременно сейчас же выехать, ни с кем не считаясь…»⁸⁵

Февральской революции, для большей части политического общества, казалось вполне достаточно, усматривая буржуазно-демократический путь развития страны. Другая же меньшая часть находила это положение промежуточным состоянием и выступала за перерастание буржуазно-демократической революции в социалистическую*, т.е. построения общества коммунистической формацией, к этой группе относились большевики. Партия большевиков – РСДРП (б) выйдя из подполья, насчитывала в своих рядах до 24 тыс. человек и в этот период, первичной политической свободы, их позиции по большинству вопросов, не отличались от позиций меньшевиков и эсеров. Не случайно Русское бюро ЦК РСДРП было готово к объединению с меньшевиками. Объединительным тенденциям был положен конец с возвращением в Петроград из эмиграции лидера партии В. И. Ленина.

После начала Первой мировой войны 7 августа 1914 г. Ленин был арестован и как русский шпион посажен в тюрьму в Новом Тарге. Однако после ходатайства австрийского социал-демократа* Фридриха Адлера, и посчитав иметь его полезнее на свободе, как человека проповедующего поражение своей страны в войне, что было на руку Германии и Австро-Венгрии, через пару недель выпустили на свободу. В дальнейшем, по свидетельству из записок русского подданного в Германии Гельфанда-Парвуса, Германия стала субсидировать большевиков с целью «подготовки массовой политической забастовки в России»⁸⁶.

А. Ф. Керенский впоследствии подводил итог немецким деньгам: «Общая сумма денег, полученная большевиками от немцев до и после захвата ими власти, определена профессором Фритцем Фишером в 80 миллионов марок золотом»⁸⁷.

1917 г. застает Ленина в Цюрихе (Швейцария). За полтора месяца до Февраля, 9-го января, он выступил перед швейцарской социал-демократией*, делая «Доклад о революции 1905 года», где сказал следующее: «Нас не должна обманывать теперешняя гробовая тишина в Европе. Европа чревата революцией. Чудовищные ужасы империалистической войны, муки дороговизны повсюду рождают революционное настроение, и господствующие классы – буржуазии, и их приказчики – все больше попадают в тупик, из которого без величайших потрясений они вообще не могут найти выхода.¹ / …Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции. Но я могу, думается мне, высказать с большой уверенностью надежду, что молодежь, которая работает так прекрасно в социалистическом движении Швейцарии и всего мира, что она будет иметь счастье не только бороться, но и победить в грядущей пролетарской революции²»⁸⁸.

Известия о Февральских событиях стали для Ленина полной неожиданностью, он был уязвлен, поскольку считал, что обладает самым совершенным способом предсказания предреволюционной ситуации – марксизмом, и оказался не прав.

Сообщения европейских газет о российской революции послужили для большевиков-эмигрантов сигналом к возвращению домой. Первыми заторопились те, кто находился нейтральных странах Скандинавии, откуда въезд в Россию был беспрепятственным. Для Ленина и его соратников в Швейцарии пути в Россию перерезались, с одной стороны, странами Четверного союза (назв. блока Германии, Австро-Венгрии, Турции и Болгарии), воюющими с ней, а с другой – Антанты, Четверного согласия (назв. блока Великобритании, Франции, России и присоединившаяся к блоку в 1915 г. Италия), союзами с ней и потому рассматривающие большевиков своими противниками, т.к. те добивались превращения «войны империалистической в войну гражданскую», что могло подорвать Россию изнутри и ослабить общий фронт Антанты. Ленин искал моральный способ пересечения границ воюющих блоков, чтобы в глазах людей не выглядеть германским агентом. Первых же отъезжающих в Россию он поспешил снабдить своей стратегией и тактикой борьбы за власть. 4 марта 1917 г. он закончил «Набросок тезисов», который сразу отправил через Стокгольм в Христианию (Осло), а 6 марта туда же направил телеграмму. С 7 по 12 марта написал четыре «Письма из далека».

Переворот в России Германии обещало победу в войне. По этому поводу 7 января 1915 г. германский посол в Стамбуле фон Вангенхайм встретился с А. Л. Парвусом, который изложил следующий план: «Интересы германского правительства идентичны интересам русских революционеров… Российские демократы могут достичь своей цели только путем полного уничтожения царизма и разделения России на более мелкие государства. С другой стороны, Германия не будет полностью успешной, если не будет возможности разжечь крупную революцию в России. Однако опасность для Германии со стороны России все равно будет существовать даже после войны, если Российская Империя не будет разделена на ряд отдельных частей»⁸⁹.

27 марта в 15 часов отдельный экстерриториальный вагон (имеющий дипломатический иммунитет) с 32 пассажирами-реэмигрантами, в числе которых присутствовали Ленин, Крупская, Зиновьев, Арманд, Сокольников, Радек и др., в сопровождении двух немецких офицеров отправился из Цюриха через Германию. 31 марта на совещании группы русских эмигрантов и шведских левых социал-демократов* в Стокгольме (Швеция) Ленин предусмотрительно сделал сообщение и огласил протокол об обстоятельствах проезда через Германию, по которому создавалось впечатление, что Ленин и его группа лишь воспользовалась услугами нейтральной Швейцарии. Вечером 3 апреля поездом из Финляндии Ленин прибыл в Петроград. Выйдя из вагона на перрон, был немало удивлен встречей его огромной массой народа. «Тут были десятки тысяч народу. – преувеличенно сообщала газета „Правда“ через два дня. – Во главе рабочих организаций шла заводская и районная вооруженная рабочая милиция. Знамен было безконечное число; освещались они прожектором. / На улице, стоя на броневом автомобиле, тов. Ленин приветствовал революционный русский пролетариат и революционную русскую армию, сумевших не только Россию освободить от царскаго деспотизма, но и положивших начало социальной революции в международном маштабе, указав что пролетариат всего мира с надеждой смотрит на смелые шаги русскаго пролетариата. / Вся толпа массою пошла за мотором до дворца Кшесинской, где митинг продолжался»⁹⁰.

Через месяц после возвращения лидера большевиков, тем же путем (через Германию и Россию) и таким же способом, в Петроград, возвратятся еще 257 эмигрантов. 4 мая на экстренном заседании областного комитета армии, флота и рабочих большое внимание было уделено настроению военного гарнизона Финляндской станции Торнео, который «страшно волнуется и нервничает, считая едущих изменниками и германскими шпионами и угрожает встретить их штыками»⁹¹. Уже после Торнео, Залежский писал, что эмигранты были неприятно поражены той неприязненной атмосферой, которая встретила их граница: «Солдаты смотрели на них злобно, власти – нескрываемо отрицательно и подозрительно. В самом начале процедуры пропуска эмигрантов через пограничный пункт дело пошло не гладко: пограничники всячески придирались, делали попытки обыскать», в адрес прибывших раздавались «весьма нелестные замечания». «У Полянского отобрали почему-то зубной порошок… Скоро общее возбуждение охватило всех… Помню, как один из эмигрантов попробовал было заговорить о войне с одним из солдат, а тот едва не ткнул его штыком». «Уже не только мне, но и Диканскому, и „Михаилу“ приходилось напрягать все усилия, чтобы разрядить сгущающуюся атмосферу»⁹², – пишет автор воспоминаний. А об отношении к себе Ленин пишет 12 апреля в Женеве, В. Карпинскому: «Дорогой друг! …Нас пропустили, встретили здесь бешеной травлей, но ни книг, ни рукописей, ни писем до сих пор не получаем. Очевидно, военная цензура работает чудесно… / …Атмосфера здесь: бешеная травля буржуазии против нас. Среди рабочих и солдат: сочувствие. / Все воюют и вопят за „единство“ всей РСДРП. Мы, конечно, против»⁹³.

Сразу после приезда, в эту же ночь в Смольном (вблизи Смольного монастыря, здание Смольного института благородных девиц, где в 1917 г. находились Петроградский совет и Петроградский ВРК, 25—27 октября проходил 2-й Всероссийский съезд Советов, до 10 марта 1918 г. резиденция Совнаркома, затем – городских и областных партийных и советских органов; бывший депутат Госдумы С. Мидловский вспоминал, что Совет рабочих и солдатских депутатов после Февральской революции некоторое время находился в Таврическом дворце, а затем решил переселиться ближе к центру, в Зимний дворец, однако Временное правительство отказало в этом, и им пришлось занять Смольный институт) перед партийными работниками Петрограда Ленин произнес речь, в которой обнародовал свою программу – «О задачах пролетариата в данной революции!», названной «Апрельскими тезисами». В выступлении Ленин призвал блокировать правительство «Львова и К°» «в силу капиталистического характера этого правительства¹», передать власть советам рабочих депутатов: «Своеобразие текущего момента в России состоит в переходе о первого этапа революции, давшего власть буржуазии в силу недостаточной сознательности и организованности пролетариата, – ко второму ее этапу, который должен дать власть в руки пролетариата и беднейших слоев крестьянства²». То есть по Ленину получается интересно, передать власть в руки несознательного элемента. Но дальше еще интереснее, Ленин искусно переворачивает понятие республики: «Не парламентская республика, – возвращение к ней от С. Р. Д. было бы шагом назад, – а республика Советов Рабочих, Батрацких и Крестьянских Депутатов по всей стране снизу доверху³». То есть республика не парламентская, что значит образованных людей, а республика, извините за прямоту, бестолковщины. И здесь Ленин, с одной стороны, предстает популистом популистов, в подразумевании, что все в мгновение ока достигнут рая, а с другой, с дальним прицелом, что этой бестолковщине необходим будет направляющий рычаг, соответственно в образе более грамотного споенного уже существующего политического центра с ней связанного. Дальше, Ленин требует ввести выборность чиновничества, устранить полицию и армию, т.е. заменить их всеобщим вооружением народа, конфисковать помещичьи и национализировать все земли в стране, создать образцовые крупные хозяйства «под контролем Батр. Депутатов и на общественный счет⁴» (нареченные позднее совхозными), произвести слияние всех банков в общенациональный под контролем рабочих советов, контроль общественного производства и распределения продуктов, т.е. «не «введение» социализма как наша непосредственная задача, а переход тотчас лишь к контролю со стороны С. Р. Д. за общественным производством и распределением продуктов⁵», далее, создание «государства-коммуны» по типу Парижской, создание революционного Интернационала, как штаба международной революции. Ленин в тезисах указал, что переходный период «характеризуется, с одной стороны, максимум легальности (Россия сейчас самая свободная страна в мире из всех воюющих стран), с другой стороны, отсутствием насилия над массами и, наконец, доверчиво-бессознательным отношением их к правительству капиталистов, худших врагов мира и социализма⁶», высказался осторожно (из-за публичности заявления) насчет войны, вести ее при условии «перехода власти в руки пролетариата и примыкающих к нему беднейших частей крестьянства⁷…»⁹⁴, разъясняя широким массам «оборончества», «что кончить войну истинно демократическим, не насильственным миром нельзя без свержения капитала⁸», что само собой, гарантируется только большевиками. Причем, мировая война, не имеющая к революции ни какого отношения, была названа «революционной войной». Очевидно, здесь Ленин, путаницей понятий, для широких малосведущих масс, стремился сгладить мнение о себе как о разжигателе конфронтации в среде марксистов. Ничего не скажешь, говорун искусный.

Еще до Февральской революции Ленин считал, что «поражение правительственной армии ослабляет данное правительство, способствует освобождению порабощенных им народностей и облегчает гражданскую войну против правящих классов. / …В силу этого поражение России при всех условиях представляется наименьшим злом»⁹⁵. Он, на примере Швейцарии, т.е. надо понимать, которая вообще не желала воевать, и ее швейцарских левых социал-демократов, предлагал «отвергнуть принцип защиты отечества»⁹⁶, параллельно проводя искусную манипуляцию утверждением, что «пролетариат [швейцарии], или, по крайней мере, его лучшие элементы, также настроен против защиты отечества»⁹⁷.

Разлагаемая демократизацией армия, желавшая вернутся в свои села и не опоздать к переделу земельной собственности, мечтала о прекращении войны. В марте 1922 Ленин еще раз подчеркнет значимость тезиса отвержения защиты отечества: «В 1917 г. в чем был весь гвоздь? В выходе из войны, чего требовал весь народ, и это покрывало все»⁹⁸.

Апрельские тезисы подвергли резкой критике видные большевики, Н. И. Бухарин, Г. Е. Зиновьев, Л. В. Каменев и др., считая, что их воплощение меняет умеренное социал-демократическое* мышление, по которому страна еще буржуазно не доросла до социалистической* революции. Еще более резко в статье «О тезисах Ленина и о том, почему бред бывает подчас весьма интересен» высказался лидер меньшевиков Г. В. Плеханов: «Бред бывает иногда весьма поучителен, в психиатрическом или в политическом отношении. И тогда люди, занимающиеся психиатрией или политикой охотно посвящают ему много времени и места. Укажу на „Палату №6 Чехова“… Или возьмем „Записки титулярнаго советника Аксентия Ивановича Поприщина“. В художественном отношении эта вещь Гоголя слабее, нежели „Палата №6“. Однако и она читается с большим интересом и никто не жалуется на то, что она занимает несколько „столбцов“. Тоже и с тезисами Ленина. Читая их, сожалеешь только о том, что автор не изложил их гораздо подробнее… И думается мне, что тезисы эти написаны, как раз при той обстановке, при которой набросал одну свою страницу Аксентий Иванович Поприщин. Обстановка эта характеризуется следующей пометкой: „Числа не помню. Месяца тоже не было. Было чорт знает что такое“»⁹⁹. «Ленин находит, что его поучительная и чисто анархическая формула прогресса должна широко пропагандироваться не только в трудящейся массе, но также и в действующей армии. Это понятно. Очень нередко, именно самое уродливое дитя пользуется наиболее горячей любовью своих родителей»¹⁰⁰. «Кто-то из наших товарищей, оспаривавших тезисы Ленина в Совете Рабочих и Солдатских Депутатов напомнил ему глубоко истинные слова Энгельса о том, что для данного класса не может быть большого исторического несчастья, как захват власти в такую пору, когда его конечная цель остается недостижимой по непреодолимым объективным условиям. Ленин в его нынешнем анархическом настроении, разумеется не может образумить подобное напоминание. Всех тех, которые возражали ему в Совете Рабочих и Солдатских Депутатов, он оптом величал оппортунистами, поддавшимся влиянию буржуазии и проводившим ея влияние на пролетариат. Это опять язык анархизма… В анархизме тоже есть своя логика. Все тезисы Ленина вполне согласны с этой логикой… Я твердо уверен в том… что в призывах Ленина к братанью с немцами, к низвержению Временнаго Правительства, к захвату власти и т. д. и т. п. наши рабочие увидят именно то, что они представляют собою в действительности, т.е. – безумную и крайне вредную попытку посеять анархическую смуту на Русской Земле»¹⁰¹.