Я вижу, что тот мусорный остров, уничтоженный нашими полиэтиленофагами – всего лишь маленький «солнечный зайчик» из Зеркального мира. Я вижу, что Зеркальный мир – мой мир, я не просто это чувствую или предполагаю. Я вижу. Зрение уводит все остальные наши чувства на задний план, чтобы они не отвлекали от главного. Зеркальный мир – мой мир. Теперь я это ясно вижу.
3.
– Ты должна чётко представлять то, чего ты хочешь! – слышу мысли Эльсы.
Мы висим с ней в невесомости посреди радужного Ничто, кто-то называет его Астрал, кто-то Эфир, у него много названий, часто не отражающих его суть. Так страх называют героизмом. Странно, почему во мне возник образ страха, ведь страх невозможно увидеть. Для меня страх – это вирус. Такой крошечный вирус страха.
– Не бойся! Страшно открывать свои желания, зная, что они сбудутся. Избегай негатива. Твои помыслы должны быть добрыми. Даже, если они не совсем чистые, главное, чтобы они всегда оставались добрыми. Потому что иногда будет добрее убить заражённого смертельной болезнью детёныша, нежели дать инфекции распространиться. Оставь страх. Пусть вера ведёт тебя. Когда веришь – страху не место в твоей жизни. Я верила все восемьсот с лишним лет, тем и живу. Но силы покидают меня. Ты уже скоро уйдёшь. Я буду помогать. Но, времени у меня не осталось. Поэтому, учись!
Учись. Легко сказать… Я, конечно, понимаю, что всё это могла во младенчестве, и мне нужно всего лишь вспомнить и закрепить, но я совершенно растворилась в себе и окружающем. Я могу стать бактерией, могу – китом, мне ведом любой алгоритм поведения, как при атаке, так и обороне. Я стала быстрее, королевской кобры! Но это всё – рефлексы. Их нарабатывают бесконечным повторением. Бесконечность – не пустое слово. Когда нет времени – нет конца. Сейчас я могу с завязанными глазами расправиться с пятью умелыми бойцами. Но это – всего лишь фундамент: любой начинающий маг может сделать то же самое щелчком пальцев.
– Ты должна чётко представлять то, чего ты хочешь!
Поэтому я должна добиться автоматизма результата, вложить его в себя, чтобы в нужный момент всё это просто возникло из подсознания, это просто понятия, скрытые в ящичках моего разума, а тело здесь не при чём. Не нужно размахивать руками-ногами, достаточно всего лишь открыть нужный ящичек и вложить содержимое в призму Магии, представить себе бой против пяти бойцов.
– Зачем тогда Макс? – спрашиваю я, – Если я сама могу, не шевеля пальцем, сделать то, во что ему придётся вкладывать всю свою силу.
– Макс – твой Талисман. Твой Проводник. Без него ты не сможешь проникнуть в Зеркальный мир. Их магия очень сильна. Нужна Сильнейшая. К тому же Макс любит тебя. А ты его. Это может спасти вас. Но будь осторожна. Любовь – очень сильное оружие. При неправильном обращении оно может ударить по тебе.
И как Макс сейчас, бегая по острову, осваивает оружие новых технологий, я осваиваю Любовь. Мне кажется, каждое из крохотных созданий нашей планеты делится со мной своим опытом, своей правдой, своей силой, А мои лучшие друзья – попугаи. Мне удалось оживить выпавшего из гнезда и заваленного камнями птенца орлицы. В тот момент скорби и сострадания я почувствовала Великую Любовь в каждой клеточке моего тела. Мириады живых существ отдавали мне свою Энергию и эти тончайшие нити сплетались, свивались, скручивались в невероятную Силу. И я вбирала её в себя, а орлица кричала рядом, взывая к Небу в своём горе. И вот, моя Любовь, впитавшая любовь всех жизней вокруг, хлынула к несчастному птенцу. И я увидела, как Смерть отступила, отпустила орлёнка, испугалась моей Любви, обжигающей и ослепляющей, как ярчайший тропическое солнце. Птенец встрепенулся, издал слабый писк. Смерть исчезла, а я села на камни обессиленная и потрясённая происшедшим. Я стала сильнее Смерти. Я всесильна. Победить Смерть – извечная мечта человечества. И мне это удалось, благодаря Любви. Чем больше Любовь, тем я Сильнее.
– Ты должна чётко представлять то, чего ты хочешь!
Поэтому я учусь без всякого 3D-принтера, только силой своего воображения творить предметы из всех, что находятся под рукой. Очень просто создать яблоко, но непросто наделить его вкусом и ароматом. Гораздо проще создать мобильный телефон, со всей его электронной начинкой и схемами, чем воспроизвести вкус и аромат яблока. Бесконечность. Иногда мне кажется, что я экстерном прохожу восемь веков Эльсы.
– Твой Макс – универсальное оружие, боец, подобный Гераклу. Поэтому оставь Войну ему. Человечество привыкло всё решать силой оружия, забыв о силе Мудрости. Мудрость велика тем, что не позволяет неосторожности Мысли перерасти в Действие. Действие – это Ход, его невозможно вернуть, только ждать Ответного хода. Поэтому каждый Ход должен пройти через весы Мудрости. Помни, что ты можешь всё, что сумеешь себе представить, но трижды подумай, отнимая добычу у Смерти.
Я слушаю Эльсу. Я знаю, что понимать её совсем не обязательно. Главное – слушать и запоминать. Понимание не всегда даётся легко и сразу. Понимание приходит с опытом. Если, конечно, появится опыт.
Так вот и готовлюсь к бою. Забавно. Когда слово «бой» заменяешь английским «boy», получаются смешные словосочетания: boy местного значения, последний boy, он трудный самый, был страшный рукопашный boy.
– Чувство юмора – признак высокого интеллекта, – говорит Эльса, – ты понимаешь, насколько война абсурдна. Она делает деньги на крови и является двигателем земной цивилизации. Абсурд двигает абсурд.
А где-то недалеко бегает по горам Максим, обвешанный лёгкой амуницией нового поколения. Из-за того, что амуниция лёгкая, Макс может взять на себя более тридцати всяких предметов. Не знаю, как он в них ориентируется. Впрочем, мне не до него, у меня свои заботы.
4.
Я знаю, что всю ответственность за Зеркальный мир несёт Виолетта. Дядя Витя – всего лишь старый упырь с большими амбициями. То, что творится с Зеркальным миром, и с нашим тоже – творение Виолетты. Она открыла Туда дорогу. Когда я показала кинжал, баркху Виолетты Эльсе, она изменилась в лице.
– Тебе удалось завладеть её баркхой! Опасайся держать её долго. Я, например, не отважусь взять её, может просто не хватить сил. Она высасывает энергию. Не думаю, что владение ею – это хорошо.
Тогда я пробовала уничтожить кинжал в Дестройщике, разложив его на атомы. Но Дестройщик вышел из строя. Сгорел, не причинив кинжалу вреда. Энергия в баркху Виолетты заложена колоссальная. Я узнала, что кинжал пришёл к нам из времён древнего Шумера, самые сильные маги мира держали его в руках. Но в раннехристианские времена его обезвредили Хранители Святынь – тамплиеры. Орден Храма Гроба Господня. Они первыми прибыли в Иерусалим, и стали единственными Хранителями. Именно они стали строить храмы, костёлы, великолепные архитектурные сооружения, по сути своей, Божественные, так как тамплиеры знали, что языческие талисманы, отбранные у жрецов нельзя выпускать в мир, они должны быть запечатаны и погребены под храмами. Никому неизвестно сколько таких баркх рассеяно по свету. Позже, когда после окончания Крестовых походов верхушку Ордена сожгли на костре, Знаниями Тамплиеров воспользовались другие строители – масоны. Именно из их рук получила свой кинжал Виолетта.
Пришлось «заземлить» его. Нейтрализовать его силу через Землю. После ритуала Макс вогнал кинжал в камень по самую рукоять, тем самым, может быть, в глазах потомков, зародив легенду о создании рыцарей Нового круглого стола. К сожалению, Виолетта слишком сильна, чтобы мы смогли усмирить её баркху, но, удерживаемая силой Земли, она не сможет никому причинить вреда. По крайней мере, до тех пор, пока лежит на дне океана.
Эльса воспряла. Я вижу на её щеках румянец. Действие заставляет её оживать.
Остров объят суетой, как муравейник. Время нашего отлёта поставлено на день моего рождения. В силу каких-то технических причин мы будем отсутствовать ровно сутки. Семь тысяч триста пятые сутки моих дней. Они составляют двадцать лет моей жизни, включая високосные. Очень кстати я вспоминаю дату рождения Максима. Двадцать девятое февраля. В это день родятся очень сильные маги.
А Остров кипит. Они тут все счастливые – рады работе, делают, чего пожелает душа, а так как возможностей у них ни в пример больше, то и желания – ого-го! Я понимаю Бёрни, который последние двадцать лет из своей сотни отдал дельфинам и китам. Постичь их не хватит жизни, потому Бёрни и не спешит умирать: зачем, когда вокруг столько интересного и доступного! Дети здесь необычайно умны и, по-моему, все обладают даром предвидения, что не удивительно, ведь здесь нет нужды заботиться о хлебе насущном, где от тебя не требуют предвидеть скачки́ биржевых индексов, а мысли о пропитании не гложут мозг. Островитяне достигли уровня Христа, что накормил людей тремя рыбами: знай только молекулярный состав исходника, чтобы сделать копию.
Эльса как-то с улыбкой показала мне большой шкаф, который она назвала Ковчегом. В этом шкафу хранились ДНК всех существ, встреченных ими за период своего существования. Я тоже оставила свой образец.
Однажды я спросила Эльсу:
– Почему? Почему именно я? Ведь про кровь и баркху узнали недавно?
– Девочка моя, вспомни. Разве не было у тебя чувства, что ты – другая…
– Лишняя. Я постоянно чувствовала себя лишней. Где бы ни находилась. Но я тогда ещё в школе училась. А так, то мёртвых увидишь, то ещё что.
– Вот. Это чувство и вывело тебя сюда. Тебя притянуло, как магнитом.
– И что, нет больше таких, как я?
– Есть, конечно, но вот тут срабатывает кровь и Баркха. Пасьянс сошёлся на тебе, дорогуша. Хотя, лично я считаю, что всё это – Жребий. Твоя кровь – твой Жребий. Мой путь сюда – мой Жребий. У твоего Макса – его Жребий. Не бойся, на тебя не взвалят больше, чем ты сможешь вывезти. В твоём возрасте я пряталась в лесу, чтобы меня не сожгли на костре, а уже к восьмистам соорудила этот Остров.
Эльса говорит, что за последнюю сотню лет в нашем мире случилось то, чего не было никогда ранее.
– Сейчас в мире живых появилось много мёртвых. Тех, кого пустили на конвейер смерти, ушедших без имени, без вести, без слёз близких. Мировые войны, как огромные порталы в Потустороннее. Бесчеловечные режимы – двери в мир мёртвых. Скоро число живых станет на порядки меньше. Мёртвых, не видимых простому глазу, станет так много, что они, сгустившись, явятся наяву.
– Зомби-апокалипсис?
– В каждой сказке есть доля правды. Но, боюсь, что это только эпизод в истории всеобщего бедствия.
В последние дни я, наконец, нашла Ивана. Это случилось, когда мы заземлили кинжал Виолетты. Раньше я не видела Ивана ни в одном из миров, и это было странно. Эльса уверена, что так и есть – Иван витает средь миров. Кома. Не удивительно, если вспомнить его рану и проклятие Виолетты. Теперь я чувствую, что Ваня жив, но что-то не даёт мне увидеть его чётко, как бы я ни старалась. Но я знаю, что он под защитой. Бабуля не оставит его. Всё будет хорошо. Я чувствую на нём защиту. Это Бабуля. Она просит о помощи. Эльса сказала, что эту часть дела возьмёт на себя, дабы я не отвлекалась. И действительно, на меня навалилось столько всего, что я не совсем понимаю, где явь, а где сон, или что там было в последние две недели.
Ещё, что запомнилось, как сетовала Эльса по моим волосам.
– Напрасно ты постриглась, – повторяла она, – для ведьмы волосы – инструмент не из последних. Это как антенны.
Что ей сказать? Я это сделала, твёрдо зная, что так нужно. Я так ей и сказала.
– Ты сильная. Ты знаешь, что делать, – было мне ответом.
5.
Странное ощущение. Будто я вижу себя со стороны, существует некая раздвоенность: первая Алиса переживает до сотрясения поджилок, она опасается неизведанного, вторая Алиса с улыбкой видит себя первой женщиной, путешествующей между мирами, Валей Терешковой. Мне больше нравится вторая Алиса – мощная боевая единица, но первая мудрее, тоньше и точнее. Когда кольца Машины исчезают из поля видимости, я вижу, как Максим, сидящий в таком же, как у меня кресле, становится прозрачным и растворяется. Я готовлюсь к Скачку, но в голове звучит голос Эльсы:
– Милая моя девочка, прости, что не говорила раньше, но, боюсь, что случая больше не представится. Чувствую, что не переживу этот день. Тебе он покажется непереносимо долгим. Я передам тебе всю силу в нужный момент. Знай, что никто из нас не уходит бесследно. Мы будем тебя поддерживать. Я, Бабуля, Илья.
Я вижу себя на берегу Острова. Я стою рядом с огромным костром. Вокруг все островитяне. Я понимаю, что это погребальный костёр, и моё сердце обволакивает грусть.
– Прощай! – шевелю губами.
Свет в глазах меркнет, возникает ощущение невесомости, а потом дух выходит из тела.
В чёрном пространстве висит косматая жёлтая звезда. Несмотря на лютый холод Пространства, части тела, обращённые к светилу, ощущают сильное жаркое излучение, как возле костра. Вокруг звезды на удобном расстоянии летают две одинаковых планеты. Одна из них красная, другая серая. На обеих видно наличие атмосферы. Я удивлена. Я первая, кто видит этот мир с такого ракурса. Помня о красной луне в воспоминаниях Максима, понимаю, что мне на серую планету. Мне ужасно хочется рассмотреть красную планету-близнеца, но она уходит дальше по орбите, а меня сносит к серой. Я ощущаю, как замедляется время. Потом я растворяюсь в сильном ярком свете. Вероятно, это и есть Скачок. Я вижу круглую дыру в сплошном одеяле облаков. Именно туда несёт меня с огромной скоростью. Ноги уходят вниз, как у моей тёзки из мультфильма54, когда она съела гриб и выросла. Я вся моментально покрываюсь «гусиной кожей», а волосы встают дыбом. Откуда волосы? Но думать становится некогда: стоя на земле со своей странной высоты я вижу уменьшенную вдвое фигуру Макса, призрак Дины и муравьиные силуэты аборигенов, явно находящихся в состоянии открытого конфликта с моим любимым. Выстрелы и жужжание пуль вокруг доказывает их намерения. Во мне разгорается раздражение, какое вызывают назойливые комары. Я отмахиваюсь от них, отправляя воинственные фигурки в Шамбалу – пусть изумятся, им полезно. Какая неблагополучная планета, воинственная, встречает гостей во всеоружии. Макс ранен. Я становлюсь нормального размера и понимаю, что в состоянии боевой магии я делаюсь великаном в глазах окружающих. Обычное дело. Ощущаю приятную тяжесть от вновь отросших волос, действительно ощутимо добавляющих Силы. Уверена, что это Эльса постаралась. Вижу восхищение в глазах Макса. Вижу, что его ауру поедает какая-то чёрная плесень, начиная с плеча.
– Макс, ты ранен, – говорю.
– «Ранен»? Меня уже успели грохнуть, – говорит он с похвальбой и открытой мальчишеской улыбкой.
– Ты серьёзно ранен.
– Просто оцарапало плечо, что за пожар?
– Прошу тебя, воспользуйся медкапсулой.
– Но, котёнок…
– Какой я тебе котёнок?! Ты что, не знаешь, как меня зовут? Это у вас, мужиков, такое универсальное обозначение? Котёнок, зайка.
– Ты не права! Кроме тебя я никого не назову котёнком! Это, можно сказать, привилегия.
Я готова взорваться, но вижу, как нелепо и гротескно выглядит эта никчёмная ссора среди абсолютного запустения незнакомого мира в присутствии призрака Дины, от неловкости не знающего куда деться: будь у неё кровь, она бы покраснела. Поэтому гашу вспышку. Откуда она вообще, эта вспышка?
– Максик, милый, прошу тебя, сделай нам лучше, помажь рану.
– Но, Алиса, любимая, это лекарство уничтожает мои способности!
– Это бред. Ничто не может уничтожить твои способности.
– Может быть, но после лечения там, на Острове я потерял свой дар. Я стал обыкновенным. Не тем Ватманом, что спас тебя на мосту, понимаешь?
– Понимаю. Верь мне. Всё волшебство я возьму на себя. А ты мне нужен живой. И не возражай, у тебя уже идёт процесс заражения. Их пули жутко загрязнены магией.
– После того, как один из этих уродов выстрелил мне в затылок, я снова почувствовал свои силы. Я увидел Дину!
Его глаза умоляюще смотрят мне в душу.
– Я смогу быть более полезен, если буду во всеоружии, как в полнолуние.
Он не понимает. Не хочет понимать. Ох, уж эти мужчины! Они думают, что несут всё на своих плечах. Так можно и надорваться.
– Давай договоримся так, – говорит, – если мне станет плохо, я воспользуюсь аптечкой. А сейчас мы слепые, все наши дроны уничтожены. Я даже не знаю, в какую сторону двигаться. Моё суперчутьё подскажет.
Много оно тебе здесь подсказало, твоё суперчутьё. Он отворачивается, а я, скрепя сердце и, ненавидя себя, шепчу заклинание и метаю его в Макса. Он застывает на месте. Для такого эффекта Гавриил воспользовался бы темпоральной гранатой. Я подхожу к манекену Максима и под укоризненные взгляды призрака Дины, обыскиваю его на предмет медкапсулы. Ага, вот она. А вот и похожий на помаду цилиндрик чудо-мази. Прямо сквозь дыру в рукаве мажу рану составом, кладу аптечку обратно, и отпускаю его. Получилось так, что он пришёл в себя как раз в тот момент, когда я целовала его. Он сходу принял игру, но, увы, сейчас не время. С трудом отрываюсь от него.
– Ого, как ты так быстро ко мне подобралась?
– Я же котёнок. Я быстра и незаметна. Мур. Что скажешь, мой лев?
– О чём?
– О том, что видел вокруг себя.
– Очень неблагополучный, негативный мир. Я просто офонарел, когда увидел его. Жутко отличается от того мира, куда я попал в детстве. Дина сказала, что у них с тех пор прошло около трёх тысяч лет.
– Ого!
– Да. Я посчитал: наш год – их сто пятьдесят.
– Это сколько же здесь будет длиться мой юбилей?
– Пять месяцев.
Who wants to live forever? Есть в слове «вечность» какая-то безнадёга.
– Я нарвался на патруль, они расстреляли меня. И если бы не титан в моём затылке…
Поднимаю руку и глажу по колючему затылку. Он вздрагивает.
– Больно?
– Немножко. Больше приятно. Я очнулся, разделался с убийцами, потом их целый взвод приехал. Начал с ними воевать. Концовку ты видела.
– Карты, как я понимаю, у нас нет.
– Карты, как ты правильно понимаешь, у нас нет. Дроны сбиты.
– Зато у нас есть Дина.
Рыцарь
– 339 часов 57 минут.
«Ванечка, сыночек, – слышится голос мамы из того времени, когда у меня была мама, – вставай! Поднимайся! Пора!»
Первая мысль после голоса мамы и чёрного небытия: какой-то сильный героин, чуть не передознулся. Состояние точно такое: полное ничто. Но я уже почти год как чист. Значит, нет разницы между героиновым кайфом и смертью. Последнее, что я помню: ранение, боль, одиночество, провал. Я был покоен, но мама позвала, разбудила меня.
– Поднимайся, сынок! – говорит мама, я вижу её силуэт, от которого веет теплом. Потом, когда глаза ловят фокус, силуэт становится Бабулей, и голос уже не тот, что позвал вначале,
– Хватит спать! И так уже, почитай, вторую неделю спишь, а времени совсем мало.
Удивила. Когда это времени было много?
– Вот, выпей, – суёт мне глиняную чашку с чем-то холодным и терпко пахнущим сеном. Я делаю глоток, и он, едва достигнув желудка, возвращается назад.
– Вот, хорошо, – говорит Бабуля, – выходит, значит хорошо. Плохо, если бы не вышло. Пей ещё.
Послушно делаю второй глоток. Та же реакция.
– Отлично! Ещё!
– Зачем? – говорю, – всё равно не держится.
– О! Разговорился! Две недели трупом лежал, а уже борзо разговаривает! Пей!
Делаю третий глоток. Странно, вкус, вроде бы не противный, почему рвота? Но этот глоток не выплеснулся наружу, а остался во мне, и после этого меня стала наполнять могучая сила. Захотелось вскочить и пройтись колесом.
– Ну что, оклемался? – улыбается, – Глазки загорелись. Быстро ты! После такого ранения, если выживают, то в строй уже не становятся. Алиска тебе помогла, да и я постаралась.
– Что с Алисой?
– В порядке Алиса. И Максим в порядке.
– Максим – это босс?
– Да. Только сама недавно узнала, как его зовут. Слушай меня, Ваньша. Во-первых, как себя чувствуешь?
Я пристально всматриваюсь в себя. Если говорить о воодушевлении, то я готов действовать хоть сейчас. В доказательство этой мысли бодро вскакиваю с кровати, и делаю первый шаг к окну, за которым белый день. Нога подломилась, оказалось, что тела я совсем не чувствую. Меня ведёт в сторону, я пытаюсь подтянуть другую ногу для опоры, но только окончательно запутываюсь в ней – в собственной ноге! – и лечу до встречи со стеной. Удар пришёлся на голову. Боли не было, только на какой-то миг сбилась моя камера: изображение дёрнулось, поползло параллельными кусками, восстановилось. Я ощутил на губах улыбку и разразился смехом.
– Бабуля, чем ты меня напоила?
– Ничего особенного, травки. Просто твои мышцы ослабли, – она помогает мне встать, – вот иди за стол, похлебай бульона куриного, потом ляжешь.
Я, едва чувствуя свои ноги, преодолел расстояние в пять шагов, рухнул на лавку и облился холодным потом.
– Совсем ослаб, сердечный, – Бабуля берёт парящую вкусно пахнущую чашку и подносит к моим губам.
Я смачиваю губы очень тёплым бульоном, рот наполняется горькой слюной, потом бульон проникает в рот, я чувствую взрыв вкуса, дразнящий запах бьёт в нос, хватаю чашку руками и делаю глоток.
– Не спеши, – говорит Бабуля, а бульон стекает в чёрную дыру желудка, мгновенно становится жарко, все мышцы расслабляются, кроме тех, что отвечают за счастливую улыбку, и меня стремительно несёт в сон. Блаженно улыбаясь, поддерживаемый Бабулей, иду к кровати.
– Ну вот, – бормочет Бабуля, – хоть чуток, да покушал, завтра будет намного лучше.
Силы оставили меня на середине пути, но мне подумалось, что Бабуле не тяжело: я совсем исхудал, я чувствую это по скрипу нательной рубахи о мою кожу. Теперь я понимаю, почему мне не было больно от удара головой о стену: так же муравей не разбивается при падении. Едва моя лёгкая голова коснулась подушки, сознание оставило меня.
Я просыпаюсь ночью. Теперь я чувствую тело, а ещё я чувствую, что дико хочу есть. Мой нос чует запахи. Из-за глухой занавески, служащей Бабуле дверью в её покои слышно бормотание. А из комнаты с печкой пахнет жратвой! На твёрдых ногах я ринулся на зов обоняния. На столе при свете лампадки я разглядел давешнюю чашку, манящую меня и присосался к остывшей, но невероятно вкусной жижице.
– Ну, вот и ладно, – слышу сквозь вспышку яркого света, сопровождавшую голодное урчание моего нутра голос Бабули, – раз сам встал поесть, значит здоров. Пей бульон, тебе пока ничего больше нельзя.
Я и сам чувствую, что хватит.
– Покушал? Теперь спать.
Да. Спать.
Утром я выпил полную чашку бульона, Опять завалился спать, а вечером, в сумерках проснулся.
Чувствую себя хорошо. Ощущение чистоты. Возможно, это беленый потолок и стены создают это ощущение. Встаю, прислушиваясь к себе. Теперь нет внутренней дрожи, которой диссонансом вибрирует каждая клетка организма, наоборот, инструмент моего тела идеально настроен, каждая ниточка натянута до ноты «ля». Всплывает мысль, что зуммеры электронных устройств настроены на «ля», Земля звучит этой нотой, даже по названию видно.
Тело хочет нагрузок. Ложусь и пытаюсь отжаться. Раз, второй… после третьего становится тяжело и жарко.
– Молодец, – уже не вздрагиваю от Бабулиного голоса: привык, что сначала появляется голос, а потом Бабуля, – но эта твоя акробатика тебе сейчас не поможет. Вот что я тебе дам.
Она протягивает мне нож из воронёной стали с узкой блестящей режущей кромкой обоюдоострого лезвия. Я беру его в руку. Он массивный, удобный и невероятно хищный. Идеальная балансировка. Ручка и лезвие – один кусок металла, без всяких деревянных или пластиковых добавок на заклёпках, только чёрный витой шнур туго обтягивает рукоять.
– Это реликтовый клинок, Ваньша, – говорит Бабуля, и по тому, как её простонародная речь сменяется тоном академика, я понимаю, что она говорит самую суть происходящего.
– Давным-давно им был убит один из богов. Его кровью пропитан шнур. Клинок имеет огромную силу. Не стану рассказывать, как он очутился у меня – времени совсем нет. Я берегла его долгие годы, зная, что он пригодится. Пусть его сила станет твоей. К сожалению, нельзя его назвать Баркхой, ты не сможешь ощутить в полноте и воспользоваться всей силой, что в него заключена, но, исходя из твоего состояния, он должен помочь.
Нож, который сам вертится вокруг пальцев, зовёт меня на улицу. Выхожу во двор, где севшее солнце сменила луна в третьей фазе. Мне кажется это странным, но я очень хорошо всё вижу под её светом, и, когда неудачно бросаю нож в деревянный забор, мне не представляет труда найти его в невысокой траве. Второй раз оказался удачным: нож бесшумно впился в доски. Пришлось напрячься, чтобы, расшатав, вытащить его. После десятка бросков, семь из которых были удачными, я понял стратегию Бабули: отжимаясь, я быстро расходую силы без пользы, а метая нож, постепенно укрепляю мышцы. К тому же броски перемежаются ходьбой до мишени, наклонами или приседаниями в поисках ножа в траве. Целый комплекс упражнений, направленный на весь организм. Спустя какое-то время чувствую приятную усталость, но, в то же время, укрепляющую энергию от ножа, будто нож – контакты батарейки «Крона», а кожа ладони – язык. В голове никаких мыслей, только механическая работа. Говорят, травмированное сознание исключает из воспоминаний травмирующие факторы. Не исключено.
Прекращаю упражнения только когда нож выпал из моей потной ладони. Колени дрожат, я весь взмок.
– Иди, покушай и отдыхай, – такое впечатление, что Бабуля постоянно наблюдает за мной, и в нужное время обозначает себя голосом, прежде чем явиться, как и подобает всем воспитанным людям.
Быстро выпиваю свой бульон, и стремительно выпадаю из реальности.
– 289 часов 24 минуты.
У меня установился странный режим: днём сплю, а ночью упражняюсь в метании ножей, топоров, серпов и непонятно откуда взявшихся фрез, и циркулярных пил по дереву. Просто ниндзя какой-то! Всё, что можно было воткнуть в дерево шло в ход. Для меня до ранения оружие было чем-то сродни табу. В душе пацифист, я вообще не думаю о насилии, дабы не притягивать его в мою жизнь: вдруг вся грязь, что лежит на оружии, перейдёт на меня. А сейчас я самозабвенно часами в перерывах между принятием пищи и сном бросаю, втыкаю, хожу туда-сюда от забора, усеянного следами и размягчённого до состояния войлока постоянными ударами всех видов холодного оружия, снова бросаю. Я даже пытался метать тяпку, вилы и мотыгу, но понял, что такие крупнокалиберные экземпляры развалят Бабуле забор. И при этом почти никаких мыслей. Почти. Я пытаюсь вспомнить, что было со мной до появления Алисы, и не могу. Потому что я за время знакомства с ней прожил много больше, чем до её появления в моей жизни. В принципе, мне и вспомнить-то нечего, кроме босса. Максима. Макса. Топор, кувыркаясь, впивается в доску, завершая картинку-смайлик, нарисованную мной холодным оружием.
Мои мышцы окрепли, многотысячные повторения набили руку, и теперь всё что я метаю, впивается туда, куда нужно, и я думаю, что пора укрепить навыки в движении. Не знаю, откуда эти мысли, но тело само требует этих тренировок. Я стал другим. Возникает ассоциация с боссом… Максом, который после травмы и комы обнаружил в себе какие-то навыки. Неужели, я становлюсь Бэтменом? Да нет, это Бабуля воздействует.
Бабуля держится на дистанции, я вижу её только, когда она подаёт на стол, потом ем в одиночестве, зато из её закутка пахнет благовониями и не прекращается бубнёж, даже когда она возится у печки рядом со мной. У меня ощущение заряжаемого аккумулятора, я бы сказал, электрошокера. Думаю, когда зарядка достигнет нужного уровня, Бабуля заговорит.
Как ни странно, я не вижу снов. Закрываю глаза, потом открываю через секунду и начинается новый день. В моём случае ночь. Мне думается, что все эти перемены не от того, что я становлюсь Бэтменом, а от того, что Виолетта наложила на меня проклятие. А я ещё целовался с ней! Тьфу! И ещё на большее рассчитывал! Тьфу-тьфу-тьфу!!! Возможно, и дистанция Бабули – что-то вроде карантина. Серп, свистя, впивается в дерево и покачивается.
И ещё изменение: теперь у меня в голове не играет постоянный саундтрек.
Однажды я решился выйти со двора, чтобы, всё же воспользоваться «тяжёлой артиллерией», можно же пустить в дело стену сарая в огороде вместо его же стены, завешанной утварью во дворе. Но, спустя пару бросков киркой и вилами, я понял, что у любого существа в диаметре пары километров сразу возникает образ дровосека. Если со двора в неширокий забор ножи входили почти бесшумно, то сейчас сам сарай являлся огромным барабаном, гудящим низкими вибрациями при ударе в его брёвна. Я решил, что не стоит себя «светить». К тому же, вилы и кирка благополучно вонзились в стену, заставив сарай гудеть: точность и сила броска удовлетворительны, на этом остановимся. Мои доводы по поводу «палева» оказались верными: когда я выдёргивал инструмент из брёвен, я услышал посторонние звуки, и, обернувшись, увидел стаю собак в пять голов, проникших сквозь штакетник огорода. Неожиданность их появления заставила сердце замереть, пропустив такт. Нет, нельзя собакам показывать страх. Это не мысль. Это чей-то голос, отдалённо напоминающий Бабулю. «Они чуют страх. Смотри им в глаза. Собаки – единственные существа, не выдерживающие человеческого взгляда». Масть, пол и размер членов стаи весьма произволен, единственное, в чём они одинаковы – в стремлении загрызть меня. Их глаза, как угли костра излучают жар злобы. Оскал их пастей и пена в углах зубастых капканов говорят о серьёзности их намерений, но более всего об этом говорит тишина. Они только едва слышно порыкивают, раззадоривая себя. Я вознёс молитву тому, что мой тыл прикрывает стена, а вилы и мотыга в руках успокоили. Я, совсем не думая, что делаю, улыбнулся-оскалился стае, и, отставив руки с оружием назад, склонился в подобии реверанса лицом к их мордам и низко раскатисто взревел: Ррр-а-х!!! Шавок как ветром сдуло! Они шарахнулись от меня с визгом, будто я был огненным столбом. Мне стало весело от чувства всемогущества. Бабулины травки и мои тренировки делают меня твёрже по принципу «завтра будет лучше, чем вчера».
Если честно, положа руку на сердце, не мутя и не лукавя, то меня немного нервирует вся эта подготовка. Так, наверное, готовили новобранцев в Афган – в тайне от самих новобранцев. И я задал свой вопрос:
– Я веду себя как «коммандос». Бабуль, в чём дело?
По лицу Бабули пролетела тень. Он долго молчала, и я знал, что дождусь ответа.
– Понимаешь, Ваньша, ты сейчас сильно и глубоко болен. Виолетта-гадина наложила на тебя очень сильное проклятье. Смертельное. И снять его может только она, так, как сделано было на кровь. Она украла твоё лицо.
При этой фразе я моментально вспомнил, что в доме Бабули я не встречал никаких отражающих поверхностей, и я не знаю, как выгляжу. Я потрогал себя за лицо. Всё вроде на месте.