В первые месяцы свободы старик готовился к каждому такому свиданию радостно, полный веселых воспоминаний дружества, а то и былой влюбленности. Шел пешком в Специю, – шесть-семь километров! – чтобы встретить приезжую на станции. Вообще триумфовал. Но, привозя гостью со станции, имел уже вид озадаченный, а затем на все время свиданий впадал в совсем несвойственную ему, «старому матерому казаку», «удалу добру молодцу» Глеба Успенского, Илье Муромцу «Народной Воли», угрюмость. А отбыв свидание, долго еще оставался «мрачным, как старый кот или Мурский ров» (сравнения из Шекспирова «Генриха IV»), воздыхал тяжко, что трудное это испытание – жалостливо видеть сосуд, когда-то бывший в чести, обветшавшим до состояния «сосуда в поношение». И так как все эти археологические сосуды носили имена очень известные, иные даже, можно сказать, уже «исторические», то впечатление получалось особенно выразительное.