Czytaj książkę: «Карго поле», strona 3

– Ну сказывай, Даниил – княжий ослушник, пошто* Князь Юрий разгневался на тебя, за какие вины аж сюда отправил? – князь остро взглянул на подошедшего.

– Про вины мои, княже, ты у Юрия и спроси. А дозволь и мне спросить, ведомо ли тебе слово Которосль?

– Ведомо. А ведомо ли тебе, человече, какое слово я должен ответить?

– Ведомо, реки, княже.

– Клязьма.

– Здрав буди, князь белозерский Вячеслав. Ведаю, что просьбицу мою ты в ум взял и выполняешь со всем тщанием. Мой человек Даниил прозвищем Заточник тебе грамоты нужные передаст и словами все обскажет. Его слово – мое слово, как бы я сам говорю. Тако велено князем Юрием обсказать тебе. А вот и грамота от Святополка Мстиславича новгородского, в коей князь указывает новгородцам препон твоей дружине на Онеге не чинить и дать путь чист до самого Дышащего моря и обратно. А буде возжелаешь где градец малый срубить – то дозволяется, но не более одного. Вот грамота от господина моего князя Юрия, в коей указано тебе, княже, подыскать место для града невеликого, град срубить и малую дружину там посадить. Ежели же доможирич новгородский станет препоны чинить тебе в делах сих, то князь дозволяет деять сильно. А то ведь сам, княже, ведаешь: – холоп без хозяйского пригляда себя мнит равным господину.

– Неужто? Доможирич новгородский – холопского звания?

– Истинно. Холоп* архиепископский. Владыко новгородский, дабы смуту среди бояр не множить, принудил всех согласиться, что доможирич из его рук ставится.

– И бояре стерпели? Что-то не верится.

– А им все равно, ибо с того погоста на кормление князя с дружиной дани идут, боярской доли там нет.

– Хм…жирный кус для князя. Жемчуг в реках попадается, про зверя да рыбу и гутарить нечего, так ведь на Дышащем море…

– А вот морской промысел в кормление не попадает, то исконно новгородская доля.

– Ну тогда не столь и лаком кус сей. А что князь Юрий тебе повелел, когда грамоты мне передашь?

– Повелел с тобой идти в поход, все, чему буду видоком*, описать и ему потом привезти. Но не надзирать за тобой, княже, не сомневайся. Задумал Юрий дело небывалое: Онегу-реку и Обонежье по тихому прибрать к рукам. Дело это небыстрое, но нужное. Сам ведаешь – половцы спокойной жизни в порубежье* не дают, смерды бегут на полночь. Князья киевский, черниговский, переяславский, да и рязанский от того в гневе великом, ибо в некоторых городках и живут только псари да половцы*. Требуют смердов тех имать и на прежние места возвертать. Вот князь Юрий и удумал убеглых куда подале отселять, чтобы и слуху о них не было.

– Дельно Юрий замыслил. Ежели смердами-русичами здешних чудинов, весян да емчан разбавить, глядишь, и эти начнут нашим побытом жить. И крестить, крестить всех надо, без понуждения, но настойчиво.

– Пото к тебе и монахи посланы, осмотреться да прикинуть – что да как. Поди, немало еще по лесам русичей-нехристей таится?

Князь вдруг сгреб Даниила за ворот рубахи и, притянув к себе, злым шепотом выдохнул ему в лицо:

– А вот русичей-язычников – не трожьте,без них мы много чего не узнаем, да и потеряем немало. Не вразумил их еще Господь, не просветил светом Истины, так не нам, грешным, их к лицемерному крещению понуждать. Забудь. Понял ли?

Надо сказать, что Даниил и в лице не переменился, и никак не попытался высвободиться, пока князя не дослушал. А дослушав, вдруг неуловимо быстрым движением освободился от хватки.

– Понял, княже, и согласен с тобой. Никакой ябеды от меня про язычников не будет, ни князю моему, ни епископу. Ты прав. Пусть между вами и чудью будут посредниками русичи-язычники.

– Они себя родянами величают, бо от бога Рода сотворены. Он у них верховный, а требы кладут Волосу да Макоши. Ну знают еще Перуна, дочь его Магуру. А кое-какие ихние боги – взаправду на демонов похожи. Ты про Купалу слыхал?

– Слыхал. На Купалу язычники и в Суздальской земле игрища свои творят, через костры скачут парами, купаются голышом. Девки венки по воде пускают…да много чего творят.

– А как у ваших самого Купалу представляют?

– А вьюношем прекрасным со свирелью. Вьюнош сей на рыжем коне босой и без стремян, с венком на голове скачет.

– Вот! А здешние русичи, кои роды свои от варягов Синеусовых ведут, его не Купалой, а Кополой кличут. Он у них тоже молодой, но седой как старец. И конь под ним белый. Ездит он голышом, только волчья шкура на нем. Через одно плечо тул со стрелами и лук в налуче, через другое – гусли. В полнолуние, когда навьи чудища выходят из Нави в Явь, Кополо в ночи выводит волчьи стаи на охоту на нечисть. И нечисть его и волков боится. Мне про то Радивой рассказывал. Их род давно Христа принял, но слышал я, что как-то раз приезжие дружинники его не Радко, а Войко звали. Вроде как и он из тайной дружины Кополы. А воин – первейший! По ратному искусству да по опыту давно бы полусотником был, но отказывается. Я, говорит, княже, тебе и так послужу.

– Про такое я не слыхал ни раньше, ни сейчас, княже. Ты поведал мне, как рыбу ловят на здешнем озере и сколько могут дани рыбой той давать.

– Верно ты все понял, Даниил. А понял бы неверно…

– Вот только грозить мне – лишнее. Ты, княже, свою заботу имеешь, а я свою службу правлю. Аз, грешный, написал два «Слова» своему князю, пускай бояре почитают да и поверят, что в опале я. Ну а за князем служба не пропадет. Глядишь, и через некое время объявлюсь где-нито .

А сейчас дозволь, княже, удалиться, а лучше прикрикни на меня, без гнева, но построже. Навроде как опальному дозволяешь вины свои в походе искупить, но жаловать меня не собираешься прежде времени.

– Ну добро. Ступай, ступай! – громко приказал князь, – покажи ратную свою справу моему десятнику, да служи, коль напросился. Поди!

– Слушаю, княже, – поклонился Даниил князю, – сей же миг справу явлю Ярополку.

А солнышко уж и к закату покатилось, вот-вот скроется за далеким берегом, который едва виден, а кое-где и совсем не виден. Немалое озеро Лача, поменьше Белого, но и тут простору много. Вот на восходе на видимом берегу показались частокол да башенки галатского селища. Все спокойно – ни шуму, ни дыму, видать, не захотели весины остроту бронзовых мечей кельтов проверять. Ну и то добро. Скоро и речное устье покажется. Широка река Онега, не сразу и поймешь, где все еще озеро, а где уже река. Но тут из-за мыса парус показался – то галатская малая ладья с семеркой воинов, не иначе. Так и есть: – галатские воины в клетчатых плащах-накидках, с овальными щитами, подошли к ладье князя. На носу встал коренастый воин.

– Наши приветствия тебе, могучий князь! По слову наших старейшин идем с тобой в твой поход, дабы видел ты нас в битве, дабы узрел воотчию нашу отвагу и верность тебе. Говорю я, Вторак Ершов сын.

– Радостно на душе видеть столь храбрых воинов, да к тому же и вежество* явивших. Уж не сын ли ты Ерша Ершовича?

– Так и есть, второй сын, потому имя мне по вашему – Вторак. Прошлым летом, когда мы тоже отбивали набег чуди, я принес две отрубленные головы наших общих врагов домой – весина и емчанина.

– А разве емьские воины в набег тоже ходили? Мы их ни среди убитых, ни среди плененных не видели.

– То они до вас не ходили, они с весинами нам пришли долг крови вернуть. На восход отсюда есть река, не малая, но и не великая. На ней стоит малый градец, в коем люди вашего языка живут, однако, требы старым богам кладут. В честь своего Волоса они реку эту зовут Вол-га*, дорога к Волосу. Некие наши молодые там себе невест подыскали, пошли сговариваться о свадьбах, а тут с Няндомского кряжа ватага татей и налетела: – весины, емчане, чудины, сумь…всякой твари по паре.

Русичи их достойно копьями встретили да мечами попотчевали, ну и наши удальцы, дабы перед нареченными невестами не опозориться, с одними ножами да луками некое число татей побили, как раз емчан.

– С ножами и луками?

– Так ведь не на войну шли, женихаться. А было то два лета тому назад. Вот емские мужи и пришли долг вернуть. Только, как у вас говорят, пришли по шерсть, да ушли стрижены.

– Что же, никто еще ваших воинов трусами не называл. Скажи-ка, Вторак, мы уже на реке, или еще на озере?

– В самом устье, княже. Недалече отсюда, версты три, место есть – называют Горка. Там люди разного языка живут, дань никому просто так не дают, а только ежели за данью оружно приходят. Однако, между собой мирно живут.

Услышав эти слова, подошел поближе Никола-торк и, дождавшись окончания речи Вторака, произнес:

– Дозволь спросить, княже – будем ли приставать к берегу на Горке или мимо?

– А что тебе за печаль?

– Живет там сестра побратима моего Лучка, мужа ее вода озерная взяла, не успели и деток народить. Сговаривался я с Лучком, жениться на ней собирался, да никак не мог собраться к ней наведаться.

– Добро. Так и быть, пристанем на ночь, поглядим, что за Горка.

Рыбкой копченой в дорогу подзапасемся. А из утра дальше пойдем. Чуется мне, что никого нам искать не придется, кто хочет – сами нас найдут. Течение, хоть и слабое – да все попутное, парус на такой шири тоже не стали спускать, и когда на закате солнце коснулось горизонта, ладьи причалили к левому берегу, где почти у самой воды стояло с десяток изб и столько же сараев.

– А и правда, вроде горка, только невелика, – обратился к князю Ярополк, – да и селище невелико. Вон, вроде как и встречают.

К причалившей прямо к берегу ладье подходило с разных сторон человек десять. Кого там только не было! Но первыми шли пошатываясь, в обнимку, двое: – один типичный новгородец, однако, не смерд, а какой-то ухорез-ушкуйник*, о чем ясно свидетельствовала далеко не новая и грязноватая зеленая шелковая рубаха и добротный нож-косарь* на поясе. Шапка на молодце была кунья, а серьга в ухе – серебряная. Второй, высокий, смуглый, со светлыми волосами, завязанными в хвост, был еще живописнее. Кожаные штаны, спущенная с одного плеча замшевая рубаха, на шее – крест и волчий клык на тонкой серебряной же цепочке, короткий, в полтора локтя, меч на боку. Все тело изукрашено синими узорами татуировок и белесыми шрамами. Воин племени емь, ушедший от своего народа.

Подойдя к ладье, они остановились, как будто впервые увидели чужой кораблик, огляделись по сторонам.

– Глянь, Коготь, каких к нам гостей река принесла! – воскликнул русич, – никогда таких тута не бывало со стороны озера. Што за люди такие? Пошто до нас пришли?

– Скажут, – спокойно произнес емчанин Коготь.

– А что на берег не выходят? Поди, ты своей размалеванной рожей перепугал их, ась?

– А вот я сейчас так испужаюсь, что мало вам не покажется! – и с борта спрыгнул Радивой, – кто тут такой спьяну гундосит непотребно?

– Ишь, молодечь, каков, – с новгородским выговором произнес русич, – прям ежа да голой ж… напужааал! А ну сюды поди! На-ко, подержи! – снял с себя пояс с ножами и отдал емчанину. Сам же пригнулся, выставил вперед кулаки.

– Не испужался еще? – глумливо спросил Радивоя. Тот не ответил, а шагнул вперед каким-то плавным шагом, подняв руки на уровень пояса. И вдруг прямо с места прыгнул, левой ладонью влепил новгородцу хорошую затрещину, а когда того швырнуло в сторону, правой как клещами сжал ему горло. Новгородец попытался, молотя кулаками, достать Радивоя, но почти сразу прекратил эти попытки и поднял руки. Радивой сразу выпустил своего противника из захвата.

– Пошутковали – и будя! И чего тебе неймется? Вроде не отрок давно, а все лезешь силушкой меряться, Мирон. Пора бы уж зарубить на носу, что кметь не по зубам ловцу. Иль ты опять в ушкуйники подался?

– Да ну тебя, Войко, вечно ты верх берешь. Хоть бы по дружбе разок поддалси. Уважил старого знакомца. Вон Коготь – и тот тако мыслит.

– Ты все время за меня баять норовишь, – укоризненно произнес Коготь на чистом русском, – а ведь у меня свой язык есть. И своя голова на плечах. Здравия тебе, Войко. Далёко ли собрался и с кем?

– Куда надоть – туда и идем с князем нашим.

– Неужто сам Вячеслав белозерский тута?

– А то!

– Ооой ёёё… – оба, Мирон и Коготь, отступили назад и спрятались за спины троих солидного вида мужей, шагнувших вперед. Как только они подошли, как по сигналу с ладьи были спущены сходни, и на них вступил князь.

– Здрав буди, княже! – громко провозгласил тот, что был в середине, – путем-дорогой здравствуй.

– И вы здравы будьте, люди добрые. Сказывайте, как живете-можете?

– Так, княже, сойди на наш бережок с воями, мы котлы под уху греем, скоро и ушка* добрая поспеет. Переломи с нами хлеб, не погнушайся трапезой с людьми простыми. А там и сядем рядком да поговорим ладком.

– Добро. Ты у них набольший? Как зовут тебя?

– Нету у нас набольшего, все на вече решаем, да дела меж собой делим. Я вот народом поставлен переговоры всякие вести, а это – видоки, чтобы потом обсказать народу о разговоре безо лжи. А зовут меня Тарас, а прозвищем – Порог.

– Занятное прозвище. Отчего так прозвали?

– Так шуму от меня много, гласом Господь таким наградил, гремит как порог на Онеге.

Князь повернулся к Ярополку и вполголоса отдал несколько распоряжений. Порог разобрал только « по трое на ладью» и « сменить молодцов, чтобы поснедали»*

Дружина сошла на берег, всей ватагой повалила в центр селения, где между домами горели костры, от котлов на кострах шел пар и тянуло запахом вареной рыбы. У котлов суетились какие-то люди, помешивая варево, добавляя в него какие-то травы, резаную репу Вскоре котлы были сняты и установлены прямо на земле, а вокруг котлов уселись вперемешку и гости, и хозяева. Какое-то время царило молчание, все насыщались. Уха и вправду была хороша. Наконец князь, сидящий в окружении монахов и Даниила, облизал ложку и убрал ее в чехол на поясе.

– Спаси Христос, повечеряли знатно, вот только как в реку вошли – так уж и в походе, а в походе хмельного нельзя. Так что не взыщи, Тарас, бочонок малый меду я тебе в дар поднесу, выпьете потом за нашу удачу в походе.

А теперь поведай мне без утайки, какие вести по реке плывут мимо вас? Что слышно про чудь, будут нас оружием встречать или в леса с реки уйдут? Мне ведомо, что летние стойбища ихние на местах впадения рек, на мысах стоят. Рыбу, поди, на зиму заготовляют?

– Так, княже. Они может и ушли бы в лесные селища, да рыбы надоть много наловить, а доможирич передал ихним старейшинам: – не будет рыбной дани – мехами вдвое возьмет.

– Ах морда холопья! Этак он их на войну с нами толкает!

– Истинно! Самому ему противустать вам пошто-то нельзя, так он чудинов на то подбивает. Идут к нему роды с Кены-реки да с озер Мошинских.

– А тати с Няндомского кряжа?

– Не ведаю, но, мыслю, не придут. Их русичи с Волги потрепали по весне, пожгли аж два острожка. Рубеж установили по Нименьге-реке, поставили острог и назвали Конда.

– Кон да…рубеж. Лепо. Вот скажи мне, Тарас, почему реку невеликую вроде Волгой зовете? Али она больше Онеги? Я видел Волгу не раз, с две Онеги шириной.

– Так ведь нехристи, княже, любую реку Волосовой дорогой зовут. Вот и Волга.

– Ну пущай зовут. А емьские мужи у вас часто гостят?

–Редко, княже. Они своей рекой Емцей на Двину к новгородцам да биармам ходят. А у нас кто-то им сбрую воинскую продает, не в селище, а в лесу недалече. Хотели имать, да те купцы так стрелами вдарили, что мы двоих схоронили. Больше не суемся. Да и продают мало, два-три копья, да пару топоров зараз, не боле.

– А доспехи?

– Вот не ведаю. Коготь со своими перемолвился – вроде нету броней, а шеломы были.

– А что за человек этот Коготь?

– Про то ты лучше своего Радивоя спрашивай, Коготь баял, что давно они знакомы. И Мирон тоже. Да ты не сомневайся, емьские в войну не встрянут, они с пермяками сцепились, все их лучшие воины на восход ушли.

– Ох, велика тут землица! Еще и пермяки какие-то живут. Поди, и еще есть неведомого языка люди, – проговорил Даннил.

– Добро, Тарас. А вам чудь обид не чинит? Не зорит промыслы?

– Бывает, что и зорит. А могут и в лесу встретить. Пропадают люди иной раз, но редко. Тут еще с заката иной раз сумь набегает, а они совсем не нашего обычая люди. И сбруя у них железная. Да народец у нас тоже непростой, сами кого хошь…ну ты видел Мирона, а и остальные не лучше…или не хуже, как поглядеть. Новгородцы ходят раз в два лета, но мы для них не добыча, мелковаты. Снедь иной раз прикупают, так платят серебром.

– Вижу, непростые вы люди, только не пойму – кем вам лучше со мной быть? Друзьями или ворогами? Делить вроде нечего, в набег на нас идти – у вас сил не хватит, а пакостить мелковато как-то. Думаю, нехай будет как было, помыслю о том на досуге.

– Помысли, княже. А по мне бы так любо было бы под твою руку идти, коли обычаи наши не порушишь.

– Мыслишь, при княжеской власти в вятшие* люди выйти?

– А хоть бы и так! Я муж статочный*, ежели и хуже того ж Ерша или Чурилы, то ненамного. Могу при нужде и дружину свою собрать. Да и еще таких двое есть. Надоело от воли горлопанов на вече зависеть. Под твоей рукой спокою больше.

– Помыслю о том. А теперь давай почивать, ночь на дворе.

Утром дружина стала грузиться на ладьи, готовясь к отплытию. Кое-кого и провожать пришли. Никола-торк стоял в обнимку с своей нареченной, которая время от времени вытирала концом плата глаза и никак не хотела высвободиться из объятий и дать молодцу взойти на ладью. Совсем по другому провожали Радивоя Мирон и Коготь, хохоча, хлопая по плечам, сыпали солеными шуточками так, что Даниил подвинулся к ним поближе и старался не пропустить ни одной колкости. Князь чинно простился с Тарасом и другими мужами и взошел на борт. Тут и Никола, наконец, отвел от себя руки любимой и птицей взлетел на ладью. Весь караван потянулся по течению на полночь.

Слова, помеченные звездочкой

Свидь – река в современной Вологодской области, соединяющая озеро

Воже и озеро Лача в Архангельской области.

Кметь – профессиональный воин, дружинник.

Прапорец – небольшой флажок на копье или само копьё с флажком.

Лача – озеро в Каргопольском районе Архангельской области, из которого берет начало река Онега. Самый крупный пресный водоем в области.

Кельты – близкие по языку и материальной культуре племена индоевропейского происхождения, в древности на рубеже до нашей эры населявшие обширную территорию, некоторые племена кельтов селились сред славян (голядь).

Галаты – кельтский союз племен, у ряда античных авторов название «галаты» распространяется на всех кельтов как синоним галлов.

Княже – форма слова «князь « в звательном падеже, существовавшем в церковнославянском и русском языках. Примеры: – друже, отче,сыне и т.д.

Весские, весь – прибалтийско-финское племя, от которого происходят вепсы и частично карелы. Племя занимало территорию

Межозёрья: между озёрами Нево, Онего и Белым и далее на юг.

Сумские, сумь –  название прибалтийско-финского племени суоми, заселившего в начале 1-го тысячелетия н. э. юго-западное побережье современной Финляндии. Родоначальники финнов.

Баять (местн.) – говорить.

Биармы – биармцы или бьярмы – народ, скорее всего финского происхождения, жители Биармии. По сообщениям викингов, бьярмы говорили на языке, похожем на язык «терфиннов» («лесных финнов»), ныне неизвестном. Принято считать, что это – древнее дославянское население среднего и нижнего течения Северной Двины.

Хотеновичи – часто дружинники боярина назывались и называли себя по имени своего вождя, в данном случае Хотен – Хотеновичи.

Оттуль(местн.) – оттуда.

Бачко(местн.) – сокращенное «батюшко», обращение к отцу. Автор застал употребление этого слова в деревнях Каргопольского района в 60-70 годах прошлого века.

Торк , торки – одно из тюркских племен, часть средневековых тюрков-огузов, кочевавших в причерноморских степях (южнорусских степях^[1]), между Доном и Днепром в X—XIII веках. Служили киевским князьям как пограничная стража.

Гридень – княжеские дружинники, телохранители князя (IX—XIII века).

Гридница – изначально помещение, где жили гидни, позже – неотапливаемое помещение, где князья задавали пиры.

Молодечная – казарма для молодых неженатых дружинников, не имеющих своего дома или находящихся на казарменном положении.

Нурманы (норманны) – буквально люди севера, здесь – норвежские викинги.

Сполох – тревога. Сохранилось производное – всполошиться.

Вечор(местн.) – вчера вечером.

Братан(устар.) – двоюродный брат.

Полдень – юг, полночь – север. Соответственно, закат – запад, восход – восток.

Черная смерь – чума.

Папежники – католики, подчиненные римского папы.

Цистерианский орден – католический монашеский орден, в ХII веке уже проникший в Швецию.

Сулица – короткое метательное копье, дротик.

Табан – сорт персидского булата очень высокого качества.

Воин Трояна – воин в возрасте от 40 до 60 лет.

Ратовище – древко копья.

Морок – наваждение.

Исус – именно так, с одной И писалось имя Христа до никоновской реформы в XVII веке. СЧейчас так пишут и читают старообрядцы.

Китоврас – кентавр, иногда с крыльями, из русского фольклора.

Дикая вира – неоговоренная, произвольная сумма, взимаемая в качестве штрафа.

Нехай – пусть. Слово из южных диалектов, но наш герой в юности провел два-три года в Киеве.

Надь (местн.) – надо.

Гандвик – в скандинавских сагах название морского залива, на берегах которого расположена Биармия («страна Бьярмов») – цель торговых и грабительских походов древних викингов. Архангельские поморы так называли Белое море(иногда).

Остров Эрина – Ирландия.

Каледония – Шотландия.

Даньщик – чиновник, отвечающий за сбор дани и собирающий ее.

Погост – изначально – место, где княжеские гости ждут, когда местные привезут им дань для князя. Гостят на полном содержании из местного бюджета.

Доможирич – новгородский администратор, ответственный за сбор дани и отправку ее ив Новгород, в данном случае в Поонежье.

Стрелище – или перестрел, – примерно около 225 метров.

Опружить(местн.) – опрокинуть.

Пресвитер – Дионисий Ареопагит называет пресвитера «совершителем», «потому что он совершает священнодействия (причащение, крещение и благословение), хотя и не имеет права передавать благодать священства, то есть не может поставить другого

священника».

Гутарит (южн.) – говорит.

Козлы – в данном случае конструкция из жердей, на которую можно укладывать доски, снятые с петель двери, щиты и другие предметы, чтобы получился временный стол.

Бурак(местн.) – корзина из щепы.

Братина – Старинный большой шаровидный сосуд, в котором подавались напитки для разливания по чашам или питья вкруговую.

Стрельцы – те, кто стреляет, в том числе и из лука. Лучник – это тот, кто луки делает.

Пировать в блюде – на пиру пользоваться одной тарелкой на двоих, признак дружбы и доверия.

Пошто(местн.) – зачем.

Холоп – в Древней Руси холопы составляли весьма многочисленный социальный слой. Несмотря на зависимое положение, их жизнь не всегда являлась чередой тягот и лишений. Напротив, некоторые свободные люди по разным причинам сами просились в холопы к господам. Холопы делились на две категории:

страдные люди – ремесленники и хлебопашцы, работающие на господина;

приказные люди – слуги, ключники, тиуны (управляющие), представители сельской администрации и т.п.

Видок – свидетель.

Порубежье – пограничье.

Псари да половцы – живут в городе княжеские слуги и мирные половцы, а остальное население либо угнано в рабство, либо в бегах.

Вежество – вежливость, знание этикета.

Вол-га – Автор на старых, XVIII века, картах, обнаружил, что междуречье Онеги и Волошки (крупный правый приток Онеги) называлось Волгская волость. Житель деревни Усачево это подтвердил. Автор нашел аналогию: Волгский (Волжский) казачий полк. И назвал Волошку Волгой полуночной. Фэнтези.

Ушкуйники – новгородские пираты, преимущественно речные, далеко проникали на север и восток, тем самым содействуя расширению разбойничьей торговли и колоний Новгорода. Ушкуй – речной или

морской корабль определенной формы и судоходных качеств.

Косарь – большой нож, сделанный из обломка косы.

Ушка(местн.) – уменьшительно-ласкательное уха.

Поснедать – поесть. Снедь – еда.

Вятшие – лучшие, знатные люди.

Статочный – состоятельный, небедный.