Попроси меня. Матриархат. Путь восхождения. Низость и вершина природы ступенчатости и ступень как аксиома существования царства свободы. Книга 8

Всеобщая строжайшая конспиративность ставилась Лениным во главу угла: «Маленькое, тесное сплошное ядро самых надежных, опытных и закаленных рабочих, имеющее доверенных людей в главных районах и связанных, по всем правилам строжайшей конспирации, с организацией революционеров», которое может выполнить все функции профессиональной организации «так, как это желательно для социал-демократии…»³⁶ Кто же хочет «широкой организации рабочих с выборами, отчетами, всеобщими голосованиями и пр. при абсолютизме, – тот просто неисправимый утопист»³⁷. В полной конспирации круговой поруке отводилась особая роль: «Единственным серьезным организационным принципом для деятелей нашего движения должна быть: строжайшая конспирация, строжайший выбор членов, подготовка профессиональных революционеров. Раз есть налицо эти качества, – обеспечено и нечто большее, чем „демократизм“, именно: полное товарищеское доверие между революционерами. А это большее безусловно необходимо для нас, ибо о замене его демократическим всеобщим контролем у нас в России не может быть и речи»³⁸.

В августе 1903 г. в Брюсселе и Лондоне состоялся II съезд РСДРП, на котором была принята программа партии, ставившая цель: свержение монархии, установление «самодержавия народа», введение «неограниченной свободы совести, слова, печати, собраний, стачек и союзов»³⁹ и ряд других широких демократических свобод. Принципиальные разногласия определились в организационном вопросе, а именно о членстве партии. Единомышленники Ленина предполагали считать членом партии лишь того, кто работает в одной из организаций, в то время как другие, в лице Л. О. Мартова, в качестве критерия членства партии допускали даже простое регулярное оказание содействия. За этим, казалось бы, незначительным разногласием на самом деле скрывалась пропасть во взглядах между экономистами и идеологами, в их видении ведения политической борьбы. Ленин, нацеленный на переворот и захват власти, был заинтересован в строго законспирированной организации, спаянной твердой дисциплиной и, что самое важное, круговой поруке. За формулировку Ленина проголосовало 24 человека, за вариант Мартова – 9. Это было началом раскола на большевиков, названных так по числу проголосовавших в поддержку формулировки Ленина, и меньшевиков, названных по числу проголосовавших в поддержку Мартова. Другим важным вопросом стала проблема отношения к либерально-демократическому течению. А. Н. Потресов считал сотрудничество возможным, Ленин и примкнувший к нему Г. В. Плеханов выступили против компромисса, отстаивая положение марксизма, что политические компромиссы возможны лишь тогда, когда они не затрагивают принципиальных основ гегемонии рабочего класса в обществе. Таким образом, II съезд РСДРП фактически расколол партию. «Большевизм, – писал впоследствии Ленин, – существует как течение политической мысли и как политическая партия, с 1903 года»⁴⁰. Она стала партией «нового типа», ортодоксального марксизма. Атеистическую идею, идеально развитую К. Марксом, – «Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание»⁴¹ – Ленину, прекрасно отдававшему отчет в том, что грубый материализм чужд народу, пришлось доразвить до такого понимания, что вера в материализм, как единственно верную часть бытия, и который, по мысли материалистов, неразрывен с социализмом*, может быть и должно быть привнесено диктатом, – «Социал-демократического сознания у рабочих и не могло быть. Оно могло быть принесено только извне»⁴².

Лидирующее положение среди идеологов-большевиков (РСДРП (б) занял Ленин. Дальнейшее разобщение социал-демократии* происходит в августе 1904 г. в Швейцарии на совещании 22 большевиков и в конце 1904 г. на трех конференциях РСДРП. 3 февраля 1905 г. Ленин писал: «Фактически, следовательно, оказалось две Российские социал-демократические* рабочие партии. Одна с органом „Искра“, „официально“ называемым Центральным Органом партии, с Центральным Комитетом, с четырьмя русскими комитетами из двадцати… Другая партия с органом „Вперед“, с „Бюро русских Комитетов Большинства“, с 14-ью комитетами в России…»⁴³ Жесткая бескомпромиссная властная позиция Ленина раздражала оппонентов. В открытом письме ЦК РСДРП, опубликованном в «Искре», Г. В. Плеханов обвинил его в «бонапартизме» и требовал, чтобы ЦК отмежевался от него. Мартов, Аксельрод, Плеханов, Троцкий и др. выражали сомнения относительно истинности марксизма Ленина, скорее сравнивая его с Бакуниным. Сам Троцкий считал, что Ленин скорее якобинец, чем марксист, ибо «эти методы приводят, как мы еще увидим, к тому, что партийная организация „замещает“ собою Партию, Ц. К. замещает партийную организацию, и, наконец, „диктатор“ замещает собой Ц. К.»⁴⁴

После первой русской революции Г. В. Плеханов высказал свое мнение точнее: «Чем дольше действовала притягательная сила российской социал-демократии, тем больше примыкало к ней людей, мало подготовленных к усвоению правильных тактических понятий; на этих людей и поспешили опереться те из главных представителей „политического“ направления, которые и стали на сторону группы „Освобождение Труда“ в ее борьбе с „экономистами“! но на самом деле являлись скорее бланкистами⁴⁵, чем марксистами, „от них же первый“ был „известный“ Н. Ленин. Само собою разумеется, что ленинский бланкизм обнаружился во всей полноте далеко не сразу. В течение довольно продолжительного времени он имел вид марксизма, – правда, весьма одностороннего и „куцего“ но все же подающего надежды на дальнейшее развитие в надлежащую сторону… Свою бланкистскую контрабанду он проносил под флагом самой строгой „ортодоксии“. Это успокаивало марксистскую совесть тех его сторонников, которые, плохо разбираясь в вопросе о том, какою именно должна быть тактика марксистов, в то же время хотели остаться верными Марксу»⁴⁶.

Однако парадокс всех этих взглядов заключается в том, что именно Ленин по-настоящему и был последователем марксизму от «а» до «я». Для либеральных экономистов религиозные вопросы являлись скорее кухонной философией на досуге, рассматривая экономическую и идеологическую часть Маркса практически как две разные стороны бытия. Для Ленина же решение религиозного вопроса было самозабвенной целью. Фактически, можно сказать, что Ленин – это холодная вычислительная машина, легко и быстро постигший образовательный курс университета даже во время своего отдельного обучения, он так же отлично постиг и всего Маркса, понял его во всеобъемлющей форме. Крайний, реакционный марксизм тем более резонировал с внутренней повышенной энергетикой и гуманизмом Ленина, повышенным требованием предъявить старому режиму в полном объеме «по счетам»; привидения общественного устройства к системе всеобщей целесообразности и справедливости в наиболее полном, а значит и крепком ее осуществлении. Ставя на первый план идеологию, ленинская логика, в первую очередь, выстраивалась по принципу целевой жесткой бескомпромиссности: да – нет, свой – чужой, нужен – не нужен. Прежние робеспьеры и бланки не имея гегелевско-марксистского учения, развития системы на отрицании прошлого и установления новой духовной связи, шли «на ощупь», как им подсказывал т.н. внутренний голос, их страсть. И единственное к чему они приходили, так это к убеждению необходимости переворотов, как переворота управления страной, а, самое главное, переворота сознания общества, через отрицание всех прежних ценностей, после чего должно было установиться новая система отношений, произойти доказательство превосходства «твердой» логики перед прежней религиозной.

Но восстание не может произойти само по себе. Оно способно только вспыхнуть. Положительные же результаты его возможны только при направляющем центре. Соответственно, само восстание подразумевает руководство меньшинства большинством. Точно также как диктатура пролетариата в действительности является меньшинством по отношению ко всему обществу в целом, и у которого в свою очередь необходимо маленькое идейное ядро, которое направляет пролетариат, а пролетариат все общество.

Именно это мировоззрение бунтарства демократического бога Разума легла в основу философии Маркса, развивший ее до весьма обширного учения. Но идейное бунтарство содержит идеологию, поэтому идеологическая демократия подразумевает идейный центр. Поэтому, когда Ленина обвиняли в якобинстве, бланкизме и бакунизме, то были абсолютно правы, зато сами обвиняющие сильно заблуждались по поводу чисто экономических и демократических настроений Маркса: у Маркса красивая афиша в виде демократии, но ее подноготная в обратном (и совсем бредовые по поводу самоликвидации власти).

Соратников Ленина импонировала его энергия, его уверенность в своей правоте, его способности к феноменальному ораторскому искусству, объяснять экономические теории и философские доктрины с позиции гуманизма. «Старик [Ленин] мудр, никто до него (?!) так тонко, так хорошо не разбирал детали, кнопки и винтики механизма русского капитализма»⁴⁷ – услышал о 33-летнем Ленине бежавший из киевской тюрьмы в Женеву Н. Валентинов в начале 1904 г. в одной небольшой группе большевиков. «Когда Ленина величали „стариком“, – поясняет Валентинов, – это в сущности было признание его „старцем“, т.е. мудрым, причем с почтением к мудрости Ленина сочеталось какое-то непреодолимое желание ему повиноваться»⁴⁸. Валентинов продолжает: «Сказать, что я в него „влюбился“ немножко смешно, однако, этот глагол, пожалуй, точнее, чем другие определяет мое отношение к Ленину в течение многих месяцев»⁴⁹.

Вот один из примеров литературного мастерства Ленина в фрагменте из замечаний книги И. Дицгена «Мелкие философские работы», созданные в основном в 1908 г.:

«Любезные сограждане! Принципы социал-демократии содержат в себе материал для новой религии, которая, в отличие от прежних религий, желает быть постигнута и понята не только чувством и сердцем, но и умом…

«Бог»», т. е. Добро, Красота, Святыня, станет человеком, снизойдет с небес на землю, но не как в старину, с помощью чуда, а естественным, земным путем…

До сих пор религия была делом пролетариата. Теперь же, наоборот, дело пролетариата начинает становиться религиозным, т. е. таким, что оно захватывает верующих всем сердцем, всей душой, всеми чувствами и помыслами…^1 <…>

Речь идет об освобождении рода человеческого в самом подлинном значении этого слова. Если вообще есть что-нибудь святое, то здесь перед нами – святая святых. Это не фетиш, не ковчег завета, не святилище и не чудовище, но настоящее, осязаемое благо всего цивилизованного человечества. Это благо, или святыня, не выдумано, не явилось откровением, оно выросло из накопившегося труда истории. Как из грязи мастерской, из затраченного материала и пота рабочего создается, сверкая и блистая великолепием, новый продукт, так из тьмы варварства, из рабства народа, невежества, суеверия и нищеты, из плоти я крови людской, сверкая и сияя светом познания и науки, выросло богатство настоящего. Это-то богатство и составляет прочный фундамент для социал-демократической надежды. Наша надежда на избавление построена не на мистическом идеале, а на прочном материальном основании…

Что дает народу право не только верить в освобождение от тысячелетних мучений, но и видеть его, деятельно стремиться к нему – это феноменальная продуктивная сила, удивительная производительная способность его труда…

Справедливо, что человек и ныне еще находится в зависимости от природы. Не все еще препятствия преодолены. Культуре все еще остается много дела, можно даже сказать, что ее задачи беспредельны. Но в известной мере мы уже господа положения: мы знаем оружие, которым можно победить, мы знаем метод обращения дикого зверя в полезное домашнее животное. От молитвы и долготерпения мы перешли к мышлению и созиданию…

Конечно, все еще открываются новые заводы и полным ходом работают существующие, конечно, все еще строятся железные дороги, возделывается земля, открываются пароходные линии, каналы, новые рынки сбыта. Истина скрывается еще под личиной своей противоположности. Волк рядится в овечью шкуру². <…>

О, вы, близорукие и бессердечные, вы, которые не можете отказаться от своей причуды – размеренного, органического прогресса! Разве вы не видите, что все ваши либеральные затеи превращаются в ничтожные пустячки, потому что на очереди стоит великое дело социального освобождения? Разве не можете вы понять, что миру должна предшествовать борьба, созиданию – разрушение, планомерной организации – хаотическое нагромождение вещей, буре – затишье и общей разрядке – буря? Ни освобождение различных народов, ни эмансипация женщины, ни переустройство школы и системы воспитания, ни уменьшение налогов и армий, ни одно из требований времени не может быть выполнено раньше, чем падут цепи, которые приковывают рабочего к бедности, невзгодам, нищете. История остановилась, потому что она собирается с силами перед большой катастрофой…³ <…>

Пусть даже христианство и социализм имеют довольно много общего, тем не менее тот, кто сделал бы Христа социалистом, по праву заслуживал бы названия вредного путаника. Не достаточно еще знать общее сходство вещей – следует также узнать их различия. Не то, что социалист имеет общего с христианином, но то, что в нем есть особенного, что его отличает от последнего – вот предмет нашего внимания.

Недавно христианство было названо религией раболепия. Это действительно самое удачное его обозначение. Раболепна, конечно, всякая религия, но христианская религия самая раболепная из раболепных. Возьмем наудачу какое-нибудь обычное христианское изречение. На моем пути стоит крест с надписью: «Сжалься, милосердный Иисусе! Святая Мария, молись за нас!» Тут пред нами безмерное смирение христианства во всей его жалкой ничтожности. Ибо тот, кто таким образом возлагает все свои надежды на жалость, тот поистине жалкое создание…

Мы, нерелигиозные демократы, имеем то преимущество, что мы ясно сознаем положение вещей…⁴ <…>

Научная свобода, которая все вещи и все качества подчиняет благу человека, есть вполне антирелигиозная свобода. Религиозная истина в том именно и заключается, что она какое-либо естественное, мирское качество неестественно возвышает до небес, вырывает его из живого потока жизни и обрекает его на застой в этом религиозном болоте⁵»⁵⁰.

Бог делает переносы, и прозвание Ленина стариком с атеистическим настроем является отображением подноготного состояния русского религиозного старчества отрицания Бога.

Революционные события 1905 г. – все социал-демократы* встретили воинственно. Так, после 17 октября, когда Николай II подписал Манифест «Об усовершенствовании государственного порядка», в котором обещались широкие демократические свободы и созыв Государственной думы, Троцкий писал: «Итак, конституция дана. Дана свобода собраний, но собрания оцепляются войсками. Дана свобода слова, но цензура осталась неприкосновенной. Дана свобода науки, но университеты заняты войсками. Дана неприкосновенность личности, но тюрьмы переполнены заключенными. Дан Витте, но оставлен Трепов. Дана конституция, но оставлено самодержавие. Все дано – и не дано ничего… Пролетариат знает, чего он хочет, и знает, чего он не хочет. Он не хочет ни полицейского хулигана Трепова, ни либерального маклера Витте, ни волчьей пасти, ни лисьего хвоста. Он не желает нагайки, завернутой в пергамент конституции»⁵¹. Меньшевик Г. Носарь (П. Хрусталев), стоящий во главе Санкт-Петербургского Совета рабочих депутатов, продолжал активно призывать рабочих на борьбу вплоть до полной победы над самодержавием. Ленин, встретивший революционное событие в Женеве, писал: «Уступка царя есть действительно величайшая победа революции, но эта победа далеко еще не решает судьбы всего дела свободы»⁵² – указывал вождь большевиков, где под понятием «свобода» надо понимать не только политический, но и духовный аспект.

«Революция добьет врага и сотрет с лица земли трон кровавого царя, когда рабочие поднимутся еще раз и поведут за собой и крестьянство»⁵³ – кипел Ленин из Женевы. Выражение «Кровавый» прилепилось к царю после событий Ходынской катастрофы (день коронации Николая II). Это прозвище не отражало реальное положение вещей, но зато которым умело апеллировал Ленин.

«Вы не одиноки, рабочие и крестьяне всей России! И если вам удастся свалить, добить и уничтожить тиранов крепостной, полицейской, помещичьей и царской России, то ваша победа будет сигналом всемирной борьбы против тирании капитала, борьбы за полное, не политическое только, но и экономическое освобождение трудящихся, борьбы за избавление человечества от нищеты и за осуществление социализма»⁵⁴.

8 ноября Ленин приехал в Санкт-Петербург для организации вооруженного восстания. 26 ноября был арестован председатель С.-Петерсовета Г. С. Носарь. Президиум Совета в составе трех человек, в том числе Троцкий, взявший на себя обязанности председателя, принял решение ответить восстанием. 2 декабря С.-Петерсовет обратился к населению с «Финансовым манифестом», призывающий «отказаться от взноса выкупных и всех других казенных платежей»⁵⁵ и требовать при всех сделках выплаты золотом, что должно было вызвать финансовый крах самодержавия. На следующий день по приказу министра внутренних дел П. Н. Дурнова было арестовано около 260 депутатов, почти половина состава С.-Петерсовет. Тогда под руководством А. Л. Парвуса (И. Л. Гельфанд) собрался суррогатный Совет, который 6 декабря призвал начать всеобщую стачку. Однако призыв не дал желаемых результатов, несмотря на его поддержку Союзом союзов. Значительно больших успехов достиг Московский Совет, который 6 декабря принял решение начать вооруженное восстание с целью свержения царского правительства, созыва Учредительного собрания, провозглашения демократических свобод.

Всеобщая стачка началась 7 декабря, парализовавшая всю Москву. 9 декабря по приказу Московского генерал-губернатора Дубасова правительственные войска приступают к наведению порядка. Начинается вооруженное восстание. 16 декабря все районы Москвы, кроме Пресни, были заняты войсками и полицией. МК РСДРП совместно с представителями Московского Совета рабочих депутатов принимают решение прекратить восстания с 18 декабря, политическую стачку 19 декабря и выйти на работу.

Ленин назвал декабрьское восстание в Москве «генеральной репетицией». Немецкий профессор Макс Вебер, – с точки зрения закона, «путчем» и «бессмысленным восстанием», не имеющей надежды на поддержку низов. Не потеряв надежды на захват власти большевики, загнанные в подполье, в тюрьмы, ссылки и за границу, теоретизируют и выжидают критический, удобный для переворота момент, в возмущении народных масс.

Работа по написанию книг и статей, редактированию газет, руководству партии не приносило ощутимых доходов. Сами Ульяновы, тем не менее, регулярно отдыхали, посещали курортные места, столицы европейских стран. Так, в Париже, по словам Ленина, «нашли очень хорошую квартиру, шикарную и дорогую… Наша мебель привезена из Женевы»⁵⁶. Совершенно очевидно, что одной помощи матери для этого было недостаточно, им помогала партия. За пополнение партийной массы отвечали близкие Ленину Л. Б. Красин, Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, А. А. Богданов, Я. С. Ганецкий (Фюрстенберг) и др.

Много денег поступало от меценатов, от Морозовых, особенно от Саввы. С. Т. Морозов материально поддерживал не только русскую культуру и прогрессивные общественные начинания, но и политические партии. В 1901—1903 гг. он дает каждый месяц по 2 тыс. рублей на издание «Искра». Фиксирует устройство нелегальных типографий. Помогает бежавшим из ссылки большевикам. В 1905 г. Савва застраховал свою жизнь в 100 тыс. рублей на имя любовницы М. Ф. Андреевой, гражданской жены Горького, и по рекомендации врачей-невропатологов уехал лечиться заграницу. 14 мая в Каннах он застрелился. Страховой полис был передан Красину, Ленину, Богданову. О «чистоте» этих денег много говорилось на V (Лондонском) съезде РСДРП в 1907 г. Другим существенным вкладом в материальную базу большевиков послужили средства племянника Саввы Морозова Николая Шмита, внук Викулы Елисеевича Морозова, одного из королей русской текстильной промышленности. К тому же и сам Шмит владел одной из лучших в России мебельной фабрикой на Пресне в Москве. Постоянно оказывая поддержку революционерам, двадцатидвухлетний фабрикант участвовал в декабрьском 1905 г. вооруженном восстании в Москве, за что был арестован. «В феврале 1907 г. в камере тюремной больницы, разбив окно, он крупным стекольным осколком перерезал себе горло»⁵⁷ – свидетельствует Валентинов. Впоследствии оказалось, что Николай Шмит сделал завещание ленинской партии.

Н. Валентинов писал о масштабах пожертвований: «Средства на большевистскую печать и на всю партию создавались не грошами из кармана пролетариев, а пожертвованиями, дарами из кошелька буржуазии и свободных профессий¹… / Пробужденное от спячки русское общество с азартом субсидировало политические начинания всех направлений². /…В поисках средств меньшевики были все-таки вялыми, никогда не были особенно распорочными. В противоположность им большевики оказались большими мастерами извлекать, с помощью сочувствующих им либералов, артистов, инженеров, адвокатов – деньги из буржуазных карманов во всех городах Российской империи. Большим ходоком по этой части был член большевистского Центрального Комитета инженер Л. Б. Красин, и еще более замечательным ловцом купеческих и банковских бабочек, летевших на большевистский огонь, был М. Горький… Если бы какой-нибудь историк, хотя теперь это вряд ли возможно (время стерло людей и слезы), захотел бы заняться исследованием, сколько на святой Руси было купеческих и банковских „Маякиных“ и „Гордеевых“, внесших деньги в большевистские кассы, и какова в итоге общая сумма их субсидий, получился бы документ большого социального интереса. Он был бы особенно интересен со стороны психологической и идейной: какого характера мотивы толкали на поддержку революции – в виде большевизма – этих будущих „смертников“, до тла уничтоженных большевистской революцией³»⁵⁸.

Ощутимая статья доходов волне сопро‒‒тивления, поступала от иностранных меценатов, американских банкиров – евреев, заинтересованная в дестабилизации России. Например, глава финансового еврейского мира в Америке Яков Шифф, возмущенный антисемитской политикой царского режима в России, не скрывал своей финансовой поддержки «группам самообороны русского еврейства», которая пыталась устроить революцию 1905—1907 гг. Американский профессор Энтони Саттон в Государственном университете США обнаружил десятичный файл (861.00/5339), в котором находится документ, датированный 13 ноября 1918 г., озаглавленный «Большевизм и иудаизм». В его тексте говорилось о том, что революция в России была задумана «в феврале 1916 года», и что ««было установлено, что нижепоименованные лица и предприятия принимали участие в этом разрушительном деле»:

– Якоб Шифф ‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒ еврей

– Кун, Леб и К₀. ‒‒‒‒‒‒‒‒‒ еврейская фирма

Руководство:

Якоб Шифф ‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒ еврей

Феликс Варбург ‒‒‒‒‒‒‒‒‒ еврей

Отто Х. Кан ‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒ еврей

Мортимер Л. Шифф ‒‒‒‒‒‒ еврей

Джером Дж. Ханауэр ‒‒‒‒‒ еврей

3. Гугенгейм ‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒‒ еврей

4. Макс Брейтунг ‒‒‒‒‒‒‒‒ еврей

5. Исаак Зелигман ‒‒‒‒‒‒‒ еврей»⁵⁹.

Кроме приведенных Э. Саттоном имен, в документе также упоминается Американский еврейский комитет, парижская фирма «Братья Лазар», банк Гинзбурга, сионистская организация «Поалей», а также 31 фамилия ведущих большевиков-евреев. В документе говорилось, что в апреле 1917 г. «Якоб Шифф фактически сделал публичное заявление, что именно из-за его финансового влияния русская революция была успешно завершена, а весной 1917 г. Якоб Шифф начал финансировать Троцкого, еврея, для завершения социальной революции в России»⁶⁰.

Другим значительным источником дохода составляли экспроприации. В этом действии особенно отличился С. А. Тер-Петросян (Камо). Однако к факту разбойных нападений два крыла партии относилась по-разному. Лидеры меньшевиков были озабочены этим гнилым явлением. Ленин же лишь сожалел о неорганизованности и беспорядочности этих действий. Крупская подтверждала: «Большевики считали допустимым захват царской казны, допускали экспроприацию»⁶¹. Весной 1907 г. пятый съезд РСДРП запретил «эксы» как метод пополнения партийной кассы, но, несмотря на решение съезда разбой большевиков продолжался. Ко времени Лондонского съезда партии о количестве финансов у большевиков свидетельствовал Л. В. Красин, заявивший сомневающемуся в наличии средств для покупки оружия профессору М. М. Тихвинскому: «Да совсем не в деньгах дело! У нас их столько, что я мог бы на них купить не жалкие револьверы, а самые настоящие пушки. Но как их доставить, где прятать? Вот в чем дело»⁶².

Главным руководителям, в том числе и Ленину, партия регулярно выплачивала жалование в размере 350 франков (примерно средний заработок европейского рабочего). Кроме того, перед Первой мировой войной Крупской досталось наследство от тетки, умершей в Новочеркасске. Так что средств вполне хватало и для безбедной жизни и для того, чтобы целиком отдаваться нелегальной работе революционеров в западноевропейской эмиграции.

По словам А. Н. Потресова, соратника Ленина в 1895—1903 гг., тот производил «отбор человеческого материала», собрав «много энергичных, смелых и способных людей, наградив их, однако, и недобрым качеством – моральной неразборчивостью, часто моральной негодностью и непозволительным авантюризмом»⁶³. На словах Ленин осуждал террор и заговорщиков, но на практике считал их вполне допустимыми и даже полезными:

«Революция – дело тяжелое, – говорил Ленин. – В беленьких перчатках, чистенькими ручками ее не сделаешь…

– Партия не пансион для благородных девиц. Нельзя к оценке партийных работников подходить с узенькой меркой мещанской морали. Иной мерзавец может быть для нас именно тем и полезен, что он мерзавец…»⁶⁴

Когда в присутствии Ленина однозначно осуждали Нечаева, убившего неподчинившегося ему студента, тот, по словам близкого соратника В. Д. Бонч-Бруевича, всегда подправлял говорящих и обращал их внимание на талант Нечаева как организатора и конспиратора, на его умение облачать мысли в потрясающие формулировки, в частности на поразивший его ответ, точный и гениально простой, на вопрос, кого уничтожить из царствующей династии: «Да весь дом Романовых!»⁶⁵ Ленину был близок и нечаевский «Катехизис революционера», эта максимальная логика высшего гуманизма: «Он презирает общественное мнение. Он презирает и ненавидит во всех ея побуждениях и проявлениях нынешнюю общественную нравственность. Нравственно для него все, что способствует торжеству революции. Безнравственно и преступно все, что мешает ему»⁶⁶. Будучи непререкаемым вождем революции, в 1920 г., он наставляет трепетно внимавших ему комсомольцев: «Для нас нравственность подчинена интересам классовой борьбы пролетариата»⁶⁷. Выступая на публичных собраниях и в партийной печати правоверным социал-демократом и противником террора, их Женевы в конспиративном письме к членам комитета большевиков в Санкт-Петербурге от 3 октября 1905 г. он пишет: «По документам судя, дело грозит выродиться в канцелярщину. Все эти схемы, все эти планы организации Боевого комитета производят впечатление бумажной волокиты, – я прошу извинить меня за откровенность, но я надеюсь, что вы меня не заподозрите в желании придраться. В таком деле менее всего пригодны схемы, да споры и разговоры о функциях Боевого комитета и правах его. Тут нужна бешеная энергия и еще энергия. Я с ужасом, ей-богу с ужасом, вижу, что о бомбах говорят больше полгода и ни одной не сделали! А говорят ученейшие люди… Идите к молодежи, господа! вот одно единственное, всеспасающее средство. Иначе, ей-богу, вы опоздаете (я это по всему вижу) и окажетесь с „учеными“ записками, планами, чертежами, схемами, великолепными рецептами, но без организации, без живого дела. Идите к молодежи. Основывайте тотчас боевые дружины везде и повсюду и у студентов, и у рабочих особенно, и т. д. и т. д. Пусть тотчас же организуются отряды от 3-х до 10, до 30 и т. д. человек. Пусть тотчас же вооружаются они сами, кто как может, кто револьвером, кто ножом, кто тряпкой с керосином для поджога и т. д.¹ / …Если через 1 – 2 месяца у Боевого комитета не будет в Питере minimum 200 – 300 отрядов, тогда это мертвый Боевой комитет. Тогда его надо похоронить². / …Пусть каждый отряд сам учится хотя бы на избиении городовых: десятки жертв окупятся с лихвой тем, что дадут сотни опытных борцов, которые завтра поведут за собой сотни тысяч³»⁶⁸.

Согласно документам полицейского архива Берна в Швейцарии В. Ленин вел тихую спокойную жизнь законопослушного гражданина. Среди всех социал-демократов* он считался малозначительной фигурой. В России царское правительство тоже не видело в большевиках сильной угрозы, оно уделяло больше внимания партии эсеров, откровенно проповедующей террор.

Удалившийся за границу Ленин пытается окончательно сломить инакомыслие социал-демократов*, настаивать на союзе партийного съезда. Либеральное движение, под руководством Даня, Мартова, Потресова, Мартынова, Аксельрода и др., названные Лениным «ликвидаторами», т.е. самоликвидирующееся крыло партии, ратовало за путь буржуазных преобразований в России. К тому же в их демократическую борьбу парламентскими методами со временем вовлеклись буржуазные представители, революционность которых Ленин отрицал изначально категорически. «Организационно ликвидаторство есть отрицание необходимости нелегальной социал-демократической партии и связанное с этим отречение от РСДРП…»⁶⁹

Еще в XIX в. появился международный революционный гимн пролетариата – «Интернационал». Текст его был написан в 1871 г. французским поэтом, участником парижской коммуны Эженом Потье (1816—1887), а музыка французским композитором (бельгийцем по происхождению) Пьером Дегейтером (1848—1932). Впервые «Интернационал» был спет хором рабочих под руководством автора в июне 1888 г. на празднике газетчиков в г. Лилля. В 1902 г. поэт и переводчик французской поэзии Аркадий Яковлевич Коц (1872—1943) написал русский текст «Интернационала». Находясь в эмиграции еще в 1899 г., он, бывший горный мастер из Донбасса, присутствовал на Первом генеральском конгрессе французских социалистов*. Услышав исполнение «Интернационала», он решил сделать его достояние русских революционеров. В 1906 г. на IV съезде РСДРП ««Интернационал» был принят в качестве гимна общей российской социал-демократии*.