Дѣйствіе II
По-екатерининскому роскошный, двухсвѣтный залъ съ бѣлою колоннадою въ глубинѣ. За колоннадою огромныя и широчайшія окна и стеклянныя двери на террасу, за которою зеленѣетъ садъ. Мебель тяжелая, старинная, штофная. На стѣнахъ фамильные портреты. Выдается портретъ отца князя Александра Юрьевича Радунскаго, князя Юрія Романовича молодого генерала въ александровской формѣ. Всѣ стоятъ, ходятъ. Никто не сидитъ. У первой отъ зрителей колонны Ковчеговъ пожилой, бритый, съ орденомъ на шеѣ – и Вихровъ, молодой, съ наружностью скорѣе художника, чѣмъ чиновника.
Ковчеговъ. Понимаю я васъ, молодой человѣкъ, очень хорошо понимаю.
Вихровъ. Нѣтъ, не понимаете. Если бы понимали, дѣло дали бы, не заставляли бы изнывать въ бездѣйствіи.
Ковчеговъ. Мало ли вамъ дѣлъ поручается? Возами къ вамъ изъ присутствія посылаемъ.
Вихровъ. Это расколъ-то душить? Въ казенныхъ потравахъ и порубкахъ разбираться? Благодарю покорнѣйше. Отъ этихъ шпіонскихъ дѣлъ душа протухнетъ…
Ковчеговъ. Лучшихъ нѣтусъ.
Вихровъ. Есть! Только не шевелите вы ихъ…
Ковчеговъ. Эхъ, молодой человѣкъ!
Вихровъ. Вотъ, позвольте мнѣ приняться вплотную за хозяина здѣшняго: это дѣло!
Ковчеговъ. Нѣтъ, молодой человѣкъ, это вы оставьте. Чортушку трогать нельзя.
Вихровъ. Отчего?
Ковчеговъ. Оттого, что нельзя.
Вихровъ. Помилуйте, что за птица особенная князь Радунскій? У царя онъ въ давней и полной немилости, знакомые и родные отъ него отреклись, связи онъ растерялъ… И, все-таки, мы стоимъ предъ нимъ въ безсиліи, a онъ въ усъ никому не дуетъ и своеволитъ по уѣзду, какъ киргизъ-кайсакъ.
Ковчеговъ. Молодой человѣкъ, отвѣчу вамъ татарскою пословицею: «нѣтъ острѣй зубовъ одинокаго волка». Радунскій онъ, сударь мой! Радунскій!
Вихровъ. Ну?
Ковчеговъ. Только и всего. больше никакого страха не требуется. Радунскій – значить, берегись! Порода змѣиная.
Вихровъ. Не понимаю, что вреднаго онъ можетъ намъ сдѣлать?
Ковчеговъ. Все!.. Рѣшительно всего отъ него должно ожидать… Онъ въ прадѣда своего, говорятъ, въ князя Романа, a прадѣдъ этотъ, молодой человѣкъ, костромскаго воеводу высѣкъ.
Вихровъ. Мало ли, что было при царѣ, Горохѣ!
Ковчеговъ. И вовсе не при Горохѣ, a императрица Екатерина правила.
Вихровъ. Вы ужъ не боитесь ли, что внучекъ насъ съ вами высѣчетъ?
Ковчеговъ. Высѣчь не высѣчетъ, а… Да нѣтъ-съ! И высѣчетъ!
Князь (проходитъ между гостей, сопровождаемый Хлопоничемъ и исправникомъ, который вьется, такъ сказать, y его локтя). На что ты нуженъ? За что тебя Россія хлѣбомъ кормить?
Исправникъ. Ахъ, ваше сіятельство, неровенъ часъ, пригодимся и мы. Маленькая мышка, въ басни сочинителя господина Крылова, перегрызла тенета царя лѣсовъ-съ.
Князь. Это ты говоришь напрасно. Я тобою не брезгаю. Я никѣмъ не брезгаю. Всѣ люди одинаковы и всѣ дрянь. Только не вижу надобности въ тебѣ, зачѣмъ ты существуешь.
Исправникъ. А для порядка-съ?
Князь. Во всей губерніи только и есть хорошій порядокъ, что y меня въ Волкоярѣ. Именно потому, что я вашей братьѣ, чинушкамъ, y себя хозяйничать не позволяю. Нѣтъ большей ненависти, чѣмъ народъ питаетъ къ подьячему семени, къ подлой волокитѣ вашей. Стало-быть, стоитъ только не пускать вашего брата на свой порогъ, тогда и порядокъ найдешь, и въ уваженіи будешь, и во всемъ съ мужикомъ безобидно поладишь… A не поладимъ – самъ сокрушу, къ тебѣ кланяться за помощью не пойду. Мои люди! Я имъ и отецъ, и баринъ, и царь, и богъ. A ты – которая спица въ колесницѣ? Брось! Такъ-то, господинъ исправникъ. A къ столу прошу. По дѣламъ, объѣзжай Волкояръ за версту до околицы, а къ столу прошу.
Проходить.
Исправникъ. Слышали-съ?
Вихровъ. Слышалъ и удивляюсь вамъ.
Исправникъ. Чортушка-съ! Вамъ, какъ новому y насъ человѣку, конечно, дико, a мы притерпѣлись.
Вихровъ. Значить, часто эти надругательства приходится глотать?
Исправникъ. Каждый разъ, что въ Волкоярѣ.
Вихровъ. Зачѣмъ же вы здѣсь бываете?
Князь (проходитъ – окончательно не въ духѣ). Не до гостей мнѣ, Хлопоничъ. Не по себѣ…
Исправникъ (Вихрову). Затѣмъ-съ, что столъ французскій очень люблю. Хорошо кормитъ-съ. Въ нашей глуши только и поѣсть сладко, что y Радунскаго. Девять поваровъ засѣчетъ, a десятаго артистомъ своего дѣла сдѣлаетъ…
Князь. Лаврентій. Ужина громко не объявляй. Проси всѣхъ къ столу приватно.
Ковчеговъ (Вихрову, про исправника). Вретъ! За оброками ѣздитъ. Оброкъ ему тамъ y Муфтеля въ конторѣ приготовленъ… въ пакетѣ… особенный.
Исправникъ. Ужъ и оброкъ! Ужъ и въ пакетѣ особенномъ! Ахъ, Кузьма Кузьмичъ!
Ковчеговъ. Ну, и для выборовъ князь важенъ… Что велитъ, то дворяне и сдѣлаютъ.
Исправникъ. Для выборовъ князь важенъ.
Вихровъ. Ахъ, господа, господа! Тошнитъ отъ васъ…
Исправникъ. Однако-съ…
Ковчеговъ. Понимаю васъ, Павелъ Михайловичъ, все понимаю-съ… Самъ не такъ давно былъ молодъ… не все забылъ еще… Да вѣдь что же-съ? Съ волками жить, по-волчьи выть…
Князь (который мимоходомъ прислушался къ разговору). Господинъ Вихровъ.
Вихровъ (идетъ съ неудовольствіемъ). Зоветъ, какъ герцогъ какой-нибудь владѣтельный.
Князь. Господинъ Вихровъ. Прошу васъ замѣнить меня на хозяйскомъ мѣстѣ. Я, по нездоровью, не могу присутствовать за ужиномъ.
Вихровъ. Мнѣ странно, князь… И неловко… Почему же я? Я здѣсь чужой человѣкъ, никого не знаю… И вы меня не знаете.
Князь. Именно потому, что не знаю, и прошу замѣнить меня. Изъ тѣхъ, кого я знаю, этой чести никому предложить не могу. A вы покуда кажетесь мнѣ человѣкомъ порядочнымъ.
Вихровъ. Мнѣ, право, неудобно, князь. Здѣсь столько людей, старшихъ меня и положеніемъ, и годами. Всѣ обидятся. Я слишкомъ молодъ и чинъ на себѣ малый имѣю.
Князь. Когда на васъ будетъ большой чинъ, вы не будете молоды. Молодость пройдетъ, a съ нею вмѣстѣ; такъ часто проходитъ и порядочность. Сейчасъ вы мнѣ нравитесь, я хочу васъ уважать. A почемъ знать, будете ли вы стоить уваженія лѣтъ черезъ пятнадцать, когда y васъ будетъ и тамъ… и здѣсь…
Показываетъ на, шею и лѣвый бортъ фрака.
А, можетъ быть, даже и этакое…
Показываетъ какъ-бы ленту черезъ плечо.
Вихровъ. У васъ въ домѣ нашъ маршалъ, предводитель дворянства.
Князь (съ злобнѣйшею насмѣшкою). Неужели?! Проходить.
Вихровъ. Конечно, это честь, но, ей Богу, она похожа на оскорбленіе.
Ковчеговъ. У него всегда такъ. Не спорьте.
Исправникъ. Помилуйте! Ничего! Вы примите для вида, a въ столовой мы уже сами распорядимся.
Ковчеговъ. Провѣрять не пойдетъ.
Вихровъ. Развѣ что такъ?
Ковчеговъ. Во главу стола, конечно, предводителя посадимъ… Ваше превосходительство! На два слова…
Взялъ предводителя подъ руку, и оба, скрылись за колоннами.
Исправникъ. A спорить съ нимъ безполезно-съ. Да еще вы его споромъ раздражите, a онъ на насъ вымѣстить.
Вихровъ. Безъ ужина, что ли, оставить?
Исправникъ. Хуже-съ: постными щами накормитъ… арестантскою баландою… въ пустышку-съ.
Вихровъ. Чортъ знаетъ, что.
Исправникъ. А, что онъ вамъ хозяйничать предлагалъ, – это ничего-съ, это никому не въ обиду. Вы, все-таки, нашъ братъ, человѣкъ благородный, a вѣдь онъ могъ и эту свинью, своего прихвостня Хлопонича, посадить…
Уходятъ. Сцена пустѣетъ. Князь, прислонясь къ колоннѣ, сухо откланивается послѣднимъ уходящимъ. При немъ остается Хлопоничъ. Муфтель, вытянувшись, стоитъ въ глубинѣ, за колоннами, y входа на террасу.
Князь (тяжело идетъ). Княгиню я видѣлъ сегодня, Хлопоничъ, Матрену Даниловну.
Хлопоничъ. Съ нами крестная сила, ваше сіятельство? Можетъ ли быть-съ? Какъ же это? Гдѣ?
Князь. Разумѣется, во снѣ. Садится въ кресла на лѣвой сторонѣ.
Хлопоничъ. Во снѣ? Это, ваше сіятельство, ничего: покойника видѣть къ перемѣнѣ погоды.
Князь. Ужъ очень нехорошо видѣлъ. Пришла, голая, желтая, обрюзглая… Ходитъ кругомъ, смѣется и пальцемъ грозитъ… «Отольются, говоритъ, волку овечьи слезы».
Хлопоничъ. Панихиду отслужить надобно, ваше сіятельство.
Князь. Дуракъ. Хлопоничъ. Какъ прикажете, ваше сіятельство.
Князь. Муфтель!
Муфтель (выросъ какъ изъ подъ земли). Здѣсь.
Князь. Цереру эту мраморную… которая съ княгини дѣлана… ты изъ сада… убери.
Муфтель. Слушаю, ваше сіятельство.
Князь. Чему обрадовался?
Муфтель. Народу спокойнѣе будетъ, ваше сіятельство.
Князь. Какое же народу было безпокойство… отъ Цереры?
Муфтель. Глупые люди, ваше сіятельство. Боялись ея очень.
Князь. Боялись?
Муфтель. Пустили молву, выдумали, будто она ходитъ по ночамъ.
Князь. Ходитъ?
Хлопоничъ. Необразованіе!
Муфтель. Руки ломаетъ, стонетъ, плачетъ…
Князь. Кто слышалъ?
Муфтель. Какъ можно, чтобы слышать, ваше сіятельство? Одна пустая молва.
Князь. Да-а-а…
Хлопоничъ. Охота вамъ, Карлъ Богдановичъ, князя безпокоить?
Муфтель. Прошу меня не учить. Я свои обязанности знаю. Если господинъ меня спрашиваетъ, мое дѣло отвѣчать.
Князь. Не суйся не въ свое дѣло, Хлопоничъ… Вотъ что Муфтель: тоже тамъ въ картинной галлереѣ… Леду эту… знаешь?
Муфтель. Голую? съ лебедемъ?
Князь. О чортъ! Описываетъ еще!.. Княгининъ портретъ!
Муфтель. Слушаю-съ.
Князь. Тоже убери… Подальше.
Муфтель. Въ оранжерею можно помѣстить.
Уходитъ.
Князь. Подлецъ я выхожу передъ нею… Какая ни дура, все жена была… A я ее Ледами да Церерами заставлялъ позировать предъ художниками… на позоръ людямъ тѣло ее выставлялъ… хвастался, что хороша!.. Подлецъ!.. Охъ, Хлопоничъ! Хлопоничъ! Какая жизнь! Темная, скверная моя жизнь…
Хлопоничъ трясется.
Смолоду и до сѣдыхъ волосъ хоть бы день свѣтлый!.. Мать варварка… Отецъ… Дьяволъ былъ y меня отецъ, Хлопоничъ!.. ненавидѣли мы съ нимъ другъ друга! Замучить онъ меня хотѣлъ: на Кавказъ подъ пули упряталъ… изъ гвардіи, Хлопоничъ! Я на флигель-адъютанской дорогѣ былъ, a онъ меня – на убой, къ черкесамъ… Если бы императоръ Александръ Павловичъ не вступился, я бы отъ родителя моего нищимъ остался… Что ты трясешься?
Хлопоничъ. Я, ваше сіятельство, ничего.
Князь. Хорошо «ничего»… рожа алебастровая!
Хлопоничъ. Простите, ваше сіятельство, я этого равнодушно не могу…
Князь. Чего ты не можешь?
Хлопоничъ. Вы лучше на меня ножками топайте… А, когда вы такъ откровенно… про родителя… и себя словами обзываете… не могу!.. Удрученъ! Подавленъ!
Князь. Что значить «подавленъ»?
Хлопоничъ. Страхомъ ничтожества моего!
Князь. Боишься, что потомъ разгнѣваюсь, зачѣмъ предъ тобою каялся?
Хлопоничъ. Хи-хи-хи! И это ваше сіятельство! И это!.. A главное, что я ужъ такой – про большое слышать не могу… робкій.
Князь. Маленькая душонка видитъ обнаженное страданіе большой души – и трепещетъ. А, впрочемъ, кто это рѣшилъ, что y меня большая душа? Можетъ быть, души-то еще и вовсе нѣтъ!.. Вотъ тебѣ и штука!..
Схватился за голову.
Господи! И слова-то въ тоски обменить не съ кѣмъ!.. Холопы!
Крики за сценою. Ура-а-а-а!
Князь. Что такое?
Хлопоничъ. Гости пьютъ за здоровье вашего сіятельства.
Входить Вихровъ, за нимъ оффиціантъ, съ бокалами на подносѣ.
Вихровъ. Ваше сіятельство, общество пирующихъ гостей вашихъ поручило мнѣ выразить вашему сіятельству сердечнѣйшія къ вамъ чувства и пожеланія благъ.
Князь. Благодарю васъ, господинъ Вихровъ. Желалъ бы, чтобы слова ваши были хоть сколько-нибудь искренни. Присядьте. Не люблю, когда стоятъ. Я съ вами стаканъ выпью… охотно. Вы образованный человѣкъ… Это хорошо. Я люблю образованныхъ людей. Я когда-то самъ былъ образованнымъ человѣкомъ!.. давно! Байрона по-аглицки читалъ. Во франмасонской ложѣ молоткомъ стучалъ. Съ Пушкинымъ въ Кишиневѣ былъ пріятель. Да-съ! Теперь вотъ съ Хлопоничемъ пріятель, a былъ съ Пушкинымъ.
Хлопоничъ. Хи-хи-хи! Смѣю ли я мечтать, ваше сіятельство? Въ веселомъ расположеніи духа изволите быть. Шутите-съ.
Князь. Онъ хорошо писалъ стихи, Пушкинъ…
Декламируетъ.
Вхожу въ отдаленный покой я одинъ,
Неверную диву лобзалъ армянинъ.
Вихровъ. Пушкинъ кое-что и получше этого написалъ, ваше сіятельство.
Князь. Да? Можетъ быть… не знаю… Все равно… Ваше здоровье, господинъ Вихровъ.
Пьетъ.
Вихровъ. Ваше здоровье, князь. Живите много лѣтъ на благо общее.
Князь (улыбается). На благо общее приказываете жить? Какое же отъ меня, господинъ Вихровъ, и кому можетъ быть благо?
Вихровъ. Князь…
Князь. Кому желаете? Чортушкѣ желаете! Вы знаете, какъ меня по губерніи зовутъ? Чортушкой. Скажете: не слыхали?
Вихровъ. Нѣтъ, слыхалъ…
Князь. Стало быть, вы, господинъ Вихровъ, меня Чортушкою не находите?
Вихровъ. Князь…
Князь. Вы прямо. Я, когда съ умными людьми, не обидчивъ.
Вихровъ молчитъ.
Князь (какъ бы даже съ удовольствіемъ). Ага! То-то!.. Люди правду говорятъ… Я самъ пуще всѣхъ себя Чортушкой почитаю… Видали фигуру?
Показываетъ на портретъ отца и самъ впивается въ него ненавистнымъ взглядомъ.
Вихровъ. Красавецъ какой!
Хлопоничъ. Родитель ихній…
Князь. Я звѣрь, я Чортушка, но-кто меня сдѣлалъ такимъ? Ты, извергъ, ты!..
Хлопоничъ. Всегда это y нихъ, когда въ меланхоліи: передъ портретомъ князя Юрія часами стоятъ и кулаками имъ грозятся.
Князь. У меня сынъ есть, господинъ Вихровъ. Единственное мое утѣшеніе, что y меня есть сынъ.
Вихровъ. И прекраснѣйшій мальчикъ. Мы подружились. Рѣзвый, умненькій, чувствительный…
Князь. Благодарю васъ… Я изъ него хорошаго человѣка сдѣлаю, господинъ Вихровъ.
Вихровъ. Не сомнѣваюсь.
Князь. Воспитаю его чистымъ, какъ стеклышко. Онъ сниметъ съ меня всѣ пятна. Онъ долженъ сдѣлать для нашей фамиліи все, на что я оказался безсиленъ, по злосчастной, отравленной натуръ моей, по воспитанію подлому и по суровому ожесточенію моей молодости. Пусть онъ будетъ и уменъ, и образовать, и великодушенъ, добрый слуга своей родинѣ. Пусть онъ воскреситъ Радунскихъ для исторіи.
Вихровъ. Прекрасный слова, князь! Прекрасныя чувства!
Хлопоничъ. Ура!
Князь. Тогда и меня помянуть люди не зломъ моимъ, но добромъ моего сына: спасибо скажутъ, что я родилъ и воспиталъ такого хорошаго, не загубилъ его, какъ меня загубилъ мой старикъ…
Крики за сценою. Ура-а-а-а!
Князь (взбѣсился). Хлопоничъ! Прикажи этимъ скотамъ, чтобы молчали.
Вихровъ. Князь! Тамъ ваши гости…
Князь. Ну-съ?
Вихровъ. Удостоившіе меня выбрать своимъ депутатомъ…
Князь. Ну-съ?
Вихровъ. Думать о нихъ вы вольны, какъ вамъ угодно, но вслухъ я просилъ бы васъ лучше выбирать ваши выраженія.
Князь. Зачѣмъ?
Вихровъ. Одинъ изъ этихъ «скотовъ» предъ вами.
Князь. Такъ что же?
Вихровъ. Да, если такъ, конечно, ничего… (Муфтелю). Милѣйшій, прикажите, чтобы подали моихъ лошадей…
Муфтель. Ваше сіятельство?
Князь (очень любезно). Ночь безъ луны и темно. Вы желаете ѣхать ночью?
Вихровъ. Ночью-съ.
Князь. Не имѣю причинъ задерживать. Муфтель, проводи.
Вихровъ. Имѣю честь кланяться…
Уходитъ.
Князь. Дуракъ какой: вздумалъ мнѣ замѣчанія дѣлать. Щенокъ.
Хлопоничъ. Растетъ, сударь, дерзость человѣческая.
Князь. Вотъ они, голубчики: побалуй ихъ въ ровняхъ, уже и зазнался.
Хлопоничъ. Посади свинью за столъ, она и ноги на столъ.
Князь. A ты молчи! Не тебѣ судить… Онъ порядочный человѣкъ, a въ тебя природа всунула, вмѣсто души, поношенную ливрею. (Къ возвратившемуся Муфтелю). Отольются волку овечьи слезки… Страшно, Муфтель, нехорошо. Страшно!
Муфтель. Всѣ въ рукѣ Божіей ходимъ, ваше сіятельство.
Князь. Но говори такъ! Страшно впасть въ руки Бога живаго.
Муфтель. Осмѣливаюсь спросить ваше сіятельство: столъ для сеанса прикажете готовить?
Князь. Сеансъ?.. Да, сеансъ будетъ… Я хочу сеанса… Зови этихъ… Олимпіаду и Серафиму… какъ ихъ тамъ?
Муфтель. Слушаю, ваше сіятельство. Онъ тутъ. За колоннами сидятъ, приказа ожидаютъ.
Князь. Да, сеансъ мнѣ нуженъ, нуженъ сеансъ… Я, Муфтель, съ нею говорить буду, съ княгинею… Пусть она мнѣ объяснить… Я прямо спрошу – по-солдатски: чѣмъ она мнѣ грозила? Какимъ страхомъ долженъ быть отравленъ конецъ моей жизни?
Муфтель. Напрямикъ, по-солдатски, ваше сіятельство, чего же лучше?
Князь. Я спрошу… спрошу… Отчего моя погибель? Спрошу.
Погружается въ глубокую задумчивость. Олимпіада и Серафима вошли.
Муфтель (тихо). Дѣвки! На совѣсть вамъ говорю: врите князю, что хотите, только веселое. Въ немъ черная меланхолія расходилась, давно такимъ не помню: самъ на себя не похожъ.
Хлопоничъ. Дѣвушки! помните: я съ вами по чести… Сережки отдалъ, бархатъ на платье отдалъ, сто рублей отдалъ…
Олимпіада. Не безпокойтесь: имѣемъ свою совѣсть…
Серафима. Очень хорошо знаю: въ первую очередь, какъ князь бумажку съ вопросомъ подъ шандалъ положить…
Олимпіада. Ужъ будьте благонадежны: сколько ни спроситъ, на все одинъ отвѣтъ, взять!
Серафима. Взять! взять! взять!
Князь (очнулся, увидалъ Хлопонича съ Олимпіадою и Серафимою). Ты что здѣсь? Мнѣ лишнихъ не надо.
Хлопоничъ. Ваше сіятельство, извините великодушно. Осмѣлился замешкаться… Ожидалъ, пока изволите изъ задумчивости выйти, чтобы напомнить: не забыли ли о дѣльцѣ моемъ?
Князь (идетъ къ столу для спиритическаго сеанса). Помню, братецъ… Спрошу.
Хлопоничъ. Въ первую очередь обѣщались, милостивецъ?
Князь. Въ первую, въ первую…
Хлопоничъ. Въ самую первую, ваше сіятельство?
Князь. Въ первую… сказано!
Хлопоничъ. Чувствительнѣйше благодарю.
Хлопоничъ уходитъ, подмигивая дѣвкамъ, и изъ-за колонны показываетъ имъ указательный палецъ, какъ цифру одинъ.
Князь подозрительно глядитъ на дѣвокъ. Анъ врешь. Не въ первую. Вы, можетъ быть, перешептались тутъ… Не до деревенекъ мнѣ. Сперва судьбу свою узнать, a потомъ уже мірскія дѣла… Вслухъ: Садитесь вы. О, Господи! Господи! Господи!.. Садитесь! сколько разъ повторять? Муфтель! Притуши свѣчи…
Муфтель гаситъ свѣчи всюду, кромѣ верхней люстры и канделябра въ глубинѣ сцены y колоннады, и, по знаку князя, ставитъ предъ нимъ на столъ тяжелый, высокій шандалъ. Тишина. Олимпіада притворяется спящей.
Князь. Спитъ?
Серафима. Завела глазки.
Паузa. Тишина.
Князь. Готово?
Серафима. Какъ мертвая.
Князь. Княгиня Матрена Даниловна! Если добрый и кротки духъ твой витаетъ въ земной сферъ, если справедливый гнѣвъ твой пересталъ горѣть противъ меня, окаяннаго, то удостой подать знакъ, что ты слышишь меня и согласна отвѣчать мнѣ…
Пауза. Сильный таинственный ударъ, точно ударъ кости о кость.
Князь. A-а-а-а… Княгиня Матрена Даниловна! Это вы?
Ударъ.
Князь. Не вѣрю… Можетъ быть, шаловливый духъ издѣвается… Шутка. Недоразумѣніе… (Серафимѣ). Ты спроси.
Серафима. Я-съ?
Князь. Ты, ты…
Серафима (вскочила). Ваше сіятельство, княгиня Матрена Даниловна, это изволите быть вы-съ?
Князь. Зачѣмъ ты встала? Все испортила! Какъ ты смѣла встать?
Серафима. Какъ же я смѣю сидѣть предъ княгинею? Онѣ госпожа наша.
Князь. Дура! все испортила.
(Садится.)
Серафима. Они отвѣтятъ. Ничего-съ. Все равно-съ. Онѣ отвѣтятъ.
(Три удара.)
Князь. Да… да… да…
(Ударяешь кулакомъ по столу.)
Вѣрю… Нельзя сомнѣваться. Все подтверждено. Вѣрю! Матрена Даниловна! Дозволишь ли ты спросить тебя? Очень нуждаюсь въ совѣтѣ твоемъ. Отвѣтишь ли на вопросъ, который я пишу!
Пишетъ. Ударь.
Да? А-а-а-а… Какимъ знакомъ отвѣтишь ты мнѣ?
Удары быстро сыплются, какъ дробь.
Серафима. Духъ требуетъ азбучку-съ… и музыку…
Князь. Муфтель! Заведи органъ…
Серафима. Посмотрите, какая піеса, Карлъ Богдановичъ, a то прошлый разъ запустили: «Крамбамбули», духъ принялъ за насмѣшку и отлетѣлъ съ неудовольствіемъ.
Муфтель (смотритъ валы). «Какъ мать убили» изъ оперы «Жизнь за Царя», сочиненіе Глинки.
Князь (вздрогнувъ). Мать… Убили?.. Что ты нарочно выбралъ?
Муфтель. Никакъ нѣтъ. Слѣдующій номеръ по реестру. Прикажете перемѣнить?
Князь. Не надо… Какое совпаденіе!.. Да, вѣрю, Матрена! Ты здѣсь… Это – ея упрекъ… жалуется… намекаетъ… Ну, виноватъ! каюсь! виноватъ!
Духъ стучитъ неровно и будто сердито.
Серафима. Гнѣваются; что заставляете ихъ ждать.
Князь. Сейчасъ, сейчасъ… Подожди, Матреша.
Органъ играетъ: «Какъ матъ убили», князь прячетъ свою записку подъ шандалъ и берется за азбучку.
Князь. Матрена Даниловна, удостой: я жду отвѣта…
Органъ играетъ. Спиритическіе удары выколачиваютъ сперва тактъ, потомъ синкопы къ мелодіи. Князь слѣдитъ по азбукѣ.
Князь. Земля… я… твердо… ерь…
Стуки прекращаются.
Ну? Дальше? Ну?
Духъ молчитъ.
Больше ничего?.. Земля… я… твердо… ерь… Зять?.. Гмъ!.. Зять?
Въ недоумѣніи третъ себѣ лобъ, потомъ приподнимается, съ широко открытыми глазами.
Постой… постой… А-а-а? Вотъ оно что? Понимаю!.. Вотъ оно съ какой стороны?… Такъ, такъ!..