Миша пытался успокоить, завести в хижину. Гнев тряс меня, резче осеннего ветра срывающего последний листок с дерева. Злой, пьяный язык ненависти похож на животное, попавшее в капкан. Не размышляя о последствиях, испытывает все возможные средства, что бы вырваться наружу. Исчерпав ругательства, навалился всем корпусом, завязалась короткая борьба. Оттолкнув его что было сил, я остался наверху.
Пуф! Донесся слабый звук, от куда-то снизу.
Выбравшись через два дня к близлежащей деревушке, мне посчастливилось найти помощь. Не имея мужества признаться, представил произошедшее событие как несчастный случай.
– Позже при расследовании причины крушения, возле остатков самолета был найден портфель твоего отца. Его передали мне и это единственное что я смог привезти оттуда.
Совесть точно древесный червь поедала сердце годами, не давая забыть о совершенной мной подлости. Я упорно молчал, чувство страха, жажда тепла и любви имели надо мной всеобъемлющую, непреодолимую власть.
– Жизнь обмануть нельзя. Она не позволяет делать с собой таких шуток, наказывая за дерзость наглецов.
Думаю, меня она просто проглядела. По ошибке естественно. Спохватившись только недавно, выдала заслуженную кару целиком. – Сейчас, кажется, столько не успел, не додал вам.
– Эх, Макарушка, к сожалению прошлого не вернуть.
– Я безмерно благодарен судьбе за минуты, проведенные с вами. – Береги маму!
Макар смял письмо.
Оставив машину у больницы, взял такси. Не доехав пары сотен метров до дома, попросил притормозить автомобиль. Опустив отяжелевшую голову, молча поплелся в знакомом направлении. По асфальту заколотил частый, крупный дождь.
– Как жить с этой правдой? – Что сказать маме? – Во рту пересохло. Мысли точно облитые смолой, загустели.
Ввалился в квартиру. Не сняв ботинок, растягивая за собой мокрые следы, устало побрел на кухню. В реальность вернули мелодичные звуки. Неспешно влетающие в коридор, они точно тополиный пух кружили под потолком.
– Странно, три утра и музыка играет! – Подумал Макар, бросив взгляд на ручные часы.
На пути к спальне тут и там беспорядочно валялось белье Полины. Наступив на ее ажурные трусики, Макар прислонился ухом к белому, матовому стеклу. За высокой, деревянной дверью слившись в единое, звучал томный ритм мужского и женского дыхания.