Коридор с пятёркой сопровождающих, исчезает, сменяясь радужным Ничто Астрала. Я чувствую присутствие и оборачиваюсь. Да, это Эльса. Я сразу почувствовала её, в тот же миг, как вышла в Астрал, и снова поразилась её новому, а скорее, наоборот, старому внешнему виду. Я помню её древней старухой, где молодыми оставались только её глаза. Она была как ветхозаветные пророки. Теперь глаза Эльсы те же, а тело стало молодым и полным сил. Красивая женщина. Таких в её время жгли на кострах.
– Ах, Алиса, пытались несколько раз. Но это всё в прошлом. Сейчас о будущем, что вытекает из настоящего. Ведь прошлое прошло, а будущее только будет. Поэтому не отвлекайся на посторонние мысли. Ты должна осознавать ответственность. И должна осознавать, что твоя реальность – это твоя реальность. И больше ничья. И Ваня, и Макс разбираются сейчас со своими версиями Реальности. Ни ты им, ни они тебе не помогут, только косвенно, исходя из своих обстоятельств. И помни, что тебе никогда не дадут больше, чем ты можешь переварить. Как и Ване, как Максу. Они сделают всё, что зависит от них, а ты сделай всё, что зависит от тебя. И самое главное: ты – самая сильная, сильнее всех сильных, никого нет лучше тебя. Только Бог.
Снова бесконечный коридор, стены которого изрисованы всякой пакостью. Казни всякие, жертвоприношения, горы кровавых тел, головы, рассыпанные горохом. Бедные забулонцы. Если тебя пичкать такой ерундой…
Коридор снова исчезает. Теперь это статичный матово-белый свет. Новый мой посетитель Илья. Он тот же, каким я его помню за день до смерти.
– Привет, мартышка.
– Привет, … папа.
– А ну-ка, выше нос! Ты – Творец своей Вселенной, ты можешь всё, о чём помыслишь. Как ты помнишь, я всегда давал тебе возможность делать всё самой, не диктовал своё видение мира, избавляя тебя от обыденных стереотипов. Вспомни себя новым человеком, только что появившимся на свет. Это как раз тот момент, когда ты – tabula rasa, чистейшая. И представь, что гипотетическая мама начинает условной тебе диктовать мир, как видит его она, со всеми её тараканами. А тут ещё папа и бабушка, и дедушка, потом детский сад, школа, телевизор, и так далее. Где во всём этом ты? Что осталось от Тебя, чистой пришедшей в этот мир? Страхи мамы, плюс ошибки папы, помноженные на консерватизм бабушки с дедом? Вот я и не трогал тебя, не воспитывал, как сейчас говорят, к тому же, я знал, кто ты такая. Я брал проблему, ставил её перед тобой, и наблюдал, как ты её решишь, корректируя по ходу. Так я научил тебя не следовать стереотипам, а видеть путь самостоятельно. Ведь, избавляясь от стереотипов, ты освобождаешь место для настоящих знаний.
– Виолетта, – говорю, – ты врал мне?
– Прости. Это было необходимо, мы вели большую игру. Я берёг тебя от неё. Прости, что позволил использовать тебя в качестве живца. Операция готовилась в сжатые сроки, и ты тогда была просто данным эксперимента, а не родной душой. Прости. А Виолетта… она обыграла меня. К тому же, я уже заплатил за всё.
– Тогда каким образом, ты, проигравший, поможешь мне выиграть?
Он улыбается:
– Ты всегда была умной, хотя, «был» – это про меня. Действуй. Сейчас твоё время. Мы с тобой.
4
И снова бесконечный коридор с ужасающими фресками на стенах. Стараюсь настроиться на волну Максима, но у меня не получается. Мне тревожно за него. Он сейчас подвергает себя смертельному риску. Ходит по краю пропасти. Очень хочется ему помочь, но это проявления слабости: помочь другому, вместо решения собственных проблем. Илья и Эльзой правы, говоря, что нужно дать Максу действовать самому. Мне нужно сосредоточиться на себе, моя тревога не поможет, а помешает.
Пятеро «масок» идут впереди, не оглядываясь. Что ждёт меня в конце коридора? Что ещё выдаст Виолетта? Я готова, но к чему?
По стенам коридора проходит рябь, предвещающая выход в Астрал, что не может не радовать, и предо мной встают стены какого-то помещения, похожего на лабораторию. Я оглядываюсь и вижу силуэт простоволосой женщины. Мама! Я никогда тебя не видела, только слышала, что ты говорила мне на месте твоего дома! Я сразу узнала тебя! Сердце радостно забилось, и из глаз брызнули слёзы.
– Мамочка! Почему ты покинула меня? Мне было плохо без тебя!
– Девочка моя, я наблюдала за тобой и не могла тебя отвлекать, на тебя и так упало много испытаний. Да мне и не дали бы тебе помочь. А сейчас тебе предстоит самое тяжёлое. Хочу подсказать тебе кое-что.
– Что, мамочка?
– Открой своё сердце для Любви. Помни, что любят не за что-то, а вопреки всему. Любовь – это дар, и к нему нужно относиться бережно и с благодарностью. Ты слышишь?
– Слышу.
– Надеюсь, что так. Потому что, «слушать» и «слышать» – разные вещи. Не слушай меня, а услышь.
– Я слышу, мама.
– Хорошо. У настоящей Любви нет глаз и границ. Она не знает никаких различий. Она просто есть. Это всё то главное, что ты должна знать. Открой сердце Любви, впусти Её в себя, и тогда ты станешь непобедимой.
– Мамочка, я люблю. Люблю тебя, Макса, Ваню, Илью, Эльсу, Бабулю.
– Я знаю, детка. Главное, не за что, а вопреки всему.
Изображение плывёт, слёзы так и льются по щекам, капая вниз на каменный пол. Сердце щемит от сладкой тоски. Я слышу тебя, мама.
Один из моих сопровождающих оборачивается, видит моё состояние, и в его глазах читается радость и превосходство. Он что-то шепчет своим, и в их фигурах появляется твёрдость, будто внутрь каждого вставили стальной стержень. Увидели мои слёзы и посчитали их слабостью или страхом. Нет, ребятки, это не страх. Это Любовь входит в моё сердце.
5
Когда коридор, наконец, закончился, я оказалась в кубической Зале под Пирамидой и поняла, какая она огромная. Её гладкий как зеркало пол отражает золотое свечение, льющееся со стен и потолка, увеличивая помещение, и без того кажущееся бескрайним.
У выхода из коридора, к моим спутникам добавилась ещё дюжина «масок». Они окружили меня, выставив свои палки. Пятерых моих сопровождающих подхватили ещё набежавшие «маски» и повлекли к центру помещения, а меня взяли в ощетинившееся оружием тройное кольцо гвардейцев.
Я осматриваюсь поверх противника вторым зрением. Всё помещение заставлено шпалерами полков солдат в красном. Их много. Слишком много. Отсюда они идут на Аускани сражаться с Максимом. В центре Залы, куда повлекли моих провожатых чёрные «маски», высится кубический постамент, на вершине которого угадывается сидящая человеческая фигурка.
– Кто это к нам пожаловал? – раздался громоподобный женский голос, – Это ведьма из иного измерения? Ведите её сюда!
Ведите?! Я сама приду! Забрасываю частокол пик, что окружает меня подальше в Никуда, но в этот раз моя магия не срабатывает: тройное кольцо «масок» продолжает угрожать мне, теснее сдвигая свои колья, на концах которых разгораются фиолетовые юркие огоньки. Пирамида. Это она «экранирует» мою Силу. Иду к постаменту, всем своим видом выражая презрение к проявлениям агрессии.
А в центре близнец Виолетты встречает моих провожатых.
– Никчемные паршивцы! – кричит она на них, павшим к её ногам, – Как вы смели вести себя как испуганные детишки?! – её лицо искажено бешенством и гневом, крайне некрасиво себя так вести. Любая женщина, если бы увидела себя в подобные моменты, уже никогда бы не захотела поддаваться гневу. Как королева, я никогда не должна опускаться до него, – Вы позволили ей подумать, что она имеет здесь силу! Убить их!
Несколько чёрных бросились исполнять приказ.
Ну, уж нет! Хватит смертей!
Я погружаюсь в Реальность глубже на несколько уровней. Я всё ещё здесь, но уже не материальна. Для остальных я – подобие призрака, прозрачное видение. Теперь мне не могут навредить ни их колья с фиолетовыми огоньками, ни их копья и мечи. Незначительным усилием мысли мгновенно перемещаюсь в центр, и встаю между пятерыми провинившимися и гвардейцами Вайламун, готовыми к исполнению её приказа.
– Стоп! – говорю, добавляя властных интонаций в голос, – Не смейте их трогать!
Лицо Вайламун вытягивается в удивлении, а стражи останавливаются в недоумении, очень похожем на ужас. Конечно, я снова смотрю на них с высоты своего боевого роста. Они видят перед собой более чем трехметровую ведьму с горящими глазами и развивающимися, несмотря на отсутствие ветра, волосами. И никто из них не видит меня со спины. Я перед ними лицом к лицу ужасная и могущественная. В помещении раздаётся единодушный возглас недоумения.
– Я Алиса, прямой потомок и воплощение Лизбет и преемник Эльсы, королева Острова на Земле и небесах! Теперь это мои подданные, – властно, с пафосом говорю Вайламун, маленькой и жалкой на своём золотом стульчике. Эти слова слышат все.
По лицу Вайламун пробегает волна из разнообразных эмоций. Она понимает, что в данный момент, она на глазах у всех теряет свою власть. Я слышу, как скрипят её зубы, она старается взять себя в руки. Но что она может?
– Схватите её, убейте её, или я всех вас отправлю в изгнание в мусорные пустыни Жиздры.
Угроза подействовала на них, как щелчок кнута на запряжённых лошадей. Красные карлики рванули ко мне выставив мечи и копья, среди них находились чёрные гвардейцы с посохами. Балет какой-то. Всё не так, как мы видим. Ситуация кажется серьёзной, меня окружают вооружённые враги, но их размер низводит угрозу до уровня цирка. Я топнула ногой, произведя небольшое локальное землетрясение, заставив их попадать в беспорядке.
– Гвады, вперёд! – кричит Вайламун. Черты её лица искажаются гневом.
Из глубин красного воинства выдвигаются одетые в красные доспехи верзилы. Фу, какие мерзкие хари у этих подобий человека! Они моего роста и вооружены кто мечом, кто молотом. Ого! Эти могут подкинуть проблем. Их не страшат мои боевые размеры. Похоже, им вообще не знакомо чувство страха. Их оскаленные в глумливых ухмылках хари приближаются. Как же с ними справляется Макс? Убью гвадов!
Как всегда, внезапно картина действительности покрывается рябью, ровные квадраты полков исчезают, остаются лишь гвады. Только они – младенцы, которых вынимают грубые руки из каких-то мерцающих коконов, обтирают колючими мочалками и бросают в общую кучу в тесный загон. Затем жалкие орущие пупсы становятся подростками, которых за малейшую провинность пропускают сквозь строй им подобных, бьющих их плетьми с горящими хвостами. Потом они уже взрослые и их заковывают в доспехи, раскалённые докрасна. Им запрещают выдавать свою боль, доспехи, шипя, остывают, оставаясь красными. Их лица, превращённые в мерзкие хари, излучают злобу и слепую решимость. Картина настолько реалистична, что я чувствую запах шашлыка и палёной шерсти. А ещё я чувствую их боль. На глазах наворачиваются слёзы, а сердце сжимается от жалости к этим несчастным существам, злой волей превращённых в монстров. О, небо! Как такое возможно, и как можно дозволять творить такую чудовищную несправедливость?
Зачем? Зачем мне это показывают? Неужели мало жестокости и боли?
Я вижу Дину, вижу, что она любила Макса больше своего сына и эта любовь не даёт ей рассыпаться в пыль. Я вижу, как она отдаёт эту любовь, помогая мне, подпитывая, и отводя взгляд от ширм. Спасибо тебе, Дина!
Передо мной появляется мама и даёт что-то, что она бережно держит двумя руками, скрывая его в ладонях.
– Что это?
– Посмотри.
Она протягивает руки мне, я раскрываю свои ладони и вижу в них комочек перьев. Это птенец орла. Его глаза закрыты навеки, тельце потеряло форму изломанное и неживое, крылья, едва оперившиеся раскинуты под неестественным углом. На кончике клювика набухла рубиновая капля, яркая и страшная.
– Он хотел летать, – говорит мама, пока я разглядываю успевшую остыть тушку неудавшегося короля птиц, – но сорвался, и упал в ущелье.
– Мам, зачем это всё? Почему жизнь так жестока, а смерть безжалостна?
– Услышь меня, – отвечает женщина, явившая меня Свету, – ни жизнь, ни смерть не имеют значения. Любовь. Только любовь имеет силу.
И пропадает. Пропадает и орлёнок из моих ладоней. Опять золотая зала и красные гвады.
Стоп!
Картинка замирает, как видеофильм, поставленный на паузу, как действие темпоральной гранаты. Я чувствую, я знаю, что могу их всех вместе взятых разом отправить в тартарары, или достать Баркху, что потопчет их в паштет, но что-то говорит мне, что эта мера будет бесполезна. Количество насилия, жестокости и смертей не уменьшится, всё это ляжет на весы Зла. Мама просила услышать её.
– Я слышу тебя, мамочка, – и слёзы с новой силой текут из-под век.
Волна нежности рождается в сердце и устремляется в голову, к глазам, низвергающим Ниагары. Разве они виноваты? И, разве, вообще, кто-то виноват?
Мама, я не хочу им зла. Мама, я хочу им помочь. Мама, я люблю их.
– Бедные вы мои, – теперь мой голос полон сочувствия и доброты. Подхожу к ближайшему гваду. Он ведёт себя как настороженное животное. В глазах целая буря из эмоций. Я пугаю его неизвестностью моих намерений, он готов ответить агрессией на агрессию, как привык с малолетства, но в тоже время ласковые и нежные нотки моего голоса влекут его, заставляют не применять оружие. Ему любопытно, что кроется там, за этими сладкими нотками. Надежда никогда не умирает, и это надежда, что и ему достанет чего-то неизведанного и прекрасного, живёт в нём, тянется ко мне. Подхожу и ласково касаюсь напряжённой одеревеневшей щеки. Его как током ударило. Он отдёрнул голову, в глазах испуг, а я настойчиво, как норовистую лошадь, глажу его по покрытой буграми шрамов голове и щекочу затылок. Его трясёт, он падает на колени и рыдает. Он никогда не чувствовал ласки. Теперь его жизнь не будет прежней. Поворачиваюсь к следующему. Он, видя своего соседа, в ужасе отскакивает.
– Ну что же ты, миленький, не бойся, это не больно, – добавляю в голос ещё больше добра.
Реакция на прикосновение та же, как удар тока, только этот начинает смеяться. Постепенно я начинаю пользоваться их доверием, и они уже сами подходят с поклоном за своей порцией ласки. И все или плачут, или смеются, а некоторые в обморок выпадают. А я сама ржу и плачу, реву и смеюсь, и глажу, и глажу подставляемые рваные щёки и головы.
– Прекратите! Отставить! – через какое-то время замечаю Вайламун. – Что вы делаете?! Схватите её!
И снова в ладонях мёртвый птенец. Капелька крови испаряется с клюва. Крылья вздрагивают, видно, как изломанные кости становятся на места. То же происходит и с телом. Закрытые глаза дёргаются и открываются. Перья с небывалой скоростью покрывают недавнего птенца. Он растёт. И через несколько мгновений это молодой орёл, сидящий на моей руке. Его вес оттягивает её вниз. Он смотрит на меня, и на дне его глаз я вижу благодарность и любовь. Он гортанно кричит, срывается с насеста, заставив меня отступить, и кругами поднимается к потолку золотой залы. Я желаю ему счастливого пути, и потолок мрачного помещения растворяется, явив нам небо, где Аускани всё ещё заслоняет звезду их системы.
Все присутствующие издают всеобщий возглас удивления.
Лицо Виолетты, что транслируется на поверхности планеты-близнеца, искажается гримасой боли, и исчезает. Теперь это Аускани. Чистая и первозданная. Забулонцы одновременно издают возглас смятения и страха. Я понимаю, что Максим справился и выполнил свою миссию. Пирамида уничтожена, отправлена в пространство между мирами. Все планы Виолетты провалились, и Айван на Земле выздоровеет. Мой день рождения пройдет, и я вернусь домой.
6
Вдруг я чувствую чьё-то присутствие. Чего-то огромного, необъятного, неизмеримо древнего и мудрого. Подобное ощущение возникает при виде океана: невероятный размер и мощь. Но это всего лишь пара фигур в чёрных накидках с капюшонами. Под капюшонами ничего не видно – только смутное сияние. Один стоит за правым плечом, другой за левым. Обычные на вид люди, но их энергетика настолько сильна, что мир вокруг расступается – их фигуры окружает какое-то призрачное свечение, затмевающее действительность.
– Алиса, тебе брошен вызов. – слева ровный без эмоций голос – Ты обязана сыграть.
– Тебя вызвала Виолетта. – голос справа такой же, как и предыдущий.
– Либо ты принимаешь вызов, либо проигрываешь. Третьего не дано.
Эти голоса бесстрастны, в них не больше жизни, чем в муравейнике букв из газетных правительственных указов. И от них веет громадной энергией, о непослушании или противодействии которой не возникает даже тени мысли.
– Таковы Правила Игры.
– Каков твой ответ, Алиса?
Каков ещё может быть ответ после всего, что произошло?!
– Я принимаю вызов.
Вмиг исчез кубический ландшафт и прямоугольники красных войск. Я очутилась в тёмном помещении, хотя вязкая густая чернота за спиной говорит о том, что само это «помещение» невозможно никуда поместить, настолько оно огромно и бесконечно. Наверное, это оттого, что его интерьер прячется во тьме, и как только начинаешь всматриваться, появляется в деталях, будто твои глаза – два фонаря. Они выхватывают паркет из эбенового дерева, вписанный в окружность света, там же присутствует фрагмент бордового ковра, а может и шкуры какого-то неведомого животного, а вот и кусок тяжеленной золотой люстры с чёрными свечами. Я сижу в высоком и глубоком, не позволяющим взгляды в сторону, кресле напротив стола, обитого чёрным сукном, отчего создаётся впечатление, что это прямоугольник пустоты. Я вижу, что сижу в своём повседневном походном костюме: в кедах, футболке и джинсовой паре, Баркха в золотой альпинистской системе висит на золотой с затейливым витьём цепочке на шее. Баркха – единственное на что можно обратить внимание.
Виолетта, что сидит напротив и не спускает с меня взгляда одета в закрытое фиолетовое платье. Бриллиантовая диадема венчает собранные вверх волосы. Виолетта, в отличие от меня, выглядит как настоящая королева. Но, это сиреневое жабо, подпирающее её подбородок и закрывающее увядшую шею, этот чрезмерный макияж, что штукатурит морщины, эти явно крашеные рыжие волосы. Виолетта, что напротив уже не та, которую я застала у гроба Ильи, она выглядит очень потасканной и несвежей. И я представляю, как видится этот контраст между Жизнью и Смертью, Добром и Злом, Молодостью и Старостью. И тут я понимаю, что Вайламун, та платиновая блондинка, никакой не клон, а настоящая Виолетта, только седая. Мне жаль Виолетту. Мне жаль, что она непреклонна и никогда не примет поражения. А я сама не такая?
– НАЗОВИТЕ СЕБЯ! – раздаётся глубокий невидимый бас.
Я встаю, и говорю прямо в лицо Виолетте:
– Алиса, прямой потомок и воплощение Лизбет и преемник Эльсы, королева Острова на Земле и небесах!
– В ИГРЕ ТЕПЕРЬ ВЫ ЗНАЧИТЕСЬ КАК ДЕВА!
По лицу Виолетты проносится тень презрительной улыбки, она отводит от меня взгляд и говорит, глядя куда-то вверх, под своды своей черепной коробки:
– Виолетта из клана Тот-Амона, богиня Янтаги и Аускани, Жрица!
– В ИГРЕ ВЫ ЗНАЧИТЕСЬ КАК ЖРИЦА!
Виолетта кивает, и я понимаю, что она в Игре не в первый раз, об этом же говорит сам факт вызова на Игру: Виолетте же надо было к кому-то взывать.
– ИСТЕЦ – ЖРИЦА, ОТВЕТЧИК – ДЕВА, ИСТЕЦ, ОЗВУЧЬТЕ ВАШИ ПРЕТЕНЗИИ!
– Она пришла и устроила войну, пытаясь захватить мои миры!
– ЭТО НЕ ВАШИ МИРЫ, ВЫ ПРИШЛИ ТУДА СВОЕВОЛЬНО!
– Но Забулон – мой мир!
– БЕЗУСЛОВНО. И ТОЛЬКО ПОЭТОМУ ВАША ПРЕТЕНЗИЯ ЗАСЧИТАНА ПРАВОМЕРНОЙ!
– А эта прощелыга захотела у меня его отжать, дала ход немыслимым жертвам!
– ИСТЕЦ, НАСТОЯТЕЛЬНЫЕ РЕКОМЕНДАЦИИ – ВЗВЕШИВАТЬ КАЖДОЕ СЛОВО, ПОТОМУ ЧТО ПОСЛЕ ТОГО, КАК ОНО УПАЛО, ВЗВЕШИВАТЬ ЕГО БУДЕТЕ УЖЕ НЕ ВЫ. ЭТО КАСАЕТСЯ ОБЕИХ СТОРОН!
– Прошу прощения перед судом и этой… прощелыгой, – говорит Виолетта, пренебрежительно двинув подбородком в мою сторону.
– МЫ НЕ СУД, МЫ – ИГРА!
– Как вам будет угодно. Но эти миры сущая ерунда, я могу даже простить их ей. А то, что она украла у меня Баркху, я простить не могу!
– ОТВЕТЧИК, ЧТО ВЫ МОЖЕТЕ СКАЗАТЬ В ОТВЕТ?
– Эта… истец состояла и состоит в заговоре, сопровождающемся людскими жертвами, а на своём Забулоне устроила полный беспредел, и я пришла не захватить миры, а освободить их обитателей от злодейки.
– ОТВЕТЧИК, ВЫ НЕ УПОЛНОМОЧЕНЫ СУДИТЬ, КАЖДЫЙ – ТВОРЕЦ СВОЕГО МИРА!
– А мою Баркху она у меня ещё с младенчества отобрала, я её себе вернула, а её баркху забрала в тот момент, когда она угрожала моей жизни.
– ОТВЕТ ПРИНЯТ!
И что теперь? Что за Игра? Если в карты – хорошо, в них у меня нет равных.
– ПРЕТЕНЗИИ ВЫСЛУШАНЫ И ПРИНЯТЫ, ИСТОРИЯ КОНФЛИКТА РАССМОТРЕНА, АРГУМЕНТЫ ПРОАНАЛИЗИРОВАНЫ. КАЖДЫЙ ПО-СВОЕМУ ПРАВ. ПОЭТОМУ ВАС РАССУДИТ ИГРА. ОСТАЛОСЬ ОДНО. ЧТО ВЫ СТАВИТЕ НА КОН? ПОМНИТЕ, ВАШИ СТАВКИ УЧИТЫВАЮТСЯ И ВЗВЕШИВАЮТСЯ!
– Я ставлю свой портал между мирами.
Она снимает с каждой руки по завитому в несколько проволочных спиралей золотому браслету и кладёт в цент стола.
– ОТВЕТЧИК, ВАША СТАВКА!
– Моя ставка? – у меня ощущение, что я на экзамене, – У меня ничего нет.
– А вот у тебя на шее что висит? – говорит Виолетта с презрением.
Я хватаюсь за Баркху, дух захватывает. Как бы я сейчас хотела, чтобы она снова стала шестиметровой, но такое возможно только на Забулоне.
– Снимай-снимай, – насмешливо говорит мой враг в ангельском обличье.
Я, еле ощущая руки, снимаю с шеи цепочку с Баркхой и кладу рядом с блестящими кольцами.
– СТАВКИ СДЕЛАНЫ! – невидимый бас гремит, как торжественные трубы. Эхо раскатывается вокруг, придавая ситуации драматизма. Повисает пауза, значимость которой не может оспорить никто. Мне чудится, что где-то далеко отсюда клерк в сюртучке открыл книгу, сделал запись и шлёпнул печать. Назад дороги нет.
– ИТАК, ИГРА! У ВАС ТРИ СТАВКИ. И ТРИ БРОСКА. КТО ОДЕРЖИВАЕТ ВЕРХ, ТОТ И ПОБЕЖДАЕТ В ПОЕДИНОКЕ.
Перед нами рядом с нашими ставками падает пара костей, два кубика слоновой кости с точками, инструктированными чёрными опалами, древние как Мироздание. Конечно, кости! Какие тут могут быть карты? Тут уж как кому повезёт.
– ПРАВО ВЫБОРА ХОДА ЗА ИСТЦОМ.
– Пусть начинает молодость, – пафосно говорит Виолетта. Она уверена в победе. И по-голливудски широко улыбается.
– ОТВЕТЧИК, ВАШ ХОД.
Три броска? Первый – Баркха. А что дальше? Главное, не думать, не позволять рефлексии колебать свою уверенность. Хватая пару кубиков, трясу в ковшиках ладоней. Бросаю. Где-то внутри начинает жечь от напряжения. Выпадает троечный дубль.
– ШЕСТЬ!
Виолетта бросает кости, просто ссыпав их с ладони. При этом она улыбается. Но её холодные жестокие глаза говорят о том, что эта улыбка не что иное, как оскал.
– ВОСЕМЬ!
Виолетта смеётся, надевает обратно браслеты. Она делает это неспешно, с кривой улыбкой. Потом берёт мою Баркху, улыбается ей, как своей, и прячет в лифе своего королевского платья, потом бросает взгляд в меня. Он свинцово-тяжёлый, и ледяной.
– ПЕРВЫЙ БРОСОК ЗА ЖРИЦЕЙ!
Победительница снисходительно кивает. А мне чудится, как сама Тьма торжествующе потирает руки, или что там у неё. Я понимаю, что представляю здесь Добро. На меня смотрят мириады невидимых глаз, именно такое у меня ощущение.
– ВТОРОЙ БРОСОК! ДЕЛАЙТЕ ВАШИ СТАВКИ! УЧТИТЕ, ЧТО СТАВКИ ВСЕГДА ПОВЫШАЮТСЯ.
– Я ставлю Аускани и Забулон, – говорит Виолетта, снимает с каждой руки по массивному перстню с бриллиантом и рубином и кладёт в центр сукна. Рубин горит, как капля крови, а бриллиант преломляет свет в объёмные радужные каскады. Они волшебно смотрятся на чёрном бездонном сукне. Но ярче бриллианта горят её глаза.
– ДЕВА, ВАША СТАВКА!
– Вот теперь у меня точно ничего нет.
– Так поставь жизнь! – говорит Виолетта насмешливо.
– ЕСЛИ ДЕВА ПОСТАВИТ ЖИЗНЬ, СТАВКИ БУДУТ НЕРАВНОВЕСНЫ.
– Тогда пусть ставит то, что ей принадлежит.
Но что? Остров? Я ушла с него, когда Эльса была ещё жива, так что, грубо говоря, юридически, он не мой. Тогда что?
И тут рядом с перстнями Виолетты откуда-то сверху падает игральная карта. Валет треф. Изображение достоинства трёхмерное и живое – зеркальное изображение бюста Вани, закованного в рыцарские доспехи. «J» – валет – Иван. Ваня! Я понимаю, что на кону стоит жизнь одного из дорогих для меня людей. Я ловлю себя на том, что скриплю зубами.
– СТАВКИ СДЕЛАНЫ! ПЕРВОЙ БРОСАЕТ ПРОИГРАВШАЯ СТОРОНА. ДЕВА, ВАШ БРОСОК!
Беру кости. Они жгут мне руку. Что за ерунда! Я даже слышу, как шипит слегка вспотевшая от волнения ладонь? Вдруг боль пронзает руку в двух местах так, что я отдёргиваю ладонь, а кости падают в разные стороны, одна чуть не улетает со стола.
– ШЕСТЬ!
Пять и один. Я смотрю на Виолетту, во мне вскипает гнев. Не честно! Она колдовала! Та, что напротив, довольно жмурится. Я хочу воззвать к голосу. Не честно! Но тут же понимаю, что Игра – вовсе не игра. Это бой, и никакой не «мальчик» по-английски, а смертельный поединок. А здесь уж все средства хороши, и никто тебе не арбитр.
Виолетта манерно берёт кости, томно закатив глаза, трясёт их три раза и бросает. Одна кость ложится раньше и шестёркой, Виолетта смеётся, она выиграла, а вторая кость показывает двойку.
– ВОСЕМЬ!
Виолетта ещё громче закатывается, я вижу сквозь широко раскрытый рот её отоларингологические подробности.
– ВТОРОЙ БРОСОК ЗА ЖРИЦЕЙ!
Виолетта делает серьёзное лицо, надевает обратно перстни. Она снова делает это неспешно, «на публику», с кривой улыбкой. Потом берёт карту с Ваней, и, пристально глядя мне в глаза, прячет в рукав. У меня смутное, невыразимое чувство, я пытаюсь отождествить Валета Треф с Ваней, но всё выглядит как-то нелепо и похоже на фарс. Неужели я потеряла Ваню?! Вот так вот, бросив кубики можно решить Ванину судьбу?! Что за нелепица?
– ТРЕТИЙ БРОСОК! ВАШИ СТАВКИ!
– Ставлю свою власть и могущество, – говорит Виолетта, аккуратно снимает с головы диадему и кладёт в центр стола, она лежит на сукне, жизнерадостно искрясь радужными лучиками, и будто повисает в пустоте, – А что поставишь ты, королева без всего?
Её насмешливый тон вызывает у меня россыпь мурашек. Неужели? Нет, только не он!
– В ДАННОМ СЛУЧАЕ, ИГРА ПОЛНОМОЧНА СДЕЛАТЬ ПРАВО ВЫБОРА СТАВКИ ЗА ОТВЕТЧИКА.
На диадему падает ещё одна карта. Король Червей. На ней Максим. Он с бородой, на плечи наброшена тигриная шкура. Максим! Нет! Я так и знала! А ведь, в глубине души я готова была пожертвовать их жизнями. С ужасом признаю это. А ещё говорила о какой-то там Любви! Но не время ненавидеть себя.
– СТАВКИ СДЕЛАНЫ! ПЕРВОЙ БРОСАЕТ ПРОИГРАВШАЯ СТОРОНА. ДЕВА, ВАШ БРОСОК!
В этот раз это уже не просто пара костяных кубиков, это мой Макс, его эквивалент в этом мрачном месте. Ставлю защиту на воздействие Вилетты. Трясу кости в кулаках, представляю, как выпадает шестёрочный дубль. Кости скачут по сукну, белые на чёрном. Одна выпала шестёркой, а вторая, отскочив, летит, кувыркается, и вот уже угадывается траектория его падения, это шесть! Но в какой-то неуловимый момент, кость прокрутилась сильнее обычного, и лежит единицей кверху. Опять?! Так и есть! Виолетта злорадно скалится.
– СЕМЬ!
Эта дрянь знает, что делает, а я отстаю от неё на шаг.
Виолетта берёт кости, подносит к губам, дует на них и отпускает, как рыбок в аквариум. Кости не скакали, они стали, как влитые.
– ДВЕНАДЦАТЬ!
Что? Макс?! В ужасе смотрю, как хихикающая Виолетта напяливает на голову диадему, а моего Макса засовывает в другой рукав.
– ТРЕТИЙ БРОСОК ЗА ЖРИЦЕЙ!
У меня плывёт перед глазами, то ли это близкий обморок, то ли слёзы, которые я пытаюсь сдержать. Ещё чего не хватало – разреветься перед этими… Макс!
– ЖРИЦА ПОБЕЖДАЕТ В ИГРЕ! ЖРИЦА, ВЫ УДОВЛЕТВОРЕНЫ РЕЗУЛЬТАТОМ?
– Как я могу быть удовлетворена результатом, если она до сих пор жива?! Все её побрякушки и самцы мне по барабану!
– ЖРИЦА, ВЫ ХОТИТЕ СКАЗАТЬ…
– Да! – перебивает Виолетта, – Я хочу это сказать! Я хочу Бросок Судьбы! Я ставлю свою жизнь!
В глазах Виолетты торжество и презрение. И уверенность в победе.
– ИСТЕЦ, ВЫ УВЕРЕНЫ?
– Как никогда!
– ОТВЕТЧИК, ВАША СТАВКА АВТОМАТИЧЕСКИ РАВНОВЕСНА. СТАВКА – ЖИЗНЬ ДЕВЫ.
Повисла пауза, тяжёлая как воздух перед грозой.
– ИТАК, ТРЕПЕЩИТЕ! БРОСОК СУДЬБЫ! СТАВКИ СДЕЛАНЫ!
Теперь на сукне стола ничего нет, только затягивающая пустота, но, тем не менее, я ощущаю вес наших ставок. Беру кости. Ого, какие тяжёлые! Трясу их в ладонях, и с каждым моим движением, они становятся всё тяжелей, чем они тяжелее, тем больше я ощущаю ответственность, я сейчас держу Судьбу за… Простите. Руки уже не могут удержать кости, ладони разжимаются, и кубики безвозвратно летят в пустоту сукна. Наверняка, такое же ощущение было у человека, что запустил механизм бомбометания над Хиросимой, он видел, как удаляется бомба, эта дьявольская штука, и, даже, если бы очень хотел, не смог бы вернуть улетевший миг. Точка невозврата. И она пройдена. Кубики мучительно медленно летят к визуально отсутствующему дну, моё сердце лихорадочно бьётся о рёбра, как птичка о прутья клетки. Глаза Виолетты прикованы к костяным кубикам, летящим навстречу Судьбе. Я чувствую, как она колдует, пока кости в воздухе, пытается повлиять на их падение. Вот, они ударяются, отскакивают, снова ударяются и отскакивают ниже, вот ложится грань с двумя чёрными мерцающими точками, а второй кубик ещё вращается в воздухе, вот его ребро задевает чёрную плоскость, и кость замирает. В центре белёсого квадрата единственная окружность точки.
– ТРИ! – гремит голос, буквально сотрясая меня, горячая кровь паники бросается в голову. Смерть?
Я слышу истеричный визгливый смех Виолетты. Он полон издёвки. Мои глаза становятся горячими от понимания, что сейчас бесполезно апеллировать к невидимым судьям по поводу нечестного поведения Виолетты. Всё! Кости брошены. Результат вырублен в памяти.
Виолетта, торжествуя, берёт кости в одну руку, небрежно покатывает их по ладони и бросает накатом. В этот самый момент я стала абсолютно спокойна.
Что за игры?! Что за невидимый голос?! Это же и есть ширмы, которые ставят мне враги! Ширмы могут лишь укрыть, но не украсть у тебя мир! Я не могу проиграть! Иначе бы я не оказалась здесь. Ширмы прочь! И я взмолилась, как тогда на поляне, пока Ваня строил шалаш, только те два часа я вместила в один миг.
Из меня рвётся торжествующий смех и сверкающий шар. Я не могу умереть в свой первый юбилей! Я – Алиса, прямой потомок и воплощение Лизбет и преемник Эльсы, королева Острова на Земле и небесах! Шар, что вылетел из меня, долетает до Виолетты, вспыхивает, и рядом с ней появляется вставший на одно колено дядя Витя с массивным жемчужным ожерелье в руках. Виолетту, как молнией поразило. Она, распахнув глаза, уставилась в голограмму. Я причитала в них, удивление, досаду, восхищение, надежду и… любовь? Да, это были глаза любящей женщины.
Кости ещё катятся, подскакивая, а я вижу, как лицо Виолетты будто разрывается: одно продолжает смотреть на дядю Витю, а второе – на игральный стол. Конечно в этот момент ей не до колдовства! Моё оружие – Любовь! Кости ещё катятся, а в глазах Виолетты я читаю понимание и ужас. Кости остановились.